Великий нефритовый путь
Глава 7
Дневник лейтенанта Белкина
Вигдор осторожно открыл папку. Толстая кипа пожелтевших страниц, усеянных бисером буковок. Ровные строчки, прекрасный почерк. Казалось, что писались они не на привалах во время вынужденных остановок или отдыха, а за письменным столом в тиши кабинета. Дневник вёлся карандашом – чернилами в таком сложно путешествии писать опасно – сильные дожди, постоянные переходы речек вброд могли уничтожить записи.
«30 июня. Пароход «М. Иннокентий» доставил первую партию к месту начала работ на 214 версту от устья р. Верхней Ангары до устья р. Нирундукан – от этого места начинается оленья тропа, выходящая на р. Чуро в 10–15 верстах от её устья.
В 8 часов будил команду, после завтрака поили коней. Конюх Жуков доложил, что он недосчитался 9 коней. Послал проводников, конюхов и четырёх человек команды искать их. С остальными людьми собрал парусинную шлюпку, попробовал её на воде, оказалось, что она более двух людей не поднимает и на сильном течении её несёт. Затем команда облаживала сёдла, пришивала к ним потники из кошмы.
Расчистили место для астрономического пункта. Сварили сало с нафталином для смазки коней против оводов и мошки. В 2 часа привели шесть коней, они ушли вёрст за 15 в тайгу, несмотря на то, что передние ноги их были опутаны. В 4 ½ нашли ещё одну лошадь – она упала в канаву и чуть не задохлась, её нашли еле живую. При врывании астрономического столба оказалось, что на глубину 1 ½ аршина[18] идёт слой мёрзлой почвы. В 6 часов привели остальных двух коней…
…Сегодня убедился, что рассказы о комарах и вообще о всём гнусе – нисколько не преувеличены: трудно передать то состояние, в которое приводят эти ужасные насекомые.
1 июля. Команду будил в 6 часов. После завтрака взял всю команду и пошёл устанавливать на летнюю стоянку плот (барказы)… В 10 ¼ часов установили барказы, завели под них брёвна и укрепили концы за деревья. В 12 часов вернулся в лагерь и дал команду обед.
В 6 часов дал команде ужин. Пришли на берестянке два тунгуса, привезли осетра весом в 37 фунтов[19]…
В 9 часов команда после молитвы легла спать.
2 июля. Команду будил в 5 часов, после завтрака переправился на другой берег Ангары в парусной шлюпке для измерения базиса и разбивки реек. В 3 часа снова переправился к базису, сделал съёмку части берега. Ночью были разбужены сильным лаем собак – оказалось, что на той стороне, где базис, разгуливала медведица с медвежатами.
3 июля. Команду будил в 5 часов. Идёт дождь. Навьючил коней. Первый опыт был очень труден; первым делом пришлось провозиться с одним конём – с молодым жеребцом – для того, чтобы его завьючить – потребовались усилия всей команды. Затем с остальными конями началась настоящая пытка – пока вьючили одну, другие навьюченные ложатся на землю и сваливаются тюки, этих поднимешь, другие делают то же самое. Первый опыт вьючения продолжался с 8 часов до 1 часа. В час караван тронулся в путь под командой фельдшера.
Послал караван вперёд, а сам сзади пошёл со съёмкой. На первых же шагах встретились препятствия, благодаря которым надо решить, каким образом вести работу. Препятствия эти были: 1) глухая тайга, в которой на расстоянии 10 шагов невозможно было сделать отчёт на рейке, а высота дерев закрывала все приметные возвышения; 2) огромные болота и трясины, по которым идти с вьючными конями представляло серьёзную опасность. Проводник сообщил, что такой путь тянется на 90 вёрст – следовательно, большую часть всего пути, – времени же у меня было на всю работу и на возвращение два месяца (по запасу провизии). Условия все были таковы, что, казалось, другого способа, как идти с маршрутной съёмкой, по возможности обходя болота, – нечего было и думать выбирать. Однако цель самой экспедиции – выяснение возможности проводки колёсной дороги – заставило меня признать такой способ работы весьма неудовлетворительным, и я решил выбрать другой способ… Я решил вести просеку шириной 2–3 сажени, обходя ею все трясины и болота.
