– Очень смешно.
Веточка в руках Севера постепенно превращалась в щепочки. Он отряхнул ладони.
– Спасибо, Ди. Теперь это звучит ещё более унизительно.
Диана неслышно закрыла книгу и, изогнув кисть, изящным движением опустила её рядом. Потом спокойно посмотрела на Севера, не мигая.
– Север, ты порою примитивен как квадрат.
Пальцы его забарабанили по коленям. Север смутился, но всё равно стоял на своём:
– Я просто прямолинейный – прямо говорю то, что думаю.
– Ты не прямолинейный, ты бестактный.
Пришла очередь Шейлы выбирать задание. До конца игры она должна была мяукать, как только все замолкнут.
– А чего так просто? – от возмущения Рем промахнулся мимо маршмеллоу.
Он всё это время дразнил Веронику, пытаясь похитить сладость с её палочки, а тут даже потерял интерес к столь увлекательному развлечению.
– Вот я…
– …маленький пупсик.
– Ты тоже пупсик – так и быть, – согласился Рем, снисходительно глянув на Севера. – Почему мне вечно приходится отдуваться, терпеть щекотку, сидеть в кустах, кричать петухом, а она вот так просто отделывается?!
Шейла послала ему воздушный поцелуй и протянула Марку бумажку с «действием». Задание оказалось секретным. Никто кроме Марка не знал, что именно он будет делать.
Никки едва не забыла ответить на вопрос – она бдительно караулила остывающую подушечку маршмеллоу, покрытую золотистой корочкой гретого сахара. Рем не отступал.
– «Если близкий человек, например, твоя бабушка, попросит тебя убить кого-нибудь, согласишься ли ты на это?»
Насладившись лакомством, сладкоежка крепко задумалась. Пауза затянулась.
– Мяу.
– Это что – снова сойка? – я огляделась.
– Это я, – коротко отозвалась Шейла и вернулась к вопросу: – Никки, у тебя там что ли сезон вольной борьбы со своей совестью?
Вероника многозначительно прищурилась… и принялась неторопливо облизывать с пальцев сахарную пудру. Очаровательное личико оживила работа мысли.
– Вы только гляньте – ещё и сомневается! – хохотнул Фрэдди.
– Конечно, надо ведь сразу соглашаться, – смех Марка, низкий и тёплый, слился с треском пламени. Уютно запрокинув руки за голову, он с наслаждением потянулся. – Бабушкам вообще-то помощь нужна.
Север тоже не упустил возможности поддеть сестру:
– Давай, не шифруйся, мой маленький розовощёкий маньяк.
– А ты бы кого угодно придушил, – хмыкнула Никки. – И просить не надо.
– Тебя – в первую очередь, моя доставучая заноза.
– Вот его бы я точно грохнула, – она миловидно похлопала ресницами – ангел, не иначе. – Шучу. Я никого даже обозвать обидно не могу. Мой ответ – нет.
– Класс. – Марк бодро потёр ладони, поторапливая игру. – Рем?
Рему выпало весь круг поддакивать соседу слева, и как только тот заговорит, почтительно кланяться и лебезить: «Вы совершенно правы, мой лорд». Этим самым соседом оказалась Марго. Она пыталась рассказать историю о самом нелепом вранье в детстве, но с участием Рема история звучала слишком абсурдно. Мы всё хохотали и хохотали: едва один замолкал – в голосинушку заливался другой.
– Мне было пять лет…
– Вы совершенно правы, мой лорд…
– Я-а-аха-ха…
– …маленький пупсик…
– Ещё тебя тут не хватало!
– Вы совершенно пра-а-авы, мой лорд!
– …Аха-ха-ха!.. Не могу!..
– Вообще-то я миледи, – заметила Марго сквозь прерывистое завывание Фрэдди.
– Вы совершенно правы, мой лорд.
Марго с тяжким вздохом отпихнула Рема от себя.
