Древо ангела

6

После недели жизни в Марчмонте, на фоне приближающегося Рождества, Грета поняла, что в ближайшие месяцы самым большим ее врагом будет скука. Самокопание никогда особенно не привлекало ее; как правило, оно ее только пугало. Так что сама мысль о перспективе часами размышлять о собственной жизни и о том, как она испортила ее, не казалась радужной перспективой. Но здесь, не имея никаких других занятий, кроме чтения книг – а некоторые из них оказались классикой вроде Чарльза Диккенса и Томаса Харди, чьи трагические истории лишь служили отражением ее собственных несчастий, – Грета обнаружила, что неотрывно смотрит на часы, желая, чтобы время прошло быстрее.

Она часами размышляла о Максе, где он, что он делает. Она даже подумала, не написать ли в Уайтхолл и попытаться найти его следы, но это казалось бессмысленным. Максу она больше не нужна.

Ей его не хватало. Не его подарков, не жизни, которая могла бы быть у нее, но самого человека. Его мягкого южного выговора, его смеха, нежности его прикосновений, когда они занимались любовью…

Днем она выбиралась на долгие прогулки просто для того, чтобы выйти из дому. Она проходила мимо привратной, надеясь, что ее обитательница заметит ее и выйдет поболтать. Несколько дней назад ЭлДжей заходила к ней, принесла запас еды, пару спиц и немного шерсти. Она терпеливо просидела с Гретой около часа, показывая ей азы вязания, но с тех пор Грета больше не видела ее и уходила в лес в одиночестве.

А вчера ЭдДжей пришла к ней с корзиной, полной рождественских угощений.

– Где-то через час я уезжаю к своей сестре в Глостершир. Вернусь сразу после Рождества, – объявила она в своей резкой манере. – Вам должно этого хватить, и я попросила Мервина с фермы занести вам свежего хлеба и молока, пока меня не будет. Счастливого Рождества, дорогая. Завтра по прогнозу будет снег, так что позаботьтесь, чтобы вам хватило дров.

Глядя ЭлДжей вслед, Грета чувствовала, что ее одиночество только усиливается. А когда в канун Рождества с неба пошел обещанный ЭлДжей снег, то даже удовольствие от домашнего мясного пирога и стаканчика сладкого шерри из корзины не смогло развеять ее тоски.

– Мы с тобой одни на свете, малыш, – прошептала она своему животу, когда колокол на ближайшей часовне пробил полночь. – Счастливого Рождества.

Рождественским утром Грета отодвинула шторы, и ей предстала сказочная картина.

Ночной снегопад совершенно преобразил все вокруг. Каждая ветка каждого дерева была покрыта ярко-белым пухом, словно кто-то обсыпал ее сахарной пудрой. Весь лес был покрыт безупречно белым снегом, лишь кое-где сквозь него торчали темные ветви, отчего все вместе было похоже на горностаевый ковер. А когда утреннее солнце поднялось над застывшей долиной, густая изморозь на окне добавила к этому идиллическому пейзажу мерцающих блесток.

Спустившись вниз, Грета подумала, что в любое другое Рождество она была бы в восторге от выпавшего снега, но, распалив огонь и поставив греться чайник, осознала, что никогда не была так несчастна.

Позже, уже приготовив и съев оставленного ей ЭлДжей цыпленка, а заодно умяв и остатки мясного пирога – у нее был какой-то волчий аппетит все это время, – она стала вспоминать все свои прошлые рождественские праздники и какими они были другими.

Не желая вдаваться в воспоминания, но не имея других развлечений, которые могли бы отвлечь ее от этого нахлынувшего потока, она надела пальто, шляпку и резиновые сапоги и отправилась на свою ежедневную прогулку.

Грета открыла дверь и вышла наружу. Снег хрустел под ногами, а дыхание замерзало в воздухе перед ней струйками тонкого белого пара. Побродив по лесу, она быстро развеялась, любуясь волшебной красотой всего вокруг, то и дело останавливаясь и разглядывая сверкающие морозные узоры на стволах деревьев и упавших ветках. Но довольно скоро ее разум снова пустился в ненужные размышления.

Может быть, подумала она, причиной ее несчастий был вот такой же день ровно год назад, когда она впервые столкнулась с проблемой, приведшей к ее такому внезапному отъезду в Лондон.

