Иванова, на пересдачу!
Она поднялась со стула, и я ломанулась к выходу, заплетаясь в ногах, подгоняемая жаждой выживания и здравым смыслом.
– Дарья, подождите…
– Очень спешу!!!
Мне казалось, что философийша следовала по пятам. Её тяжелые шаги отдавались в ушах, а когда я обернулась, то увидела, как она идет следом и улыбается себе под нос.
Прямо как в триллерах. С той разницей, что сейчас мне грозила далеко не смерть…
Надо срочно прятаться.
О, туалет.
Я нырнула внутрь и рявкнула на какого-то парня, который с гоготом заметил, что туалет вообще-то мужской. Тем лучше, меньше шансов попасться. Трех мальчишек тут же вынесло прочь, причем один на ходу застегивал джинсы. Пф, слабаки.
Я закрыла дверь и сползла по стенке. Кошмар. Кто бы подозревал, что зачет по философии обернется таким стрессом.
– Эй! – Дернула за ручку… и та отвалилась, оказавшись в моих руках.
Я оказалась заперта. В туалете. В мужском. Вашу ж мать.
Первые несколько минут я пыталась спастись самостоятельно, подколупнуть защелку или вставить ручку обратно. Не получилось. Строитель из меня, прямо скажем, не очень.
Ну и что делать?
Особо и не поорешь, ибо возникнут логичные вопросы: на кой фиг я туда приплелась и зачем запиралась изнутри?
Я затаилась и хотела уже спрятаться в кабинке, чтобы вынырнуть наружу, когда кто-нибудь войдет внутрь, но не успела. Потому что дверь пнули снаружи. Резким, быстрым движением, заставившим меня отпрыгнуть к раковинам.
Несколько секунд между коридором и туалетом царило гробовое молчание, потому что на меня смотрел профессор Измайлов. Этот нахальный гад не выглядел обескураженным, скорее его рожа озарилась пониманием. Мол, а где ещё оказаться нерадивой козе-Ивановой, если не в мужском туалете?
– Вы что тут делаете? – процедила сквозь зубы, когда гляделки совсем уж затянулись.
– А вы? – парировал он. – Это мужской туалет, сюда принято ходить по нужде. Какая у вас нужда, Дашенька?
Измайлов, будто нисколько не смущаясь, вошел в кабинку, ещё и не закрыл за собой дверь. Эй, вот давайте без аморальностей! Но демон в облике преподавателя не спешил заняться тем самым делом, ради которого в туалеты и ходят. Он глянул через плечо.
– Вы всё ещё здесь?
– Ага…
Ноги примерзли к полу. Мне хотелось сказануть какую-нибудь гадость и уйти победительницей, но гадостей в голову не лезло. Только всякие дурацкие фразы типа «Сам дурак!!!» или «Ненавижу и вас, и сопромат».
– До сих пор не ушли? – Измайлов принялся неторопливо расстегивать ширинку.
– Перестаньте, – нахмурилась я.
– Вы же понимаете, что сюда в любую минуту могут войти студенты и увидеть, как вы подсматриваете за преподавателем. Вуайеризм вас не красит, Иванова.
И правда, пора сваливать. Я развернулась и с видом человека, который сам решает, что и когда ему делать, двинулась к выходу. Ноги при этом подкашивались.
– Кстати, как продвигается ваше изучение основ сопромата? – вдогонку крикнул Измайлов. – Достигли просветления?
Ответом ему стала хлопнувшая дверь.
Итак, Даша. По всему получается, что Станислав Тимофеевич прав. Ты – злостная вуайеристка, потому что любая приличная девушка сбежала бы из мужского туалета сразу же, как её выпустили на волю. А ты зачем-то осталась.
Зачем?
Впрочем, всё не так плохо. На этой неделе экзекуции кончены, можно бежать в общагу. Во вторник сдам последний экзамен и неделю буду валяться в кроватке. Какое счастье, что на время сессии дается учебный отпуск, и в кафе меня ждут только в начале февраля!