– …Короче, я ночью…
– …маленький пупсик…
– …слизала весь крем с именинного торта Розы…
– Вы-ы-ы совершенно правы, мой лорд…
– Да заткнись ты!
– Ы-ы-ы-хы-хы-ы-ы!..
От хохота мы с Марго чуть не свалились с бревна и крепко схватились друг за друга. У меня разболелись щёки. Я крепко зажала их руками, чтобы не улыбаться. Это не помогало. Никки пришлось защекотать Рема, чтобы он хоть на секунду замолк, но Марго уже не могла остановить смех и мелко тряслась, закрыв лицо ладонями:
– Аха-ха-заткните кто-нибудь этого… ха-ха… Не могу!
– Вы-ы-ы совершенно пра-ха-ха-вы, мой лорд!
– «Прахахавы»… Хи-хи-хи, помогите-спасите! – Никки, розовенькая как ранняя клубника, едва дыша схватилась за плечо Рема и свалилась в траву за его спиной.
Задыхаясь, вся в слезах, Марго глотнула чаю, чтобы наконец перевести дух:
– Рем, я тебя обожаю.
– Вы совершенно… гы-гы… правы, мой лорд…– психика Рема несла его невесть куда. С громким гоготом он из последних сил, как раненый солдат, уполз в заросли малины.
Диана поторопила меня, пока Марго не добавила что-нибудь ещё:
– Иначе Элапс умрёт со смеху…
Марк повернулся ко мне с тостом в зубах:
– Алекф, «пвавда» или «дейфтвие»?
– «Правда».
Никки с Шейлой обменялись улыбками. Все дружно загудели.
– Ой зря… Ой зря… – высунувшись из куста, Рем усмехнулся и коварно потёр ладошки, как муха, вынашивающая злодейский план. – Готовься к каре!
– Рем, я…
– …маленький пупсик…
– …бы на твоём месте помалкивала. Ха-ха-ха… Ой, сколько можно ржать! – устало добавила Марго. Она заслонила ладонью свет костра, выискивая Рема среди веток.
– Вы совершенно правы, мой лорд… – рыжая голова кивнула и снова исчезла.
Корзинка стояла далеко. Не хотелось идти к ней у всех на виду. К тому же от волнения дрожали не только пальцы, но и коленки. Я обратилась к Шейле:
– Достанешь вопрос для меня? Пожалуйста.
Шейла не глядя вытащила жёлтый стикер:
– «Твой самый глупый поступок?»
Что бы это могло быть? Как я заставила всех детей в округе перенести воду из одной лужи в другую формочками для песочных куличиков? Слишком давно и наивно. Как впервые призналась в любви – а в ответ получила только улыбку? Личная история. Или вспомнить, как я пыталась испечь сдобные булочки вместо духовки на сковороде?
А, вот оно…
– В детстве я как-то опрокинула на себя трёхлитровую кастрюлю с кипятком.
– Зачем?! – Рем с драматичным криком выполз из зарослей.
– Захотела спагетти в полночь, а родители уже собрались спать. Спагетти сварила, но тяжёлую кастрюлю не удержала.
Вероника тихонечко заойкала, вскинув ладошки. Марго передёрнуло. А Шейла и Марк как начинающие медики находили в историях болезни особый интерес. Только Диана и Север обошлись без ярких переживаний и спокойно ждали продолжения.
– Ай… Наверное, ужасно больно…
Не нужно было даже смотреть на Фрэдди, чтобы ощутить полноту его сочувствия.
– Я вовремя отпрыгнула, так что ошпарило меня не всю. Но ору было – жуть…
– Ну ты даёшь! – воскликнул Рем. Меня тревожил его неподдельный восторг.
– Кстати, спагетти я по-прежнему люблю. Есть по ночам – тоже.
Фрэдди рассмеялся.
– Надо было вместо киша накормить тебя пастой «alla sorrentina». В «Бельведере» туда добавляют столько моцареллы – просто объеденье! Как-нибудь исправлюсь.
