Былые благоразумие и скромность вдруг исчезли без следа. Они растворились в окутавшем меня дурмане, уступив место мне новой – даме абсолютно без комплексов, куртизанке, готовой с лёгкостью пересечь грань любых приличий.
Да, во мне сейчас орудовал монстр, о существовании которого я раньше даже не подозревала. Это было моё новое – тёмное Альтер-эго, для которого поистине не существовало ни преград, ни условностей – только желания: острые, сиюминутные, фантастически чувственные, порочные.
Краем сознания я инстинктивно ужаснулась изменениям своего эмоционального фона и так же инстинктивно принялась делать попытки вернуть прежнюю Катю.
Однако мои усилия казались безуспешными. То ли старалась я всё же без должного рвения, то ли греховное нечто внутри меня неистово сопротивлялось, стремясь полностью завладеть мною и диктовать свои условия новой – порочной Кате, похоже, окончательно слетевшей с тормозов.
Почти не моргая, я в восхищении смотрела вперед – прямо на беснующуюся толпу. Она виделась мне теперь по-настоящему живой и абсолютно счастливой. Мне ещё острее захотелось стать её частью, чтобы до последней капли прочувствовать то безмерную эйфорию, которую та так показательно демонстрировала. Во мне вдруг созрела непоколебимая уверенность в том, что именно там – в самой гуще неё – я смогу снова испытать то, что познала лишь однажды, совсем недавно: всего какую-то неделю назад, и чего с тех пор мне так не хватало!
Я больше не была в состоянии стоять на месте. Адреналиновый бум заставил в нетерпении переступать с ноги на ногу. Я пританцовывала, как ретивая норовистая лошадка, спешившая выбежать на арену и галопом пронестись по ней с единственной целью – пусть все увидят, какая я замечательная!
Разгорячённая дурманом кровь кипящей лавой вовсю гналась по венам, и я остро ощущала этот жар, сносящий на своем пути все препятствия и условности того рафинированного общества, в котором все эти годы воспитывал меня дед.
Низ живота то и дело сводило сладкой судорогой, ноги онемели, и мне стало казаться, что я парю в воздухе. Парю и постепенно взмываю вверх, словно шарик, наполненный гелием. Это – несколько подвешенное состояние мешало мыслить связно, критично взвешивая все за и против. И если бы не Викина ладонь, всё ещё крепко сжимавшая мою в своей, я бы ринулась в самое пекло без тени сомнения. Ринулась бы потому, что в голову вдруг пришла завиральная уверенность в том, что для меня больше нет преград, что мне всё позволено, ведь никто меня здесь не знает; более того: никто не увидит моего лица, не распознает моего голоса, ведь маска сделала его глухим, нечётким и чужим. Похотливому монстру, поселившемуся у меня внутри, такие мысли были только на руку: казалось, он стал с удвоенной силой подстёгивать меня переступить красную линию. Он будто сладко нашептывал мне:
«Не стой здесь, не теряй времени! Ощути, наконец, то, чего так хочешь! Только там – в самом эпицентре этого волшебного действа ты найдёшь всё, что тебе сейчас нужно!»
И я уже была уверена, что это – мой единственный шанс, что я ничего не потеряю, а только приобрету, причём приобрету без репутационных потерь, ведь вокруг была полная анонимность.
«Да, что там полная, – ещё больше воодушевился мой нежданный внутренний, крайне похотливый монстрик, – Полнейшая, Катя, – полнейшая!»
– Держи себя в руках! – вдруг расслышала я строгий голос Вики. Приказ её, казалось, прозвучал прямо в моей голове.
То ли она интуитивно почувствовала моё смятение, то ли я вела беседу со своим греховным дьяволом вслух, но прозвучавший приказ несколько остудил мой пыл и помог осознать, что на деле никакой конфиденциальности нет, ведь рядом Вика, и она станет свидетелем моего падения. А если такое случиться, как я буду смотреть ей в глаза? Но главное – как после этого я буду смотреть в глаза самой себе?
«Не сходи с ума, Катя, – там тебя будут касаться совсем не те руки! Потому что хозяина «твоих» рук тут нет и быть не может… – несколько запоздало прилетела, казалось, единственная здравая мысль, – Нельзя, Катя, нельзя! Там опасно! Ты должна быть рядом с Кудряшкой, – глубоко дыша, как мантру принялась внушать я себе: – Именно Кудряшка – твой спасательный круг, Катя. Именно она, а не то, что тебе чудится», – изо всех сил пыталась я убедить себя, глядя в центр зала одновременно и с опаской, и всё ещё – с предвкушением.
