– Аля, ты это серьезно? – продолжала бабушка, понизив голос. – Ты из-за него вздумала дом расширять?
– Тебе не кажется, что я уже большая девочка? – Мама старалась говорить спокойно. – И что мне как минимум нужна своя комната?
– А у тебя ее разве нет? Где тогда мы сидим?
– В гостиной. В гостиной, совмещенной, между прочим, с кухней. Где у меня в углу диван и компьютер. Мне хочется жить нормально. Даше тоже побольше места не помешало бы, к ней друзья ходят, а им в той каморке не развернуться.
– То есть вся забота о ребенке?
– Нет, – спокойно ответила мама, – обо мне и о ребенке. Я тоже живой человек.
– Ты могла прекрасно позаботиться о себе два года тому назад…
– Не будем об этом!
– Когда у тебя была возможность устроить свою жизнь…
– Мама!
– …с нормальным взрослым человеком…
– Я еще два года тому назад сказала – хватит об этом!
– Уж комнат-то вам бы обеим хватило, у него дом в Жверинасе![5]
– Господи… мам, ты б еще калым за меня брала!
Они уже орали друг на друга, но шепотом, надеялись, что Даша не услышит. Ни о том, что «ребенку было бы лучше в зеленом районе, а эта квартира все равно бы ей осталась», ни о том, что мама – эгоистка: «ребенка для себя завела, а теперь…», ни о том, что «мальчишка еще подрастет, зачем ты ему тогда?»… Какой мальчишка? Откуда?
– Посмотри на себя! – взывала бабушка. – Джинсы, стрижка эта… Молодишься?
– Хватит…
– Ты понимаешь, что тебя в любом случае хватит ненадолго? Возраст есть возраст.
– Я сказала…
– Ведь из-за него тебе отдельная комната понадобилась? Ты столько лет одна сидела – а тут нате, места мало?
Даша задумалась о том, что будет, если Игорь переедет к ним. Подумав, решила, что ей это, пожалуй, нравится.
А вот бабушке не нравилось, бабушка бушевала, взывала к материнской совести – «а ребенку каково?», вновь поминала Нину, которая ей зачем-то звонит. Она много еще наговорила. Мама отбивалась, сначала решительно, потом вяло. Договориться им так и не удалось. Даша и дослушивать не стала, отбросила карандашницу и включила музыку.
Игорь ей нравился. Он умел жарить шашлыки, кричать «пиастры» попугайским голосом, читать «Балладу о дуэли» и смешить маму.
Но, оказывается, важнее всего было то, что он младше. На целых двенадцать лет.
– Пока, Дашенька! – бодро и фальшиво пропела бабушка от выхода.
Пришлось выползти из комнаты и махнуть ей на прощание. Мама улыбалась и делала вид, будто ничего не произошло. Но что-то сломалось. Разговор не клеился, и, когда Даша наконец отправилась спать, мама заметно обрадовалась.
Однако сон не шел, Даша лежала на спине, глядя в темный потолок. Там, выше, – чердак. Огромный, запутанный, бесконечный чердак со множеством отнорков, переулков, переходов. В самой его глубине Сценарист заправляет в машинку новый лист и печатает сценарий следующего дня. Скучного и правильного, других он не пишет.
Сценарист вздохнул, размял тонкие пальцы, похожие на паучьи лапки, – «мы писали, мы писали, наши пальчики устали». Потянулся и, довольный, вновь принялся за работу.
– Что тебе от нас надо? – спросила Даша.
Она не так боялась, как раньше: все же выросла, а Сценарист – нет. Он вообще оказался меньше, чем помнился, – с крупного кота, наверное. Силы в нем, похоже, было немного – ручки и ножки тонкие, как веточки.
Но где выход, она по-прежнему не знала, а он знал, что она не знает, и это придавало ему силу. Сценарист равнодушно скользнул по ней взглядом и застучал по клавишам.
«Девочка Даша хочет со мной говорить, – отозвалась машинка. – Я не говорю. Я пишу».
– Прекрати! – Даша сделала шаг вперед, но то ли пол, то ли воздух на чердаке оказались вязкими, как тянучка, а голос почти не был слышен.
«Даша недовольна, – продолжал стучать сценарист, – мама Аля плачет. Начинается новый день. Все поступят правильно».
Грузный сон охнул, неловко повернувшись в кресле, порылся в мешке, пытаясь найти что-нибудь повеселее, но не нашел и загрустил.