Комары и мошки приводили в отчаяние. По дороге пришлось всё время подбирать потерянные вещи. Караван нашёл в полном развале – одни лошади навьюченныя, другие без вьюков – вьюки разбросаны в беспорядке, люди совершенно усталые, сидели пригорюнившись. Оказалось, что в пути лошади всё время сваливали вьюки, задевая за деревья, рвали этим мешки; пока свалившиеся вьюки прилаживались, другие лошади ложились и тем сваливали вьюки;
в болотах кони вязли, а иногда и тонули, приходилось их вытаскивать и самим проваливаться. Причём на всю эту работу на 23 лошади имелось пять человек – три остальных шли с инструментом…
Приказал ставить палатки – груз закрыли брезентами, ввиду того, что кругом топкие болота, приказал коней привязать и дать им овса. В 11 часов команда поужинала. Пошёл сильный дождь с грозой.
4 июля. Команду будил в 5 часов. Всю ночь шёл дождь. В 8 ½ закончили вьючение коней. Сегодня вьючение идёт заметно лучше. Однако не успели пройти 10 шагов, как снова повалились вьюки. Пока их подымали, другие кони легли и свалили свои вьюки, и так без конца…
…Пройдя сажен 30, тропа пошла по очень топкому болоту, лошади и люди стали проваливаться и вязнуть в жидкой и низкой грязи, опять повалились вьюки и некоторые кони завязли по самое брюхо, эти болота заросли частым кустарником, пришлось его прорубать… Люди совсем выбились из сил, кони тоже. Решил дать людям отдых. Холм, где остановились, порос чудным сосновым и лиственным бором. Люди за вчерашний и сегодняшний день так устали, что стали падать духом. Палаток не ставил, думал, что часа через три двинусь дальше. В 4 часа приказал собрать и вьючить коней – пошли собирать вещи. И вдруг я слышу, конюх кричит, что две лошади утонули в озере – оказалось, что кругом озера скрытые трясины; лошади в них провалились так, что торчали только головы, – кое-как удалось вытянуть их.
…Приказал ставить палатки и варить ужин; дождь идёт всё время. Сырость страшная. Мы все промокли, палатки тоже – настроение скверное.
5 июля. Команду будил в 4 часа. После завтрака начал седлать и вьючить коней. В 6 ½ часов пошёл вперёд. Не успел спуститься с холма, как опять пошли трясины. Опять стали проваливаться, в некоторых местах почва такая, что буквально было жутко идти, вся почва под нами колышется, а под ней хлюпает вода. Деревья от колебаний почвы клонятся. Слава Богу, миновали эту трясину довольно благополучно, но после пошли болота, где начались снова наши мучения. Опять шли 1 ½ часа каких-нибудь 100–200 сажень. Вперёд шли трое людей, делавшие небольшую просеку, расчищая дорогу для каравана. Вдруг в 8 часов прибежал матрос и докладывает, что шедший впереди для расчистки пути матрос Огнев топором разрубил себе ногу. Бегу туда – вижу, Огнев лежит, а фельдшер старается унять бьющую фонтаном кровь из левой ступни. Оказалось, что Огнев промахнулся топором и ударил себе по ноге, прорубил сапог и концом топора перервал себе артерию на левой ступне. Кое-как удалось унять кровь, фельдшер сделал перевязку. Развьючили коня и посадили на него Огнева. В 9 ¼ часа пересекли тропу, идущую вдоль Чуро к его устью.
…Версты за три до Чуро дорога идёт чудная, среди прекрасного соснового бора. При приходе к Чуро поставили лагерь.
6 июля. Команду будил в 5 часов. Тронулись в путь обратно на Ангару, за оставленным там грузом. В 11 часов пришли на место второй стоянки, когда шли с Ангары на Чуро – дал команде отдохнуть, напиться чаю; комар сегодня бьёт (местное выражение) немилосердно. В 5 часов пришли на Ангару.
7 июля. Команду будил в 5 часов, навьючил лошадей и в 7 часов отправился обратно на р. Чуро. Работу приходилось вести следующим образом: впереди идут матросы и прорубают просеки, я сзади с тремя человеками иду с инструментом. Работа очень затруднительная. Но иначе вести съёмку невозможно, ибо в тайге на расстоянии десяти шагов не видать рейки, и ко всему этому надо обходить болота…Потом выяснилось, что таким образом я могу в день проходить не более 2 вёрст. Всего у меня было 10 человек, три были с вольного найма, которых я не имел права заставлять идти на рубку просек, трое должны были находиться при инструменте, – следовательно, впереди могло идти только 4 человека, которые рубили просеку. При таком количестве людей работа шла очень медленно и люди сильно уставали.