У нее было счастливое детство, которое она провела в зажиточном пригороде Манчестера, будучи единственным ребенком обожающих ее родителей. А потом, в один ужасный день, когда ей было тринадцать и немецкие налеты стали совсем тяжелыми, ее отец уехал куда-то в своем черном «Форде», и больше не вернулся. Мама, всхлипывая и рыдая, сказала ей на следующий день, что он попал под бомбежку на дорожной развязке под Манчестером. И через неделю Грета увидела, как то, что осталось от ее отца, было предано земле.

Два следующих года, полные напряжения от все продолжающейся войны, ее мать пробыла в глубокой депрессии – иногда не вставая с постели неделями, – а Грета мрачно сосредоточилась на учебе, зарывшись в книги. Другой вещью, в которой она находила утешение, было кино, в которое мать продолжала ее регулярно водить. Мир фантазий, в котором все было прекрасно, а почти все истории кончались хорошо, давал блаженное чувство ухода от реальности. Грета решила, что, когда вырастет, станет актрисой.

Когда ей исполнилось пятнадцать, ситуация изменилась. Однажды вечером ее мать вернулась домой в большой машине вместе с толстым седоволосым мужчиной и сказала Грете, что он будет ее новым папой. Через три месяца они переехали в огромный дом ее отчима в Олтринхэме, одном из наиболее привлекательных городков в Чешире. Мать, радуясь, что нашла другого человека, готового заботиться о ней, снова стала прежней, и их дом снова наполнился гостями и смехом. И какое-то время Грета была счастлива.

Ее новый отчим, грубый, но богатый местный промышленник, сперва был в ее жизни абстрактной фигурой, которую Грета даже встречала нечасто. Но когда она выросла в юную женщину, его внимание стало переключаться с жены на ее юную, более красивую дочь. В его обыкновение вошло разыскивать ее всякий раз, как они оставались в доме одни. И вот дошло до того, что в прошлом году, в рождественскую ночь, пока ее мать развлекала гостей внизу, он поднялся за ней по лестнице…

Грета вздрогнула при воспоминании о его зловонном дыхании, о его тяжести, когда он прижал ее к стене, пока его руки шарили по ее груди, а мокрые губы отыскивали ее рот.

К счастью, в тот раз звук подымающихся по лестнице шагов не дал ему зайти дальше и Грета убежала в свою комнату в состоянии ужаса и шока, молясь, чтобы это оказалось случайностью, вызванной излишним спиртным.

Но, к несчастью, это было не так, и Грета провела следующие несколько месяцев, делая все, что можно, чтобы избежать приставаний своего отчима. Однажды жаркой июньской ночью он ворвался в ее спальню, когда она снимала чулки, готовясь лечь спать. Схватив ее сзади, он повалил ее на матрас, зажав ей рот рукой, чтобы она не могла кричать. Каким-то образом ей удалось поднять колено, и, когда он приподнялся с нее, чтобы расстегнуть штаны, она сумела сильно ударить его ногой в мошонку.

Взвыв, он скатился с кровати и выбежал за дверь, осыпая ее ругательствами.

Понимая, что у нее нет другого выхода, Грета собрала чемодан и после полуночи, когда в доме все стихло, прокралась вниз. Она вспомнила, как однажды отчим позвал ее в свой кабинет и настоял, чтобы она села к нему на колени. Она послушалась, с отвращением, но боясь рассердить его. Тогда он открыл ящик, вынул ключ, отпер сейф и показал ей бриллиантовое ожерелье, которое, по его словам, будет ее, если она будет хорошей девочкой. Грета успела заметить, что сейф был набит деньгами. Так что в ту судьбоносную ночь она открыла ящик, нашла в потайном месте ключ, отперла сейф и вытащила толстую пачку купюр.

После чего вышла из дому, отправилась на станцию поезда и сидела там на платформе, пока пятичасовой утренний поезд не увез ее в Манчестер. Там она пересела на поезд до Лондона и отправилась прямиком в «Ветряную мельницу», устраиваться на работу.

Грета подняла взгляд к быстро темнеющему небу, размышляя, пыталась ли ее мать отыскать ее после ее побега. Иногда она думала, не написать ли ей, но как она сможет объяснить свой внезапный отъезд? Даже если мать ей поверит, что было сомнительно, Грета понимала, что эта правда разобьет ей сердце.