Идеально.
Увы, моим радужным планам не суждено было сбыться.
Как минимум потому, что я забыла телефон в кабинете философии (о чем и хотела сообщить преподша). Я вернулась туда и смачно краснела, пока философийша рассказывала о том, как тяжело женщине выжить в мире непонимания и мужчин.
***
Преподаватель по строительной механике задерживался. Что странно: обычно он приходил за полчаса до пары и выгонял тех, кто опаздывал хотя бы на минуту. Старая закалка, чтоб её.
Зато он был стар, глух на левое ухо и подслеповат, и получить у него экзамен могла даже обезьянка. Мы разложили по партам шпаргалки, достали телефоны. Иными словами, полноценно приготовились к сдаче.
Дверь приоткрылась, впуская… Станислава Тимофеевича. В черной рубашке, с дипломатом. Я переглянулась с Кошелевым, лицо которого вытянулось.
– Добрый день! – Преподаватель смерил нас внимательным взглядом из-под очков. – К сожалению, Дмитрий Петрович приболел, поэтому экзамен буду принимать я. Тяните билеты.
Как вы понимаете, шпаргалки пришлось быстренько убрать. Измайлов неустанно бдел за тем, чтобы ладони страдальцев – то есть нас – лежали на столах.
Тиран и деспот, что с него взять.
Мне достались один нормальный вопрос, один ненормальный и задача, при виде которой хотелось плакать. Полчаса мучений, но в голове так и не родилось ничего путного.
Что же делать?..
– Иванова, присаживайтесь, – раздалось громом среди ясного неба. – Будьте спокойны, я не кусаюсь.
Группа выдохнула. Никто не хотел идти первым, а тут такая удача – жертву выбрал сам преподаватель. Я села напротив Измайлова и задумалась о том, как ему идет эта трехдневная щетина. Как по ней хочется провести пальцами, чтобы убедиться, что под колючестью горячая кожа.
Ой.
Даша, очнись!
– Что ж, Иванова, вы продемонстрировали такие познания в углубленном сопромате, что строительная механика должна быть для вас очевидна. Начинайте.
Ещё и издевается…
Моего запала хватило ненадолго. На первый вопрос худо-бедно ответила, зато на втором потонула, а задачу даже не смогла правильно перерисовать.
– Это такая слабая тройка, что почти двойка, – вздохнул Станислав Тимофеевич. – Может, ещё что-нибудь расскажете? Вы же смогли наработать на «хорошо» в прошлый раз. Нет? Тогда пересдача в четверг, – он пробежался взглядом по кабинету и добавил: – Кошелев, чего скучаете? Готовы отвечать? Иванова, освободите стул.
Да что за издевательство!
Ещё и опять сделал акцент на том, как конкретно мне досталась четверка.
Психуя и мечтая сжечь невыносимого преподавателя, который почему-то решил, что может сначала воспользоваться мною, а затем насмехаться, я рванула из аудитории.
Глаза застилали слезы.
Да, меня душила обида. Потому что я не сделала Измайлову ничего плохого. Тот раз, когда я потеряла рассудок от страсти, был добровольным. Мы оба этого хотели. Мы оба задыхались от желания, что рвалось наружу.
Будто он не срывал с меня одежду. Будто это не его пальцы оглаживали внутреннюю сторону моих бедер.
Почему тогда он ведет себя так, будто я натворила что-то непростительное?
Строит обиженного и оскорбленного.
Козел!
Ноги сами понесли меня обратно в аудиторию. Злоба застилала глаза кровавым маревом, и дверь я открыла с ноги. Измайлов даже не повернулся, будто разъяренные студентки ежедневно врывались к нему на экзамен.
