Мягкий и завораживающий голос той, которая выносила меня под своим сердцем и подарила жизнь, смолк, и я все же провалился в глубокий и спокойный сон. А в этом сне мне казалось, что я качаюсь на согретых ласковым солнцем мягких и теплых волнах. Куда-то падаю, медленно и неспешно. А потом взмываю ввысь, под самые облака, и парю в синеве небес вместе с птицами. Сон-мечта. Сказка. И так хорошо мне еще никогда не было…
2.
Пламен
– Подъем, ублюдки! – вновь из объятий сна меня вырвал гнусавый и одновременно с этим громкий голос воспитателя Гильома.
Вскочив, я помчался к выходу. Но сегодня сон медленно отпускал меня, и я оказался последним.
Воспитатель замахнулся и хотел ударить меня ногой. Но я на ходу сжался, чтобы удар прошел вскользь, и у меня это получилось. Боли практически не было. А Гильом, досадливо сплюнув, прошипел вслед:
– У-у-у, змееныш… Верткий…
День начинался как обычно: уборка во дворе приюта, на завтрак баланда и распределение на работы в город.
Нам с другом выпадал порт. Без разъяснений, прибыть к мастеру-такелажнику Громину на пятый причал. Порт далеко, половину города пройти надо. Тем более, что идти приходится окраинами, поскольку попадаться стражникам нельзя. Ведь это позор, что приютские дети, находящиеся на обеспечении великого герцога – голодные оборванцы, работающие ради обеда. Мадам Эру пару лет назад уже предупреждали. После чего Стойгнев, который стражникам попался, просто исчез, словно и не было его никогда.
В порт добрались без приключений, и пришли в срок. Мы быстро нашли нанимателя и мастер-такелажник Громин, невысокий полноватый мужик с огромными висячими усами, проворчал, что работники из нас никакие. Но, тем не менее, назад не отослал. Уже неплохо.
Работа выпала тяжелая – таскать мешки с мукой на галеру, которая отправлялась за океан. И вроде бы мешков не так уж много, всего три сотни. Однако каждый по полсотни кило и таскать приходилось издалека. Только деваться некуда и мы трудились. С порученным заданием справились, закончили после полудня, и подобревший Громин разрешил побродить по галере.
Мы ходили по кораблю по пояс голые. Ведь рубашка у каждого одна. Пусть плохонькая, в дырах и грязная, но она есть. И нам все было интересно, в новинку. А поскольку никто нас не гнал прочь, мы размечтались. Вот бы собрать всех наших приютских, нагрузить такую галеру припасами и отплыть в далекие страны, где нет нужды и все счастливы. Да вот только есть ли подобное место на земле? Вряд ли. Поэтому наши фантазии всего лишь очередные мечты двух приютских мальчишек…
– Эй, парни! – откуда-то снизу нас окликнул сиплый и явно простуженный голос. – Эй, сюда! Скорей, пока надсмотрщика нет!
Оглядевшись, увидели, что из-под деревянной решетки рядом с нами просунулась рука и манит к себе. Что делать? Решили подойти.
Приблизились с опаской. Понятно, что это галерные гребцы, а они народ опасный, сплошь кандальники. И что у них может быть на уме, не ясно.
– Чего надо? – остановившись рядом с решеткой, спросил я гребца.
– Заработать хотите? – вместо ответа спросил сиплый кандальник, лица которого мы не видели.
– Ну, допустим.
– Таверну «Отличный Улов» знаете?
Про такую таверну мы слышали. Не так уж и далеко она от нашего приюта располагалась. Место с дурной славой, где сорят деньгами темные личности, и где можно получить все, что душа пожелает, от лучших распутных девок, до наркотиков. Разумеется, если у тебя есть деньги и ты свой.
– Знаем, – мой голос был спокоен и почему-то в этот момент я подумал, что судьба дает нам шанс переменить жизнь, а возможно, что и жизнь всех приютских.
– Тогда сходите туда, найдите Кривого Руга и передайте привет от Одноглазого. Скажите, что я с братвой на галере «Попутный Ветер» и с утренним бризом мы отходим. Так что если он помнит обещание придти на помощь в трудную минуту, то пусть выручит нас. В накладе не останется, Одноглазый добро помнит, – кандальник закашлялся, а потом с надеждой в голосе спросил: – Сделаете, парни?
Опережая Звенислава, который хотел отказаться, я ответил Одноглазому:
– Сделаем, слово даю.
– Давайте, парни, – опять просипел кандальник. – И говорю при всех, кто здесь внизу со мной одно весло тянет – не забуду вас, отблагодарю.
Мы отскочили от решетки и сделали это вовремя, поскольку на палубе, играя длинным бичом, появился надсмотрщик, который мне сразу не понравился, очень уж на наших воспитателей походил. Такой же как и они, наглый и раскормленный боров.
– Что тут, нормально? – спросил он и нахмурился. – Ничего не украли?
– Нет, дяденька, – дружно ответили мы.
– А ну-ка, карманы выворачивайте, босяки.
Вывернув карманы штанов, мы показали, что в них как всегда, гуляет ветер.
– Идите жрать, босота, – бросил он нам и, в надежде перекусить, мы помчались обратно на причал.
Однако, все что нам дал мастер-такелажник Громин, по мелкой соленой рыбке и по сухой лепешке. Этим сыт не будешь и, можно сказать, что проработали мы на благо мадам Эры весь день, а сами ничего не получили. Хозяйка за наш труд свое точно получит, а мы вновь голодные.
Впрочем, спорить с Громином за еду бесполезно. Пусть жадобе на том свете зачтется за скаредность. Поэтому, быстро съев скудный обед, мы покинули порт и отправились в приют. Но перед этим сделали небольшой крюк и свернули в Старую Гавань, где, собственно, и находилась таверна «Отличный Улов». Звенислав идти не хотел, место опасное, но я его уговорил, и мы двинулись в нужном направлении.
Давным-давно Старая Гавань была весьма преуспевающим районом города Штангорда. Здесь разгружались большие торговые караваны из заморских стран и у причалов стояли большие океанские корабли. Но со временем изменились приливные течения, гавань стала заиливаться и сильно обмелела. После чего состоятельные граждане покинули Старую Гавань, а на их место заселились те, кому в престижном Белом Городе не рады: мошенники, воры, попрошайки и убийцы. Место, как уже было сказано, опасное и сюда даже стража герцога не ходит. И ладно бы здесь все было пущено на самотек. Однако нет, в этом районе уже лет двадцать бессменно правил Папаша Бро. Для кого-то жуткий ночной хозяин, а для кого-то поилец, кормилец, защитник и отец родной.
Итак, мы прошли квартал Моряков и пересекли невидимую границу между нормальными людьми и теми, кого называют отбросами общества. До таверны «Отличный улов» недалеко, должны проскочить незаметно и быстро. Но не тут-то было, поскольку вскоре нас окликнули:
– Стоять, шваль!
Мы обернулись и увидели, что к нам подходит крепкий восемнадцатилетний парень, а за его спиной три наших ровесника.
– Вы чего, звереныши, – старшина босяков сразу наехал на нас, – не в курсе, что на территорию Папаши Бро вам прохода нет?
– Мы по делу, – я ответил резко.
– По какому-такому делу?
Парню было скучно и хотелось подраться. Поэтому он медленно, явно на показ стал закатывать рукава рубахи и кидать взгляды наверх.
Я тоже посмотрел, куда и он. После чего все понял, поскольку увидел в окне второго этажа миловидное девичье личико. Местный парень вроде как при деле, шваль гоняет и оберегает владения Папаши Бро. А помимо того появилась возможность покрасоваться перед красоткой. Драки не избежать – ясно. И что делать? В таких случаях, закон один: «Бей первым».
Быстро нагнувшись, я вытащил из разбитой мостовой облепленный грязью булыжник и, разгибаясь, в полную силу ударил здоровяка в челюсть. Немного смазал, однако этого хватило. Поскольку противник без крика и стона упал наземь. Нужно развивать успех и, размахиваясь камнем, я бросился на остальных бродяг и закричал:
– Убью!
Видимо, я выглядел убедительно, ибо два местных оборванца, не принимая боя, бросились бежать. И только один, оставшись на месте, склонился над заводилой. Он пощупал вену на его шее, а потом посмотрел на нас и спокойно сказал:
– Валите отсюда, а иначе вас на перо поставят. Нападение на человека Папаши Бро, пусть даже мелкого, это очень серьезно.
Звенислав потянул меня в сторону квартала Моряков, но я уперся:
– Нет, сначала в таверну. Мы слово дали.
Мой друг обреченно кивнул, и мы побежали дальше, к таверне. Хороший у меня товарищ, не бросил, да и как может быть иначе, если мы всю жизнь бок о бок.
Наконец, добежали до таверны «Отличный улов». Без помех оказались внутри, но сразу же нас схватил вышибала, верзила, одетый по всем местным понятиям, в кожаную безрукавку на голое тело и яркие цветастые шаровары из прочнейшей тригонской ткани.
