– Плиний! Мы ошиблись! Быстрее! Почти раскололась!
Раздалось три хлопка. Я остался один. Всадники растворились в воздухе. В келью хлынула темнота. Сначала потемнело в углах, а затем тьма накрыла меня со всех сторон.
Предел моему удивлению и ужасу остался где-то в зрачках Эгона Дайка.
Сердце колотилось, но я просто стоял на месте, ожидая, что будет дальше. Метаться по узкой келье бессмысленно. Да я уже не был уверен, что всё ещё там нахожусь.
Возможно, Всадники в спешке забыли взять меня с собой, но кто-то из них вспомнил обо мне и небрежно швырнул во мрак перемещений. Если это так, то вскоре я окажусь в самом неожиданном месте. А может, в монастыре произошла катастрофа. В таком случае постарались сами Всадники, одним изящным решением избавляясь и от писаря, и от его драгоценных свитков, и от всех, с кем он успел пообщаться. Значит, погибну и я. Бежать поздно и некуда. Мне в голову пришло ещё несколько вариантов. Среди них самый страшный: раскололась сама реальность, мир, который мы знали. Он давно пошёл трещинами, а Всадники, призванные его спасти, не смогли или не успели предотвратить непоправимое. В этом случае гибель грозит не только мне, но и всему человечеству. Родителям, приятелям и Лиете. Я почти не вспоминал её всё это время, проведённое среди Всадников, но сейчас при мысли о её возможной смерти у меня защемило сердце. Одно дело навсегда отказаться от своей любви, но знать, что с Лиетой всё в порядке, совсем другое – осознавать, что любимой грозит опасность.
Помертвев от тревоги за Лиету, я пропустил момент, когда чьи-то красные глаза, горящие злобой, стали надвигаться на меня в кромешном мраке, в котором мне так и не удалось начать видеть яснее, что обычно происходит, когда зрачки привыкают к смене освещения. Заметив неистовый недобрый огонь в глазах неведомого существа, полностью скрытого тьмой, я невольно отодвинулся к стене, но было поздно.
Огромная мохнатая лапа с когтями крепко схватила и сжала моё плечо, а потом внезапно крутанула на месте, так что я, сделав полтора не слишком изящных оборота, со всей дури плюхнулся на ледяной пол. Пахнуло смрадом. Тотчас просвистел кнут, пронзая тьму и вонзаясь в моё беспомощное тело. Мне показалось, что кожа на спине лопнула, а позвоночник треснул пополам. Этого я не вынес и заорал так, что меня должны были услышать все обитатели монастыря, включая загадочного Плиния, как сквозь землю провалившихся Всадников и ни о чём не подозревающую Лиету. Но мои вопли потонули в диком хохоте, внезапно раздавшемся со всех сторон. На мою спину обрушился новый удар. Теряя сознание, я прошептал женское имя.
И это имя было не Лиета.
Глава 4. Диковины
В лицо ударил шаловливый солнечный луч. Я часто заморгал и с усилием открыл глаза. Солнечный свет обильно заливал комнату через широкое резное окно в пол, перед моими глазами рябили разноцветные всполохи, а потому толком разглядеть ничего не удавалось. Внезапно я вспомнил кнут, алые глаза в темноте, мохнатую лапу и чудовищную боль в спине. Но ничего не болело. Замирая от страха, перевернулся на живот и осторожно исследовал спину. Спина как спина. Руки не нащупали ни повязок, ни ран, ни даже оставшихся шрамов. Что же это было? Сон? Видение? Но если это так, то откуда эта невероятная слабость и ощущение, что я провёл в постели долгое время?
Скрипнула дверь, и я увидел приближающуюся ко мне Оулини. Распущенные длинные волосы сверкали на солнце и отливали золотом, а не серебром, как раньше. Простое льняное тонкой выделки платье в пол не скрывало соблазнительные изгибы фигуры. В руках Всадница держала поднос, на котором стояли серебряный кувшин и простая глубокая глиняная миска. Я моргнул и решил, что всё-таки сплю: это объяснило бы и отсутствие ран на спине, и странный вид Оулини. Девушка заметила мои открытые глаза и просияла от радости, что опять же, могло быть только в сновидении.