– Отличная идея! – вдохновенно добавила Вероника. – Папа готовит лучше всех!.. Ой, прости, Фрэдди. Твоя мама тоже очень вкусно готовит.
– Да ладно тебе, Никки. Не извиняйся, – Фрэдди подмигнул. – Спасибо.
– А чем тебе ожоги мазали?
Глаза что у Марка, что у Рема, светились странным азартом. И если в случае с Марком я понимала причины любопытства к ожогам, то вот этот безумный блеск и радостная полуулыбка Элапса выглядели действительно пугающе. Шейла это тоже заметила и энергичным жестом поторопила Диану, пока мы не переключились на разговоры о травмах.
– «Ты больше любишь делать что-то на спор или спорить о том, что делаешь?»
Ди поразмыслила, неторопливо повторила вопрос себе под нос ещё раз, хмыкнула и поправила на переносице тонкие круглые очки:
– Вообще-то ни то, ни другое.
– Надо всё-таки что-то выбрать, – напомнила Её Дерзейшество.
Диана неосознанно поглядела на Севера, потом на Марго – ноздри её раздулись.
– Тогда выберу сделать что-то на спор.
– Вот это наш человек, – Марк с глубоким, и, конечно, совершенно притворным, уважением поклонился. – Ди всем даст фору. Север, давай, не ссы. Повеселимся.
Марк прицельно запустил в него картофелиной. Поймав клубень под шорох фольги, так же метко бросив его обратно, Север потянулся, сложил пальцы в замок и довольно хрустнул костяшками. Ди поморщилась. Он того не заметил и, подумав, выбрал «действие».
– «Сидеть как олень весь игровой круг», – фыркнула Шейла.
– Да сколько можно, ядрён орех! – возмутился Север. – Я… маленький пупсик… не хочу выглядеть как олень!
– Почему «как»? – вставил Рем со смехом, забираясь на бревно как наездник.
– Я тебя урою … маленький пупсик… – пробурчал Север, но всё же поднял палочки с земли и приставил их к макушке точно рожки. Мы покатились со смеху.
– Ушами ещё пошевели! – прыснула Вероника. – Хорошенький!
– Мозгами лучше пошевели… – булькнул Север.
– Какие мы нежные…
Что такого сделала Никки, что Север был с ней так груб? – неизвестно. Время от времени его переклинивало. Никто Севера за язвительность не осуждал, но мне почему-то всё равно было стыдно за его непрестанные, хоть вроде бы и шутливые, колкости.
Фрэдди должен был соорудить скульптуру человека напротив из подручных средств. Одноглазая шишка на кривых тоненьких ножках-веточках, с юбочкой из лопуха, с пышным бантиком-маршмеллоу, оказалась портретом Вероники.
– А что, похожа! Красотка! – выдавил Марк, оценивая работу мастера.
Все так хвалили работу Фрэдди, что Никки расстроилась. Север неожиданно проникся её страдальческим видом и глазами, полными слёз, прошёлся вокруг костра и сел рядом. На время он сунул один «олений рог» в карман, и освободившейся рукой в знак утешения потрепал сестру по макушке. Никки вздохнула и с обидой глянула на Фрэдди:
– Пощады тебе не будет!
– Ну пощади, – ласково попросил Фрэдди.
– Ну ладно.
– Чудо-выхухоль, – не сдержался Север, и всё понеслось по новой.
– А ты вообще молчи, хохлатый олень! – обиделась Никки.
– Лупоглазая руконожка!
– А ты, а ты… свиноногий бандикут!
– Щас забодаю, – примирительно пробасил Север.
– Рога не потеряй, маньяк, – она показала язык и мигом скрылась в кустах малины.
Север нырнул следом. Медленно повернув голову туда, где оба исчезли, невзирая на доносящиеся издалека вопли и гоготание, Диана устало заворчала:
– Рекламная пауза…
Марк и Шейла торжественно чокнулись чашками.
– Когда у этих шальных батарейка сядет, дайте знать, – Ди вернулась к чтению.