– Куда? Стоять! – зарычал он и его руки дернули нас за рубахи.
Звенислав промолчал, и снова отвечать пришлось мне:
– Дядька, нам Кривой Руг нужен, слово для него несем.
Вышибала напрягся, о чем-то думал. Но видимо, вспомнив хорошо заученные слова, выдал:
– Не положено, вечером приходите. Кривой Руг сейчас отдыхает.
– Нам очень надо и он не станет ругаться, это в его интересах, – продолжал настаивать я и попробовал вырваться из рук раскормленного вышибалы.
– Кто там? Что за шум, Гонзо? – из кухни вышел хозяин, весьма известная в городе личность Дори Краб, которого мне один раз показывали в городе босяки.
– Да, вот, хозяин, – вышибала встряхнул нас за шиворот. – Говорят, к Кривому Ругу пришли.
– Зачем? – пронзительные и чем-то завораживающие глаза Дори Краба раскидали меня на составные части, классифицировали и, в ожидании ответа, застыли на моем лице.
С этим можно не юлить, человек серьезный, и я ответил честно:
– Ему привет от Одноглазого и слово.
– Отпусти парней, Гонзо, – бросил Краб, и руки вышибалы сразу же разжались.
– Сядьте в уголке где-нибудь, – сказал Дори, и мы, примостившись на широкую лавку возле входа, принялись ожидать появления того, к кому пришли.
Кривой Руг, немного скособоченный на правую сторону пожилой мужик, спустился со второго этажа минут через десять. Неспешно прошел за центровой стол, сел и, нехотя, взмахнув рукой, подозвал нас:
– Сюда двигайте.
Мы подошли ближе. После чего, не решаясь без приглашения сесть за один стол с таким авторитетным в криминальных кругах человеком, остались стоять. Он это оценил и, хмыкнув, пробурчал:
– Садитесь, – и тут же крикнул в сторону кухни: – Марта, пожрать чего ни то, сообрази по-быстрому.
Марта, широкоплечая пожилая женщина, словно ждала этого, и на столе моментально возникло огромное блюдо с морепродуктами: сборка из креветок, рыбы и салата. В животе предательски заурчало, а Кривой Руг великодушно кивнул на блюдо:
– Налетай, дела потом.
– Сначала дело, – с тоской я посмотрел на все рыбное богатство перед нами и с трудом отвел взгляд.
– Деловой… – протянул бандит со значением и добавил: – Уважаю таких, достойная смена растет.
– Какой есть, – я пожал плечами.
Ладно, не тяни. Выкладывай, что в клювике принес.
Тянуть не стал, награды выпрашивать тоже, а рассказал все как есть. Кривой Руг слушал внимательно и время от времени задавал уточняющие вопросы. Потом он встал, отошел и переговорил с хозяином таверны. Все хорошо и пока авторитетные люди решали свои вопросы, мы набросились на угощение. За несколько минут смели все, что находилось на столе. И когда уже не влезало, Звенислав потянул со стола оставшийся хлеб, чтобы спрятать где-нибудь по дороге, а потом снова подкормиться.
– Оставь, – шикнул я на друга. – Так не делается. Не к Элоизе на работу пришли, а к людям с понятием. Здесь ешь, а с собой тянуть не смей.
Звенислав нехотя вернул хлеб на стол, а к столу снова подошел Кривой Руг и одобрительно хлопнул меня по плечу:
– Молодца! Какую награду за слово от Одноглазого хотите?
– Нам бы с района целыми уйти, – ответил я.
– А в чем дело?
– Нас парни Папаши Бро на границе кварталов остановили, пришлось старшего вырубить.
– Это все? – удивился Руг. – Ни денег, ни проблемы порешать, ничего не надо?
– Слава богам, с проблемами сами разбираемся, а вот оказать вам помощь, пусть даже незначительную, уже честь, – сказал я, стараясь казаться пошире в плечах и повыше ростом.
Кривой Руг засмеялся, и все присутствующие при разговоре его смех подхватили. Вору ответ понравился и он, вновь одобрительно стукнув меня по плечу, усмехнулся:
– И снова молодца. Не проси никогда и ничего. Все что нужно, сам возьмешь. Однако если будут проблемы, заходи, не стесняйся. Пусть меня на месте нет, Дори тебе поможет.