– Милый Эллари, ты очнулся! – Оулини поставила поднос на небольшой столик и поспешно присела на кровать рядом со мной.
Я решил сполна воспользоваться столь реалистичным сном и протянул руки с твердым намерением заключить простоволосую Всадницу в полупрозрачном платье в свои объятия. Но едва мои пальцы даже не дотронулись, а приблизились к талии Всадницы на непочтительно близкое расстояние, в меня словно ударила небольшая молния. Из глаз полетели искры, а тело забилось в судорогах. Словно много маленьких, но невероятно дерзких боевых ежей прыгнули на меня с разбега, вонзая свои иголки в самые укромные и нежные места.
Я ошалело замотал головой, а Оулини весело рассмеялась. От её смеха все неприятные ощущения тут же испарились. Всадница продолжала покатываться со смеху, что опять же никак не вязалось с её прежним поведением. Делала она это так заразительно, что я присоединился к ней, хотя с досадой понимал, что хохочу сам над собой. Вдоволь насмеявшись, Оулини лукаво произнесла:
– Бьюсь об заклад, Эллари, ты решил, что это сон. Или ты ещё под воздействием хмельного нуонорфия, которым я протирала твоё лицо и грудь долгие три недели, пока ты спал богатырским сном.
Я во все глаза смотрел на Великую, которая потянулась к столику, отчего лёгкое платье соблазнительно облепило её тонкий стан, а я судорожно сглотнул; ловко подхватила кувшин и от души плеснула в миску прозрачной жидкости, отдающей изумрудным блеском. В комнате запахло мятой, полынью и ещё какой-то завораживающей горечью. Оулини погрузила в миску кусок тряпицы из чистого полотна, хорошенько смочила, выжала и протянула мне:
– Будет лучше, Эллари, если сегодня ты оботрёшь лицо и грудь сам.
Я уже давно привстал и теперь сидел на кровати, как тупой пень, непонимающе глядя на влажный кусок ткани, который протягивала мне Оулини. Тогда Всадница рассмеялась ещё задорнее и веселее, и слегка толкнула меня в грудь, отчего я понятливо упал обратно на мягкую подушку, самую мягкую, какая только была в моей жизни. Девушка живо склонилась надо мной и начала умело, нежно и аккуратно протирать моё лицо. Странный запах, в котором в равных пропорциях смешались горечь и сладость, усилился и заставил меня непочтительно чихнуть.
Чувствуя, как кровь прилила к моим щекам, я сбивчиво попросил прощения, на что Оулини только улыбнулась. Замерев, я боялся пошевелиться. Всадница внимательно посмотрела на меня и начала расстегивать белоснежную чужую рубашку, в которой я почему-то спал. И вот девушка уже протирала мою грудь, не забывая окунать тряпицу в миску.
– Это нуонорфий, – насмешливо объяснила Великая, кидая кусок полотна на поднос и вставая. – В вашем мире это средство усмиряет боль и дарует красочные видения. Те, кому однажды довелось им насладиться, подсаживаются на хмельное чудо. Обычно хватает щепотки порошка, нанесенной на слизистую носа. Но самые отчаянные и настырные разводят нуонорфий, чтобы вколоть в вену. Эффект превосходит ожидания. Средство редкое и дорогое. В попытках достать дозу люди отдают всё, чем владеют. А когда предложить уже нечего, бросают на алтарь свою жизнь. Для всех, кто дерзнул открыть для себя мир нуонорфия, обратной дороги нет. Он не отпускает своих жертв, досуха выпивая их жизненные соки, оставляя после себя ничтожную труху, что рассыпается в прах. Но ты не должен беспокоиться, Эллари. Тебя это не коснётся. В моих руках нуонорфий творит совсем другие чудеса. Теперь ты полностью здоров, Эллари.