– Знаете что, Станислав Тимофеевич? – Я опасно надвинулась на своего мучителя. – Подавитесь вы своей четверкой по сопромату. Мне плевать, что вы себе надумали. Засуньте её себе в…
Я бы с удовольствием закончила фразу. А что? Пусть Измайлов знает путь, по которому его ждут. К сожалению, не смогла. Кошелев оперативно вскочил со стула и пинками оттащил моё брыкающееся тельце к выходу.
– Иванова, закрой рот, – прошипел он, тряхнув меня за плечи. – Ты хочешь, чтобы этот упырь совсем озверел и опять всех нас прокатил с экзаменом?
– Да начхать! Почему он издевается надо мной?! Чем я заслужила?..
– Потому что ты реагируешь на его выпады, – Серега притянул меня к груди и похлопал по спине. – Ну-ну, прекращай. Такие, как ты, не плачут.
– Такие – это какие? – оскорбилась я.
Ущербные? Глупые? Неадекватные?
– Сильные и независимые женщины, – улыбнулся Кошелев. – Всё, проваливай. Вечером приду с вином и чипсами. Будем заедать твоё горе. Договорились?
– Ага…
Он ушел, а я осталась стоять посреди коридора, всхлипывая и думая о том, что не хочу быть сильной. Мне так нравилось чувствовать слабость. Нравилось таять в руках. Нравилось задыхаться от ласки и ощущать, как внизу живота полыхает пожар.
Мне нравилось принадлежать мужчине, который только что в очередной раз втоптал меня в грязь.
***
На моей кровати лежал плюшевый мишка, весь вид которого выражал крайнюю степень психического расстройства. Левый глаз косил, бледно-розовый язык вывалился изо рта. В лапах медведь держал кособокое сердечко.
Я подняла чудовище и увидела под его задницей записку:
Мишка от Мишки. Сходим на свидание?
– Это кто притащил? – уточнила, смутно догадываясь, какой именно «Мишка» может быть замешан в подобной пакости.
– Тайный поклонник, – хихикнула Иришка, но тут же спалилась. – Миша Семенов заходил. Топтался на пороге полчаса, потом медведя укладывал во всякие позы. По-моему, кое-кто втюрился в тебя по самые уши. Только мне кажется, что он опоздал, ибо сердечко Дарьи занято кем-то другим?
Я посмотрела на неё с испугом. Она мои мысли читает или на днях я сказанула ещё какую-нибудь откровенность про свои чувства к козлу-недоноску по имени Станислав Тимофеевич?
– С чего ты взяла?..
– Ой, да проще простого. Пропадаешь где-то вечерами, возвращаешься никакая, сразу падаешь спать. Мне ничего не рассказываешь. Якобы сопромат учишь, но я-то понимаю, что это отговорки. Кто твоя зазноба, детка?
Уф, значит, Иришка не догадалась о моей болезни по имени «Измайлов Станислав», а всего лишь решила, что нас с Коперником связывает нечто большее, чем сотрудничество.
Ох, нет. Тот парень неплохой, хоть и выглядит как кошмарный сон любого качка, да только влюбиться в него нереально. Его ещё обтесывать и обтесывать до состояния человека.
Кстати, про неплохого парня. На телефоне очень своевременно высветилось сообщение от Ивана.
Даша, ты ужасно непунктуальна. Наше занятие началось тринадцать минут назад, а тебя всё нет. Если не придешь через две минуты – я расторгаю договор.
– Извини, Ир. Мне нужно бежать! – С этими словами я схватила телефон и рванула из комнаты.
Про договор – это, конечно, сильно сказано. Но в том, что Ванюша откажется от меня, можно не сомневаться. Он же такой. Мерзкий и принципиальный.
Я влетела в его комнату, задыхаясь как человек, за которым гнался дикий зверь.
– Неужели успела? – хмыкнул Коперник и быстренько захлопнул крышку ноутбука.
– А ты сомневался? – я плюхнулась рядом с Ваней и открыла ноутбук вновь. – Чего смотришь?
На мониторе загорелся заголовок: «Уроки соблазнения от Мастера Кирилла. Часть 1. Вводная».