Нас отпустили. В сопровождении громилы Гонзо мы покинули Старую Гавань и на улице, в том самом месте, где столкнулись с ребятишками Папаши Бро, нас поджидали местные. Два десятка молодых попрошаек и один уже взрослый бандюган с огромным тесаком на поясе.
– Гонзо, – ночной работник окликнул нашего охранника. – Приютских отдай, они нашего человека побили. За это ответить должны, по всем понятиям так.
Вышибала моментально набычился, расправил плечи и, как мне показалось, стал еще больше, чем он есть на самом деле. После чего Гонзо исподлобья посмотрел на тех, кто нас поджидал, и выдохнул:
– Они друзья Кривого Руга. Если есть проблемы, все вопросы к нему. Чего не ясно?
Бандюк Папаши Бро пошептался с босяками, что-то для себя решил и велел мальчишкам очистить проход. Обошлось. Мы прошли мимо, оказались в квартале Моряков и со всех ног припустили к приюту.
3.
Конрад Третий
Бал прошел великолепно и Конрад Третий, великий герцог Штангордский, был вполне доволен. Его сын все же присмотрел себе невесту, помолвка прошла успешно, без происшествий. День свадьбы назначен и препон нет, а значит, в скором времени, можно надеяться на внуков.
В общем, все хорошо. А если бы не годы и старые ранения, полученные десять лет назад в Великой Степи, при неудачной попытке урвать у колдунов-рахов кусок бывшего каганата Дромов, то и совсем было бы отлично.
– Ваше сиятельство, – к нему наклонился камердинер, а заодно и распорядитель по всем забавам герцога, виконт Штриль. – Кого из придворных дам желаете видеть этой ночью у себя в опочивальне?
– Никого, любезный Штриль, – поморщился герцог. – Сегодня мне необходим здоровый сон и не более того. Может быть завтра…
– Понимаю, – угодливо кивнул виконт и, слегка взяв герцога под локоть, произнес: – Позвольте вам помочь, ваше сиятельство.
– Не стоит, – Конрад стряхнул руку камердинера. – Я еще не настолько немощен, виконт.
– Простите, милорд, – склонился в изящном полупоклоне камердинер, и его крысиные глазки как-то нехорошо сверкнули.
Великий герцог прошел в свою шикарную опочивальню, где его уже ждали массажисты и врачи-косметологи. Однако Конрад поморщился и, взмахнув рукой, устало произнес:
– Массажисты вон. Врачам только минимальный объем процедур.
Массажисты, два миловидных молодых человека, тут же вышли. А к герцогу подскочили слуги и помогли раздеться. После чего Конрад лег на кровать и к нему моментально подскочили косметологи. Ему на лицо накинули пропитанную драгоценным маслом криапса маску из тончайшего льна. На тело надели рубашку, а на руки и ноги чулки, пропитанные все тем же маслом, которое, по слухам, исцеляло любые болезни и заживляло старые раны. Герцог сильно надеялся, что это правда, и терпел неприятные процедуры каждый вечер.
Спустя полчаса процедуры были сделаны. Слуги и врачи-косметологи, задувая свечи, покинули опочивальню герцога, и он остался один. После чего Конрад заснул, и произошло это сразу, как встарь, во времена военных походов, только смежил веки и уже спишь…
Проснулся герцог резко, точно так же как и заснул. Что-то было не так и в спальне ощущалось присутствие постороннего.
«Убийца!? Вор!? Отравитель!?» – промелькнули в голове Конрада тревожные мысли и он, стараясь не шуметь простынями, засунул руку под подушку. Ладонь нащупала рукоять тяжелого длинного кинжала, верной мизеркордии, верой и правдой служившей ему долгие годы, и герцогу стало немного легче.
– Кто здесь? – выхватив оружие, крикнул он в темноту.
Тишина. Ответа нет и герцог, скинув с лица лечебную маску, крикнул громче:
– Стража, ко мне!
И вновь ничего, ни шороха, ни звука, никто не торопился на помощь герцогу, словно чуткие стражники и слуги не слышали своего повелителя. А тем временем в углу опочивальни темнота сгустилась, и казалось, что протяни в эту черноту руку и наткнешься на преграду. Дрожащей рукой, герцог нащупал на ночном столике поджиг, созданную далеко за морем механическую игрушку-диковину и, клацнув колесиком, подпалил фитили трех свечей. Неровный желтоватый свет озарил опочивальню и только в одном из углов, тьма сгущалась все сильней, и свет не мог ее пробить.
– Кто здесь? – слегка подрагивающим голосом снова повторил герцог.