– Благодарю, Великая, – я почтительно склонил голову, поспешно застегивая пуговицы на рубашке под насмешливым взглядом Оулини. – Но что со мной произошло? Последнее, что я помню: громкие хлопки, ваше исчезновение, а затем появилось лохматое существо с красными глазами, которое исхлестало меня кнутом до полусмерти.
– Всё так, – теперь Всадница смотрела на меня внимательно и серьёзно.
– Но спина моя вроде бы здорова, я не нащупываю даже рубцы.
– Нуонорфий, Эллари, нуонорфий. В моих руках он творит ещё не такие чудеса. Но твоему телу пришлось три недели восстанавливать себя под моим неусыпным контролем.
– О, Великая, вы лично, своими руками протирали мою спину нуонорфием? И давали принимать внутрь?
– Ты невнимателен, Эллари. Я только что сказала, что протирала тебе лицо и грудь.
– На моей спине не было ран?
– Были. И ещё какие, Эллари, ещё какие. Не хочу тебя пугать, но твой хребет был переломан.
Я вскочил с кровати и бросился на колени перед Оулини, целуя край её платья:
– Вы спасли меня, о, Великая, и с этих пор я вдвойне ваш раб. Буду смиренно ждать момента, когда смогу отдать за вас свою жизнь. Но я ничего не понимаю. С тех пор, как у вас в услужении, понимаю всё меньше и меньше. Дозвольте испить хотя бы каплю эликсира истины своему ничтожному рабу, пока он не издох от жажды.
– Да ты поэт, Эллари, – снова насмешливо пропела Оулини. – Вставай же скорее, ты ещё слишком слаб. Ну же, в постель. Уж не хочешь ли ты, чтобы мои труды пропали даром?
– Я не посмею, Великая. Позвольте же мне узреть истину…
– Эллари! Быстро в постель. И смени свой высокопарный тон на человеческий, хорошо?
Глаза Всадницы заметали молнии, а потому я понятливо поднялся с колен, с сожалением отпустил край платья, который Оулини у меня не отнимала, и юркнул обратно в кровать. Великая тут же сменила гнев на милость и снова присела рядом со мной. Она протянула руку и взлохматила мои отросшие кудри.
– Сколько лет тебе, настойчивый Эллари?
– Двадцать три, Великая.
Оулини нахмурилась:
– Говори правду, юный отрок.
– В сентябре исполнится семнадцать.
Это тоже не было правдой, но вроде бы устроило Всадницу. На вид ей самой было не больше шестнадцати, но Оулини обычно вела себя так, словно годилась мне в матери или… повелительницы. Впрочем, так и было: Всадница была моей хозяйкой. Сегодняшнюю перемену во внешнем виде и поведении Великой я объяснил себе тем, что она не ожидала найти меня в сознании. Ухаживая за мной лично три недели, Оулини расслабилась. Лично, но почему же лично?
Между тем девушка откинулась назад так, словно хотела рассмотреть меня получше. Затем внезапно подалась вперёд, потянулась ко мне, очень медленно и нежно провела рукой по лбу, носу, губам, подбородку. Трепетными пальцами пробежалась по шее вниз до яремной ямки. Моя бедная голова пошла кругом, сердце бешено застучало в груди, а когда Оулини вновь провела тонким пальчиком по моим обветренным губам, едва не потерял сознание.
Не может быть, чтобы Великая так запросто дотрагивалась до своего ничтожного слуги. Быть может, ей не подходит мой возраст? Сейчас она насильно раскроет мой рот и заставит проглотить яд. Что ж, даже не буду сопротивляться. Сквозь платье Оулини просвечивала упругая грудь, я мог поклясться, что чувствовал свежее дыхание девушки рядом со своим лицом, особенный, сладкий запах юного тела. Если бы сейчас передо мной поставили Лиету и Оулини, то… Незыблемый меня храни, о чём я думаю. Оулини – моя бессмертная госпожа. Лиета – мечта. В изнеможении закрыл глаза, начиная подозревать, что всё происходящее – продолжение пытки кнутом, только более изощрённое.