Охваченная тоской, она вышла на поляну в лесу и тут вдруг поняла, что, погруженная в свои мысли, совершенно не следила за тем, куда идет. Стоя среди высоких, поблескивающих в меркнущем свете деревьев, Грета пыталась найти хоть какую-то метку, что-нибудь, что могло бы подсказать ей путь. Но все знакомые приметы были скрыты под белым снежным покрывалом.

– Господи, – пробормотала она, бесцельно бродя кругами и уже отчаиваясь понять, где находится.

Подняв воротник, чтобы согреться, она отчаянно пыталась понять, в какую сторону надо идти, и тут услышала собачий лай. Она остановилась, оглянулась и увидала, что к ней мчится огромный черный пес. Замерев от страха на месте, она с бьющимся сердцем смотрела, как он, не сбавляя скорости, приближается к ней. Огромным усилием воли Грета наконец заставила оцепеневшее тело действовать, повернулась и побежала со всех ног.

– Боже! Боже! – закричала она, слыша собачий топот уже всего в нескольких метрах за спиной. Дневной свет почти померк, и она не могла толком видеть, куда бежит. Сапоги, которые были ей велики, заскользили по обледеневшему снегу, она споткнулась и упала, ударившись головой о корни большого дерева. У нее потемнело в глазах.

Грета очнулась от горячего дыхания на лице и от того, что ее щеку лизал грубый язык. Открыв глаза, она уставилась прямо в большие красные глаза собаки и громко завизжала от ужаса.

– Морган! Морган! Ко мне!

Собака тут же оставила Грету и послушно побежала в сторону высокого человека, быстро идущего к ним. Грета попыталась сесть, но у нее закружилась голова. Она закрыла глаза и со стоном опустилась назад.

– С вами все в порядке?

Голос был низким, мужским.

– Я… – Грета снова открыла глаза и увидела, что мужчина стоит возле нее. – Я не знаю, – прошептала она, и ее охватила неудержимая дрожь.

Мужчина наклонился к ней.

– Вы упали? У вас на лбу большая рана. – Протянув руку, он убрал в сторону ее волосы. Рассмотрел рану, вытащил из кармана платок и попытался вытереть им кровь.

– Да. Собака погналась за мной. Я думала, она меня растерзает.

– Морган? Растерзает? Сильно сомневаюсь. Скорее он просто хотел поздороваться с вами, ну, может, несколько буйно, – ворчливо ответил мужчина. – Вы можете идти? Надо отвести вас в дом, там мы вас высушим и как следует посмотрим на эту рану. Тут слишком темно, чтобы понять, что там у вас.

Сделав огромное усилие, Грета поднялась на ноги, но, едва опустив вес тела на правую ногу, вскрикнула от боли. И снова села, отчаянно мотая головой.

– Ясно. Ну что ж, ничего больше не остается. Придется вас нести. Обхватите меня руками за шею. – Мужчина опустился возле нее на колени, и Грета сделала, как он велел. Он с легкостью поднял ее с земли. – Держитесь крепче. Скоро мы вас согреем.

Грета уткнулась лицом в провощенное плечо своего спасителя. У нее так кружилась голова, что это было единственное, что она могла сделать, чтобы снова не потерять сознание. Минут через десять, подняв голову, она увидала, что они вышли из лесу и направляются в сторону светящихся окон большого дома. Они поднялись на высокое крыльцо, и человек толкнул плечом большую дубовую дверь.

– Мэри! Мэри! Да где же эта женщина? – закричал он, пересекая огромный холл перед входом. Невзирая на боль, Грета заметила огромную рождественскую ель, стоящую у подножия массивной елизаветинской лестницы. Огоньки свечей, отражающиеся в изящных стеклянных шарах, гипнотически заплясали перед ее глазами, а воздух наполнился чудесным запахом хвои. Человек отнес ее в просторную гостиную, где в жерле огромного каменного очага тлел огонь. Он осторожно опустил Грету на один из двух больших бархатных диванов, стоящих возле камина.

– Простите, мастер Оуэн. Вы меня звали? – В дверях комнаты появилась плотная молодая женщина в переднике.

– Да! Несите горячую воду, полотенце, одеяло и большой стакан бренди.

– Да, сэр. Конечно, сэр, – ответила Мэри, выходя из комнаты.