Клок тьмы приблизился к нему и, зависнув, замер возле кровати. Герцог Конрад трусом никогда не был, но то, что пришло сегодня к нему в гости, не было живым врагом. Значит, кинжал ему вряд поможет.
Сердце герцога бешено стучало и ему стало страшно. Однако он собрался с силами и выставил перед собой кинжал, как последнюю преграду перед непонятной чернотой. Все что он сейчас мог сделать, молиться богам-прародителям. И хотя в этом он никогда не был силен, пересохшими губами Конрад зашептал единственную молитву, какую знал:
– Великий наш прародитель и заступник, бог Белгор. Отомкни Врата Небесные, помоги потомку твоему. Напитай тело и душу силой своей. И выйдя из меня, да разрушат силы эти, все зло направленное против меня, и сокрушат коварство недругов моих. И обратится зло против зла, на врагов моих. Славный Белгор, помоги, и мы не забудем предка своего. Слава!
Прошептав молитву, герцог осенил себя святым кругом и немного успокоился. А кусок тьмы продолжал висеть на одном месте, ничем не угрожал ему, и он в очередной раз громко спросил:
– Кто ты или что? Отвечай!
Тьма зашевелилась, и в ней проступило скуластое лицо, которое герцог тщетно пытался забыть.
– Булан, это ты? – изумленно вскрикнул он и уронил кинжал.
Лицо в клочке тьмы исказилось злой гримасой, и раздался мертвенный равнодушный голос:
– Ты предал меня, Конрад. А ведь когда-то ты братом называл и в дружбе клялся. Пришло твое время, герцог Штангордский. Ты не представляешь, как я умирал. В каких муках корчился, и что отдал за то, чтобы еще раз посмотреть в твои глаза.
– Меня вынудили, – вскричал Конрад Третий. – Рахи захватили мою семью, и я отослал тебя в ловушку. Так все и было – поверь! И все еще можно исправить, ведь есть дети. Мы растим их, холим и воспитываем. Они вырастут и смогут перебороть колдовство рахов. Дай мне шанс, Булан! Умоляю тебя! Во имя былой дружбы!
– Нет, Конрад, – голос призрака был печален. – Это не в моих силах. Кроме меня тебя прокляли все те, кого ты выдал рахам на смерть. Их тысячи, многие тысячи женщин и детей, которых принесли в жертву Ятгве. Алтари несколько дней не высыхали от крови, и каждый из тех, кто там умирал, проклял тебя и весь твой род. Но все еще сильна была твоя удача, да только она иссякла. Понимаю, почему ты прикарманил себе казну дромов. Понимаю, зачем ты выдал меня. Но ведь никто не заставлял тебя выдавать на смерть беженцев. Ты спас сына и жену, но погубил свой народ. Твоя жена понимала, какой ценой и благодаря чему она осталась жива. Поэтому и угасла как свеча, прикрывая твое клятвопреступление своей жизнью.
Герцог скатился с кровати и, став на колени перед духом давно умершего вождя Воителей, прошептал:
– Дети, Булан. Есть дети. Пусть это зачтется мне. Булан, еще есть возможность что-то исправить. Но я должен жить.
– Дети, – призрак горько засмеялся. – Их осталось чуть больше сотни, а была полная тысяча. У этих юных дромов свой путь и как они его пройдут, зависит только от них самих. Пусть они уже через многое прошли: испытали холод, голод, унижения. А впереди, их ждет еще больше. Никто из богов не будет помогать им впрямую, ибо не ведают они богов, ни своих, ни чужих. Но именно они решат судьбу Штангорда, принесут гибель твоему народу или спасение. А тебе осталось жить всего один час, и распорядись временем с умом. Все, что я хотел тебе сказать, сказано, и мое время в мире живых, ограничено. Прощай, Конрад. Мы больше не встретимся, ибо у каждого свое место после смерти, свой рай и свое пекло.
Призрак Булана, все той же темной кляксой, скользнул в угол, из которого вышел в мир живых, а затем раздался резкий хлопок воздуха и он исчез.
Герцог Конрад упал на пол и кулаки его, бессильно ударяли в бездушные восточные ковры, которые покрывали каменный пол. А потом он поднял голову к потолку и прокричал:
– Боги! За что!? Пусть я виновен, так покарайте меня одного! Но почему должен погибнуть мой народ и моя кровь!?
Ответа не было. Зато в опочивальню, с обнаженным оружием в руках, влетели охранявшие покой герцога стражники.
– Что случилось, ваше сиятельство? – склонился над герцогом капитан дежурной смены. – Может быть, вызвать врача?
– К бесам всех врачей! – выкрикнул герцог. – Моего сына сюда, живо! И верховного жреца бога Белгора!
Стражники унеслись разыскивать жреца и молодого герцога, а по замку разнеслось:
– Герцог смертельно болен! Война! Пожар! К оружию! Измена! Стража, на помощь герцогу! Скорее врача!
Конрад понимал, что он находится в своем уме и памяти. Поэтому знал, что призрак Булана не морок, насланный неведомым колдуном. А еще он чувствовал, как по каплям, жизнь покидает его. Минута проходила за минутой, ничего уже не изменить, но именно в этот момент Конрад окончательно успокоился. После чего герцог смог собраться с мыслями и решить для себя, что нужно сделать и сказать перед смертью.
Верховный жрец Белгора достопочтенный Хайнтли Дортрас вошел первым. А за ним по пятам в опочивальню влетел единственный сын герцога и его наследник, будущий Конрад Четвертый. Наконец, люди, которых герцог вызывал, прибыли на его зов.
– Что случилось, милорд? – спросил жрец.
– В чем дело, отец? – вторил ему сын герцога.
– Всем покинуть спальню! – скомандовал Конрад Третий, и когда стража, а так же все же вызванный придворный лекарь, покинули опочивальню, сел на свое ложе и усталым голосом сказал: – Присаживайтесь, у нас есть полчаса, и я должен многое поведать.
Жрец и сын герцога расположились в креслах и Конрад начал свой рассказ:
– Это случилось еще до твоего рождения, – герцог взглянул на сына. – После того как бордзу получили отпор в Фергоне, они собрали все свои силы и рванулись на Вольные Герцогства. Первым пал Ангрил, вторым Перенгар, третьими на очереди были мы. Бордзу были сильными и суровыми бойцами, и огромная орда смела бы нас с доски истории, словно пушинку. Нам требовались союзники и единственные, кто мог дать отпор захватчикам, оказались дромы. Поэтому я попросил кагана Бравлина оказать нам помощь, и он не отказал.
Войска каганата пришли на помощь и бордзу были истреблены. После чего они отступили в пустыню, из которой вышли в мир, и с тех пор не появлялись в наших пределах. Прошло время, в каганате воцарились рахи, и я, следуя своей клятве, оказал посильную помощь дромским беженцам. А потом родился ты – мой первенец, и предательством рахи смогли захватить твою мать с тебя в заложники. Они выдвинули всего одно требование – выдать всех степных воинов. И что мне оставалось делать? Я стал предателем.
Герцог сильно закашлялся, но быстро справился с собой и смог продолжить рассказ:
– Мне было страшно и даже когда вас вернули, то и тогда я боялся. А все потому, что считал – проблема дромов не исчезла, и они могут навлечь несчастье на наш народ, на меня и мою семью. Это сейчас понимаю, что был неправ. Но тогда я принял жесткое решение, и все беженцы были изгнаны за пределы моего герцогства.
Конечно же, большую часть несчастных изгнанников тут же захватили рахи и принесли в жертву своему богу. И остались только малолетние дети гвардейцев, о которых я забыл. А когда прошла зима, и я пришел в ужас от того, что натворил, менять что-либо было поздно. Дромы погибли, а из детей гвардейцев мало кто пережил лютые холода. Ну, а потом была война с рахами, и мое войско, не имея поддержки степняков, два раза было разбито наголову. После чего я посчитал, что искупил свою вину кровью наших воинов. Однако это не так и пришел мой час.
– Милорд, – голос жреца был спокоен. – Вы в полном здравии. И с чего решили, что умираете?
– За мной приходил посланец богов и время мое на исходе. Ты знаешь, что это значит, и ошибки нет. Поэтому слушайте мою последнюю волю. Ибо именно вы должны уберечь наш народ от беды, а она неминуема. И сейчас, находясь при смерти, я вижу это очень отчетливо. Вся золотая казна, которая осталось от дромов, хранится в подвале моего замка, в тайнике под статуей Белгора – в старом святилище. Но это не важно. Главнее иное – дети дромов. Не смейте вмешиваться в их судьбу, никак. А только внимательно следите за ними. Они пойдут по жизни разными путями, а вы следуйте за ними, и кто-то из них пойдет дорогой сопротивления рахам. Этим будет нужна помощь, и вы ее окажете. И возможно тогда данным поступком будет искуплено мое позорное предательство и клятвопреступление, а проклятие спадет с нашего народа.