Путь меча
– Нельзя сомневаться в том, чего нет. Что ты мне сделаешь, малыш, а? – злорадно парировал Федор, привставая и нащупывая за спиной копье. Мало ли что этот псих выкинет, вон у него зубы какие, да и лезвие копья не выглядит стерильным, царапнул и месяц стационара обеспечен.
Сделав еще шаг назад, парень повернулся посмотреть, куда же делось копьё, краем глаза заметил движение и только по счастливой случайности избежал удара. Непонятно каким способом, коротышка успел молнией преодолеть три метра и теперь с выражением злобной сосредоточенности вертел копьем на опасном расстоянии от живота Мальцева.
В растерянности парень отпрыгнул назад и скорее по наитию, чем специально, перекинул щит в левую руку, наудачу махнув мечом перед собой. В ногу тут же прилетел удар от коротышки, очевидно, тот целился в левый бок, но был вынужден уйти с линии атаки и перенести точку удара. Вспышка боли смыла растерянность и наполнила Мальцева гневом. Следующие десять минут выпали из сознания, гоблин, почувствовав непрофессионализм соперника, шутя уходил от размашистых ударов, насмешками и уколами в ноги и руки выводя из себя соперника.
Копье в руках коротышки как живое летало, дергалось и жалило как змея. Федор злился, напрягался, крутил мечом во всех направлениях, но не мог ничего противопоставить гибкому как резина и резкому как понос коротышке, постепенно покрываясь сеткой порезов и уколов. Хуже всего то, что он начинал постепенно уставать и всё чаще пропускал удары.
Кожа вокруг ран почему-то онемела, но это было даже к лучшему, по крайней мере, так он не чувствовал боли. В голове скорым поездом мелькнуло, что лезвие копья может быть отравлено, но мысли сдаться не появлялось, Мальцев каким-то образом знал, что коротышка не проявит сострадания.
Минут через пятнадцать избиения, схваткой это называть нельзя, парень начал понимать, что теряет контроль над телом. Не было уже привычной ясности в голове, ноги начали заплетаться, а правый глаз залила струйка крови. Вот левая рука разжалась, и щит, громыхая, покатился по полу, правая рука с мечом стала чудовищно тяжелой, и было трудно её просто держать на весу, не то что двигать.
Коротышка, убедившись в бессилии противника, картинно встал, опираясь на копье, и начал что-то с увлечением вещать, что именно, уловить было сложно: парень пытался просто удержаться на подгибающихся ногах и не уронить оружие.
– А после того как я отрежу тебе уши, – мечтательно закатил глаза гоблин, – я сниму с твоей пустой башки кожу и сделаю из черепа горшок для своих щенков, чтобы ты хоть тут смог чем-то пригодиться.
Непонятно, что сыграло свою роль. Чувство собственного бессилия или нежелание быть ночным горшком, но Мальцев последним усилием поймал нить управления над телом и, выронив меч, прыгнул на коротышку, сдавливая его в объятиях: тот неосмотрительно подошел слишком близко и не успел отреагировать.
Гоблин оказался удивительно костлявым и жестким и мало того, что умудрялся кусаться, так ещё и пах отвратительно. В голове Федора что-то шелестело, как от давления при сильном напряжении, парню сквозь туман восприятия показалось даже, что он слышит, как лопаются сосуды, один за другим.
Получив пару болезненных укусов и чувствуя, как силы оставляют его, Мальцев, наконец, откинул все мысли. В ярости заорав, он, сдавив изо всех сил горло коротышки, начал бешено колотить его о плиты пола.
Успокоился Федор только тогда, когда хрип гоблина затих, а сам он весь перемазался в дурной зеленой крови твари. Оставшихся сил хватило, только чтобы сползти с трупа. Отодвинувшись в сторону, он упал лицом на холодный камень пола и, закрыв глаза, провалился в черный колодец беспамятства.
Глава 7. Дела империи
Над Фиарварденом начинался рассвет. Сквозь редкие облака пробивались лучи светила, окрашивая их в красивые желто-красные тона. Предсказатели назвали бы подобные краски неба нехорошим предзнаменованием, возвещающим жителям города о неприятных событиях, однако положа руку на сердце от этих кликуш в синих балахонах редко услышишь доброе слово.
В солнечной дорожке на заливе Фиары в этот ранний час дрейфовало множество мелких рыбацких лодчонок: рыбаки спешили снять сети до того, как начнется движение в порту, и раньше других выложить свой улов на прилавки.