Шейла пожала плечами и нырнула за вопросом. Было слышно, как она озадачена:
– Гм… «Ты когда-нибудь дралась с девушкой? За что?»… Надо подумать…
Север мигом вернулся на место, а Марк и вовсе уставился на Шейлу как отощавший усталый путник, отыскавший оазис. Ответ был не таким эротичным, как бы им того хотелось, и Шейла, не уделив должного внимания поползновениям Марка, невозмутимо рассказала, как они с Марго подрались в первый день в школе, а потом до самого выпуска сидели за одной партой.
Я попыталась представить эту картину. Неугомонная Марго вполне органично вписалась в образ девичьей драки, а вот Шейла почему-то нет: очень уж она была лёгкой в общении. Острой на язык – да, может быть, но никак не драчливой.
– Странно, – подумала я и поняла, что брякнула слово вслух.
– Что странно? – спросила Шейла. – Что мы подрались?
– Не-е, – у меня запылали щёки, да вовсе не от костра. – Не ожидала, что вы с Марго сидели за одной партой. Думала, Марго и Фрэдди такие неразлучные друзья…
Они переглянулись. Я сделала глоток чая, чтобы успокоиться.
– А что такого? Ты в школе все годы сидела рядом с одним другом?
– Эм…
Лицо моё дёрнулось. Зачем я вообще заговорила? Поставив кружку и растерев пальцы, будто согревая их, я потянула время. Марго молча наблюдала. Она хорошо знала, в чём дело, и была готова помочь, но я решила, что справлюсь сама:
– Со мной вообще никто не хотел сидеть. А если приходилось, мы обычно не разговаривали, или меня просто дразнили. Но чаще просили отсесть подальше.
Север огорошено моргнул – лицо его стало ещё более хмурым, чем обычно.
– Почему?
– Если бы я знала, почему – наверное, у меня были бы друзья.
– Алекс, за что тебя дразнили? – голос у Никки был очень грустный. Чувствительная, понимающая, она трогательно глядела на меня, сложив ручки на груди.
– Самое худшее из прозвищ, что у меня были – это моё имя, – голос показался каким-то хрипло непослушным и чужим.
– В смысле, твоё имя? – ещё мрачнее отозвался Север.
– А што такого в имени Алекш? – Рем пытался зубами открыть пачку орешков.
– Ничего такого, – я поджала губы.
Друзья молча переглянулись. Диана прикрыла книгу, заложив страницу мизинцем, и уставилась на меня – в глазах проснулся неподдельный интерес.
– Оно рифмуется с чем-то обидным? – спросила она.
– Нет, «Алекс» не рифмуется. Просто с моим именем связана одна история, из-за которой одноклассники постоянно потешались надо мной.
Вдаваться в подробности не хотелось. Пересказывать историю детских страданий – тоже. Мы отлично проводили время. Зачем портить такой вечер нытьём и жалобами? И хотя любопытство едва начало набирать обороты, хотя Фанаты с нетерпением ожидали продолжения, только Фрэдди и Марго обратили внимание, как меня потряхивает. Фрэдди громко покашлял, принимая огонь на себя:
– Над моим именем тоже все в школе смеялись. Шейла с Марго, наверно, помнят. Когда мы изучали римскую мифологию, весь класс звал меня «Жулик». Моё имя Меркурий, – а бог Меркурий покровительствует торговцам, жуликам и ворам, так что ребята сочинили байку, будто я помогаю маме обвешивать покупателей. Знаешь, Алекс, вот вроде несусветица такая, а прозвище прицепилось. И если бы Ри вовремя не вспомнила про Фрэдди Меркьюри, не подсадила бы всех на Queen, так бы меня и кликали Жуликом до выпуска.
Значит, я не одинока в этом. Фрэдди светло, ободряюще улыбался, хотя воспоминание ничуть не было приятным. Он поведал о своей боли, защитил меня от расспросов. Оттого признательность ему становилась всё глубже. Меркурий. Красивое имя.
