Последние слова Наталья произнесла с неподдельной грустью в голосе и тяжело вздохнула.
– Наталья Всеволодовна, – с жаром начал Александр Иванович, – даю вам слово офицера, что я не брошу вас! Клянусь, что обеспечу вам самую достойную жизнь, чего бы мне это ни стоило! Прошу вас, сударыня, поверьте мне, я всё сделаю, чего вы не попросите, буду верным слугой вашим до конца дней моих! Никому, никому, слышите, не позволю обидеть вас!
С этими словами он встал на колени, глядя прямо в глаза растерянной Наталье Всеволодовне.
– Перестаньте! Перестаньте, прошу вас! – умоляюще зашептала она дрожащим голосом. – Чем, чем я заслужила столь высокое ваше расположение ко мне? Вы пугаете меня…
– Простите, простите меня, но я не могу молчать, – говорил он, всё ближе придвигаясь к ней. – Не знаю, что нашло на меня, но теперь без вас, без вашего милого ласкового взгляда, нежных ваших милых рук я не смогу прожить и дня на этом свете!
Наталья резко встала, отвернув своё прелестное личико в сторону, а Александр остался стоять на коленях, сжимая её руку в своей.
– Так чем же, чем же заслужила я такие ваши слова? Никто прежде не любил меня, разве могу я теперь поверить в это? Все, кого я знала, кроме моего дядюшки, любовались мной как вещью, как нарядной куклой или статуей в парке. Как мне верить вашим словам? Неужели вы тоже видите во мне лишь красивое лицо и фигуру?
Она повернулась. Её глаза горели огоньками слёз. Александр встал и выпрямился перед ней во весь рост.
– Наталья Всеволодовна, – сказал он, дрогнувшим от волнения голосом, – я люблю вас искренне и нежно, и поверьте, не только за неземную красоту вашу, но и за чистую ангельскую душу я вас полюбил, Наталья Всеволодовна, и никогда больше не смогу разлюбить!
Наталья посмотрела в глаза Александру, и взгляды их соединились, и от этого соприкосновенья душ сердца обоих наполнились сладким чувством. Наталья упала в объятья своего молодого кавалера и залилась слезами огромного и искреннего счастья, в которое прежде не могла уверовать.
– Обещайте, обещайте же мне, что не предадите и не покинете меня, заклинаю вас, – шептала она сквозь слёзы.
– Обещаю, – отвечал он так же шёпотом, крепко прижимая её к груди, желая более никогда не отпускать от себя ангела, полюбившего его.
И долго они сидели так, позабыв о целом мире, глядя друг на друга, всё ещё не в силах поверить, что каждый нашёл своё истинное счастье, свою любовь. Они говорили друг другу нежные слова, приготовленные мысленно ещё много лет назад, но произносимые впервые. И эти слова стали для них больше, чем просто звуками, они передавали всю музыку обоих влюблённых сердец. Их души парили под небесами, переполняемые нежностью и счастьем. Когда же все слова уже были сказаны, они ещё долго молча сидели друг напротив друга, и ни один из них не мог налюбоваться своей драгоценной половинкой. Они держались за руки, ощущая биения влюблённых сердец друг друга, и не было в тот момент во всей вселенной людей счастливее, чем Александр и Наталья, нашедших своё счастье среди грубости и мещанства, принесённых жадными родственниками покойного господина Уилсона.
Но даже мысли о семейных дрязгах не возникло в их просветлённых умах. Они склонялись всё ближе и ближе друг к другу, готовясь слиться в сладостном поцелуе, полном чистой любви и страсти, как вдруг услышали голос Альфреда, бежавшего к ним из-за угла замка.
– Александр Иванович, Наталья Всеволодовна, – кричал он, чуть ли не задыхаясь, – идёмте скорее, вас срочно требуют!
– Что случилось, Альфред, – недоумённо спросил Александр, поднимаясь со скамейки.
– Ой, ваша милость, старая госпожа приехали-с, всем велено собраться в гостиной. Тут вообще такое началось, такое началось, – охал дворецкий, размахивая руками и поторапливая молодую пару.