Мужчина сорвал с себя куртку, швырнул ее на кресло и стал раздувать огонь в камине. Скоро Грета начала ощущать потоки тепла. Пытаясь унять свою дрожь, она молча наблюдала за ним. Он был не так высок, как ей сперва показалось в лесу, когда она смотрела на него с земли. Его обветренное, сильно загорелое лицо под густыми вьющимися, седеющими волосами было довольно симпатичным. Он был одет как для работы на улице – в брезентовые штаны и твидовый пиджак, под которым был толстый вязаный свитер с высоким горлом. Грета предположила, что ему где-то за пятьдесят.

– Вот, извольте, сэр, – горничная Мэри торопливо вошла в комнату, неся все, что он велел. Она поставила все это на пол возле дивана. – А сейчас я принесу бренди из библиотеки, сэр.

– Спасибо, Мэри. Теперь, – мужчина опустился перед Гретой на колени и намочил в воде уголок полотенца, – давайте промоем эту рану, а потом Мэри найдет вам что-нибудь сухое переодеться. – Он коснулся пореза на лбу, и Грета зажмурилась. – Вы ведь не браконьер, а? Так-то вы не похожи, но сейчас никогда не знаешь наверняка.

– Нет.

– Ну, может, и так, но все равно вы нарушили границы. Вы были в частном владении. – Он сполоснул в воде окровавленное полотенце и снова прижал его к ране.

– Я не нарушала границ, – сумела выдавить Грета. – Я живу тут, в поместье.

Мужчина удивленно приподнял одну густую бровь.

– Правда?

– Да, в коттедже Дэвида Марчмонта. Он позволил мне пожить там.

Человек нахмурился.

– Ясно. Вы его подружка?

– Нет, это совсем не так, – торопливо пояснила Грета.

– Ну что ж, было бы неплохо, если бы Лаура-Джейн сообщала мне, когда ее сын предлагает коттеджи Марчмонта посторонним молодым леди. Между прочим, я – Оуэн Марчмонт, дядя Дэвида. И это мое поместье.

– Тогда я прошу прощения, что вы не знали, что я живу тут.

– Это не ваша вина, но это так типично, – проворчал Оуэн. – А, вот наконец и бренди. Спасибо, Мэри. Найдите этой юной леди что-нибудь сухое и помогите ей снять мокрую одежду. Я скоро вернусь, взгляну на эту вашу лодыжку, – добавил он, обращаясь к Грете, и вышел из комнаты, а Мэри последовала за ним.

Грета опустила голову на подлокотник дивана. Голова болела, но она хотя бы больше не теряла сознание. Оглядев красивую большую комнату, она увидела, что та была обставлена эклектичной смесью старинной мебели, подобранной с большим вкусом. Вид старого каменного пола смягчали несколько поблекших абиссинских ковров, на окнах висели шелковые шторы темно-сливового цвета. Потолок укрепляла огромная балка, а на стенах, обшитых дубовыми панелями, висело множество картин.

Скоро вернулась Мэри. Она помогла Грете раздеться и закутала ее в толстый шерстяной халат.

– Спасибо, – сказала Грета, когда девушка протянула ей стакан бренди. – Простите, что доставляю столько хлопот.

– Фу, да не волнуйтесь. Я вижу, вы сильно расшиблись. Мастер Оуэн скоро придет, посмотрит на вашу ногу, – заботливо сказала Мэри и снова ушла.

Через несколько минут Оуэн снова вошел в комнату и подошел к Грете.

– Ну как, получше? – спросил он.

– Да, наверное, – неуверенно ответила она, осторожно отхлебывая бренди.

– Давайте посмотрим. – Он сел на диван и осмотрел ногу Греты. – Сильно распухло, но так как вы можете ею двигать, то сомневаюсь, что вы ее сломали. Думаю, это сильный вывих. Тут поможет только отдых. С учетом снегопада, боюсь, вам придется остаться тут на ночь. У вас сильный шок, и вы пока не можете наступать на эту ногу.

– О нет, сэр, я… Я не хочу вам мешать… Я…

– Глупости! У нас девять пустых спален, а Мэри не о ком заботиться, кроме меня. Я сейчас велю ей натопить в одной из гостевых. Вы голодны?

Грета покачала головой. Ее все еще тошнило.

Оуэн позвонил Мэри и, когда та появилась, отдал ей новые распоряжения, после чего сел в кресло напротив Греты.

