– Не терплю гладких биографий, – злобно сказал Денис, следя за бумагой. Он опасался, что старик положит ее в карман, и не нападать же на него, тем более что в рукаве у него нож, а дома – жена, переспавшая с прокурором. – Слепили икону из подопытной зверюшки. Могло же с ним происходить? Могло? Могло?..
Он затрясся в истерике. Старик покосился на него и отдал бумагу.
– Ты не годишься для игры, но ты не лыком шит, – произнес он глубокомысленно, и Денис похолодел, предчувствуя срок за подделку документов. – Архив? Коммунальный… не знал такого. Домовые книги, документы о прописке… кадастры? – Что-то сверкнуло в его глазах. – Москва, республика, федеральный? Да, милый, ты не прост. – Последние слова он процедил сквозь зубы.
– Международный, – сказал Денис.
Старик давил его таким превосходством, что он повеличался: – В подвале трофейные ящики с немецкими фондами, как свалили в сорок пятом, так и стоят.
Глаза старика вспыхнули, но тут же погасли. Возникла тягостная морозная пауза.
– Бери правильную бумагу, – буркнул старик. – Видно, что туфта.
Денис ждал любую реакцию, но не такую.
– Вы странный, – проговорил он. – Кто вы?
Старик надменно фыркнул и выдвинул челюсть.
– Я представитель. – Он бесстрастно пояснил: – Вы называете его сатаной, лукавым, князем тьмы, а в деревнях зовут по-домашнему, кумом, куманьком. Я из преисподней, дурья голова.
Старик был так органичен в своем безумии, что Денис испугался за свой разум и прикинул, как бы незаметно вызывать психиатрическую скорую.
– Ясно, – кивнул он, стараясь не раздражать собеседника. – Вы покупаете души?
– Кому они нужны, – отрезал старик. – Я подбираю игроков и устраняю помехи… а победитель получает все.
Он переменил тему и пустился в рассуждения о шрифтах и делопроизводстве, а Денис заподозрил в нем спекулянта, промышляющего антиквариатом и сбрендившего на почве конспирации. Это объясняло многое, в том числе прокурорский интерес. Заодно Денис узнал, что старика зовут Гордеем Фомичом и что он занимает пост с титулатурой, которая темному Денису ни о чем не говорила. Потом старик еще пошевелил ноздрями и загадочно сказал:
– Запах, архив, и рядом ведьма… тобой стоит заняться.
Он поднялся и оставил собеседника, не прощаясь. Когда он скрылся, Денис представил Ингу с абстрактным прокурором и содрогнулся.
Ноги понесли его по переулку, мимо снежных гор, воздвигнутых добросовестными дворниками. Вокруг сновали люди с авоськами и портфелями. Денис обходил всех, не глядя, и едва не налетел на дерганого прохожего в шапке-чулке. Он поднял глаза – это оказался Аркадий Львович.
– Везде тебя ищу, – выпалил запыхавшийся амант. – Объясни своей теще, что Андрей на меня клевещет! Твой шурин интриган, – его осенила идея, и он стукнул Дениса по рукаву. – Пойдем – подтвердишь, что у меня своя квартира. Какие у меня бывают люди, о-го-го!
Денис мандражировал возвращаться к Инге и позволил втащить себя в подъезд со сломанным лифтом. Аркадий Львович волочил его по ступенькам и бормотал:
– Таланты, личности, элита… ты, брат, в своем занюханном архиве таких не видел. Андрей напрасно брезгует, скажи ему, что он неправ…
Аркадий Львович отпер дверь, и на Дениса, ядовито отметившего, что гулянка происходит без хозяина, обрушился праздничный гул.
Играла ритмичная музыка, шлялись бородатые люди. Пробежал растрепанный ребенок лет пяти, его догнала женщина в длинной юбке. В коридор вышли двое, и один сказал другому возмущенно:
– Ваш Мусин – жулик, деляга. Дядя-эмигрант сделал ему имя на западе, а то расписывал бы детские садики и не жужжал. Подумаешь, барин – дипломаты ездят в коммуналку, скупают мазню. Будто он один умеет рисовать смятую газету «Правда».