– Эллари, милый Эллари, как ты молод, – прошептала задумчиво Всадница, – как восхитительно красив. Наверняка все девицы, которым посчастливилось тебя узнать, втайне вздыхают о тебе, а теперь и вовсе места себе не находят от волнения, ломая голову, куда ты пропал. Линия твоего носа так аккуратна и тонка, словно ты из рода Возвышающегося. Подобные профили я видела только у мраморных статуй в Безымянном саду Молчания. А глаза… Идеальная форма, волнующий разрез. Редкого изумрудного цвета. Умные, смелые, дерзкие. Я уже молчу о твоих губах. Какие они всё-таки… Кстати, Эллари. Ты можешь звать меня просто Оулини, когда мы наедине.
Незыблемый меня храни, она мстит мне за то, что я посмел потянуться к ней, принимая реальность за сон, наконец-то догадался я. Болван. Дурак. Идиот!
– Не смею, госпожа.
Оулини нахмурилась:
– Кажется, я не давала разрешения оспаривать мои приказы. Повтори: «Оулини».
– Оулини, – послушно повторил я, внутренне сжимаясь.
Сейчас откуда-нибудь выскочит карлик и прикончит меня своей кувалдой.
– Хорошо, Эллари, хорошо. Теперь скажи: «Милая Оулини».
– Госпожа!
– Дерзкий Эллари, ты смеешь мне возражать?
– Милая Оулини, – прошептал я помертвевшими губами, прощаясь с жизнью.
Но ничего не произошло. Всадница немного помолчала, потом встала и прохладно произнесла:
– Хорошо, Эллари. Впредь мне не перечь. Достаточно будет звать меня по имени… пока я не прикажу иначе. И помни: только когда мы наедине. А теперь спи. Завтра приду снова. Ты должен мне многое рассказать.
– Но я не устал, – возразил я и тут же ощутил, что усталость обрушилась на меня, словно жрецы на ведающих магов, не успевших бежать из Амаги в заморские страны.
– Снова споришь? – усмехнулась Великая.
– Не смею, госпожа.
– Оулини!
– Не смею спорить с вами, Оулини.
– С тобой!
– Не смею спорить с тобой, Оулини. Но что же я могу рассказать?
– Ты должен объяснить, как узнал дату, время и место нашего появления.
С этими словами Великая подхватила поднос и была такова. Глаза мои закрылись, словно по волшебству, и я провалился в сон.
***Мягкий лунный свет серебрил немногочисленные предметы в комнате, несмело скользил по одеялу, обволакивал руки, которые со сна показались мне чужими. Почудилось, что схожу с ума, будто очнулся в чужом теле в незнакомом месте. Стоило только допустить эту странную мысль, как полный диск Луны неистово закачался из стороны в сторону, стал пугающе увеличиваться в размере, а затем и вовсе сорвался с небесного свода и помчался прямо в открытое по случаю духоты окно. Вскипающий Лунный свет пожирал предметы, и совсем скоро всё заполонил собой его неестественно белый свет, в котором уже ничего нельзя было не различить. Как заворожённый, я протянул к нему руки, и он стал затягивать меня в бушующую лунную воронку. Внезапно понял, что снова лечу в зрачок Эгона Дайка, резко поменявшего цвет с чёрного на белый.
Я вздрогнул и проснулся окончательно. Высоко в небе болезненно и одиноко светила полная Луна. Выровняв дыхание, с усмешкой помахал ей, и тотчас Лунный диск мигнул, отвечая мне тем же. Моментально покрывшись холодным потом, я поспешно слез с кровати и прикрыл окно. Интересно, который час? Что разбудило меня? Молодой выздоравливающий организм отоспался за три недели? Закончилось действие нуонорфия? Или спали чары недавно посетившей меня «милой Оулини», что вела себя предельно странно? Почему-то мне казалось, что у моего пробуждения должна быть причина. Впрочем, за время моей службы Всадникам я стал искать причины любых, даже самых мелких событий.
Лунный диск небрежно плыл по ночному небу, укоризненно посматривая в сторону закрытого мной окна. Но меня уже перестала интересовать метафизика. Есть более насущные вопросы. Где я сейчас нахожусь? Что произошло? Что за существо напало на меня? Как можно вылечить перебитый хребет, протирая лицо и грудь нуонорфием? Куда исчезли Всадники? Почему они не взяли меня с собой, не защитили? Где сейчас Эгон Дайк и Глед? Что за странную игру затеяла Оулини?
Время действовать. Прежде всего проверил дверь: она оказалось заперта. Этому я не удивился и особенно не расстроился. Что ж, исследуем то, что возможно. Комната моя была на первый взгляд около пятнадцати квадратных метров, кроме кровати и небольшого столика в ней находился огромный сундук. Открыть его также не удалось. Тогда я подскочил к широкому резному окну в пол и выглянул наружу. Оказалось, что подобно сказочной принцессе я заперт на одном из верхних этажей высокого замка. На этом сходство с волшебной сказкой заканчивалось: сторожевые драконы во дворе не летали, злая мачеха вверх не посматривала.
Коварная Луна, как нарочно, свинтила с неба, капризно укутавшись в проплывающие мимо тучки, что не дало мне как следует рассмотреть замок и двор. Но даже в темноте было понятно, что все остальные окна замка, находящиеся в других башнях в зоне видимости, представляли собой достаточно узкие прорези в стене. Признаться, я никогда не видел таких широких окон, как в моей комнате, ни в одном из замков.
Привычный, знакомый мне с детства мир напоказ сбоил в мелочах. Если бы он был разумен, я бы ни минуты не сомневался, что надо мной издеваются. Реальность ещё не развалилась на куски, но вовсю потешалась, поворачиваясь ко мне необъяснимыми сторонами. Мир как бы вопрошал: «Что на это скажешь, Эллари?» Знаки, которые я собирал раньше, оказались цветочками.
Я застыл у окна, всё-таки пытаясь найти рациональное объяснение. Меня поместили в особенную комнату замка? По прихоти архитектора сделали несколько комнат с огромными широкими окнами в пол? Не стали уродовать их внешними решётками, как все остальные? Кстати, никогда не понимал, зачем нужны решётки на окнах верхних этажей замка. Но даже мне было ясно, что комнату с большими окнами в нашем климате не отопить должным образом, к тому же держать оборону будет куда сложнее.
За спиной раздалось невнятное шебуршание. Луна всё ещё дулась в облаках, а потому комната продолжала тонуть в полумраке, но мои глаза мало-помалу привыкли к темноте. Повернувшись, я заметил недалеко от себя на полу мелкое существо, похожее на красивую морскую звезду, но с большими разумными глазами. О прекрасных морских звездах мне рассказывал отец, возвратившись из боевого похода во славу Возвышающегося и благословенной Амаге. В той славной морской битве сошлись сотни кораблей, и немногие из воинов вернулись домой. Отец не любил говорить о самом сражении, но об увиденных заморских красотах рассказывал с удовольствием и даже рисовал прутиком на земле те диковины, что его поразили.
От моего пристального внимания звезда сжалась, став в три раза меньше. Зато бледно розовый оттенок сменился ярко фиолетовым. Я задержал дыхание и не шевелился, чтобы не спугнуть нежданного ночного гостя. Как видно успокоившись, звезда приняла прежний размер: около двадцати пяти сантиметров в диаметре, но осталась фиолетовой. Она чуть заметно дрожала. Наконец спустя минут пять звезда подняла вверх один из своих лучей, моргнула чёрными бусинами глаз и хрипло произнесла:
– Спи, несносный Эллари.
Из какого именно отверстия звезды раздавался звук, я не понял, но спросил в ответ:
– Кто ты, мой милый гость?