«Тюк-тюк-тюк», – слышалось всю ночь. «Дождь идет», – подумала сквозь сон мама, которой удалось наконец успокоиться.
И потянулись скучные дни, один за другим.
Погода испортилась, а на маму так навалилась работа, что ничем другим она заниматься не могла. Даша измаялась: гулять под дождем было нельзя, да и не с кем – друзья разъехались. Родня звала в деревню – она ехать не захотела: там комары, скучно, детей нет. После того разговора мамы с бабушкой Даша поняла, что без расспросов и в деревне не обойдется, наверняка уже слухи дошли, и решила держаться от всех подальше.
В конце концов мама опять отправила ее в лагерь, на сей раз – в городской, до шести вечера. После занятий Даша шла к маме на работу, на ужин они разогревали пиццу или покупные котлеты. Иногда что-нибудь смотрели, но без особой радости – кино Даша так и не полюбила. На игры или разговоры по душам сил уже не оставалось.
Подошли выходные, но лучше не стало – мама никуда не уходила, но ее все равно что не было. Уткнулась в компьютер, даже ела не отрываясь от экрана.
И Игорь не зашел. Ни разу не появился на неделе – но так бывало и раньше, ничего удивительного. А вот выходные без него были первыми за полгода.
Может, они с мамой через мессенджер общались? Даша не знала.
А на следующей неделе они встретились – в лагере была большая викторина по странам света, и проводить ее помогал высокий и красивый пират, с саблей, банданой и попугаем, кричащим «пиастры».
Даша честно отыграла и лишь потом подошла к пирату поздороваться. «Так вы знакомы!» – протянула воспитательница, но не очень удивилась. Кто-то из детей протянул недовольно: «Она все ответы заранее знала!» Глупо, потому что ответила Даша не блестяще, приза ей не досталось.
– Привет, – сказал пират.
– Когда ты к нам придешь? – спросила Даша прямо и тут же подумала, что это не по-взрослому, надо сначала спросить «как дела», потом – «ты, наверное, очень занят, давно тебя не видно», потом пригласить так, чтобы это ничего не значило, – «заходи как-нибудь». Взрослые делают именно так. И отвечать на приглашение полагается теми же словами: «Как-нибудь зайду».
Но Игорь нормальным взрослым не был. Он ответил:
– Я не знаю.
– У мамы работа, – негромко сказала Даша, – она правда очень-очень занята.
– Да, она мне говорила.
Повисло молчание. Девчонки звали: «Даша, иди в „Уно“ играть».
– Мне надо грим снять, – сказал Игорь, – и переодеться.
– Ага…
Тут полагалось попрощаться и сказать все же это «как-нибудь», но они продолжали молча смотреть друг на друга.
– Тебя во сколько отпускают? – спросил он, когда пауза затянулась.
– В шесть.
– Я тебя встречу, – пообещал Игорь, – тогда поговорим.
Они действительно встретились, даже съели по порции мороженого, пока дошли до маминой работы. А вот разговор не клеился.
Ну правда, что можно было сказать? «Почему ты у нас перестал бывать?» – Но сама ведь сказала, что мама занята.
Игорь не зря с детьми работал, он сумел завести болтовню ни о чем и ввернуть между делом, что, наверное, уедет – приглашают на курорте поработать, заодно и к морю скатается.
«Мы же вместе ехать хотели!» – чуть не вырвалось у Даши, но она вовремя осеклась и выдавила:
– Здорово…
Мороженое казалось безвкусным, как пюре в школьной столовой. Идти оставалось все меньше, и с каждым шагом Даша чувствовала, как ломается и осыпается хорошая и веселая жизнь, которой так хорошо жилось последние месяцы.
«Тюк-тюк-тюк», – слышались шаги.
– Когда ты к нам придешь? – спросила Даша и зажмурилась, чтоб не слышать, потому что уже знала, что он скажет.
Игорь ответил:
– Как-нибудь.
– Хочешь, – сказала мама, – поедем в Варшаву, когда разгребусь немного? Тебе Центр Коперника[6] понравится…
– Мы же к морю собирались.
«С Игорем» Даша не договорила, но этого и не требовалось, мама все поняла.
– Как-нибудь съездим… – туманно пообещала она. – Погода для моря неподходящая.
– Море не только Балтийское бывает.
– Я далеко сейчас ехать не могу, – еще туманнее ответила мама, – у меня дела. Делу время, потехе – час. Давай еще по чашечке…
«Они выпили еще чаю, – отстукала машинка, – вымыли посуду и ушли спать. Завтра будет новый день. Мама отправится на работу. У Даши каникулы. Все поступят правильно».
