– А я думаю, что на самом деле ничего плохого нет. Старушка получает секс. Евг получает деньги и карьеру, семья получает деньги. Тут нет ничего плохого.
– Пока нет.
– Почему? Что такого плохого?
– Евг не простит тебе любовника.
– Почему? У него же есть! Ну, я ему не буду говорить.
Я замолчала. Я уже понимала, что бывает так, что моральным оказывается аморальное, но это всегда взрывчатка. Потому что близкие связи приучают людей изменяться. И твой близкий становится чужим. Просто ты замечаешь, как кто-то другой начинает заполнять его до макушки, как кувшин. И тебе уже нет там места. Ты постоянно натыкаешься внутри него на чужие вещи. Чужой запах. Чужие слова.
И однажды ты открываешь в него дверь, а оттуда на тебя смотрит чужой. Ты говоришь своему возлюбленному: "Кто это там? Ты не хочешь это выгнать?" "А он тебе в ответ – это я. Это и есть я. Просто ты меня не знаешь". А ты знаешь его. Это он себя нового, замещенного другой близостью, еще не знает. Он не видит, как много в нем стало другого. А ты вдруг понимаешь, что общаешься уже не с ним, не с тем, кого ты любишь, а с чужим, кто его заполнил.
Мы покружили по центру и поехали в огромный молл за МКАДом, где было всё. Лелька припарковалась. Мы направились к огромному зданию. Лелька теперь была в красном лифчике, серебряных шортах и меховушке цвета фуксии. И кроссовки со стразами. И пальцы в перстнях. Вызывающие авторские перстни – другие на сцене скромнее. Хотя мне нравилась эта яркость. Я понимаю людей, которые делают из одежды шоу. Это их способ говорить с миром. Они говорят: "Вот я. Посмотрите! Я хочу жить в этой сказке".
Около витрины с ювелиркой, Лелька остановилась.
– Хочу вот это кольцо! – сказала Лелька тоскующим голосом.
– Привет, Лелька! – раздалось за спиной.
Я оглянулась: к Лельке направлялась незнакомка, тоже разодетая, но поскромнее, чем Лелька. Лелька обернулась к ней и широко улыбнулась:
– Привет! Ты че тут делаешь?
– А ты?
Они обе расхохотались, расцеловались. Лелька нас познакомила, даму звали Викой. Они начали бурно обсуждать покупки, деньги, своих младенцев. Оживились, гарцуя друг перед другом деньгами и понтами. Потом мы пошли покупать продукты, я шла чуть позади двух воркующих дам. Лелька хватала товары с полок, роняла их на пол и шла дальше.
Я остановила ее:
– Почему ты так делаешь? Это плохо.
Лелька ответила:
– Они подберут и положат. Не проблема.
– Но ты делаешь это нарочно!
– Ну и что?
– Ты портишь саму себя, Лё!
– Почему? – Лелька наслаждалась своим дешевым всемогуществом.
– Потому что нельзя берега терять. Однажды тебе это аукнется.
– Фигня! Я буду звездой! – сказала Лелька и покатила тележку дальше.
Вика отвалила, а мы пошли встречаться в Евгом и заодно пообедать. Лелька набрала бургеров на меня и на себя, мы выбрали столик и к нам подвалил Евг.
– Сейчас я вернусь, – сказала Лелька и удалилась в дамскую комнату.
Евг посмотрел на меня со значением и внезапно сказал:
– Я Лельку никогда не брошу. У нее нос идеальный. Такой нос – лучший нос в мире.
– Да, – сказала я. – Нос у нее идеальный.
И пощупала свой широковатый шнобак.
Глава 5. Высокие отношения
Евг передал Лельке приличную сумму. Лелька пересчитала и недовольно сказала:
– Здесь только на еду. Но я хочу песню записать. Мне надо на студию звукозаписи.
Евг вздохнул:
– Вообще-то мне непросто деньги даются.
– Так я же и хочу записать альбом и зарабатывать, – возразила Ле.
– А кто с ребенком сидеть будет?
– Во-первых, это не каждый день работа. А во-вторых, нянька. А потом я еще мать подключу. Я не могу просто ничего не делать.
– Я подумаю. Но сейчас я не могу. Фотоаппарат очень дорогой.
– Старушка поиздержалась?
– Да. Поиздержалась, – немного ужесточил голос Евг.
В общем, мы приехали к Лё. Она за что-то отругала няньку. Кажется, на кухне было не очень прибрано. Потом они с Евгом искупали ребенка. Я лежала на диване и думала, что жизнь по сути не имеет никакого смысла. И жить ее было бы ужасно лень, если бы не искусство. Все-таки быть создателем – это большой дар человеку от Бога. Создавать – это очень оправдывает бессмысленность суеты.
Евг распаковал свой новый фотоаппарат. На взгляд он тянул на стоимость машины. Лелька вывалила из шкафа ворох одежд, и мы стали фотографироваться, принимая разные модные позы. Я не очень понимала, какой для меня в этом смысл, но так, за компанию. Интернета тогда не было. Негде было пропиарить свою красоту. Но, возможно, Евг уже знал, что он сделает с нашими фотками.
Потом Евг уехал. После этого домой засобиралась нянька, и Лелька опять прокатилась по ней катком. Хлопнула дверь, нянька ушла, я переоделась в свою одежду.
– А чего ты на нее орешь? – спросила я Лельку, когда все затихло. – Мне кажется, ты придираешься к ней.
– Придираюсь, – согласилась Лелька. – Но меня прет. Я круто себя чувствую.
– А что в этом крутого? Ты недостаточно уверенна в своем качестве?
– Я должна привыкнуть к тому, что я крутая.
– Не хочешь сначала-таки закрутеть, а потом уж? – спросила я. – Мне кажется, что сначала надо стать, а потом уж.