Звезда задрожала ещё сильнее и вдруг прытко понеслась на меня, а достигнув моих ног, бойко ткнула сразу двумя лучами в лодыжку. Вершины лучей внезапно оказались острыми. Голова моя затуманилась, я потерял интерес к архитектурным хитростям замка, высокомерной Луне, не желающей почтить меня своим присутствием, к странным заморским диковинам, запросто шастающим по моей комнате. Мне хотелось одного: спать. В то же самое время мой мозг нашёл здравое оправдание этой внезапной перемене.
«Что же ты, друг Эллари, – подумал я, – ведь ты ещё слаб, тебе надо больше отдыхать». Кое-как доковыляв до кровати, рухнул на неё и провалился в глубокий сон.
Глава 5. Яблоня или вишня?
Мне снилось, что я снова весь день шлифовал камни на мелкозернистом песчанике, а потом усталый, но довольный, нёс изумруды придирчивому Мазуну, к которому нанялся подмастерьем. Хозяин, кряжистый мужчина с хитрым, одутловатым лицом, долго изучал драгоценные камни, искоса поглядывая на меня. Я и правда едва ли не приплясывал от нетерпения, так наскучила рутинная работа. Наставало моё время – ночь. Время, когда ничто не могло отвлечь меня от размышлений и поисков. При свете керосинки лицо хозяина казалось домашним и добрым, его хитрый взгляд смягчился.
– Плохо видно, Эллари, плохо видно, – наконец произнёс старый плут, – утром я рассмотрю получше и решу, хорошо ли ты потрудился.
– Хозяин, завтра меня здесь не будет. Вы же дали мне выходной.
– Забежишь с утреца, а там посмотрим.
Я уже было открыл рот для резкого и дерзкого ответа, но меня опередил робкий стук в дверь. Мазун ещё час назад закрыл лавку, покупателей сегодня больше не ожидалось. Мы переглянулись.
Последнее время ювелиров стали всё чаще обвинять в пособничестве магам. Последние и правда нуждались в драгоценных камнях. Их требовали амулеты и талисманы, зелья и настойки. Без особенных камней не желали открываться ведьмины круги. Но драгоценности с удовольствием приобретали и простые смертные. Лукавые кокетки, не мыслящие своего дивного образа без сверкающего глянца, бравые отпрыски знатных родов, желающие украсить оружие достойным дорогим камнем, а иногда и выдать его за фамильное, то есть искусственно состарить и вставить рубин подороже, мрачные жрецы, с самым наискучнейшим выражением лица приобретающие охапки камней для Храмов, служители Возвышающегося, придирчиво выбирающие камни получше для украшения посуды, нового трона, а то и стен Замка.
Злые языки шептались во тьме славного города Болео, что попасть в список, имена из которого со стен Ратуши каждую пятницу выкрикивают глашатаи, до обидного просто. Стоит лишь не угодить ненасытным знатным богатым покупателям названной ценой или чистотой камня, тщательностью обработки или длительностью заказа, как того и глядя обнаружишь себя в субботу на виселице или дыбе. Пособником мага могли обвинить любого, это раньше для этого нужны были доказательства, например, свидетели, готовые поклясться пред ликом Незыблемого, что видели передачу денег от мага к ювелиру. Теперь достаточно одного подозрения, вшивого доноса или слова родовитого господина. Ведь они, как известно, никогда не врут.
Но стражники бы уже вломились в лавку, с ноги вышибив дверь, а знатные покупатели стучали бы увереннее и громче. Мазун скупо кивнул мне на дверь, и я поспешил распахнуть её. На пороге мило улыбалась ясноокая дева, моментально вспыхнувшая при моём появлении. Я посторонился, пропуская гостью внутрь лавки. Девушка проскользнула мимо меня, повеяло пряным ароматом мускуса. На мгновение она задержалась и, ловко повернувшись так, чтобы Мазун ничего не заметил, ласково коснулась своей нежной рукой моей щеки.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книгиВсего 10 форматов