Вследствии этого я решил вести работу так: один день рубил просеки. А другой день шёл с инструментом – тогда на рубку просек стало ходить 7 человек. А иногда и 8.
8 июля. Команду будил в 5 часов. В 5 часов пошёл дождь, с грозой и вихрем, пришлось остановить работу и переждать. В 8 часов окончил работу, пройдя за целый день три версты, дошёл до просек, которые вели мне навстречу из лагеря Чуро оставшиеся там люди. Остановился у болота, за неимением поблизости другой воды, вода, взятая из болота для варки чая и ужина, была красного цвета и густая, как масло…Комаров в этой местности так много, что если сидеть спокойно, то они покрывают таким слоем, сквозь который не видать цвета одежды. Спасают от них только сетки, которые мной выданы всей команде. Для коней раскладывали дымокуры; раскладывание дымокуров требует большой осторожности, ибо лошади, видя дым, бросаются к нему, спасаясь от комаров. И если не принять заранее мер, то они могут затоптать. Меры эти заключаются в том, что дымокур заранее огораживается изгородью.
9 июля. Команду будил в 5 часов. Идёт дождь. Работал до 8 часов вечера, до тех пор, пока мог различать деления на рейке. Только что собрал инструменты, пошёл снова дождь. Пока прошли оставшуюся версту до лагеря, были уже насквозь мокрые; к этой мокроте уже начинаем привыкать, ибо каждый день приходится быть мокрым – то от дождя, то от болота. Приходится очень страдать от комаров и мошки, в особенности там, где близко болото. Обыкновенно далеко не доходя, слышится вой, который издают целые тучи комаров; жалят они через двойной ряд перчаток и через рабочее командное платье, которое сделано из парусины. В полдень, когда солнечный день, появляются ещё овода и особенная сибирская муха, после укуса которой кровь выступает из проколотого места каплями; в особенности от них достается лошадям; слава богу, что эти мухи и овода держатся только до заката солнца. Мы начинаем втягиваться в таёжную жизнь. Обыкновенно день у нас начинается в 5 часов, работаем до полдни, потом час или полтора отдых, затем снова до 8 часов работа. В 8 часов возвращаемся в лагерь, где команду ожидает обед; после обеда ложатся спать, но перед тем, как лечь спать, необходимо принять меры от комаров и мошек. Для этого обыкновенно в палатках жгут гнилушки, которые при тлении дают такой густой и едкий дым, что комар старается избавиться от него и вылетает вместе с ним из палатки. Когда весь дым выйдет, палатку закрывают наглухо, и люди тогда ложатся спокойно спать.
У меня был устроен полог над койкой, благодаря которому я имел покой ночью.
Идёт дождь. Сегодня страшно сыро, платки, бельё – всё мокрое; спать ложиться приходится в совершенно мокрую койку.
10 июля. Команду будил в 5 часов. Идёт сильный дождь; приходится работать и в дождливые дни, иначе не успеть выполнить задачу.
Привыкать приходится ко многому, труднее всего привыкнуть к окружающей грязи; сам постоянно грязный, одежда грязная, посуда и еда тоже; мясо, которое кладётся в суп, всё нашпиговано яйцами оводов, обедать приходится, сидя на земле; подают суп, в который сию же минуту наваливается толстый слой комаров и мошки, но их спокойно разгребаешь и ешь, потому что голоден.
11 июля. Команду будил в пять часов. Ночью шёл дождь. Только что установил мензулу, как снова пошёл дождь; дождь этот вот уже несколько дней не даёт работать, должен был закрыть планшет и переждать. Проработав до 5 часов вечера, пройдя две версты, устали, промокли и проголодались. В этот день лагерь представлял из себя целый город: были поставлены четыре палатки и один шалаш, зажгли костры, говор 20 человек, ржание коней – всё это вместе представляло живописную, оживлённую картину. От Норд-Вест надвигалась гроза, но прошла стороной. Лагерь расположился на высоком холме, среди огромного леса; внизу холма находится небольшое озеро.
12 июля. День был очень жаркий, душный. Комары и овода носились сплошной тучей. Устали невероятно, приходилось идти всё время по просеке, где масса пней и срубленных деревьев, через которые иногда приходилось перелезать. Высокая трава и срубленный кустарник путают ноги. Приходится всё время идти, высоко поднимая их. К 8 часам дошли до того, что еле могли двигать ногами. Работать на этом участке трудно: всё время с горы на гору, болота, сырые овраги, ручьи. А главная трудность – это ведение просек, без которых невозможно идти со съёмкой.