Покуда влюблённые нежно ворковали, признаваясь друг другу в своих чувствах, к замку подъехала роскошная карета, запряжённая шестёркой отменных лошадей. Лакеи, соскочив с запяток, тут же бросились открывать двери, подставив резные ступеньки из красного дерева, чтобы пассажиры смогли с комфортом покинуть экипаж. Из кареты вышла пожилая дама в дорогом и богато украшенном малиновом платье. Несмотря на преклонные годы, она держалась довольно бодро и уверенно. Со всеми она была строга и властна, и эта черта характера сохранилась в ней ещё с молодости. Её седая голова была всё так же высоко поднята, губы всё так же плотно сомкнуты, покрывшееся морщинами лицо, как самая искусная маска, не выдавало ни единой мысли или чувства, а взгляд был холоден и суров. Её стальные глаза насквозь пронизывали любого, заставляя робеть и смущаться в её присутствии. Ни один человек не мог позволить себе спорить с Кларой Генриховной Уилсон, одной из богатейших и влиятельнейших женщин во всём уезде, если не в стране. Всякий чувствовал себя жалкой мухой в её присутствии. Она некогда была самой видной дамой в высшем обществе. Её горделивая осанка и спокойный вид выделяли её среди всех других аристократок. Её уважали и боялись, ведь она была одной из самых коварных и умных женщин своего времени.
Следом за ней вышел кудрявый молодой человек худощавого, даже несколько измождённого телосложения, в сером костюме и лакированных туфлях. Он в свою очередь подал руку юной кареглазой шатенке, которая выпорхнула вслед за ним из кареты. Эта стройная хорошенькая девушка была в простом, но элегантном бежевом платье, и она прятала в меховую муфту свои крошечные ручки, одетые в тонкие кожаные перчатки. Молодой человек взял девушку под руку, и вместе они чинно пошли следом за госпожой Уилсон.
Навстречу им поспешно вышел дворецкий с двумя слугами. Он сильно нервничал, помня тяжёлый характер хозяйки дома. Подойдя ближе, слуги низко поклонились прибывшим гостям. Альфред даже хотел поцеловать руку госпожи Уилсон, но та отдёрнула её.
– Ну-ну, голубчик, – спокойным и властным голосом произнесла она, – что-то вы не больно спешите встречать хозяйку дома.
– Покорнейше прошу простить, ваша милость, – начал оправдываться Альфред, но Клара Генриховна перебила его.
– Меньше слов, больше дела, голубчик, – строго сказала она. – А где же, собственно говоря, мои бедные родственнички? Или они считают, что старшая в нашем роду уже не достойна быть встреченной всеми членами семейства? – тут она сердито глянула в лицо дворецкому, и у него от страха затряслись поджилки.
– Простите, ваша милость, мы не могли-с знать, когда вы соблаговолите приехать, – залепетал Альфред.
– Полно, полно, голубчик, я не желаю слушать ваших нелепых оправданий. Я слишком устала с дороги и у меня болит голова. Сообщите лучше всем этим лентяям и невежам, что я жду их в гостином зале не позднее, чем через полчаса, – строго сказала Клара Генриховна.
И несчастный Альфред, кланяясь и извиняясь, проводил госпожу до парадного входа и стремглав бросился выполнять её поручения, поднимая на ноги всех имевшихся в замке слуг и служанок. Он буквально забыл про свои немолодые годы, так сильно он боялся старой хозяйки.
Когда же дворецкий привёл к месту общего собрания Наталью и Александра, все уже давно были в гостиной зале, и сидели молча, не смея сказать ни слова в присутствии грозной тётушки. Клара Генриховна сидела в высоком кресле на самом почётном месте, по обе стороны от неё расположились молодой человек и девушка, приехавшие с ней. Вдоль стен расположились Карл Феликсович, Алексей Николаевич, Павел Егорович и супруги Симпли. Вновь прибывшие молодые люди расположились чуть поодаль, учтиво поклонившись присутствовавшим в зале дамам и господам. Альфред встал у дверей, за которыми расположились двое слуг в ожидании поручений.
Воцарилось тягостное молчание, бывшее даже хуже всякого, даже самого неприятного разговора. Никто не хотел ничего говорить, но каждым владело желание поскорее уйти от этого невыносимого безмолвия, нарушаемого лишь тиканьем больших напольных часов. Изредка между присутствовавшими родственниками происходил обмен многозначительными взглядами. Наконец удушающую тишину нарушила сама госпожа Уилсон.
– Нынешняя молодежь стала совершенно безответственной и может позволить себе опаздывать на семейные советы. Но это ещё ничего, молодые люди вообще позволяют себе не выходить навстречу своим старшим родственникам, – сказала она спокойно и медленно, словно бы ни к кому не обращаясь.
– Прошу простить нас с Натальей Всеволодовной. Мы не знали… – начал Александр Иванович.
– Более того, – перебила его Клара Генриховна, всё так же неторопливо и растянуто произнося слова, – более того, молодые люди взяли моду говорить, когда никто не давал им слова.