Рынок, располагавшийся в непосредственной близости от порта, потихоньку заполнялся торговым людом. Уже бегали носильщики со своими громыхающими тележками и недовольно кричали животные, перевозящие товары и сами являющиеся товарами.
Далеко отсюда, почти на расстоянии полета стрелы, зубцы восточной городской стены еще только позолотило лучами, но уже были слышны свистки, оповещающие утреннюю смену караула на сторожевых башнях. Стена была детищем первого и самого прославленного правителя из династии Фиаров, Ксандра Первого. Состоя из цельных каменных глыб в рост человека, доставленных гномами, она окружала город по периметру, а в районе порта уходила далеко в воду.
Вторым великим деянием родоначальника династии была Академия наук. Последний, кстати, и сам являлся неплохим ученым и часто в старости сетовал, что на любимое дело совсем не остается времени.
В свете зари купол Академии наук сверкал бликами от почти зеркального блеска начищенных листов легированной меди, покрывающих крышу. Купол средоточия императорских наук, как и хотел Ксандр Первый, видно за многие лиги; издали он похож на большой алмаз причудливой формы, вкопанный в землю в центре города. Впрочем, аналогия здесь вполне уместна, ведь что, как ни знания, является залогом процветания нации и ценится дороже полновесного злата, которым собственно щедро и платили за обучение обеспеченные горожане и многие чужеземцы.
Личный секретарь нынешнего императора – Деран Валлис – печально вздохнул. Он любил этот город, любил, несмотря на грязь в переулках окраин, невзирая на дикость распутных поселений за городской стеной и мздоимство мелких и крупных чиновников. Любил за высокую поэзию великих литераторов, за прохладу тенистых улочек, журчание городских фонтанов и величественность зданий. Любил за красочные шествия, с представлениями устраиваемые по праздникам; когда за счет городской казны сирым и убогим мира сего дают возможность продержаться еще один долгий день.
Еще мальчишкой-писарем, в свободное время, Деран забирался на самый верх королевского замка, туда, где свободно гуляют ветра и селятся птицы, и проводил часы в ожидании заката или рассвета. В молодости он упивался тем, что может служить величию династии, по юношеской романтической слепоте не желая видеть политическую грязь и интриги.
Теперь же, спустя четыре цикла верного служения трону, он успел порядком растерять веру в государство и давно подумывал о несбыточной мечте – тихой отставке. Уехать в глушь и не видеть всего того, что творится близ императорской фамилии, однако это полностью не осуществимое желание. С его должности в отставку уходили прямиком на кладбище, а то и просто исчезали без следа: большое количество чужих секретов отрицательно сказывается на здоровье. Взять хотя бы недавний случай со служанкой графа Корсо, сожранной дикими животными. Бедняжка часто наблюдала изощренные любовные утехи этого гнусного молодого человека, одного из внебрачных сыновей императора, и имела неосторожность сболтнуть лишнего. В тот раз в присущих Корсо извращениях, по слухам, участвовали невольницы из Харемша, что вряд ли получило бы одобрение высочайшей особы. Но тайная служба, подконтрольная графу, и тут отличилась в деле сокрытия информации, свидетелей заставили молчать, а хищники императорского питомника диких животных получили щедрое угощение.
Деран все чаще ловил себя на крамольной мысли, что семейному древу Фиаров пора завести опытного садовника, который будет вовремя ухаживать за нежными многообещающими побегами и без жалости отсекать заболевшие, сорные или неплодоносящие отростки.
Старый король, Искан Третий, начал сдавать: перестал обращать внимание на недовольство народа, криминал и вороватость знати, реагирую лишь на потенциальные угрозы трону. Чернь, почувствовав волю, всё чаще тревожит нападениями на торговые караваны; купеческое сословие вынуждено использовать водный путь, чтобы сохранить жизнь и товары, или нанимать столько охраны, что стоимость для конечного покупателя возрастает в разы.
Неспокойно и на границе с Каффидией. Старые враги точат зубы на южные провинции, которые проходят по плодородным землям и запирают от западников выход к Фиаре. Еще и северные варвары зашевелились, вспомнили о вольностях, что положены им по древнему соглашению, подписанному еще Ксандром Третьим, дедом нынешнего монарха. Королю бы задуматься, усилить внутренние гарнизоны, приструнить благородных и сменить командование гвардии, так нет же, слушает исконных врагов, длинноухих советников. Лицо Дерана скривилось в гримасе недовольства: дети леса постоянно нашептывают о вероломстве восточных баронств, поют песни о долге высшей власти, а сами спят и видят, как бы исподтишка выбить поселенцев и оттяпать пограничные земли.