13 июля. На бедного Витимку жалко смотреть, он производит впечатление больного и немощного старика: весь в морщинах, губа отвисла и всё время кряхтит; пробовал на него класть мешок с командными ложками, – весь вьюк весил самое большее 3 фунта, но для него оказался и этот вьюк тяжёлым. Сегодня ночью был мороз. Особенно под утро.
Сегодня первый вечер, когда нет никакого гнуса, вероятно потому, что вечера и ночи стоят холодные. Команда и я начинаем по ночам сильно зябнуть, за неимением тёплой одежды.
14 июля. Отправились верхами искать обхода вчерашним болотам. Перешли вброд реку Уклон и взяли через тайгу прямо к подножию гор, пришлось пробираться через ужасную чащу. Подошли к конечному пункту работы, обойдя все болота, оставив их вправо. Я очень доволен, что удалось обойти и выйти к месту своей работы, без указания проводника; это показало, что мы настолько освоились в тайге, что можем в ней свободно ориентироваться.
По приезду в лагерь приказал приготовить баню. Баня устраивается у нас следующим образом: складывается куча камней, на них раскладывается огромный костёр, по мере сгорания костра камни накаливаются; когда костёр сгорит, камни очищаются от золы, окатываются водой и накрываются палаткой, затем снова обдаются холодной водой, и получившийся пар уже задерживается парусиной, которая предварительно вся смачивается, таким образом получается очень жаркая баня. Лагерь стоит на левом берегу реки Уклон среди девственного леса. Река шириной около 25 саженей, очень извилиста. Течёт по каменистому ложу, среди невысоких берегов, с очень сильным течением; брод через эту реку мелкий. Среди гальки встречаются породы, говорящие о присутствии золота в этом районе. Породы эти суть: диориты, порфиры, кварц с вкраплённым в них серным колчеданом. Вода очень холодная, прозрачная и вкусная. На берегу хороший корм для коней.
15 июля. Команду будил в 5 часов. Идёт дождь. По временам сильные порывы ветра от Норд-Веста. Идти работать с инструментом нельзя. Для поддержания энергии команды и для примера, что в такую дурную погоду надо идти работать, решил идти вместе с командой на рубку просек. Чтобы не быть без дела, взял себе также топор. В 6 часов налетел такой шквал, что во время работ одно дерево, которое только что подрубили, слетело, точно его срезали ножем.
16 июля. Команду будил в 6 часов. Идёт дождь, небо закрыто тучами. К 12 тучи стали ещё гуще. Я сегодня оставался в лагере, потому что надо было починить сапоги и выстирать белье. В лагере остались: фельдшер, раненый Огнев и я. Несмотря на дурную погоду, настроение и здоровье команды отличное. Огнев всё время поёт, без всякого голоса и слуха, поёт одну и ту же песню: «у ворот невеста ждёт», и дальше его «невеста» не идёт, ибо Огнев знает только одну эту фразу, но поёт её на разные голоса: то басом, то дисконтом, иногда себе под нос мурлычит, а то вдруг придёт фантазия и он заорёт во всё горло, так, что собачёнка с испугу вылетает из палатки и начинает неистово лаить. Фельдшер тоже певец, но, к сожалению, обладает теми же голосовыми качествами, что и Огнев. Но зато у него обширнейший репертуар. Очевидно, Огнев завидует фельдшеру, потому что стоит ему только запеть, как Огнев моментально затягивает свою «невесту», стараясь перекричать фельдшера, а дождь, тем временем, под эту музыку барабанит о крышу палатки.
Сыро и неуютно в лагере.