Вдруг меня неприятно осенило – слишком часто эта фраза звучала из чужих уст. Моё имя хвалили, не представляя, как оно мне невыносимо. Пусть уж лучше будет Алекс – просто, понятно, без лишних вопросов. Я привыкла к нему, но это произошло не сразу.
– Слушай, золотце, – наплевав на исповедь Фрэдди, Север пристально, настойчиво глянул на Марго из-под бровей. – Может, ты тогда насчёт Алекс объяснишь?
– Слишком много «правды», золотце, – передразнила его Марго и обняла меня одной рукой. Встретив отпор, от нетерпения Север всё пуще раздражался:
– Опять девчачий сговор… И как же тогда вас звать, Ваше Высочество?
Его наезд меня насторожил.
– Алекс, как и прежде, – пролепетала я едва слышно. – Пока никто не знает, что значит моё имя, издеваться не выйдет.
Ребята молча переглянулись. Лица у них были как на подбор. Мы сделали перерыв, отправившись, кто куда: погулять, набрать ещё еды, поболтать друг с другом или просто молча выкурить сигарету.
Забравшись на крыльцо домика, где было тихо и темно, я наблюдала с высоты за общей картиной: Марго залезла на соседнее дерево – не такое огромное, как дуб, но тоже внушительное, и, галочкой зацепившись за ветку ногами, повисла вниз головой.
– Всё! Вот, видите, до чего вы меня довели? С вами повесишься со скуки.
– Вы посмотрите на неё. Никто Ваше Сиятельство не развлекает? – спросила Ди.
– Да!
Марк и Север, поспорив друг с другом, пытались закинуть кеды Севера на высокую ель – кто выше, а потом сами же ползали вокруг ствола в попытках их достать. Диана меланхолично прислонилась к лесенке, скрестив руки на груди, и молча созерцала. Вероника пританцовывала и напевала что-то шутливое про брата и рога, то и дело уворачиваясь от брошенных им шишек. Шейла растянулась на бревне, подложив под голову университетскую куртку Марка, и объедая пару веточек молодой черники. Фрэдди неподалёку беседовал с Ремом. Оба были неожиданно серьёзны и не смеялись.
Внутри одной из комнат на полке с припасами был припрятан мешочек орехов. Пока никто не видел, я набрала оттуда чуть-чуть фундука, чтобы покормить белок. Уселась на краю площадки, держась за ограждение, и, свесив ноги, болтала ими в прохладном ночном воздухе. Среди ветвей танцевали пушистые хвостики, но ни одна из белок не спустилась за угощением. Пришлось грызть орехи самой.
Снизу показался Фрэдди. Он ловко забрался на крыльцо и отряхнул штаны.
– Отсиживаешься в уголке, застенчивый цветочек?
– Какой цветочек? – я внимательно проследила в темноте за губами Фрэдди – вдруг мне что-то не так послышалось? Они чуть мерцали в полумраке, тая улыбку.
– Застенчивый цветочек. Тот, что прячется в тени, в укромном, неприметном местечке, подальше от толпы и солнечного света. Так говорят о людях, что предпочитают компании одиночество, – Фрэдди замер, положив руку на перила. Пальцы едва заметно сжали балку.
Фрэдди попал в точку. Я не ответила – смущение выдавало меня с потрохами, и вместо этого пожаловалась на неудавшееся знакомство с белками. В ладони осталась пара орешков. Тоскливо вздохнув, я отправила их в рот.
– Пытаться подружиться с лесными белками летом – дохлый номер, – объяснил Фрэдди. – Совсем не то, что с парковыми. Эти не жалуют людей. Вот зимой подкармливать – другое дело. Хотя ты вряд ли просидишь здесь так долго.
Фрэдди подал мне руку, намекая, что пора возвращаться. Я взялась за его тёплые пальцы, и, поднимаясь, задержала их в своих немного дольше, чем требовалось – ноги затекли от неудобного свешенного положения. От притока крови их остро закололо.