Что-то изменилось: то ли самовнушение возымело успех, то ли концентрация вещества в воздухе снизилась, однако состояние полнейшей экзальтации перестало быть постоянным. Оно теперь накатывало на меня волнами: казалось бы – чуть полегчало, но, стоило выдохнуть порцию скопившегося в груди воздуха – и меня будто словно обдавало потоком мощных струй из невидимой, но объёмной лейки душа. И будто бы не было этой экзекуции ни конца ни края…
Не отрывая взгляда от центра зала, я продолжала нетерпеливо переступать с ноги на ногу, но вдруг почувствовала, насколько сильно Вика сжала мою ладонь в своей. Резкая боль пронзила пальцы и будто отрезвила меня.
«Прекрати чудить, Катя! Ты сама виновата: прекрати глубоко вдыхать этот смрад!» – строго велела я себе, как неразумному ребёнку.
Стараясь выветрить дурман из головы, я стала дышать ровнее, поверхностнее, и даже прикрыла глаза, чтобы не видеть перед ними хаос из беснующихся силуэтов.
Не знаю, сколько я так простояла, но вдруг почувствовала, что за мной наблюдают. Я разлепила веки и столкнулась с озабоченным Викиным взглядом.
– Я в порядке, – ответила я на её немой вопрос. И устало прибавила: – почти…
Я огляделась по сторонам и почувствовала новую напасть. Теперь я отчего-то была уверена, что все смотрят именно на меня – смотрят и замечают моё неадекватное состояние. Взгляды эти, острые, жалящие, будто все разом вонзились в тело тысячью мелких заноз и вызвали жгучее желание стать невидимкой, а лучше – и вовсе провалиться под землю.
«Катя, тебе всё кажется, – постаралась успокоить я себя и резонно добавила: – Кто тут будет наблюдать именно за тобой? В этой толпе ты – одна из сотни, если не больше. К тому же – все в масках, поэтому никого отследить невозможно».
Но ощущение жертвы визуального преследования не отпускало, как ни старалась я внушить себе, что это – лишь мои фантазии.
Однако у моей внезапной паранойи проявился и весомый плюс: она остудила жар внутри меня и, кажется, усыпила моё похотливое внутреннее чудище. Мне больше не хотелось кинуться в объятия толпы теней. Теперь мне было страшно. Мне стало казаться что вокруг – враги, и только горячая цепкая ладонь Вики, не выпускавшая моей из своего стального захвата, помогала справиться с зарождающейся паникой.
– Всё в порядке, – услышала я успокаивающий голос моей спасительницы.
– Мне страшно, – поделилась я, придвинувшись к ней почти вплотную: губами – к самому её уху, чтобы она уж точно меня услышала.
– Что именно тебя беспокоит? – уточнила она.
– Мне кажется, за мной следят. Кругом враги.
– Успокойся, в этой темноте трудно за кем-то уследить. А по поводу врагов – положись на меня: Я не дам тебя в обиду. Отвлекись от мыслей о слежке. Подумай о чём-нибудь приятном.
– Хорошо, я попробую…
– У тебя получится! – приободрила она меня и отстранилась от моего лица.
«Катя, думай не о слежке. Думай о… Так, стоп. Вспомни, где было также темно, но не так страшно! – приказала я себе, – Ну, вспоминай, Катя! Темно было… в тайге… ночью, – с трудом, но выудила я нужный эпизод из памяти и принялась развивать мысль: – Помню, если бы не фонарик дедушки Арта, мы с Кудряшкой «не видели бы ни зги». Да, тот дедушка – из тайги – так и говорил: «Осторожно, девоньки, следуйте за мной по пятам, потому что не видно ни зги…»».
Я сдавила ладонь Кудряшки. Та снова приблизила ко мне лицо в маске и спросила:
– Что? Тебе совсем нехорошо?
– Этот запах… Думаю, дело в нём. Он сначала… взбудоражил меня… А теперь внушил паранойю со слежкой и врагами, да?
– Скорее всего, – не стала оспаривать мои предположения Кудряшка и продолжила спокойным уверенным тоном: – Не волнуйся, всё будет ровно. У тебя маска с фильтром. Без него было бы в разы тяжелее.
– С фильтром? А где он?
– Вмонтирован в носовое покрытие. Спец разработка.
– Вот как… А у тебя?