17 июля. Команду будил в 5 часов. Слава Богу, сегодня хорошая погода. Вода за эти дни очень прибавила, фута на 4, благодаря чему течение усилилось, пришлось переправляться на лошадях вплавь, берег довольно крутой, и лошади, прыгая в воду, погружались почти по шею. Подобная скачка с препятствиями выявила наше плохое знание верховой езды, мы все посваливались с коней в воду, приняв холодную ванну… При этой переправе подмочили планшет, и хорошо, что был солнечный день, я мог высушить его на солнце…
Обойдя просекой все болота и выиграв верст 10 расстояния, вышел опять на Чуро. По дороге находится тунгусское селение, которое в это время года необитаемо. Кругом много лабазов, на которых сложены запасы провизии и одежды на зиму. Место для таких становищ тунгусы выбирают замечательно красивое; всегда на возвышенности и среди хорошего соснового и лиственного бора. В 8 часов стемнело, и я окончил работу. В 9 часов 30 минут вернулся в лагерь; возвращался в лагерь дорогой капитана Иванова. Дорога эта всё время идёт по тунгусской тропе и проходит через все болота. Здесь болота хотя и топки вследствие густой и вязкой грязи, но не глубоки, потому что внизу идёт слой вечной мерзлоты.
Завтра думаю передвинуть лагерь на несколько вёрст вперёд, что будет видно по обстоятельствам. Жеребец поправился, старик Витим ещё двигается. Сало с нафталином помогает от мошек.
18 июля. В 10 часов прошли все болота. Дошли до того места, где много перекрещивается троп; не зная, по какой идти, должен был потерять время на рекогносцировку. Вышел на огромную долину, всю занятую болотом. Долина эта окружена со всех сторон горами, здесь нас ожидали кони. Сделав ещё одну просеку, сели на коней и поехали к месту лагеря. Здесь пришлось перейти болото, так как обойти его невозможно, потому что иначе пришлось бы обходить всю долину кругом, болото оказалось не совсем топкое, ибо под водой находилась крупная галька. По ту сторону болота дорога идёт опять среди хорошего леса, местами чудный кедровый и лиственничный бор; проехав некоторое время хорошим лесом и дорогой, попали снова в топкое болото, которое непременно надо будет обойти. Далее пересекли речку Амнундакан, на правом её берегу, на небольшой возвышенности находится тунгусское селение, также в это время нежилое. Не доходя до этого становища, встретили в лесу несколько тунгусских могил; их могилы особенные: они не зарывают своих покойников в землю, а кладут в колоду, которую прикрепляют к двум срубленным деревьям (к их пням). Долина Амнундакан очень красивая.
Лагерь стоит на берегу Чуро. Чуро здесь делает большую дугу, течение очень сильное, вёрст десять в час…
19 июля. Идёт дождь, обилие дождей приводит меня в отчаяние. В 12 часов нашла туча и стало так темно, точно вечером, – она разразилась ливнем и сильной грозой, – я беспокоился за команду, удары грома и молнии были очень близки, пришлось пережидать, стоя среди большого леса. Промокли все до последней нитки, мне положительно совестно заставлять работать в такую погоду команду, но делать нечего. Иначе я не выполню возложенной на меня задачи.
Все горы и реки заволоклись клубами пара, Чуро парит, точно в нём течёт кипяток. Картина очень интересная.
Несмотря на дождь и сырость, мошка и комар не дают покоя, без сетки не пробыть несколько секунд. Сырость страшная. В палатке всё мокрое.
20 июля. Комара и мошки сегодня невероятное множество – от их пения гул стоит в воздухе.
22 июля. В 6 часов после завтрака пошли на работу, было настолько холодно, что руки без перчаток совсем замёрзли. В 8 часов начали работу, обошли с магистралью топкое болото. К 12 часам прошёл семь просек. День чудный. Солнце, тепло. Комара, мошки и оводов миллионы.
23 июля. Команда жалуется, что в дни рубки просек им мало три четверти фунта сухарей. Но я, к сожалению, не могу увеличить порции даже до той нормы, которая им полагается по положению, ибо, благодаря выделению команды Ахматова и людей капитана Иванова, у меня осталось провизии только в обрез, но я ещё должен уделить часть провизии на запас, мало ли что случится.
Теперь, когда у меня работа наладилась и всё пошло своим порядком, я нахожу сносной жизнь в тайге. Воздух идеальный, жизнь простая, особенно хороши утра. Свежо, солнце только что восходит, крупные капли росы блестят, как бриллианты. Воздух напоён душистым запахом смолы, и нет комаров – этого бича тайги.
24 июля. Подошёл к реке Уаньели – горная речка, течёт по каменистому ложу. Вытекает из распадка двух гор, по всем признакам золотоносная. У этой речки, в том месте, где проходила магистраль – два сухих протока, в виде буквы Ф. По ту сторону реки, в её сухом протоке, все камни имеют вид, точно они облиты кровью: при осмотре оказалось, что они покрыты особого рода лишаями – кровавого цвета.