Я поблагодарила Фрэдди сквозь болезненный смех и размялась, прежде чем спуститься по лестнице. Спокойный, уравновешенный, вежливый – Фрэдди улыбался мне, и улыбка эта говорила, что всё в порядке. Такой дружочек-пирожочек, тёплый и мягкий как утренний тост. Пытаясь поддержать беседу, я несла какую-то чушь о белках. Меня словно прорвало. Поток речи хлестал изнутри. А потом в одну секунду разум переклинило, и слова вдруг растерялись. Мы в полной тишине спустились вниз.
Фрэдди подал руку и помог мне спрыгнуть на землю, а потом машинально, похоже, по давней привычке, с ободрением похлопал по спине – так по-домашнему, будто знал всю жизнь. От его прикосновения всё тело пробило дрожью. Либо это было уловкой, либо чистой наивностью, но Фрэдди почему-то решил, что я замёрзла, и набросил на мои плечи свою кожаную куртку – тяжёлую и тёплую. С одной стороны, жест личный, который мне пока не хотелось принимать, а с другой – слишком уютно, чтобы отказываться.
– Оу, погоди секунду! – воскликнул Фрэдди и осыпал меня новой порцией мурашек, аккуратно запустив руку во внутренний карман.
Оказалось, он хочет достать портативную колонку, скетчбук и карандаш. Довольно оценив, как я кутаюсь в его куртку, Фрэдди вернулся на место и стал возиться с колонкой. Север, неотрывно следивший за нами ещё от лестницы, как-то зловеще хитро, понимающе подмигнул. В ответ я пожала плечами и чуть не споткнулась.
Вдруг лицо Севера странно перекосило – он услышал первые ноты заунывной мелодии:
__________
Боль, что мог я причинить —
Стыд внутри —
Только время притупит.
Вся любовь, что я украл,
Меж сердец засияв,
Утекла.
Всё, что сделать я хотел,
Лишь рушить смел.
Боюсь строить заново.
__________
– Рубус, а нельзя чё-нить повеселее?
– Вот колонку принесёшь – хоть венгерский марш ставь.
__________
Всё не исправлю,
Но скажу, как мне жаль.
Разве я
Хоть чуть-чуть тебя узнал?
Я так скучаю…
Мир без тебя мне мал.
Как же так
Друга детства потерял?
__________
«Друга детства…» Может, Фрэдди пытался что-то этим сказать Марго? Ни она, ни он себя не выдавали. А не едет ли часом у меня крыша? Почему мне везде и во всём мерещатся тайные символы?
Алекс, это просто песня.
Да, просто песня, которую включил Фрэдди.
Однако он всё же сменил музыку. Над костром покатились замысловатые народные мотивы на современный лад. Фрэдди опять взял скетчбук, поглазел на чистый лист и, вращая карандаш в паузах, принялся что-то чертить. Марго зверски мучила пакетик чипсов, который не хотел открываться. Вдруг взглянув на меня, она так и зависла.
Наверное, со мной что-то было не в порядке, потому что Марго настойчиво потянула меня за руку, усаживая на бревно, придвинулась поближе и зашептала:
– Алекс, все это видят, не только я… – голос её потонул в шуршании упаковки.
– Что? Что видят?
Ребята в самом деле посматривали с интересом. Я в куртке Фрэдди. Фрэдди тяготеет к заунывным романтическим песням. Марго хрустит чипсами. Картина – во!
Марк выбрал «правду». Он статно оглядел окружающих, заложил руку за спину и вальяжно выставил ладонь перед собой:
– Ваше Дерзейшество, не окажете ли вы такую честь – лично выбрать для вашего суженого замысловатую желтоцветную бумагу, дабы не приходилось ему нижайше кланяться сему плетёному изделию?