– У меня – такая же.
– А у Маши?
– Попроще.
– Как! – в удивлении воскликнула я, – Почему?
– Сама виновата, – с холодком в голосе объяснили мне. И добавили: – Скупой платит дважды.
– У неё, наверное, денег не хватило, – с сожалением предположила я и объяснила: – Она на этой неделе сильно потратилась. На новые духи. Прежние кто-то разбил. И на диктофоны для себя и для Ани потратилась… Почему ты не помогла ей получить такую же, как у нас?
– Она не просила.
– Она – гордячка, Вик. Никогда не попросит.
– Кассандра, – напомнила она мне свой псевдоним для клуба.
– Прости, – расстроенно откликнулась я и услышала:
– Не волнуйся за неё. Она не осталась совсем без защиты. К тому же, концентрация вещества уменьшается. Подумай о себе. Старайся не вдыхать глубоко. Дыши поверхностно: носом – не ртом. И не делай резких движений. Вещество скоро рассеется. Организаторы не будут тратить его запасы бесконечно. Толпа может выйти из-под контроля.
– Что это за вещество?
– Не знаю. Нечто схожее с веселящим газом. Смотри, как беснуется толпа.
– И Маша…
– Её уже попускает. Она – молодец: держится в поле нашего зрения. Чувство самосохранения – на высоте. Ещё раз: не делай глубоких вдохов, ресурс твоего фильтра ограничен.
– Хорошо, буду дышать аккуратно, – пообещала я.
Мне стало легче и спокойнее, ведь рядом была Кудряшка, а она никогда не оставляла меня в беде. Кровь больше не била в виски, разум почти прояснился – кажется, я снова становилась прежней Катей.
– Там дальше не видно ни зги, да? – спросила я у Кудряшки.
– Ты имеешь в виду – в центре? – уточнила она. Подожди немного. Сейчас дурман рассеется полностью и глаза привыкнут.
– Ты помнишь, кто так говорил?
– Что именно? – похоже, не поняла она.
– «Не видно ни зги», – повторила я ей в самое ухо.
– Помню, – коротко ответила она.
– Где он теперь?
– Потом.
– Он жив?
– Да.
– А бабушка?
– Тоже.
– Как они поживают? – мои серые клеточки, похоже, решили активизироваться и забросать Кудряшку вопросами.
– Всё потом. Сейчас сосредоточься на дыхании. И наблюдай.
– За кем?
– Просто наблюдай. Пока я не определюсь с локацией.
– Какой локацией?
– Нашей. Не отвлекай. Следи за ней! – указала она пальцем на Машу, отплясывающую от нас неподалёку.
Впрочем, вскоре подруге это надоело, а, может, она просто устала трястись под тяжёлую музыку. Как бы то ни было, моя амазонка резко остановилась, развернулась и стала пробираться к нам.
Глаза Маши сияли диким азартом, движения всё ещё были резкими, а эмоциональное состояние – не совсем устойчивым.
«Наверное, она чувствовала то же, что и я, но в разы сильнее, если фильтр её маски недостаточно хорош, – с сожалением задумалась я, наблюдая за подругой, – А вот Вика… Вика держит себя в руках. Она умеет. Всегда умела. С самого детства».
– А вот и я! – воскликнула моя неуёмная. И спросила, даже не постаравшись скрыть недовольства: – Вы чего стоите у входа? Прикидываетесь дверными статуями?!
– Так нужно, – ответила ей Вика.
– А о чём вечно шепчетесь?! – продолжила свой допрос Маша и капризно потребовала: – А ну-ка, колитесь! Обе! Я хочу знать!
– Твоя подруга боится этого хаоса. Пока ты пляшешь, я её успокаиваю, – объяснила Вика, притянув Марью ближе к себе, видимо, чтобы та всё расслышала.
– Не пляшу, а снимаю напряг. Может, я тоже боюсь, но не ною, как некоторые!
– Не ворчи, – осекла её Вика. И добавила: – Постой спокойно, ладно. Отдохни, скоро – приниматься за дело.
– Всё-таки мы просчитались: надо было послушать её бредни о виделках. На свежем воздухе подождать, пока дурман в этом дурдоме рассеется! – заявила моя неугомонная, демонстративно тыкнув в меня пальцем.
– А я предлагала, – резонно заметила Вика, – но ты взбунтовалась.
– Каюсь-каюсь! – рассмеялась Машка. И поделилась: – Кажется, меня отпускает. Вы как?