С видео на нас взирал прыщавый патлатый подросток, по глазам которого читалось, что дальше теории в соблазнении он не продвинулся (и не продвинется, если продолжит мыть и волосы, и тело, и лицо хозяйственным мылом).
Да уж, непревзойденный мастер. Ас. Кирилл Великий. Я прыснула и закрыла страничку.
Нечего засорять голову всякой чушью. Давайте лучше перейдем к приятному и полезному.
Пальцы вбили имя в социальную сеть, и вскоре на нас с фотографии взирала счастливая Ира, сидящая на скамейке в парке.
– Итак, продолжим изучать азы соблазнения. Перед нами Ирина Шевченко. Что ты можешь про неё сказать?
Коперник уставился влюбленными глазами на объект вожделения.
– Она очень красивая…
– Вот-вот. А теперь посмотри на себя. Что ты видишь?
– Ну и что со мной не так? – оскорбился до глубины души мой ученик. – Ты-то, конечно, много знаешь про то, как нужно выглядеть.
Я окинула Ивана взглядом снизу-вверх. Вельветовые штаны. Растянутый свитер, из-под которого выглядывает воротничок старчески-серой рубашки. Квадратные очки на половину лица. Раздражение от бритвы на щеках. Ванюша был хорошим мальчиком. Таким правильным-правильным. Каноничным.
Хорошие мальчики носят свитера поверх рубашек, пусть даже и потеют в них. У хороших мальчиков не должно быть щетины.
Таких мальчиков-зайчиков обожают исключительно мамы.
Таким мальчикам никто никогда не дает. Ибо девочки любят колючую щетину и не любят, когда от парня воняет потом.
– Всё не так, Ванюша. Я бы даже сказала: ты целиком не такой, как надо. Ещё и хамишь девушкам, которые тебе добра желают. А теперь приступим к деталям.
Ладно, мы научим Коперника легкому раздолбайству, которое так нравится слабому полу.
Если за дело взялась Иванова Даша – быть беде!
Глава 3
Как понять, что тебе срочно нужен парень?
Тебе начинает сниться Станислав Измайлов. Он стоит обнаженный после душа, и капельки влаги блестят на его смуглом теле. Руки, перевитые мышцами, покоятся на мощной груди.
Ты обводишь языком кубики его пресса, скользишь ниже и касаешься губами сосредоточия его желания. Горячего, жаждущего. Сильного.
Измайлов издает слабый рык, на который твоё тело отзывается мучительной судорогой. Тихий стон срывается с твоих губ, когда он разворачивает тебя спиной и входит грубым толчком.
В эту секунду ты просыпаешься.
С мыслью: «Твою ж мать!»
Я распахнула глаза и долго пялилась в потолок, откинув одеяло, которое не грело, но жарило разгоряченное тело. Дикое возбуждение не утихало. На соседней кровати дрыхла Шевченко, уткнувшись лицом в подушку.
Сердце заходилось частым биением, и я не могла утихомирить его. Сколько ни повторяла себе, что Станислав Измайлов – мерзавец, ненавистный мною. Сколько ни вспоминала его вечное ехидство и презрение.
Сердце всё равно выстукивало мелодию того, какое наслаждение дарили его губы… и руки…
Надо срочно заняться чем-нибудь полезным.
Даже сомнений быть не могло: чем именно.
Бег спасал меня в самые тяжелые минуты жизни. Иногда казалось, что хуже быть не может. Всё кончено. Тогда я надевала любимые тренировочные кроссовки и бежала. Вокруг общежития и парка. Оббегала квартал. Переводила дыхание у стоячей воды канала, что протекал в пяти километрах от общаги.
И неслась обратно.
Иришка не понимала, как я умудряюсь бегать зимой или в дождь. А я ловила какой-то сумасшедший кайф от того, что уматывала себя в край.