– Да я всегда знала, что это нынешняя молодёжь совершенно отбилась от рук, их надо ещё учить и воспитывать, – торопливо начала госпожа Симпли, но Клара Генриховна лишь строго посмотрела на неё своим холодным, пронизывающим взглядом.
Госпожа Симпли тут же утихла и даже как будто сжалась в комок, стараясь стать незаметной для окружающих и более не привлекать к себе ничьего внимания.
– Вот тебе и тётушка приехала, ни «здравствуйте», ни «как поживаете», – прошептал Павел Егорович на ухо господину Симпли, который тоже немного оробел от такого обращения с его супругой, которую он сам боялся, как огня.
Клара Генриховна сделала вид, что не заметила этого.
– И так, дамы и господа, я позволю себе представить вашему обществу моих спутников: это Виктор Юрьевич и Анна Юрьевна Черводольские. Эти приятные молодые люди доводятся мне племянниками, и, если вам интересно знать, это дети моей покойной четвероюродной сестры, и находятся они под моей опекой. Прошу любить и жаловать, – сказала она.
Оба молодых человека встали, юноша поклонился, а девушка сделала изящный реверанс.
– Думаю, вы все потом познакомитесь поближе, – продолжала Клара Генриховна, когда Виктор и Анна сели на место. – Теперь же мне интересно знать, почему моего мужа похоронили без моего присутствия?
– Видите ли, уважаемая, Клара Генриховна, – обратился к ней Павел Егорович, – я всячески был против столь ранних похорон, но все остальные настояли, чтобы хоронили именно вчера, не дожидаясь вашего приезда.
– Вы напрасно поспеши, господа, я сильно разочаровалась в вас, – холодно ответила она.
– Но, понимаете ли, госпожа Уилсон, в другое время хоронить было никак нельзя, – начал оправдываться господин Симпли.
– Что ж, если похороны уже состоялись, то тут ничего не исправишь, – сказала Клара Генриховна, бросая на него спокойный и холодный взор. – Перейдём же тогда скорее к делу более важному, чем заботы о похоронах. Надеюсь, в моё отсутствие завещание не было обнародовано?
– Никак нет, ваша милость, – ответил Альфред, – кроме того, осмелюсь доложить, что господин нотариус изволили вчера-с прислать письмо, адресованное господам наследникам, – с этими словами дворецкий подошел к Кларе Генриховне и вручил ей запечатанный пакет.
Сломав печати и взглянув на густо исписанный лист бумаги, оказавшийся внутри, она недовольно усмехнулась и протянула письмо обратно дворецкому.
– Потрудитесь-ка, голубчик сами прочесть письмо, я не могу разобрать эти бестолковые каракули, – строго сказала она.
Альфред поправил голос и начал читать:
«Милостивые господа наследники, прошу меня простить, но в ближайшее время я не смогу прибыть в Уилсон Холл для оглашения последней воли умершего господина Уилсона. Дела не позволяют мне сделать этого. Я срочно уезжаю в город и прошу вас до моего возвращения не покидать замка. Обещаю, милостивые государи и государыни, что как только все дела будут улажены, я, в первейшую очередь, сообщу вам последнюю волю вашего дражайшего родственника, о котором мы все безмерно скорбим. Прошу вас не принимать никаких попыток по разделу имущества усопшего, храня уважение к его последнему волеизъявлению. Ваш покорнейший слуга, нотариус Никита Ильич Каингольц».
Окончив чтение, дворецкий вытер лоб платком и боязливо взглянул на госпожу Уилсон. Несколько минут никто ничего не говорил, ожидая реакции грозной тётушки.
– Да как этот мошенник смел такое написать! – гневно воскликнула она, нарушив молчание. – Как в голову ему могло прийти уехать и даже не дать нам возможности прочитать завещание моего мужа! Но я до него ещё доберусь, – на этих словах она опустила голову на руку и немного задумалась.
– Ну, впрочем, отсутствие завещания ничего не меняет. Всё будет по-моему, дамы и господа, мой слабоумный муженёк даже не мог нормально умереть, так что его завещание ничего не стоит. Сообщаю всем вам, что с этого момента я хозяйка этого поместья и отныне вы мои гости. Я уважаю законы, и дождусь нашего дорогого нотариуса. Но вы получите ровно столько, сколько я посчитаю нужным вам дать, вне зависимости от предсмертного бреда моего супруга. Вам понятно, мои дорогие родственники? – тут она грозно оглядела присутствовавших.