Шейла весело рассмеялась. Она отвесила такой же картинный поклон, насколько было возможно сделать это сидя, радостно чмокнула Марка в щёку и передала ему из корзины нераскрытый стикер. Довольный поцелуем, Марк прочёл задание громко, с чувством, и уже после понял, что именно произнёс:
– «Парням стоит брить волосы под мышками, а также грудь и ноги? Или их бреют только… женоподобные мужчины?»
Марк посмотрел на нас как на неандертальцев, тщательно выискивая в круге автора вопроса. Возмущение одолело его. Он запыхтел, подбирая слова. Трагично скрючил пальцы.
– Да вы чего? Какие бритые подмышки? А ноги?! – Марк натянуто улыбнулся, – Вы серьёзно, что ли? Тьфу, ужас какой!
Ди, усмехнувшись, подпёрла подбородок рукой:
– Марк у нас проповедует бодипозитив. 31
– Такие вопросы после разговора о поцелуях с мужиками, – он покосился на Севера. – Смерти моей хотите?
Рем от смеха опять сполз с бревна, и пока Никки проверяла, не хватила ли его лихорадка, всё-таки умудрился умыкнуть маршмеллоу с её веточки. Разобидевшись, Вероника отказалась продолжать игру, но так как её задание оказалось очень кстати – устроить себе гнездо из подручных средств – нахохлилась в кучке пледов и пригрозила сидеть там до конца своих дней.
– Теперь ты в безопасности, моя маленькая наседка, – улыбнулся Север. Он наконец с упоением сжёг ненавистные «рожки» в пляшущем пламени.
Никки запустила в него подушечкой маршмеллоу, но снаряд не долетел и, отскочив от плеча Фрэдди, пропал в пламени костра. Разочарованно воскликнув, сластёна подобрала ноги, обняла их ручками и с печальным вздохом устроила голову на коленях. Чтобы её развеселить, Рем выбрал «действие». Он ужасно, невыносимо изобразил старую капризную дверь, при каждом движении издавая противные нестройные звуки – один в один настоящий скрежет.
– Ты меня бесишь, – забрюзжал Север. Всё лицо его сморщилось. – Прекрати.
– А-а, так он, значит, не дверь изображает, а тебя… – хмыкнула Диана. – Ворчун.
Идея пришлась Рему по душе. Он притворился дверью ещё раз, только теперь протяжный скрип вышел низким и глухим, до того похожим на голос Севера, что тому пришлось снова выйти покурить.
Марго добралась до корзинки и теперь внимательно изучала стикер:
– «До конца игры привязать любого игрока к кусту». Начинается… Кто это придумал? Нельзя было написать что-нибудь попроще, вредители?
– Вон Север не в курсе – его привяжи, – лукаво посоветовала Никки.
Марго подмигнула ей, быстро скатала стикер в ладонях и щелчком пальцев пульнула шарик в огонь. Бумага мгновенно почернела и рассыпалась. Пока Шейла неразборчиво объясняла Никки что-то насчёт правил игры, Марго сходила к малине за новыми веточками и снова устроилась у костра, согревая руки.
Похолодало. Мы укутались в цветные пледы. Фрэдди разлил новую порцию чая по кружкам, и так как буйное пламя наконец поутихло, зарыл картошку в подостывшую золу. Ребята вовсю пользовались отсутствием Севера. С мечтательными улыбками они вспоминали, как в прошлом году Север проспорил Марку желание – весь вечер, запинаясь и матерясь, декларировал романтические стихи. Погружённая в образы прошлого, Марго тепло прижалась ко мне и с ностальгической улыбкой глядела в звёздное небо.
На лес опустилась тёмная летняя ночь. Я как следует укуталась в куртку Фрэдди. Холодный свежий ветерок просачивался под одежду сладкими ароматами трав, земли и ягод. Костёр плясал в объятиях народных песен. Бурдон колёсной лиры полнил поляну вдохновением, словно пришёл из старинных легенд о лесных духах и языческих ритуалах. Захотелось поскорее вернуться к истории графа де Лисса и Энни, и пока не настала моя очередь в игре, я выводила прутиком на земле замысловатые кракозябры.