Вот и сейчас я тихонечко достала одежду, врубила в наушниках музыку.
Пора!
К сожалению, мой настрой был нагло испорчен. На «черной» лестнице, по которой я собиралась спуститься, стоял грустный Коперник. В пижаме. Встрепанный. Одинокий.
– Ты чего? – удивилась я.
– Не твоего ума дело, – он включил режим злюки.
– Всё, что ты происходит с тобой, дело моего ума. Рассказывай.
Иван помялся, переступил с ноги на ногу.
– Мысли какие-то идиотские лезут после нашего вчерашнего разговора. Мне кажется, Ира меня никогда не полюбит. Вот пытался закурить, – он показал измочаленную сигарету, – а не смог. Я такое не умею. Понимаешь? Прочитал научную статью, что курение активизирует мозговые процессы. А всё равно никак.
Фига себе. Радикально он решил поменяться. Из поборника здорового образа жизни до курильщика.
– Есть спортивная форма? – смирилась я с тем, что отделаться от Ванюши не удастся.
– Ага.
– Даю тебе пять минут. Будем выгонять дурные мысли самым простым способом – изнурять тело тренировками. Носки теплые надень! И кофту под балахон! На улице холодно.
Короче говоря, вскоре ко мне вышла капуста, укутанная в четыре слоя вещей.
Ну, лучше так, чем заболеть и умереть в самом рассвете сил, так и не познав женской любви.
Бег с Ваней был долгим и нудным, ибо неспортивный Коперник задохнулся уже через две минуты и просто стоял, согнувшись и издавая звуки полумертвого кита. Я носилась трусцой около него, проклиная своё добродушие.
– Давай, слабак!
Щеки мерзли, и изо рта струился пар.
– Я не могу… – прохрипел Ванюша и протер запотевшие очки. – Можно мне пойти домой?
– Хочешь покорить Иру? – Он осторожно кивнул. – Тогда тренируйся! Девушки любят спортсменов, а не курильщиков! Догоняй!
Я побежала к перекрестку, думая о том, как все-таки хорошо глубокой ночью, когда улицы пусты, и лишь одинокие машины проносятся по шоссе, взрезая тишину.
Где-то вдалеке так громко пыхтел Коперник, что грозился перебудить ближайшие дома. Причем он мог уже идти, а не бежать, ибо я сбросила скорость под ноль.
Впрочем, вдвоем было как-то легче. Не так остро давило одиночество.
– А ты чего бегаешь посреди ночи? – Ванюша поравнялся со мной. – Какие думы гложут юное сердце?
Вот он поэт доморощенный. Откуда в технической голове берется подобная ересь?
– Просто люблю бегать, – пожала плечами. – Расслабляет, знаешь ли.
– Чушь собачья. Ты с таким лицом выходила, будто тебя призраки преследуют, – он запыхтел сильнее и отдалился; я намеренно ускорилась. – Ну и ладно. Не хочешь – не говори!
– Не хочу, – проворчала себе под нос.
Думать даже не хочу о том, что может заставить сорваться в ночи с кровати. Думать не хочу о том, кто способен вырывать дыхание из груди. О губах его дьявольских и усмешке вечной.
О том, как он решил, будто я – такая меркантильная дрянь, что отдалась за оценку. Мол, раз взяток не берешь, так меня возьми. Тепленькую.
Как ему в голову такое пришло?..
И что, теперь он всякий раз будет неоднозначно намекать, что моя оценка – позорище? Что он, весь такой замечательный, поддался инстинктам, а потому я хожу с незаслуженной четверкой?
Я не выдержала и разревелась. Горько так, безысходно. От гадливости к самой себе и тому, что в глазах Измайлова я теперь – обыкновенная давалка.
– Ты чего?.. – Коперник потряс меня за плечо.
Даже не заметила, как остановилась и уткнула лицо в ладони.
– Нормально всё.
