– Ты кто? – спросил я почему-то тоже шепотом.
– Я только предупредить хотела. Не надо стрелять…
– Подойди к фонарю! – приказал я, не сводя с силуэта прицел.
Фигурка переместилась на свет. Все-таки девушка! Голову ее покрывал темный платок, который она тут же сняла, рассыпав по плечам длинные волосы. Я поначалу даже опешил, настолько милым оказалось ее личико. На вид ей было лет шестнадцать, хотя, возможно, так казалось из-за ее небольшого роста. Девушка куталась в длинный серый плащ, смущенно переминаясь с ноги на ногу под моим взглядом. «Наверное, из деревни», – решил я, мысленно прикинув, что в ближайшей деревне Речки из населения, небось, остались лишь три старухи, которые не захотели покинуть ее еще с советских времен. Может, внучка чья-то? Хотя далековато до деревни-то…
– О чем ты хотела предупредить? – спросил я.
– Уходите отсюда!
– Куда же я уйду? – Какая наивная. – У меня пост, служба…
– Уходите отсюда, очень прошу, – сказала она, и в голосе ее была искренняя мольба. – Вам нельзя тут быть, когда придет… – Девушка насторожилась.
– Придет кто?
Вдруг она побежала, быстро накинув на голову платок, и скрылась в лесу. В тот же миг позади меня раздались шаги. Я оглянулся и увидел, что по дорожке к посту спускается смена.
– Стой, кто идет? – окликнул я.
– Да ладно, расслабься, – сказал Агеев, позади которого шли Леха Волков, Слава Бабин и уже сменившийся с первого поста Вовка Роганин. – Начкар спит. Злой, правда. Петрович чего-то сегодня не пришел… Да расслабься, я говорю!
Я заметил, что все еще держу автомат на изготовку и дуло смотрит прямиком на разводящего. Я тут же закинул оружие за спину.
– Все в порядке? – спросил Агеев. – Какой-то ты странный.
– Я слышал какие-то звуки на территории. Как будто шум воды. А еще… – Я хотел добавить про девушку, но решил промолчать. Тут же обвинят, мол, действовал не по уставу: мало того что не сообщил об этом в караулку, да еще и болтал на посту с посторонними. Однако выражение лица Агеева на мой доклад красноречиво отвечало: «Да, на посту порой еще и не такое мерещится…» Я настаивать не стал.
– Ладно, пойдем, – сказал Агеев.
И смена отправилась дальше вверх по склону к третьему посту.
– Пост сдал, – бросил я по пути.
– Принял! – крикнул нам вдогонку оставшийся у вышки Леха Волков.
Всю дорогу до третьего поста я поглядывал за ограждение, надеясь снова увидеть ту девушку. «Кто она? Откуда? – вертелось в голове. – И что это было за предупреждение?» В полумраке я не смог хорошо разглядеть ее лицо, но фантазия тут же дополнила недостающие прелести, и в мыслях я уже видел богиню. И теперь мне все больше казалось, что она похожа… на Ладу.
– Мужики, я понимаю, караул халявный, но хоть какие-то приличия соблюдать надо, – сказал Витя Агеев, когда мы подошли к вышке третьего поста. – Вот где Рыбалкин, например? По-любому спит где-нибудь в кустах, зараза!
– Он в том окопе, – сказал я, вспомнив, где не так давно видел приятеля.
Рыбалкин действительно оказался там. Он не спал. Он сидел, обхватив колени руками, сжавшись, словно от холода. Бронежилет, автомат, каска и гитара валялись неподалеку.
– Ты, я смотрю, вообще обнаглел, – воскликнул Агеев. – Да еще и броник снял!
Рыбалкин посмотрел на него так, словно увидел впервые. Теперь стало заметно, что часового бьет крупная дрожь, а взгляд его бегает, словно у сумасшедшего.
– Рыбалкин, с тобой все в порядке? Это я – младший сержант Агеев! Ладин! Помнишь такого?
Взгляд Рыбалкина прояснился, он ошарашенно посмотрел по сторонам и, казалось, с трудом понимал происходящее. Наконец он встал, поднял броник и каску. Забросил автомат на плечо.
– Да он обкурился, наверное, – усмехнулся Бабин. Он подошел к Рыбалкину и помахал ладонью у него перед глазами. – Э-э-э, мулик! Очнись!
– И штык не забудь, – сказал я.
Рыбалкин как-то странно взглянул на валяющийся в траве штык-нож, будто что-то припоминая.
– А что, комбат приехал? – растерянно спросил он.
– С чего ты взял? – удивился Агеев.
Рыбалкин пожал плечами и, промямлив: «Пост сдал», поплелся к воротам, даже не вспомнив о том, что в кустах осталась его любимая гитара.
Желтый луч фонарика скользил по тропинке, выхватывая из ночного мрака дрожащую на ветру траву. Погода начала портиться. Всю дорогу до караулки мы шли молча, каждый думал о своем. Складывалось впечатление, будто каждый на посту увидел нечто такое, о чем не хотел говорить. Я же не переставал думать о той незнакомке. Кто она? Интересно, увижу ли ее еще раз?
Сквозь заросли кустарника замелькал огонек фонаря караульного помещения. Часовой собачки распахнул перед нами калитку.
– Признаться, я на посту глюковал по-черному, – наконец сказал Вовка Роганин. – Все казалось, будто следит за мной кто-то из леса. Там овражек на первом посту есть. В курсе? Такое ощущение было, словно стоял там кто-то…
– А это был парень или девушка? – осторожно спросил я.
– Да фиг его знает. Далеко было, – ответил Роганин. – Сначала мне вообще показалось, что это наш комбат.
При слове «комбат» Рыбалкин вздрогнул, но не проронил ни слова.
– Слушай, а звуков ты никаких не слышал? – допытывался я. – Ну, вроде как из баллонов воздух выходит или шум воды?
– Нет, не слышал. Что, Зверек, тоже глюки? Вообще, правы были пацаны – глюковый какой-то караул.
– Ага, – тихо подтвердил Рыбалкин. – Глюковый.
Мы разрядились у пулеулавливателя.
– Оружие в пирамиды, – повелел Агеев и пошел к караулке.
В дверях он столкнулся с Провиным. Тот вышел вразвалку, но, увидев нас, выпрямился, одернул форму, как на параде.
– Как служба, товарищ сержант? – спросил он Агеева. И тут же с усмешкой добавил: – Ах, извини, оговорился. Младший сержант. Тебя же разжаловали!..
– Нормально, Жека, – ответил Агеев. И, наклонившись к уху Провина, прошептал: – Разжаловали… Смотри, как бы с тобой чего похуже не случилось. – И разводящий, оттолкнув плечом помначкара, прошел в караулку.
Лицо Провина исказила бессильная злоба. Его взгляд метнулся по сторонам – на ком бы отыграться?
– Почему лямки на бронежилете расстегнуты? – с ходу накинулся он на Рыб ал кина.
Тот промолчал.