– Ну что ж, неожиданный поворот событий в день Рождества. Мои гости разъехались пару часов назад, после обеда, но, похоже, теперь появились другие. А что же вы делали в лесу, когда уже начало темнеть, моя дорогая? Когда Морган нашел вас, вы были довольно далеко от своего коттеджа. Сомневаюсь, что вы смогли бы найти дорогу домой. Вы могли замерзнуть там до смерти.

– Я… я заблудилась, – призналась Грета.

– Ну что ж, тогда, несмотря на вывихнутую лодыжку, думаю, вам все равно повезло.

– Да. Огромное спасибо вам, что спасли меня, – сказала Грета, подавляя зевок.

– Похоже, судя по вашему виду, пора отправить вас в постель. Давайте я отнесу вас наверх, ладно?

Через пятнадцать минут Грета, в чистой запасной пижаме Оуэна, была уложена в большую удобную кровать под балдахином. И он, и вся комната с тяжелыми камчатными драпировками, восточными коврами и изящной ореховой мебелью напоминали ей нечто, в чем могла бы спать сама королева.

– Если что-то понадобится, позвоните в звонок, и Мэри поможет вам. Спокойной ночи, мисс?..

– Симпсон. Грета Симпсон. И я правда очень сожалею, что доставила вам столько хлопот. Я уверена, завтра я буду в порядке.

– Конечно. И, пожалуйста, зовите меня Оуэн. – Он почти смущенно улыбнулся и вышел из комнаты.

Потом Мэри принесла ей чашку какао, но Грета нашла в себе силы отпить из нее только несколько глотков, такая на нее нахлынула усталость. Она закрыла глаза и тут же заснула.

На следующее утро в ее комнату, постучавшись, тихо зашла Мэри, которая поставила возле постели поднос с завтраком и отодвинула шторы.

– Доброе утро, мисс. Как вы себя чувствуете сегодня? – спросила она, пока Грета ворочалась и с удовольствием потягивалась в большой постели.

– Если честно, я спала лучше, чем когда-либо, – Она слабо улыбнулась, глядя, как Мэри, наклонившись, разжигает огонь. – Мне нужно в туалет, – сказала она, раздвигая занавесь и выбираясь из кровати. – Ой! – Почувствовав резкую боль в ноге, Грета ухватилась за матрас.

– Господи, мисс, – Мэри тут же оказалась рядом с ней и помогла ей вернуться в постель. Она осмотрела ее ногу, которая за ночь приобрела темно-лиловый цвет. – Я помогу вам дойти до туалета, но, думаю, будет лучше, если я попрошу мастера позвонить доктору Эвансу.

Небольшое время спустя Оуэн, встав из-за письменного стола, пожал доктору руку.

– Спасибо, что смогли так быстро прийти, доктор Эванс. Что скажете про нашу гостью?

– Я очень внимательно осмотрел ее. Рана на голове не так серьезна, как кажется, но вывих лодыжки у юной леди очень силен. Я бы предложил полный покой как минимум на несколько дней. Особенно с учетом обстоятельств, – добавил доктор.

– А именно?

– Насколько я понял, вышеозначенная юная леди находится на третьем месяце беременности. Я бы не хотел, чтобы она подвергалась риску снова упасть и повредить плод в утробе, особенно в такую ужасную погоду. Так что я предписал ей оставаться в постели. Я загляну через пару дней, проверю, как обстоят дела.

На лице Оуэна ничего не отразилось.

– Благодарю вас, доктор. И, надеюсь, я могу рассчитывать на ваше молчание насчет всего этого.

– Естественно.

Когда доктор Эванс ушел, Оуэн поднялся по лестнице и прошел по коридору к комнате Греты. Тихо постучав, он приоткрыл дверь. Увидев, что она дремлет, он встал в ногах кровати и долго смотрел на нее. Она казалась такой крошечной и совсем беззащитной, и он вдруг понял, что она и сама немногим старше ребенка.

Оуэн подошел к креслу, стоявшему возле окна, и сел в него, размышляя об обстоятельствах, приведших Грету в поместье. За окном расстилался Марчмонт, который, если все останется как было, после его смерти перейдет к его племяннику.

Через десять минут он вышел из спальни, спустился по лестнице и вышел на улицу через парадную дверь.