– Иванова… Дашка… Да прекращай ты. Не плачь. На морозе это небезопасно. Лицо распухнет, потом страшная будешь ходить, – задумался и сам продолжил: – Блин, я не умею женщин успокаивать. В научных статьях об этом редко пишут, разве что с точки зрения психиатрии.
Я истерично хихикала, но реветь не прекратила.
– Даш, прекращай. Не знаю, что у тебя случилось, но ты нормальная… хоть и девушка.
– Ванюш, ты лучший. Честно.
Плакать после такого комплимента не получалось. Я отпустила измученного Коперника на боковую, а сама навернула небольшой кружок и вернулась в общежитие. Иришка даже не проснулась – вот что значит здоровый сон.
Черт с ним, с Измайловым. Пусть он подавится своим ехидством и оценками бесценными.
Не нужен он мне. Вообще. Ни капельки.
Я даже дам шанс Мише Семенову и схожу с ним на свидание. В доказательство того, что равнодушна ко всяким козлам типа Станислава Тимофеевича.
***
Миша Семенов всегда вызывал у меня уважение. За легкость в отношении к жизни и полное отсутствие негатива. Кажется, он вообще не умел злиться. Даже когда какой-то идиот назвал Мишу жирным боровом, Семенов вначале сломал ему руку, а затем извинился.
Вот такой он душка.
Своим парнем я его не видела даже в самых нереальных фантазиях. Не, ему нужна домашняя девушка, которая будет встречать Мишу с кастрюлей борща и подносом пирожков. Да и я хочу от парня не только мужественности, но и мозгов. Хотя бы капельку.
Но ради такого случая я даже вырядилась как девочка. Каблуки у Иришки выпросила (будто одного печального опыта не хватило), заплела волосы в косу. Даже накрасила губы в какой-то развратный красный цвет.
Мы встретились в торговом центре. Миша почесал в затылке и глубокомысленно изрек:
– Ну что, в кинцо?
– Ага. Только билет возьму себе сама.
Он как-то понурился, но согласился. А что? Некоторые парни так и считают: сводил в кинотеатр (или поставил четверку), и ты ему должна по самые помидоры.
Нет уж.
Миша купил гигантское ведро попкорна и, абсолютно счастливый, начал хомячить, стоило нам рассесться по местам. Большой ребенок, что с него взять?
– Измайлов – уродец, скажи? – буркнул он.
О, да ладно! В Семенове есть неприязнь к кому-либо?
– Чего это ты вдруг так категоричен?
– Он со вторым экзаменом прокатил. У меня вместе с ним уже пять долгов. И что делать? Отчисляться? В деканате сказали, что терпеть не будут, блин.
– А ты хочешь быть инженером?
– Не-а. Я мечтаю в автомастерской работать, – признался Миша, надув пухлые щеки. – Летом подрабатывал, так это, до сих пор штырит.
– Как тебя вообще занесло на наш факультет? Это ж… не твоё.
Это я так завуалировала фразу: «Я хоть и дубовая во всей строительной специфике, но ты гораздо хуже».
– Мамка заставила. Сказала, что дед был технологом, брат её инженером, а я типа не должен выделяться. Нам в семье работяги не нужны, вот.
М-да. Вот так из-за родительских амбиций страдают дети. До третьего курса Семенов худо-бедно перевалился, но каждая сессия давалась ему нелегко. Он старательно учился, но смысла в этом не было никакого, потому что в одно ухо Миши влетал материал, а из другого со свистом выскакивал.
А мог бы работать мастером, чинить автомобили и получать кайф.
Жаль.
Впрочем, не мне говорить о хотелках. Я тоже не грезила инженерной специальностью, но отец был непреклонен: только этот ВУЗ и только эта профессия. «Иначе ты нам больше не дочь», – так он сказал, стоило мне психануть и отказаться от поступления.
Помню, что я тогда глянула на маму в поисках поддержки, а она только руками развела. За всех всегда решал папа.
«Ты ещё мне спасибо скажешь», – предрекал он, когда усаживал меня на поезд.