Вместе с детьми леса свой кусок хотят получить и дети подгорного царства. Эти совсем совесть потеряли. Где это видано, чтобы стоимость доспеха и оружия оценивалась на свой вес серебром? Сдурели бородачи. Мало того, что почти весь ростовщический бизнес захватили, так и в обработке металлов почти монополисты: до качества их изделий государственной мануфактуре никогда не доползти.
Пробили сторожевые склянки, снова напоминая о скорой смене дворцовой стражи. Пора спускаться. Сегодня на прием к правителю записан посол Каффидии, интересно будет послушать, какие вести на этот раз привез старый пердун Бисале.
Спускаясь с крутой лестницы, секретарь слегка прихрамывал на правую ногу – результат участия в императорской охоте: тогда еще юного писаря никто не принимал в расчет, он был допущен ко многим из опасных забав молодого императора. В тот день молодой Искан решил в одиночку завалить горного вепря, привезенного откуда-то из северных провинций.
Вепрь не принял правил игры и, походя, задрал лошадь правителя, попутно перетоптав свиту и выбив Дерана из седла, а затем принялся возить одетого в легкие доспехи императора по земле. Тут бы и конец династии, но на огорчение врагам, Деран собрался с силами и напал на вепря сзади, всадив ему в спину императорский кабаний меч до самих рогов, от страха чуть не пропоров насквозь и правителя.
Вепрь тихо умирать не захотел и в оставшееся ему время изодрал и самого Дерана, бывшего без доспехов, не оставив на его теле живого места. Император же отделался синяками и испугом, спасла кольчуга гномьей работы, ну и, собственно, сам смелый поступок писаря.
Только умение походного врача, отменное здоровье и внимание самого Искана дали молодому служке возможность выжить, а затем и возвыситься наперекор недругам, получив в награду за свой поступок наследное дворянство и признательность правящей династии.
– А это ты, мой старый друг? Да не погаснет светило!
– Да не погаснет! – ответил Деран и, насколько позволяла больная нога, поклонился. Старый правитель стал сентиментален, обычно правитель не утруждал себя ежедневными приветствиями. – Ваше императорское величество.
Искан Третий неловко продел руку в рукав церемониального платья с драгоценной вышивкой; высокий, с царственной осанкой и тонкими чертами лица, он все еще был красив, невзирая на немалый возраст и возрастные болезни. Неограниченная власть, не смогла оставить отпечатка на его благородном челе, но координация движений уже была не та.
Спереди на церемониальном одеянии все пространство блестело и рябило от драгоценностей и подвесок из золота, само платье весило по словам все того же правителя как еще один пивной живот. Секретарь охотно с ним согласился, придворным ювелирам дай волю – и на спину пришьют брильянты во славу империи.
– Вижу, ты с хорошими новостями. – Улыбнулся правитель, на его покрытом глубокими морщинами лице в предвкушении, молодо сверкнули глаза. Одной из приобретенных привычек императора было начинать день с интересных новостей, и секретарь старался соответствовать моменту, иногда приходилось новости даже подстраивать.
– Вы как всегда проницательны ваше императорское величество. Позвольте спросить. – Деран дождался милостивого кивка. – Ваше императорское величество помнит о зверях для императорского питомника, подаренных нашими восточными соседями? Вы ими не заинтересовались в свое время, поэтому их определили в один из дворцовых парков подальше от строений и ваших внуков.
– Наставницы говорят, что они в прошлом году дергали за хвост дикую собаку, – ответил на удивленный взгляд императора Деран.
– Это который? Кайл или Сагри?
– Наставница жаловалась, что это Шиана.
– Огонь-девка растет, вся в мать. До сих пор жалею, что выдал дочь за этого дурака Гортона. Если бы не внучка… – Император закатил глаза. Секретарю не надо было напоминать, что обычно происходило с неугодными власти лицами. Он опять ненадолго задумался.
– Так что там с питомником, Деран? – Император, раздраженно отмахнулся от спальника и самостоятельно надел обувь, он не любил, когда кто-то прикасается к его ногам, и снова повернулся к секретарю лицом.
– О, простите! Вчера нашли сторожа питомника пьяным, клетка каменной обезьяны была сломана, а самого животного не было.
– Ну что с того? Побегает по парку и вернется, страже давно нужна встряска. – Усмехнулся Искан. Двухметровая обезьяна не с самым мирным характером в дворцовых владениях – сомнительное удовольствие для тех, кто её неожиданно встретит. – А что же наша доблестная дворцовая охрана, опять спит на посту?