– Держимся, – ответила ей Вика и велела: – Так, девочки, хватит торчать у входа, пойдёмте к стене. По моим наблюдениям, система вентиляции лучше работает там, – указала она в сторону дальней стены. Возле той уже ютились счастливчики, видимо, определившиеся с местонахождением источника свежего воздуха раньше нас.
Следуя за своей командой по пятам, я нечаянно столкнулась с дамой в маске. В полном одиночестве та, видимо, тоже спешила к «нашей» стене и случайно задела меня плечом.
– Простите, я не специально, – негромко проговорила она, но, в смолкшей на мгновение музыке, я расслышала её слова.
Мне показались знакомыми голос незнакомки и её манера при волнении элегантно прикладывать ладонь к губам. Сейчас она, правда, приложила её к маске на своем лице, но коснулась пальцами места именно в районе губ.
«Но человек, который так обычно делает, никак не может здесь оказаться. Серая мышка никогда не подастся на подвиги в одиночестве», – тут же мысленно осекла я себя.
Всей троицей мы остановились недалеко от той одинокой дамы, и я заметила её растерянный взгляд. И эта манера теряться в самый неподходящий момент тоже показалась мне узнаваемой.
«Вечно тебе сегодня всё кажется, Катя!» – мысленно проворчала я и вздохнула.
Стоило нам подойти к стене, как мои серые клеточки ожили окончательно. Здесь действительно дышалось намного легче и разум мой постепенно, но неуклонно прояснялся. Проснулось и врождённое любопытство.
Я огляделась по сторонам и принялась анализировать место, в которое занесла меня судьба.
Прямо передо мной всё ещё бушевала толпа, но я больше не ассоциировала её с собой. Теперь я смотрела на неё со стороны и понимала, что выглядит та, как настоящий театр фриков. В самом центре зала, для меня теперь, будто находилась огромная сцена, а я ощущала себя не более чем сторонним наблюдателем. Крепко сжимая ладони подруг в своих, чуть подрагивающих от напряжения, я обратилась в зрение и слух. А посмотреть там было на что…
Глава 7 Чёрная дыра
Туман в голове рассеялся довольно быстро и перед глазами будто стало светлее.
Казалось, вокруг теперь ярче и намного приветливее вспыхивали огоньки светомузыки. Стройными цепочками они проносились у меня перед глазами. Временами эта вереница «светлячков» разрывалась на небольшие отрезки, которые, то тут, то там, принимались замысловато скручиваться в спиральки. Вращаясь вокруг своей оси, они одновременно кружились и по залу, будто водили по нему хороводы, делая мир вокруг меня светлее и радостнее. Плохо было то, что веселые огонёчки светомузыки радовали глаз не более нескольких секунд, а когда они все разом, словно по команде, исчезали во мраке, мне снова становилось неуютно от ощущения безысходности, преследовавшего меня весь вечер.
Я не понимала, почему так остро реагирую на эту, в общем-то привычную для любой дискотеки визуальную смену антуража, но состояние эмоциональных качелей, в которое она меня ввергала, всё больше выбивало из колеи и укрепляло желание как можно быстрее покинуть это неспокойное место.
К сожалению, алгоритм работы цветомузыки был запрограммирован таким образом, что мрак продолжал царить в помещении большую часть времени, и я не могла приложить ума, где бы здесь нашлось хотя бы одно, по-настоящему светлое место. Наверное, мне не стоило воспринимать смысл сказанного Викой дословно.
«Не ступай туда, где нет света», – посоветовала она мне перед тем, как мы вошли в это царство тьмы со снующими повсюду тенями. Наверное, она имела в виду нечто другое, нежели просто хорошо освещённое помещение. Тени, за которыми я продолжала наблюдать, превращались в людей лишь на пару-тройку мгновений, и тогда, в лучах светящихся спиралек можно было различить приблизительный цвет их одежды и масок. Но как только лучи поглощала темь, гости будто теряли душу и превращались в бесформенную массу хаотично мельтешащих зомби.
Следя за этой, постоянно повторяющейся и несколько мистической, на мой взгляд, метаморфозой, я вдруг остро представила себя Алисой из Зазеркалья, по недоразумению или по чьему-то злому умыслу попавшую туда, где ей было совсем не место – туда, где она легко могла бы сгинуть, без следа растворившись в совершенно чуждой ей, агрессивно настроенной сумеречной реальности.