– Живот заболел, – мрачно ответила Даша на мамин вопрос «почему еще не собралась», – и голова… не хочу никуда идти.
– У вас же экскурсия сегодня!
– Ага, в Тракай…[7] чего я там не видела? Там новый замок построили?
– Мне казалось, ты его любишь.
– Я его каждое лето люблю раза по три. Не хочу.
– Могла бы вчера предупредить, – пожала мама плечами, – я бы и будить тебя не стала.
– Я еще не знала, что живот заболит.
– Понятно, – мама вздохнула, – не сиди в интернете весь день. Пол подмети.
– У меня живот болит, – напомнила дочь, – не до пола.
– Еще что болит? Язык не заболел – ерунду говорить? Воспитательнице позвонишь или лучше я?
– Сама позвоню! – быстро ответила Даша. – Прямо сейчас и позвоню – вот! – Она схватилась за телефон.
– Ну и отлично.
Мама наконец ушла, а Даша перевела дух.
Встав с постели, она честно собиралась ехать на экскурсию и поменяла планы минут двадцать тому назад, когда увидела мамину раскрытую сумку на столике в прихожей. Из внутреннего кармана торчал и сам в руки просился телефон. Личный – телефонов у мамы было два, один для работы, его Даша трогать не стала.
Телефон мигал зеленым глазком, словно спрашивал: «Что делать будешь?»
Стало стыдно. Даша поспешно засунула телефон в щель между столиком и стенкой и решила про него забыть.
Мог ведь он просто вывалиться из сумочки? Туда бы и упал. Мама, конечно, немного огорчится, но… так ведь могло и на самом деле случиться?
Она ушла к себе, пролистала «вконтактовскую» ленту, порылась в почте. Погоняла шарики в игрушке. Почитала. Еще поиграла, поговорила с подругой в чате. Потянула время так и этак. Потом вернулась в прихожую и подняла телефон с пола.
Он не был запаролен. Номер Игоря нашелся сразу – с фотографии смотрел улыбчивый пират. Даша поколебалась минуты две, потом все же решилась и набрала СМС:
«Приходи сегодня в семь».
И смайлик с глазками-сердечками.
День тянулся невыносимо долго. Погода исправилась, ничто не мешало выйти погулять – она и вышла, – но удовольствия от прогулки не было. Даша то и дело хваталась за карман с маминым телефоном, проверяя, не потерялся ли он. Вытащить телефон из сумки – за это уже полагалась взбучка, но, если б она еще и потеряла его где-то на улице, это было бы запредельным свинством.
А оставить телефон она тоже не могла – вдруг Игорь ответит?
Так и не нагулявшись, Даша вернулась и отправила еще сообщение, на сей раз приписав: «Нам очень нужно увидеться». Подумала – не передвинуть ли время встречи на полвосьмого, но решила, что мама и к семи доберется.
Девушки из книжек и фильмов часто страдали от того, что «он не звонит». Даша верила – неприятно, наверное, – но в жизни это оказалось просто невыносимым. И ведь это не ее парень отмалчивается, а мамин!
Равнодушно стучали часы, капала вода из крана. Птички скакали по железному подоконнику… Или это опять были не птицы?
«Тюк-тюк-тюк».
«Все поступят правильно, – продолжал Сценарист свою заунывную работу. – Он не ответил. Он не будет отвечать…»
Телефон пискнул было, но это магазин сообщал о скидках. Игорь молчал.
«Он не отвечает, – продолжалось самодовольное тюканье. – Все поступают правильно…»
– Заткнись, – шептала Даша, – просто прекрати!
Сценарист и ухом не вел. У него работа спорилась.
И когда, отправив третью, самую длинную эсэмэску, Даша так и не дождалась ответа, она решила больше не ждать. Сняла с крючка ключ с совиным брелоком и отправилась на чердак.
– Ну! – громко сказала Даша, отперев замок с третьей попытки. – Где ты там прячешься? Выходи давай!
Чердак сонно молчал, не шевельнув и пылинкой. Было чуть светлее, чем в прошлый раз, но дальняя стенка все равно пряталась в полумраке. Пахло мышами. По крыше разгуливали голуби, один устроился прямо возле окошка и косился внутрь. Жирный.
– Давай сюда, – приказала Даша уже не так уверенно. – Что тебе надо от нас?
Тишина. Даже тюканья не было слышно.
Даша хотела было крикнуть еще раз, но осеклась и почувствовала себя глупее некуда.
Это всего лишь чердак. Не лабиринт, не логово чудовища. Тут будет комната, и еще комната, и, может, ванная – внизу только душевая кабина помещалась. Они прорежут еще окна, может, в той стене и прорежут – она же наружная, нет там никаких проходов и не может быть. Просто темнота в углу.
Даша подошла поближе. Темнота не рассеялась, но она знала: если протянуть руку, пальцы упрутся в стену.
Не уперлись.
Это был не проход, а скорее лаз, пришлось пригнуться, но пройти удалось легко. Должно быть, наружная стена была чуть дальше, а между нею и стенкой, видимой от двери, пряталась небольшая каморка, тоже с окошком, тоже грязным. При тусклом дневном свете Даша разглядела стол, залежи бумаги и пишущую машинку. Лампа днем не горела.
И тут под ноги ей кинулся кто-то небольшой, но плотный, белесый, твердый, как мяч. Даша еле устояла, а белесый рванул прочь, к раскрытой двери.
– Стой!
Бегал Сценарист не слишком хорошо, засиделся, наверное. Хвост у него, оказывается, был – тонкий и длинный, за хвост Даша его и ухватила.
Сценарист угрожающе зарычал, потом прыгнул, не жалея хвоста, и пребольно тяпнул Дашу за руку.
– Зараза! – завопила и заплакала она, но хвост не выпустила, а намотала на руку крепче. Второй рукой она попыталась ухватить Сценариста за рога – не вышло. Сценарист наладился укусить ее за ногу, но его зубы скользнули по джинсам, не причинив на сей раз вреда. Вот тут он совсем разозлился.
– Даша!
Игорь влетел на чердак и кинулся ей на помощь, не разбирая, с кем она там дерется. Только присвистнул, когда рычащее существо бросилось на него, но не растерялся и накинул Сценаристу куртку на голову. Тот заметался и завыл, чуть было не вырвался, но вдвоем справиться с ним оказалось не так трудно. Сценариста замотали в джинсовую куртку и перевели дух.
– И куда это теперь? – спросил Игорь, еле отдышавшись.
– У нас клетка есть, – Даша тоже дышала тяжело, – от крыс осталась.
– Ну давай его… – Игорь запнулся, должно быть, представив, каково будет волочь Сценариста по крутой лестнице вниз. – Тащи лучше клетку сюда. Я это удержу.
Даша сомневалась, что удержит, но Игорь справился. Дверца клетки оказалась маловата для такого пленника, но пропихнуть Сценариста внутрь они все же сумели.
– Он ее не разнесет? – спросил Игорь.
Даша пожала плечами:
– Я не знаю…
Сценарист, похоже, был не настолько силен, чтоб ломать клетку, дрался больше от ярости. Очутившись за решеткой, он зарычал, а потом лишь тоненько скулил, просовывал пальцы сквозь прутья и шевелил ими, словно пытаясь привлечь неожиданного спасителя.
– Фу, – сказала Даша, – как паука заперли…
– Что это за тварь-то? – спросил Игорь.
– Не знаю… живет он тут.
– Не знаешь, но охотишься по чердакам?
– А ты-то как здесь оказался? – дошло вдруг до Даши. – Семи-то еще нет.
– Я и не собирался приезжать в семь, – усмехнулся Игорь.
– Ты вообще не отвечал.
– На первую ответить собирался, – серьезно сказал он, – но тут увидел твою маму.
– Что?
– Ага. Она в банк ходила, там и встретились.
– И ты ей рассказал… – покраснела Даша.
– Нет. Это она мне рассказала, что у нее день неудачный: телефон дома забыла, Дашка заболела… Кстати, твоя мама никогда не ставит смайлики. Особенно с сердечками.
«Если я провалюсь, – подумала Даша, – окажусь прямо на диване. Тогда будет не больно».
– Я сначала хотел написать: «Даша, не надо», – рассказывал Игорь, – но ехал мимо и решил, что лучше зайти поговорить. Так что это за дрянь такая?
Даша рассказала все – то, что вспомнила, то, что случилось в последнее время. Игорь только хмыкал. Сценарист возился в клетке и ворчал.
Потом они пробрались в каморку – Игорю пришлось в три погибели согнуться – и выволокли оттуда машинку и бумагу.
«Все поступят правильно», – прочитала Даша первую строчку. Там еще много было напечатано, она хотела прочитать, но Игорь ее остановил:
– Не нужно.
Изорвал лист и смял обрывки в комок.
Сценарист опять взвыл, но было поздно, варвары изорвали все, что могли.
– Жаль, печки у вас нет, – сказал Игорь, – это сжечь бы.
– Зря порвали, – сказала Даша, – пачкой их выбросить было бы легче.
– Ничего, в мусорный мешок затолкаем.
Машинка выглядела довольно прочной, но Игорь принес разводной ключ, и с ней тоже справились.
– Что с ним делать будем? – кивнул Игорь на клетку.
Даша с ужасом покосилась на разводной ключ. До этой секунды она не сомневалась, что ненавидит Сценариста, но стоило представить, что Игорь сейчас размозжит тварюге голову ключом… Игорь, должно быть, угадал, о чем она думает, но понял не так, потому что предупредил:
– Имей в виду – я его убивать не стану. Хочешь – действуй сама.
– Еще чего! – взвилась Даша. – Я как раз за то, чтоб не убивать… Только он… он же опасный.
Опасным Сценарист уже не выглядел. После того как сломали машинку, он выглядел жалко. Выть перестал, даже пальцами не шевелил.
Так и будешь в клетке держать чертяку?
Даша представила, как она заботливо ставит Сценаристу мисочку с тертой морковкой или наливает свежую воду в поилку, и развеселилась.
– Клетку придется чистить, – сказала она, – не хочу. Чучело вот набить можно.
На чучело Сценарист не среагировал. Ему, похоже, было все равно.
– Ученым надо сдать, – осенило Дашу, – пусть изучают.
Игорь покачал головой:
– Вот уж не советую.
– Почему? Это ведь новый вид…
– Ты говорила, он ваши дни программировал?
– Не программировал, сценарии писал.
– Большая разница… Подумай, какие ученые его станут изучать и какие сценарии он еще напишет. Ты ж кино смотришь…
– Я не люблю кино, – созналась Даша.
Они еще немного поспорили, потом сволокли клетку вниз, собрали изорванные листы и поехали прочь из города. Добравшись до места, где весной жарили шашлыки, сожгли в мангале обрывки сценариев. Горело плохо, с черным дымом и чадом, – огонь словно не хотел это есть.
Когда пламя поглотило последний лоскуток бумаги, они открыли клетку и вытряхнули пленника на траву. Сценарист завертел башкой, словно не веря нежданной свободе.
– Ползи отсюда, – приказал Игорь.
– Может, ему еще пинка дать? – кровожадно предложила Даша.
– Ну, пинай, если очень хочется.
Пинать не хотелось, уполз так. Маленький, взмокший, раздавленный, он уходил прочь по густой траве, к деревьям, в глубь лесов. Сейчас он не выглядел ни зловещим, ни опасным. Просто скучным.
Трава перестала шевелиться, и они вернулись к машине.
– Во сколько твоя мама заканчивает работу? – спросил Игорь. – В шесть? Успеем до ее прихода…
Он сказал «успеем», не «успеешь». Даша хотела переспросить: «Ты ее дождешься?», но она понимала, что лучше промолчать. Лучше ничего не знать заранее, ничего не предвидеть. Все предписанное только что сгорело, начало будет с чистого листа. Игорь был прав, когда порвал страницу не читая.
И она была права, когда вынула из кармана последний листок, не разорванный, а заботливо сложенный вчетверо.
– Я не удержалась, – призналась она.
Игорь ничего не сказал, только нахмурился.
– Это пока я за ключом ходил?
– Угу… но ты не думай, я…
– Не нужно ничего рассказывать, – перебил он, и Даша рассказывать не стала. Просто сунула листок в огонь. Пусть все идет само, без сценариев.
Игорь, наверное, думал, что она опять пытается их с мамой помирить, но он ошибался. Хотя в остальном угадал верно: стоило ему выйти с чердака, как Даша выхватила из пачки чистый листок, заправила его в машинку – получилось не сразу – и напечатала:
«Они купили собаку».
…Собаку они так и не купили, потому что Игорь притащил щенка из приюта, но это случилось только через год.
Карташов
На четвертом уроке русичка превратилась в морскую свинку.
Мы писали сочинение, а она ходила по классу: шаг вперед – два назад. В руках все время вертела очки, время от времени останавливалась и пялилась на кого-нибудь. Иногда принималась покусывать дужку очков – если ей казалось, что мы списываем.
Мы и списывали – что греха таить?
И вот когда учительница нависла над второй партой, прямо над Карташовым – его соседка напряглась, стараясь прикрыть книжку с раскрытым предисловием, – и уже приготовилась произнести приговор…
Секунды две, а то и меньше, в воздухе висело платье, колготки подламывались, складываясь в гармошку. Одежда беспомощно взмахнула рукавами и рухнула на туфли.
Спустя мгновение складки пестрой ткани зашевелились и из-под них высунулась мордочка грызуна. Бело-рыжая свинка повела носом, съежилась было, но потом шустро рванула по проходу между партами, в сторону шкафа.
Спрятаться ей не удалось. Сбоку заорали, тот, кто сидел ближе к шкафу, затопал. Свинка метнулась в сторону, забегала по классу. И тут мы как с цепи сорвались и принялись ее гонять.
Ничего дурного мы бы ей не сделали, но орали и шумели так, что испугалась бы и зверушка похрабрее. Мы толкались, хватали руками воздух – свинка ускользала, потому что на ловца обязательно наваливался кто-нибудь, радостно вопящий: «Давай, держи ее!» Стасик ухитрился налететь коленом на какой-то твердый угол и ругался в голос, Динка и Полина требовали, чтобы он прекратил. Максим с Владиком сняли пиджаки и возили ими по полу, пытаясь захватить свинку в кольцо. Кто-то просто завывал в голос от удовольствия.
Как удалось свинке не получить разрыв сердца – не знаю. На ее счастье, беглянка ткнулась в ноги Димке Карташову, а он сгреб ее в охапку, выбежал из класса и помчался в сторону лестницы.
Мы дернули было за ним, но в дверях получилась свалка, да и нестись толпой по коридору не захотелось. Запал уже был не тот. Веселье разом исчезло, будто выключатель повернули. Мы даже замолчали и разошлись по местам.
Куча одежды так и валялась в проходе – только что мы по ней бегали, а теперь старательно обходили, словно боялись заразиться. Платье скомкалось, одна из туфель спряталась под ним, а вторая валялась рядом на боку, словно корабль, выброшенный штормом на берег. В горловине сиротливо виднелась лямка лифчика – это было немного смешно, немного противно и немного страшно.
В класс вошел директор.
Карташов держался на полшага сзади, свинки при нем уже не было, куда ее дели – не знаю. Директор оглядел нас так, словно собирался спросить: ну и кто это сделал? Мы прятали глаза, хотя с чего бы?..
– Дежурный, – произнес наконец директор, – собери одежду.
Он никогда не повышал голоса, мы к этому привыкли, но сейчас от этой вежливости было не по себе. А может, и не от нее.
– Ну же! – поторопил директор.
Дежурила в этот день я, но мне казалось, что проще дотронуться до раскаленной плиты, чем до этого платья… Все же я вышла вперед и стала собирать вещи, стараясь прикасаться к ним только кончиками пальцев. Класс смотрел на меня молча, потом Карташов подхватил туфли и очки. Многострадальная дужка, которую Людмила Юрьевна все время грызла, оказалась отломанной. То ли срок ее пришел, то ли мы наступили, когда гонялись за превращенной учительницей.
Мы шли за директором – до конца коридора, два пролета лестницы, а дальше прямо, до самого кабинета. Внутрь нам удалось только заглянуть – ни свинки, ни Людмилы Юрьевны я не заметила. Директор кивнул и не произнес больше ни слова. Дверь захлопнулась. Мы остались с Карташовым.
– Ну, идем, – сказал Димка.
Времени до конца урока оставалось всего ничего, поэтому возвращаться мы не стали, а отправились в столовую. Со звонком туда сбежался весь класс. Оцепенение прошло, начали теребить: что да как. Рассказывать было нечего, нас ведь сразу выставили.
Я мрачно смотрела на стакан с компотом. Только что мне хотелось сладкого, я даже купила пирожок с вареньем, но взять его не могла – рука еще помнила, как тащила тряпки и как старалась удержать через скользкий ацетатный шелк белье, чтоб не пришлось заново собирать исподнее с пола. В какую-то минуту меня затошнило, я выскочила из-за стола и побежала к уборной, предоставив Карташову отбиваться от одноклассников в одиночку.
Ему, наверное, было что им сказать. В конце концов, он приходился директору сыном.
С последних уроков нас отпустили, поэтому домой я заявилась часа на два раньше обычного. Родители были каждый за своим компьютером – они оба работают дома. Переговариваются по локальному чату, потому что сидят в наушниках: мама слушает джаз, а папа – металл. Когда я за уроками включаю музыку, родители принимаются ворчать, что она меня отвлекает.