– Ну что вы, ваше императорское величество. Они даже не успели как следует приступить к поиску. Обезьяну нашли сегодня утром, вернее её обнаружила одна из фрейлин вашей жены в своей постели. Это такая с кучей спиц в волосах, – напомнил секретарь правителю, зная о его плохой памяти на имена.
– Старуха-смерть?! – Хохотнул правитель. – Эти дикие обезьяны так неразборчивы в связях.
– Позвольте с вами не согласиться, ваше императорское величество. Поутру, разглядев, к кому в кровать оно влезло, бедное животное выпрыгнуло в окно и пряталось на статуе святого Вортиса, пока не сняли. Памятник слуги до сих пор отмывают от помета.
– О, Деран, ты как всегда меня порадовал! – со смехом выдавил из себя император, утирая слезы. – Нельзя так издеваться над животными. Что там у нас дальше?
– Ожидает приема посол каффидов, Бисали ас’Икрам. – Император мгновенно подобрался, как хищник перед прыжком, нелюбовь к вероломным соседям из Каффидии у рода Фиаров была в крови.
– Ну и что надо этим сыновьям помойной жабы?
– В прошении просьба о встрече и больше ничего, посол привез письмо от царственного дома ас’Казим и дары.
– У меня скоро преданных слуг не останется, их дары принимать. – Устало поморщился правитель, намекая на случай, когда, оцарапавшись подаренной диадемой, один из слуг заболел и умер в течение седмицы; император сам никогда не брал в руки дары своих злейших друзей, но то было скорее презрение, нежели боязнь, а смерть слуги так и списали на неизвестную болезнь, ведь даже императорский маг не сумел найти следов яда.
– Зови проходимца, всегда нравилось смотреть, как этот толстый червяк извивается, пытаясь угодить и нашим, и вашим. Большой специалист!
Деран поклонился пятясь вышел из покоев императора. Он с удовольствием бы посмотрел, как этот червяк Бисали извивается на веревке, но дипломатическая неприкосновенность, демоны бы её побрали.
* * *Тяжело облокотившись на истертую золотую ручку трона, Искан Третий задумчиво выпустил пергамент письма со срочным донесением разведки, который не замедлил скататься в трубочку и с шелестом скатиться по ступеням. Похоже, спокойной жизни настал конец, а он, наивный старый дурак, надеялся умереть, оставив сыновьям сильную страну и мирных соседей. Выходит, просчитался, выходит, дряхл уже для игр властителей.
В коротком письме посол привез и зачитал со всеми расшаркиваниями практически политический ультиматум. В нем Отрей ас’Казим предлагал пересмотреть настоящие границы между Каффидией и Фиарской империей. По этому разделу две южные провинции и выход к Фиаре должны отойти к Каффидии. Мотивировал султан Каффидии свое предложение тем, что пять циклов назад эти провинции и так принадлежали султанату. По результатам набега орков они были разорены и какое-то время оставались спорными территориями. Тогдашний вождь орков, показав отменное знание реалий в политике, передал эти провинции Фиару, получив взамен степи к востоку от империи и дополнительно буфер между ними и Каффидией.
Несмотря на изысканно вежливый стиль изложения, Искан не обольщался, отдай этим дикарям хоть часть, и они через год придут требовать еще, а, увидев слабость Фиара, могут проснуться и мятежные бароны. Потом и другие добрые соседи подтянутся, рвать ослабевшего старого волка.
Только с севера Фиару ничего не грозит. Там страна граничит с морем и островами вольных мореходов, которым долгое существование Фиара только на руку: островитяне живут от даров моря и древнего договора о беспрепятственной торговле с империей. Случись что, и вольностям конец, но хитрые мореходы не станут воевать за Фиар, слишком высоки ставки.
Дети леса тоже давно сохраняют нейтралитет. Им все равно, кто будет жить на границе лесов, а то глядишь, Отрей им что-то уже пообещал; неспроста же недавно длинноухие вспомнили про южные заставы, под предлогом того, что те находятся слишком близко к поющей роще: эта древняя святыня формально находилась в границах империи, но вход в нее людям был заказан. Впрочем, словно из чувства извращенной справедливости, в рощу не мог проникнуть никто из детей леса: древнее святилище отвергло разумных еще в первую войну рас и неотвратимо убивало всех, кто пересекал его границы.
Чего теперь ожидать? Восточные провинции потеряны надолго, южные бы удержать. Не помешали бы союзники, так где их взять, никто же из добрососедских отношений армией не поможет.
Потерев лоб сильными мозолистыми пальцами, Искан резко встал – не время поддаваться упадническим мыслям, у старого волка еще остались зубы.
Глава 8. И вновь продолжается бой…
Мальцеву снился сон, про то, как он отчаянно бьётся с зеленокожим уродцем. В этот раз парень словно наблюдал бой с гоблином со стороны, как будто смотрел кем-то качественно сделанный фильм в замедленном режиме.
Гоблин делает шаг вперед, копье пошло в бок Мальцеву, на теле словно возникла красная риска, показывающая точку удара. В то же время парень неожиданно для себя плавно повел левой рукой, подставляя под траекторию движения щит и одновременно отшагивая назад.
Коротышка, нисколько не удивившись, виртуозно и даже с некоторой показной ленцой нанес серию ударов, но каждый раз на месте точки удара неизменно находился меч или щит. Наконец кто-то, управляя телом Мальцева, отбив клинком копье, прыгнул вперед. Мощным толчком щита отшвырнул гоблина на стену, не давая ему опомниться, и нанес вертикальный удар, разрубивший и копье, и череп коротышки. Картинка остановилась, гоблин застыл в падении, а Мальцев в странной стойке: щит закрывает левый бок, наискосок, с наклоном нижней части к противнику, меч рукоятью к противнику и параллельно полу, обухом лежит на плече, колени полусогнуты.
Внутренний голос хмыкнул: «Но ты же знаешь, что все было по-другому». Перед взором Федора опять обновилась картинка: он снова сидит в центре зала, со щитом за спиной и клинком на коленях. Лихорадочно проверив себя на предмет повреждений, парень обнаружил лишь рисунок из давно заживших шрамов, причем на одежде ни следов от порезов, ни крови не осталось. Трупа гоблина или следов схватки также не наблюдалось, ещё одним вещественным напоминанием о происшедшем было лежащее неподалеку копье с испачканным чем-то темным наконечником и связка амулетов.
С все возрастающим возмущением парень начал понимать, что кто-то затеял с ним непонятную игру. В висках застучало от еле сдерживаемого гнева, после которого только сорваться и крушить окружающее и плевать на последствия.
Резко обернувшись на странный шум, Федор почти без удивления обнаружил напротив себя копию недавнего ночного гостя, с полыхающими зеленым огнем глазницами. Памятуя о бесславной кончине первого костяного товарища, парень довольно спокойно, но на всякий случай, без резких движений, принялся его рассматривать. Одет скелетон был в потерявшее цвет рубище, с многочисленными прорехами и следами гниения, пах он тоже соответствующим образом.
Скелетона столь явное внимание к своей персоне равнодушным не оставило, ворочая черепушкой, тот гневно зашипел как змея. Очевидно, подумал Мальцев, есть какая-то зависимость издаваемого звука от настроения существа, хотя каким местом он эти звуки издает, непонятно.
В длинных руках у анатомического пособия было два меча уже знакомой Федору формы. Судя по всему, скелетон одинаково хорошо владеет обеими конечностями; шансов выиграть драку у такого противника очень мало, а что драться придется – сомнений не было, выбор ему похитители вряд ли предоставят. Мальцев принялся готовиться к предстоящей схватке, рефлексиями можно заняться после, если будет это после, а пока надо продумать стратегию своих действий для увеличения шансов на выживание. Для начала неплохо бы уравнять дистанции поражения.
Пошарив чуть дрожащими от адреналина руками позади себя, парень на ощупь нашел копьё и подтащил к правой ноге, так, чтобы можно было быстро подхватить при необходимости. Меч он продел за крепления в щите, чуть выше и параллельно руке, теперь лезвие немного выступало за щит, но держалось крепко.
Наклонившись вперед, он не медля более, молча бросился на скелетона. Последний опешив слегка замешкался, видимо не привык, что жертвы вот так запросто кидаются на ночной ужас. Поэтому парень запросто воткнул свою пику в правую глазницу черепушки, пробив кость насквозь.
От раздавшегося пенопластового скрипа и шипения у Мальцева мгновенно разболелись зубы. Парень подналег на древко, планируя оторвать ненужную уже башку Скелетону и прекратить это издевательство над слухом, но чуть не поплатился за собственную беспечность. Супнабор вслепую махнул ручищей и, угодив прямо в щит, отправил Федора в трехметровый полет по залу.
Со звуком обвалившейся кухонной утвари прокатившись по полу, Мальцев, чертыхаясь, вскочил на ноги; во время приземления он чуть не пропорол себе бок вывалившимся клинком. Схватив меч, