После революций. Что стало с Восточной Европой
Буквально в течение нескольких недель после 10 ноября 1989 года в Болгарии возникли десятки партий. В 1992 году за злоупотребление властью к семи годам заключения был приговорен 81-летний Тодор Живков. В 1990 году тело основателя народной Болгарии Георгия Димитрова вынесли из мавзолея, кремировали и захоронили в могиле матери, а в 1999-м с пятой попытки взорвали и его мавзолей. Думаете: как резко, однако, у болгар менялись настроения? Но в то время они так менялись во всех бывших социалистических странах. И не один Тодор Живков отправился в тюрьму – последний генеральный секретарь ЦК СЕПГ Эгон Кренц, открывший, кстати сказать, Берлинскую стену, тоже отсидел. (Я с ним встречалась в Берлине – интервью прочитаете далее.) Переменчивость общественного настроения в Болгарии подтвердил и царь Симеон II: «Царь Фердинанд, мой дед, однажды сказал нечто, что звучит цинично, но что-то в этом есть. Он сказал, что болгарскому словарю понятие середины незнакомо. Мы или идем в одну сторону с энтузиазмом, или идем в другую с не меньшим энтузиазмом. А в политике это наносит большой ущерб». Но кто в начале 1990-х об этом думал? Вперед, вперед – к новой жизни! И вот она настала, и я хочу знать, стало ли лучше и веселей.
В клуб журналистов в центре Софии, недалеко от места, где стоял когда-то мавзолей Георгия Димитрова, мы пришли для встречи с известным болгарским журналистом Исаком Гозесом. Как и многие представители нашей профессии, Исак «на журналиста» не учился. По профессии агроном и работал в этом качестве в Словении и даже Анголе, но потом понял, что не это его призвание. Работал в газетах «Сливенски дело» и «Работническо дело», Болгарском телеграфном агентстве, а потом основал газету «Стандарт», в которой и работает более 25 лет. Написал пять книг, одна из них – «Лили. Одна жизнь, одна судьба» – стала в Болгарии скандальным супербестселлером. Книга рассказывает о знаменитой певице Лили Ивановой, которая стала популярной в 1964 году и остается такой до сих пор. Исака и Лили связывают годы романтических отношений.
В клуб журналистов мы пришли для встречи с Исаком, а встретили много коллег по профессии. То, что белорусский журналист интересуется Болгарией, всех удивляло.
– Мне показалось, что процветание в Болгарии пока не наступило. В некоторых местах Софии плитку на тротуарах не меняли, кажется, еще со времен Живкова. Я хочу понять, где сегодня находится Болгария по сравнению с тем, где она была при социализме.
– Я скажу, что думаю. В Болгарии, по моему мнению, переход был самый плохой из всех стран, самый преступный. Был сценарий или не был, не могу сказать. В любом случае, был хаос. Но 10 ноября 1989 года – это культовая дата – Болгария была на очень хорошей позиции в сравнении другими. В 1980 году я был в Польше, и там все по купонам, военное положение… Ну, ГДР всегда была лучше всех. Но мы были в очень хорошей позиции: большая промышленность, электроника, металлургическая промышленность, сильное сельское хозяйство, химическая промышленность – очень много заводов и фабрик. Большие заводы, большие. Сейчас нет ничего, очень быстро все было разрушено. Я думаю, что это была часть сценария – что в Болгарии не будет никакой промышленности и сельского хозяйства. Был один закон – ликвидация. Сейчас ничего нет. Сценарий, я думаю, одинаковый, но, может быть, в Болгарии он выполнен лучше других. В общем, все ушло. Здесь была очень сильная преступность и власть. Например, у тебя маленький магазин. Вся улица – маленькие магазины. Приходит человек и говорит: «Мы будем тебя охранять», и это будет стоить десять рублей. «Мне не надо, у меня нет ничего, что нуждается в охране». «Ты должен. А если не дашь, завтра у тебя ничего не будет». И это улицы, все улицы… Был такой период, был – четыре, пять, шесть лет. Убийства…
Вот! Теперь уже и не намек, а констатация факта: организованная преступность есть. Более того, многие считают ее самой большой проблемой, и Брюссель не знает, что с ней делать. В 2006 году ЕС отправил в Болгарию немецкого эксперта Клауса Янсена, который должен был провести инспекцию, связанную с организованной преступностью, накануне вступления Болгарии в ЕС. Он тогда пришел к выводу, что Болгария не ввела современные методы борьбы с оргпреступностью, и констатировал, что борьба с ней среди приоритетов местной полиции не значится. Тогдашний министр внутренних дел Румен Петков доклад раскритиковал как «сгущающий краски», а самого Янсена обвинил в некомпетентности. В 2007 году Болгария вступила в ЕС. После 1989 года в Болгарии как минимум 150 убийств относят на счет мафиозных разборок. Одной из самых известных жертв стал бывший в 1990 году премьер-министром Андрей Луканов. В 1996 году возле собственной квартиры его убили выстрелом в голову. Убийцу не нашли.
– Потом был один период, когда доллар ушел вверх, и зарплата, например, стала десять, пять долларов, – продолжает свой рассказ Исаак Гозес, – Тогда пришел момент валить банки. Но люди… Ты понимаешь, люди, которые копили всю жизнь и думали, что имеют спокойную старость… а от больших денег у них осталось 100 долларов.
Я, конечно, понимаю и рассказываю про две машины на маминой сберкнижке, которые превратились в пару сапог. У нас на самом деле одна история.
– Все деньги ушли, – разводит руками Гозес. – Этот, который знал, что доллар будет очень высокий, купил доллары. Самое несправедливое в этом переходе было, что мало кто стал миллионером, но миллионы стали бедными, буквально потеряли все. Самым несправедливым была безнаказанность.
– Никто не понес ответственности.
– Никто! Например, много денег потерялось. Много – миллионы, миллиарды. Каждый новый говорит: будем искать тех, кто виновен. Никто не сел в тюрьму: «Это бездоказательно». Люди знают, что ворон ворону глаз не выклюет. Главное, что люди не приняли – эту безнаказанность. А что мы будем делать, этого никто не сказал. Если ты спросишь меня, люди живут лучше сейчас или при социализме, я тебе так отвечу: при социализме мы ждали 20 лет, чтобы купить автомобиль. А сейчас пошел – и купил. А вот что касается свободы слова, то ее и сейчас не много.
Значит, сейчас лучше, чем тогда, – делаю вывод я. Но в разговор вступает фотожурналист Красимир Свраков, который и познакомил меня с Исаком: «Сейчас, – говорит, – есть свобода, но нет денег». Но Гозес не сдается:
– Я не согласен, потому что как только праздник, вся Болгария едет в Грецию, Турцию, Македонию, на острова Маруба. Такого никогда не было, и это хорошо. А что плохое? Базовое болгарское здравоохранение очень плохое. Если заболеешь, это трагедия. Другая сфера, которая в кризисе, это образование. Например, раньше ты заканчиваешь право, был единственный университет – Софийский государственный, это было грандиозное образование. Сейчас все университеты имеют специальность право, юрист. Думаю, это относится и к медицине. В Софийском университете есть медицина, никогда ее там не было! Я думаю, произошла большая девальвация образования. Многие учатся за границей. Вернутся или нет, никто не знает. Если вернутся, будут работать на фирме – родительской фирме, и все. Но образование в Болгарии плохое.
– А люстрация в Болгарии была? – меняю тему.
– Нет, только говорилось. Это всегда политические разговоры. Никакая партия этого не хотела. Не было такой практики. В первые годы очень много говорили о запрете коммунистической партии. Но она стала социалистическая и вошла в правительство два или три раза.
Сидящий рядом Красимир Свраков замечает: «В новой власти все коммунисты были».
– Но у вас ведь царь был премьер-министром, – вспоминаю удивительные болгарские метаморфозы.
– Был, да. Было коалиционное правительство: царь в союзе с коммунистами.
– Наверное, только в Болгарии такое возможно.
– Жертва и палач вместе были, – философски замечает Гозес.
– Как вы оцениваете царя в качестве премьер-министра?
– Честно говорю то, что слышал. Разные бизнесмены не любят царя, но говорят, что в это время была самая хорошая атмосфера для бизнеса. Сейчас у него авторитета нет, люди его не любят. Это была большая надежда для Болгарии.
– Надеялись, что придет и спасет?
– Бог, Иисус придет! Большая надежда и большое разочарование. Когда он был у власти, взял очень много – дворцы и другое. А ведь прежде чем прийти в Болгарию, говорил: «Я от моего народа не хочу ничего». Разочарование большое, очень. Он был надежда последняя, сейчас нет надежды, что придет кто-нибудь и устроит нашу жизнь. У нас была пророчица Ванга. И вначале все спрашивали: что сказала Ванга? Вроде сказала, что пять лет – и будем жить очень хорошо (помните, и Петр Кынев, и Елена Поптодорова говорили про пять лет? – И. П.). Ванга сказала, Ванга сказала… Ничего она не говорила!
Замолкает, подавленный. Но я отмечаю сходство его слов об ожидаемом «спасителе» с тем, что говорил мне сам этот «спаситель» – царь Симеон II. Он знает, что от него ждали чудес, и как «слишком реалист» знает, что они были невозможны. И, если объективно, те надежды и мечты были безосновательны: нельзя за пять лет изменить систему, которая выстраивалась десятилетиями и, что важнее, невозможно так быстро изменить сознание людей. И еще один фактор, который неожиданно услышать от самих болгар: мы не решаем свою судьбу. Кто угодно, только не мы сами.
Об этом мы говорили с председателем комитета по экономике болгарского парламента Петром Кыневым. В советские времена на площади перед входом в здание стоял большой памятник Ленину, который после «перехода», само собой, снесли. Теперь его место в музее – музее социалистического искусства, и мы в нем побываем – читайте дальше. Кем заменили Ленина? Святой Софией – логично для города, носящего ее имя. Здесь, в самом центре Софии, – вся ее история: археологический парк с руинами, древние православные церкви и мечеть. Все рядом.
– Во времена Советского Союза многие бывшие социалистические страны были недовольны тем, что основные решения принимаются в Москве, – продолжаю беседу с Петром Кыневым. – А ведь теперь основные решения принимаются в Брюсселе. Как вы в Болгарии это чувствуете, какая есть принципиальная разница между подчиненностью Болгарии Москве в то время и подчиненностью Болгарии Брюсселю сейчас?
Кынев начинает как будто издалека:
– Моя партия (Кынев – член Болгарской социалистической партии. – И. П.) подготовила так называемое видение развитие общества, программа управления, видение на 15–20 лет. Вот вчера вечером я встречался с избирателями, и меня спрашивали то же самое – какая разница? Я говорю: ребята, со времен Стамболова (это первый наш премьер-министр после освобождения Болгарии от турецкого рабства, кстати, занимал антироссийскую позицию) никогда внутренние проблемы Болгарии не решались болгарами. Либо решались в Москве, либо решались в Берлине, либо в Брюсселе. Сейчас вроде бы политический театр гораздо демократичнее – собираемся, обсуждаем. Но сам Европейский союз… вы видите, в нем очень много противоречий. Сейчас, например, так называемая управляющая партия Европы, это ЕНП – Европейская народная партия, мы шутим: они ЕНП-Орбан или ЕНП-Меркель? Раскол уже идет. В этой ситуации Болгария должна балансировать, потому что, с одной стороны, мы получили немалые деньги от Брюсселя. Я знаю, что до 2014, по-моему, года только чистые деньги, которые мы получили от так называемых когезионных фондов Брюсселя (фонды сплоченности. – И. П.), были порядка 10 миллиардов евро, это чистые деньги – на дороги, строительство, на конкурентоспособность – кстати, хорошая программа была. С другой стороны, когда некоторые у нас говорят, что вот Брюссель то, Брюссель это… Но мы-то хотели туда! Не Брюссель нас пригласил, мы рвались. В результате мы вошли в Европу в последний момент. Мы поймали последний поезд, последний вагон, последнее купе. Это 2005 год, я тогда впервые стал депутатом и был даже членом комиссии по созданию правительства. Просто нас предупредили: ребята, если вы не сделаете коалиционное правительство, вы Европу не увидите. И получилось так, что мы тогда сделали правительство из бывших коммунистов, социалистов, и царская партия. (Усмехается.) Социалисты, которые выгнали его из Болгарии, и царисты.
– Как вы уживались с царем?
– Работали прекрасно. Эти четыре года, 2005–2009, – самый сильный период развития экономики Болгарии. Тогда мы достигли роста экономики в 6–7 %. А потом грянул большой кризис, 2009 год, у нас все идет на год позже. И где-то три-четыре года была сложная ситуация.
С самим царем Симеоном мы тоже поговорили о том, чем отличается членство в ЕС от членства в СЭВ.
– Мой, позволю так сказать, философский ответ на это – то, что в Брюсселе мы находимся в равном положении. С тех пор как мы стали членами ЕС, мы тоже Брюссель, просто столица находится там, но это наши голоса в парламенте, наше представительство, наш комиссар. В другом случае все было централизовано Советским Союзом и действовало только в его интересах. Тот факт, что это было построено из разных стран, было стратегической вещью, но все зависели от Советского Союза, и никто ничего не мог сказать. Здесь мы все можем кричать и вопить в Европейском парламенте сколько хочется.
– Но кричите ли вы?
– Да. Все, что делается, делается коллегиально 28 членами (наш разговор состоялся до Брекзита, после которого в ЕС остались 27 стран. – И. П.), это очень сложно, но у нас есть наш голос. Может быть, иногда люди думают и говорят – первый класс, второй класс. Это тоже термины немного обобщенные, которые хорошо звучат, но если вы начнете копать и смотреть – права и голоса те же самые. Мы, может быть, самые новые. Некоторые страны, как, например, Польша или Венгрия, у них более длительное прошлое, они католики, что очень важно для Брюсселя в некоторых случаях. О нас после полувека коммунизма, как я понимаю, думали, что мы или наполовину русские, или наполовину турки, но в любом случае не европейцы.
При этом царь Симеон признавался, что для него «безусловным приоритетом» было вступление в ЕС, а НАТО – так, сопутствующий вопрос. Вспоминая о том времени, которое Петр Кынев охарактеризовал как «работали прекрасно», царь подтверждает: «Я думаю, мы работали очень хорошо, чтобы показать Западу, очень большой части болгарской общественности, которая хотела достичь следующей стадии, – а из ЕС за нами наблюдали, – показать, что Болгария означает дело». Об этом – понимании и членстве в этих двух организациях мы говорили и с Еленой Поптодоровой, которая, по ее собственным словам, «была очень сильно вовлечена в интеграцию в НАТО» и гордится этим. Много лет Поптодорова – вице-президент Ассоциации Атлантического договора и директор по Евро-Атлантической деятельности Болгарского Атлантического клуба.
– Так почему Болгарии важно быть частью НАТО и ЕС?
– Европейская интеграция идет концентрическими кругами. Первый, самый простой, была политическая интеграция. Сначала новая политическая система, потом стать членами Совета Европы, затем ЕС, потом НАТО. Второй круг – это свободная торговля и экономические отношения, что было уже не так просто. И самая сложная часть – сначала политическая, потом торговля, потом вы приходите к обороне и безопасности, которая является самой интимной частью интеграции, это самая чувствительная часть, она лежит в основе существования альянса. Я была очень сильно вовлечена в интеграцию в НАТО, и продолжаю верить – и это действительно для всех стран, не только для Болгарии, – членство в НАТО даже важнее в большем стратегическом смысле, чем интеграция в ЕС. Это должно было произойти первым, что и случилось в 2004 году. И я вам скажу, почему это случилось. Я всегда спорила, и в парламенте тоже, о том, что нам не нужно противостоять России, совсем нет, нам нужны эти отношения, они важны для Болгарии, особенно с учетом истории. Но Болгария должна эмансипироваться, стать суверенным государством, способным принимать самостоятельные решения. Что пока еще не сделано, даже через 30 лет после перехода. И это касается энергетики и обороны, и особенно оборонного оборудования. Мы до сих пор используем старое российское вооружение, и Болгария – наверняка вы об этом слышали или читали в открытых источниках – на 97 % зависит от поставок российской энергии, это атом, газ, нефть (после 2022 года эта ситуация в значительной мере изменилась. – И. П.). С точки зрения суверенитета и принятия самостоятельных решений это не может быть хорошо ни для какой страны. В области обороны то же самое. Я даже не говорю о том, где мы должны покупать – это может быть Швеция, Франция или даже США, это не важно. Но у нас нет ни одного большого приобретения от НАТО, что делает нашу позицию весьма двусмысленной. Почему так важно быть членом НАТО? Из-за уникальной истории Болгарии. Нам нужен этот альянс, который обеспечивает сеть безопасности, которая позволит Болгарии чувствовать себя более комфортно в развитии собственной суверенной политики. Этого не может произойти с нейтральной страной. Я помню, как в 1990-е у нас было много дебатов в парламенте. Я помню, когда Соломон (Соломон Паси – министр иностранных дел Болгарии в 2001–2005 годах. – И. П.) предложил, чтобы Болгария вступила в НАТО, все смеялись. Крайне правые партии высмеивали его, левые тоже высмеивали – такова была политическая тенденция того времени. Но это случилось. Европейский союз – естественная окружающая среда для нас. Болгария всегда была частью Европы. Даже если вы посмотрите назад, в царские времена, вы увидите, откуда пришли наши цари, и это еще одна интересная вещь. У нас не было времени и потенциала, чтобы вырастать собственных царственных особ. Поэтому нам пришлось искать царей в Европе. Это ощущение принадлежности к Европе было у нас всегда: мы – там, мы – ее часть. Но это мягкая сила, она не дает вам оборонного компонента, который может прийти только через НАТО. Конечно, было много тех, кто выступал за нейтралитет, но нейтралитет это международно признанный статус. Вы не можете встать в одно прекрасное утро и заявить: я нейтрален. Ты, может, и будешь нейтрален, но другие не будут видеть тебя таким. Все страны – и Швейцария, и Австрия, и Финляндия – их статус обсуждался, о нем договаривались. Это обсуждалось после Второй мировой войны со всеми деталями, очень осторожно. Вена потому и есть печально знаменитое – не просто знаменитое, а именно печально знаменитое – место для обменов разведок, там есть группы, близкие к Западу, близкие к Востоку, у Австрии есть своя роль. У Финляндии тоже есть своя роль (сейчас уже правильнее говорить, что была своя роль, но наш разговор состоялся до вступления Финляндии в НАТО. – И. П.). Я знаю, что была попытка как-то сделать Болгарию нейтральной, но на практике это невозможно. Так что я считаю, Болгария выиграла от членств в ЕС и НАТО. Есть определенные группы здесь, которые никогда не принимали и никогда не примут членство Болгарии в НАТО, это пророссийские группы. Если честно, я не понимаю, почему Германия может иметь хорошие отношения с Россией и быть членом НАТО, а Болгария не может. Почему к нам не такое же отношение? Мы не советские, это нужно четко сказать. Мы многое принимаем как данное. Если мы принимали какое-то решение, которое казалось прозападным, нас сразу называют предателями, неблагодарными и все в таком роде. Но современные люди так не говорят.
– Вы полагаете, что сейчас Болгария – по-настоящему суверенная страна?
– Очень простой и очевидный ответ: никакая армия не вошла в Болгарию, чтобы мы сделали выбор в пользу ЕС или НАТО. Мы все подавали заявки на вступление. Но мы никогда не подавали заявок на вступление в СЭВ или Варшавский договор. Потому что советские войска были в нашей стране, советские комиссары были в каждом учреждении почти 20 лет, потом остались в ключевых областях. Была большая чистка болгарских официальных лиц, работавших в администрации, их заменили или советскими представителями, или преданными советской коммунистической партии людьми. Ничего подобного с ЕС или НАТО не было.
– Сейчас на вашей территории есть американские войска?
– Нет. Я вела переговоры по этому вопросу! И мы хотели их, мы до сих пор их хотим – как Румыния их хочет, как Польша.
– Почему?
– Я скажу вам почему. Потому что мы хотим знать, где мы находимся. А мы находимся в НАТО. Мы хотим, чтобы наши войска тренировались с солдатами НАТО. Это цель.
– Вы действительно думаете, что Россия может сюда прийти и захватить вас силой?