Аркадий Львович провел Дениса в сумеречную комнату, где на комоде, покрытом вязанной скатертью, стояли водочные бутылки, тарелка с хлебом и консервы. Этой нехитрой снедью угощались несколько человек, среди которых выделялся статный мужчина с бородкой. Он держал граненый стакан и прихлебывал водку, как чай. На его костлявом лице светились прозрачные глаза.
– Ты наглец, Мусин, – сказал ему кто-то из темноты. – Как еще соседи не стукнули.
Мусин растянул тонкие губы.
– Моя соседка, Домна Васильевна, боится иностранцев, как огня, – проронил он. – Я говорю ей, что у американцев песьи головы и зубы. Когда звонок, она прячется за шкаф, баррикадирует дверь и умоляет: не пускай ко мне эту страсть, касатик. Я живу в трясине, но пользуюсь массовым невежеством в хвост и в гриву.
Какой-то субтильный человечек вылетел к свету, выпятил грудь и пьяно заверещал, пошатываясь и брызгая слюной:
– Мусин, ты жлоб и проститутка! Твою мазню только в сортир, тебе посольские клерки в уши надули, но мы-то знаем, что король голый, пэтэушники, которые портреты Ленина малюют, и то лучше тебя справляются, а у тебя – ничто, пустота!
Величественный Мусин продолжал жевать бутерброд, а компания заколыхалась и зароптала. Какая-то женщина ухватила скандалиста за свитер и оттащила в сторону, приговаривая:
– Ша, Маричек, ша… ведь мама вам так говорит?
Денис убрался подальше от конфликта. Квартира Аркадия Львовича походила на лабиринт. Денис выбрал стеллаж, стал разглядывать книги. Прочитывая титлы на корешках, он услышал шорох и оглянулся. Молодая женщина наблюдала за ним, отставив руку с сигаретой. Денис пригляделся к ней: плоская, длинноносая, размалеванная, но необъяснимо шикарная, несмотря на бесформенный балахон.
– Ну? – проговорила женщина грудным голосом, от которого у Дениса по спине пошли мурашки. – Вы кто?
От этого голоса, жеста, наклона ее головы Дениса потянуло на глупости.
– Я граф Монте-Кристо, – прохрипел он, удивляясь сам себе.
– Бросьте. – Женщина покачала головой. – Это мания величия, у вас ни гроша за душой. Это было у Островского в какой-то пьесе… – Она вздохнула. – От вас разит серостью, профсоюзными путевками, очередью на холодильник. Полторы извилины.
– А вы кто? – спросил обиженный Денис. Женщина затянулась.
– Я Диана-охотница. – Она что-то заметила в его лице и засмеялась. – Правда, меня зовут Диана.
– Ваш граф Монте-Кристо – фуфло! – провозгласил толстяк в кожаном пиджаке, бросаясь в кресло. – Представьте, Дианочка, что в Москве кто-то выбросил в розницу тонну золота и ящик бриллиантов. Этого пижона в два счета найдут и выпотрошат, как котенка, а что такое тогдашняя Франция? Три Москвы, тьфу. Сбыт – дело высшего пилотажа, а тем более камни.
Появился Аркадий Львович со стаканом.
– Вадим Германович, не обижай моего гостя, – проговорил он, ухватив обрывки разговора.
Он подсунул Денису стакан, обнял за плечи и повел на кухню.
– Бумага, – вспомнил Денис. Водка умиротворила его. – Я встретил спеца по писчебумажной промышленности, он пообещал подкинуть старых документов.
– Ты бы не трепался каждому встречному, – буркнул Аркадий Львович с досадой.
– Так вот, Гордей Фомич сказал… – начал Денис.
Аркадия Львовича перекосило, и вокруг повисло молчание, которое прервал болезненный стон – женщина в длинной юбке начала оседать на пол.
– Люша! – закричал Аркадий Львович, забыв про Дениса.
Бородачи подхватили Люшу под руки и повели в комнату, а Денис услышал чей-то негромкий голос:
– А говоришь, лапоть… ты кого привел?