ЭлДжей была в хлеву, где доила последнюю корову. Услышав шаги, она подняла голову. Увидев, кто это, она нахмурилась.

– Привет, Оуэн. Ходят слухи, у тебя неожиданная гостья. Как себя чувствует пациент?

– Боюсь, с ногой не очень хорошо. Доктор прописал полный покой, так что, похоже, она останется в Холле на несколько дней. Навряд ли она сможет в теперешнем состоянии жить одна в коттедже. Бедняжка с трудом может стоять.

– Господи, – вздохнула ЭлДжей. – Мне очень жаль.

– Я полагаю, ты знала про ее… состояние?

– Ну конечно.

– Это ребенок Дэвида, да?

– Боже упаси! Ее бросил какой-то американец, и Дэвид кинулся на выручку. Ей больше некуда было деваться.

– Ясно. Очень благородно с его стороны, при таком-то раскладе.

– Да. Дэвид благородный мальчик.

– И у нее нет никаких родных?

– Похоже, что нет, – коротко ответила ЭлДжей, поднимаясь. – А теперь извини…

– Конечно. Я дам тебе знать, как она будет себя чувствовать. Такая славная малышка, да?

– Ну, наверное.

– До свидания, Лаура-Джейн. – Оуэн повернулся и вышел во двор.

ЭлДжей, настороженная его вопросами, посмотрела ему вслед. Потом подняла подойник, до краев полный свеженадоенного молока, и решила не обращать внимания на этот разговор как на очередной пример сложной личности Оуэна Мачмонта.

И только гораздо позже, уже ночью, когда, вопреки обыкновению, она не могла уснуть почти до рассвета, до нее внезапно дошло все значение того, что он сказал ей про Грету.

– Нет же… Нет конечно? – простонала она, приходя в ужас от мысли, которая только что пришла ей в голову.

7

Прошло четыре дня, прежде чем Грета смогла, хромая, передвигаться по комнате без посторонней помощи. Удобно устроенная в большой кровати с видом на долину, с Мэри, исполняющей все ее пожелания, она начала наслаждаться жизнью. Оуэн заходил каждый день, узнать, как ее дела, и, обнаружив ее любовь к чтению, стал оставаться, чтобы почитать ей. Его присутствие казалось Грете на удивление приятным, и ей нравился его низкий голос.

Дочитав «Грозовой перевал» и закрыв книгу, он заметил слезы у нее на глазах.

– Грета, дорогая, что случилось?

– Простите. Это такая прекрасная история. Ну, то есть любить кого-то так сильно и никогда не… – ее голос прервался.

Оуэн поднялся и ласково потрепал ее по руке.

– Да, – кивнул он, растроганный тем, что книга оказала на нее такое воздействие. – Но это же только история. Завтра начнем читать «Дэвида Копперфильда». Это одна из моих любимых книг. – Он улыбнулся ей и вышел из комнаты.

Откинувшись на подушки, Грета подумала, как было бы хорошо, если бы ей вовсе не пришлось возвращаться в одиночество ее маленького холодного домика. Тут она чувствовала себя окруженной заботой. Интересно, подумала она, почему Оуэн не женат? Он был хорошо образованным, интеллигентным и даже в своем возрасте оставался очень привлекательным мужчиной. Она осознала, что представляет себе, каково было бы быть его женой – хозяйкой дома и поместья Марчмонт, до конца жизни в благополучии и безопасности. Но это, конечно, только мечта. Она – всего лишь женщина, носящая незаконного ребенка и без гроша за душой, и вскоре ей снова придется взглянуть в глаза реальности.

На следующий день, когда Оуэн закончил читать ей «Дэвида Копперфильда», Грета потянулась и тяжело вздохнула.

– В чем дело? – спросил он.

– Нет, ничего, просто… Ну, вы были так добры ко мне, но я правда не могу больше быть вам обузой. Снег уже тает, моя нога гораздо лучше, и я должна вернуться в свой коттедж.

– Глупости! Ваше общество – большая радость для меня. С тех пор как его покинул последний выздоровевший офицер, этот дом стоит практически опустевшим. А этот коттедж моего племянника сырой, холодный и, как по мне, совершенно не подходящий для вас, ну, по крайней мере, пока вы совсем не поправитесь. Ну как, ради всего святого, вы будете взбираться по этой лестнице?