– Нет, нет, нет. Я знаю, что она хотела бы прийти. Но для этого и нужно укреплять оборонные способности. И вот теперь мы говорим о базах. Конечно, они нам нужны. Знаете ли вы, что, за исключением участия в интервенции против Чехословакии в 1968 году, болгарские солдаты и офицеры никогда не покидали казарм? Они были компонентом большого контингента Варшавского договора, но никогда не участвовали в настоящих боях. Наши пилоты, может, в воздух поднимались раз тридцать за год. У нас полностью недееспособная армия, чисто номинальная. Такова была ситуация в Варшавском договоре – от нас не ждали, что мы будем защищать национальный суверенитет, в каком бы то ни было виде – экономическом, политическом или военном. Мы были частью чьей-то системы. В нынешней ситуации мы хотим защищать свои границы. Поэтому мы тренируемся вместе с НАТО, это очень ограниченно, к сожалению, этого недостаточно. Вы спрашивали по поводу решений. К сожалению, особенно это касается решений в сфере обороны, они принимаются с большой осторожностью – чтобы не огорчить Россию. Я говорю с вами очень честно: это правда жизни. Это же касается энергетики. Факт состоит в том, что мы до сих пор не принимаем собственных решений о модернизации армии. Я работаю с этим пятнадцать лет. И каждый раз – два раза точно – когда мы уже почти были готовы подписать контракт на приобретение боевых самолетов, правительство подавало в отставку. И все откатывалось назад: нет, мы не будем этого делать, мы вложим больше денег в обновление МиГов, и мы остаемся там, где были. Мы до сих пор там. У нас практически есть только МиГи, парочка корветов, я думаю, что один из них нефункционален. Это жалкая ситуация. А для суверенитета государства то, как вы строите свою оборону, важно. Я уверена, что, когда страна строит национальную оборону, ее больше уважают. И я думаю, что Россия и Путин признают силу, признают мощь. Иначе вы всего лишь мелкая деталь в пейзаже.
– А от кого исходит угроза для Болгарии?
– Я вам скажу. Россия – это угроза, пусть и в другом виде. Это угроза в смысле финансирования. 33 % болгарской экономики буквально находятся под контролем России или в ее владении, это компании или строго российские, или болгарско-российское партнерство (после начала СВО ситуация изменилась. – И. П.). У нас есть ситуация, когда «Лукойл», самая большая российская компания в этой стране, последние 10 лет не платила здесь налоги. Как вы смотрите на это? Они говорят: у нас есть оборот, но нет дохода, поэтому мы не будем платить налоги, раз у нас нет дохода. Извините, но они отнимают деньги у болгар (в Бургасе находится крупнейший на Балканах нефтеперерабатывающий завод, принадлежащий «Лукойлу», он обеспечивал топливом Болгарию и соседние страны, на нем работают несколько тысяч человек, и в санкциях ЕС для этого НПЗ было сделано исключение до конца 2024 года, но министр экономики Богдан Богданов заявил: «Исключения для “Лукойла” прекратят действие в начале марта (2024 года. – И. П.). Мы верим, что “Лукойл” к этому готов, а если нет, то государство готово взять на себя контроль над предприятием». Возможно, ради этого «контроля» и затеяна вся эта ситуация. – И. П.). Все это нужно рассматривать с разных сторон. Гибридные войны. И я могу рассказать вам много историй о вмешательстве, способах влияния – сейчас новый век. Конечно, Россия не атакует Балтийские страны, физически она не атакует Польшу, не атакует Румынию или Болгарию. Но у нас есть замороженные конфликты – Грузия, Крым, Молдова. Это факты жизни, никто не может этого отрицать. Поэтому, когда мы строим оборону, мы показываем свою принадлежность, это главное. Конечно, мы не хотим даже говорить в военных терминах с Россией. Почему как только мы говорим о своей обороне, это немедленно вызывает такую реакцию? Это мой вопрос. Я уважаю российские решения, Россия решила инвестировать в четыре раза больше в оборону, Россия решила разрабатывать новые виды оружия. Я же не говорю, что Болгария атакует Россию, и это заставляет ее развивать свои оборонные способности, я этого не говорю. Почему Россию волнует то, что делает Болгария? Можете мне ответить? Это дело Болгарии.
Елена Поптодорова, конечно, не хочет, чтобы ее страна была «мелкой деталью в пейзаже». На самом деле этого никто не хочет, даже небольшие по площади и людским ресурсам страны. Никто не признается, что не все решения принимаются внутри самой страны, что иногда суверенитетом приходится «делиться». Говорим об этом с российским политологом Федором Лукьяновым, причем говорим не только о Болгарии, а шире – о странах Восточной и Центральной Европы: «Я не думаю, что у них был особый выбор. Пытаясь смотреть реалистически, я не вижу, как могло быть иначе. Холодная война закончилась определенным образом. Пусть не объявили победителей и проигравших, но фактически они были. Советский Союз из этой части Европы ушел, Россия не пришла и не могла прийти. Это не могло оставаться серой зоной, и расширение евро-атлантических институтов было абсолютно неизбежно. Эта часть Европы вернулась туда, куда они хотели – домой, как эти все лозунги были, но не совсем в ту Европу, которая была в тот момент, когда их оттуда забрали».