А я думала, что больше не хочу возвращаться домой…
–Ничего, доучишься – тебя в любом сервисе с руками оторвут, – улыбнулась я Мише.
Тот кивнул и задумчиво принялся жевать попкорн.
Кончились трейлеры, и на экране появилась заставка киностудии. Только сейчас я задумалась: а на какой фильм мы, собственно, пришли?
Судя по тому, что в первой сцене кого-то застрелили – точно не комедия.
Семенов про меня вообще забыл, увлеченный зрелищем. Я искренне пыталась получать удовольствие, но сюжет был простым как три копейки, в кадре постоянно мелькали обнаженные женщины, а герой очень пафосно говорил о том, что он – сама смерть.
Короче говоря, на десятой минуте меня пробрало на смех, а с двадцатой я смеялась в голос.
Поползновений – которых я опасалась – тоже не случилось. Миша вообще был идеальным компаньоном, ибо попкорном делился, а за коленки не лапал. Ну а посреди сеанса ему пришла СМС. Семенов долго читал её, а потом сказал:
– Мне как бы бежать надо, парни просят с переездом помочь. Ты это, сама досмотришь фильм? Расскажи мне потом, чем кончилось?
Будь мы на свидании, я бы оскорбилась до глубины души. Но так как изначально поняла, что, кроме дружбы, нам нечего ловить, то облегченно кивнула. Иди, конечно.
– Попкорн оставить? – заботливо уточнил Миша, протягивая полупустое ведерко.
– Нет, спасибо.
Кажется, он обрадовался моему отказу.
Просидев ещё минут пятнадцать, я поняла: бесполезно. Надо валить. Второй такой же скучный фильм еще поискать нужно. Сюжет прочитаю в интернете и расскажу Мише во всех подробностях.
Да ещё и ноги в сапогах занемели. Как их люди носят в здравом уме?..
Спуститься по лестнице или на лифте? Все-таки четвертый этаж, а на мне эти дурацкие каблуки.
Я потопталась на месте и двинула к лифту. Тот раскрыл передо мной металлические двери и бесшумно тронулся вниз.
Мой путь продолжался недолго, ибо на третьем этаже лифт замер, и двери открылись вновь
Не может быть!
Внутрь вошел, мерзопакостно ухмыляясь, Измайлов Станислав Тимофеевич.
– Смотрю, судьба так и сталкивает нас лбами? – ухмыльнулся он, нажимая на кнопку нулевого этажа.
Я промолчала, лишь отодвинулась в угол.
Даже общаться с ним не хочу. Даже смотреть в его сторону тошно. Воздухом одним дышать неприятно.
– Ладно вам, Иванова. Не реагируйте столь бурно. У вас же на лице написаны все эмоции.
«Отвалите», – подумала я, мысленно дорисовывая маршрут, куда именно он должен отвалить. Извилистый такой маршрут, полный закоулков и голодных тварей.
– Я вас так сильно бешу? – продолжил изгаляться он, стоя ко мне спиной, но рассматривая меня через зеркальную стену.
– Нисколько, – сквозь зубы.
– Вчера вы, конечно, задали жару. Так эмоционально. Это восхищает. Наверное, я должен извиниться за свои слова. Кажется, эта четверка не принесла вам… удовольствия.
Он повернулся и сделал шаг в мою сторону. Насмешливо. С одной целью – позлить. Я вжалась в стену, думая о том, что смогу дать коленом в пах, если придвинется ещё ближе.
– Станислав Тимофеевич, отстаньте от меня по-хорошему.
– Я и не… – начал Измайлов, но осекся.
Внезапно лифт заскрипел, покачнулся и… застыл на месте. Свет вырубило, и мы погрузились в кромешную тьму.
– Нештатная ситуация! – донесся голос откуда-то снаружи. – Сохраняйте спокойствие. Электричество будет восстановлено в течение десяти минут.