В 8 часов поехали в лагерь, дорога идёт по косогору. А внизу лежит огромная низина, покрытая болотами.
Начал задувать ветер с гор, с них несёт таким жаром, точно из топки котла, пахнет гарью – вероятно, горит тайга.
25 июля. Команду будил в 5 часов. После завтрака отправил команду рубить просеки. По уходе команды оказалось, что фельдшер Боярский и проводник Павел не пошли на работу, на мой вопрос, почему они не ушли с командой, Боярский ответил, что у него болят руки. А проводник – что он нанимался быть только проводником. Признавая справедливость их заявления, я заметил им, что ведь я тоже не должен рубить деревья, но делаю это для того, чтобы ускорить ход работы, что нам необходимо ввиду оставшегося малого количества провизии. Ускорение же работы прямо зависит от количества готовых просек, поэтому, если они желают голодать и впоследствии питаться издохшими конями, то, конечно, могут не ходить на работу. Я же предупреждаю, что не уйду из тайги до тех пор, пока не окончу порученную мне работу. В 10 часов окончив обработку планшета, сел верхом и отправился к команде. Проехав несколько шагов, смотрю, меня догоняют Боярский, проводник и конюх.
Жара стоит невыносимая, комаров и мошек никогда ещё не было так много, как сегодня, временами было невмоготу дышать под сетками от жары, которая усиливалась от движения при рубке деревьев. Приходилось подымать сетку, но каждый раз это сопровождалось настоящей пыткой, ибо в одну секунду в лицо впивались миллионы различных жал.
26 июля. По утрам в лужах вода стала замерзать. Я насилу рублю деревья – у меня все руки в водяных мозолях, но боюсь отстать от команды, это же сию минуту отразится на их работе.
29 июля. Команду будил в 6 часов. После завтрака со всей командой пошёл рубить просеки. Я узнал, что дорога для коней впереди убийственная: масса камня, горы и одно огромное и очень опасное болото, лошади часто расковываются.
Затем впереди много рек, которые надо переходить вброд.
Но что хуже всего я узнал, так это то, что из оставленной провизии во втором лабазе недосчитались одного мешка сухарей и одного мешка сушек; для меня эта потеря страшно чувствительна: благодаря ей придётся ещё уменьшить порцию сухарей, а команда и так уже положительно голодает.
30 июля. Лагерь стоит на высоком холме, с двух сторон его течёт река Чурокан, слева болото и кустарники. А сзади виден холм, разделяющий Чурокан с Чуро. А кругом высятся огромные горы с причудливыми формами. Я очень жалею, что не взял с собою красок и что у меня нет времени, а то бы получил много новых мотивов.
2 августа. Где-то горит тайга, всё сегодня покрыто палом; сильно пахнет гарью; к счастью, скоро подул ветер и немного разогнал дым, так что на рейке можно было делать отсчёты на большом расстоянии. Шли всё время с горы на гору. Открывается чудесная панорама на долину реки Чурокана. Долина эта – огромная площадь, вся густо заросшая лесом; местами видны большие болота; затем эта долина постепенно суживается и переходит в узкое ущелье, из которого вытекает река Чурокан; все горы гольцевого характера. В тайге встретили много куропаток, но точно нарочно с собой не было ружья.
3 августа. После сильной грозы с ливнем и землетрясением – утром на горах выпал обильный снег. Встреченные тунгусы сообщали, что на перевале снег выпал выше колена – и советовали идти назад, пугая… Но я решил, что повернуть я всегда успею – решил двигаться вперёд.
4 августа. Сегодня в 2 часа ночи было землетрясение: были слышны подземные раскаты грома и затем три сильных толчка, так что мы все выскочили из палаток; от землетрясения произошёл очень сильный обвал по ту сторону Чуро;
гул от обвала шёл несколько минут; был виден огонь от ударившихся друг о друга камней.
В 5 часов приехал конюх Ахматова (ехал он от Ангары три дня) и сообщил, что Ахматов соорудил плот и на нём спустился вниз по реке. Из письма на моё имя я узнал, что Ахматов ушёл на плоту, захватив оставленные инструменты, что пароход «Малый Иннокентий» не мог подняться вверх по Ангаре выше Ченчи; что барказ, который брал капитан Иванов, приведён на место и что с этим барказом я осенью намучаюсь, ибо Ангара сильно обмелела, а он глубоко сидит…