Я понимала, что надо отвлечься от депрессивных мыслей. Надо было подумать о чём-нибудь приятном, но у меня не получалось и я всё явственнее ощущала себя марионеткой в чьих-то цепких руках: бесправной куклой в руках того, кто сейчас будто ставил на мне эксперименты.
«А, может, и не только на мне, а на всех тут присутствующих… – мысленно пробурчала я и вдруг догадалась, в сотый, если не в тысячный раз вглядевшись в центр зала: – Это же – настоящая Черная Дыра! Да, очень похоже…»
Несколько лет назад, после того как дедушка устроил мне экскурсию в Планетарий, я возомнила себя начинающим астрономом и загорелась идеей изучения планет и космического пространства между ними. Впрочем, та моя блажь прошла довольно быстро, так и оставив интерес ко Вселенной лишь на любительском уровне. И произошло это потому, что воображение, разыгравшееся после просмотра одного ролика по астрономической тематике, живо представило мне космос необъятным пугающим монстром. Я тогда почувствовала себя в нём песчинкой, мельчайшей беспомощной точкой, рисковавшей исчезнуть без следа в бескрайней вакуумной черноте. Исчезнуть точно также как и сейчас – в этой пугающей «Терре Инкогнита».
«Катя, хватит нагнетать!» – мысленно велела я себе.
Но мысль о «блажи стать с космосом на «ты»», как окрестила тогда моё новое увлечение подруга детства – Алиска, спровоцировала на подвиг мои, недавно чем-то одурманенные серые клеточки. Почти избавившиеся от воздействия странного вещества, они активизировались не на шутку и вдруг подкинули мне на ум подробную информацию из обучающего ролика об устройстве Вселенной. Его я посмотрела сразу после экскурсии в Планетарий.
Как ни странно, мне не составило труда мысленно перенестись в те дни. Хоть и не в красках, как обычно, но всё же вполне различимо я увидела себя в чёрно-белом исполнении, сидящей за рабочим столом дедушкиного кабинета, и даже услышала щебет птиц, доносившийся тогда из открытого настежь окна. Честь находиться у деда в кабинете выдавалась мне редко, но в тот день, наслушавшись моих восторженных рулад о красоте космоса, он сказал:
«Ну, что ж, мой начинающий астроном, пора расширять границы восприятия и учиться отличать зёрна от плевел».
«Причём тут зёрна и плевела, деда?» – не поняла я тогда хода его мыслей. И услышала в ответ:
«А при том, мой доморощенный учёный, что, прежде чем принять серьёзное решение всегда нужно сначала изучить вопрос».
Он усадил меня тогда перед компьютером в своём огромном удобном кресле и предложил посмотреть фильм.
Фильм тот произвёл на меня неизгладимое впечатление. Он показался мне и восхитительным, и ужасающим одновременно. Да, я тогда поразилась мощи одной из чёрных дыр, пульсирующее дыхание которой было очень наглядно и до чёртиков правдоподобно смоделировано создателями фильма. Мой восторг этим фантастическим действом на экране оказался настолько велик, что, как ни странно, возымел прямо противоположный эффект – отталкивающе устрашающий.
Думаю, дедушка не зря показал мне тогда именно этот фильм: он сделал ставку на моё богатое воображение и знал, что оно обязательно разыграется до поистине космических масштабов. Разыграется и вызовет нечто, сродни панике, что оставит в моём сознании устрашающее послевкусие. А оно, в свою очередь, охладит мой пыл. Таким образом, с «очередной придурью» внучки будет покончено раз и навсегда.
Дед всегда хотел, чтобы я продолжила семейную династию и стала нейрохирургом. И велел по окончании Универа непременно переквалифицироваться в пластического хирурга. В тот день он сказал:
«С твоим чувством прекрасного ты должна стать именно пластиком. Пациенты будут в восторге от того, как художественно ты будешь перекраивать их лица. Под твоим скальпелем будут рождаться лишь афродиты с аполлонами. Молва о твоём искусстве распространится по столице и обеспечит тебе безбедную старость».
«Но я хочу остаться нейрохирургом!» – взбунтовалась я тогда.
«Не спорь, – велел он мне. И объяснил: – Запомни: плановая операция в твоём исполнении всегда будет более успешной, чем экстренная».
«Не понимаю тебя…»
«При плановой операции у тебя будет достаточно времени на подготовку. Ты досконально изучишь анализы пациента, ознакомиться с его анамнезом и проведёшь с ним доверительную беседу. Расспросишь обо всех его хотелках, при необходимости – вынесешь предупреждение и скорректируешь их объём. Наладить контакт с пациентом – очень важно, Катерина. Особенно – с твоим складом ума. А я всегда буду рядом и подстрахую в случае чего…»
«Будешь рядом у операционного стола?»
«Да. Буду рядом везде. Пока не научу тебя всему, что умею и знаю сам».
«Но я хочу работать в Склифе».
«Это место тебе не подходит», – сказал он тогда, как отрезал.
«Почему?»
«Потому что в экстренной медицине нейрохирург часто вынужден принимать решение в авральном режиме. В подобных условиях у тебя высок риск неудачи».
«Почему?»
«В тебе нет решительности твоей матери, Катерина. Правда, и её безрассудства в тебе тоже нет. Вижу в этом огромный плюс. Однако ты склонна к рефлексии и в стрессовых ситуациях не всегда способна мыслить оперативно, чётко и здраво. Склонность к рефлексии передалась тебе от отца. К тому же, ты нередко поддаёшься чужому влиянию. Тут вот даже не знаю, в кого пошла. Наверное, в бабушку – мою жену».
Стоя сейчас у стены зала перед чёрной дырой местного, так сказать, разлива, я поняла, что дед был прав тогда в своей оценке.
«Поддаюсь влиянию – да… Иначе не оказалась бы здесь… И рефлексирую вместо того, чтобы искать отсюда выход. – Согласилась я с его мнением. – Ладно. Не будем о грустном. Что там по чёрной дыре?»
Во мне проснулся азарт исследователя. Он часто посещал меня на практических занятиях в Универе и в часы после них, когда я бродила по столице с фотокамерой наперевес.
Я мысленно освежила в памяти видеоролик, который смотрела тогда у деда в кабинете, и «перемотала» его до того момента, когда хорошо поставленный голос диктора стал рассказывать о феномене чёрных дыр.
Мысленно сравнив кадры из того фильма с тем, что разворачивалось сейчас у меня перед глазами, я поразилась почти полному совпадению картинок.
Эпицентр нашей – земной «черной дыры» имел все признаки этой самой – настоящей космической: равномерную округлость формы и ни на мгновение не стихавшую пульсацию. Так же нескончаемо бодро на том обучающем видеоролике «дышала» и дыра, которая меня так тогда напугала.
Именно там – в самом центре зала, словно в кишащем муравейнике, хоть и не так катастрофически энергично, как раньше, но всё же продолжала бесноваться основная масса приглашённых, и именно туда ещё совсем недавно меня тянуло с непреодолимой силой.
Под ритмичную музыку, хоть и бьющую теперь по ушам не так оглушительно, тени там корчились в поистине диком фрик-дансе. Порой, будто всё ещё находясь в странном угаре, они хаотично наскакивали друг на друга и даже начинали конфликтовать. К счастью, к тотальному бунту толпы эти стычки не приводили, потому что пыл теней-зачинщиков быстро остужали высокие мощные силуэты в, казалось бы, иссиня-чёрных одеяниях.
Глава 8 Вызывающее поведение Стоцкой
«Так хаос здесь всё же управляем!» – догадалась я и воскликнула, то ли мысленно, то ли вслух:
– Как же жаль, что я не взяла с собой фотокамеру. Руки так и чешутся запечатлеть сей феномен. А всё Марья со своим авторитетным мнением…»
Расслышав самодовольный ответ подруги, я поняла, что выдала свои мысли вслух.
– Какой на фиг феномен?! И да, моё мнение – крайне авторитетно, голубушка, – заявила она без тени смущения. – А авторитетно оно именно потому, что всегда верно!
– Чем же оно верно в случае с камерой? – недовольно откликнулась я.
– Да хоть тем, что игрушку твою, вечно щёлкающую, увели бы здесь в два счёта! Ты даже глазом моргнуть не успела бы! И как бы тогда, скажи на милость, ты объяснила бы её пропажу Мюллеру?
– Какому ещё Мюллеру, Маш?
– Как какому?! Громову Данил Сергеичу!
– Замолчи! – приказала ей Вика. И напомнила: – Не забывай о конспирации.
– Пардон, мадам, – парировала она Кудряшке и строго выдала мне: – Всё, не напрягай меня больше, башка разболелась. Смотри вон, как беснуется чернь. И будь благодарна этой! – Подруга кивком указала на Вику.
– За что благодарна? – не поняла я и услышала в ответ: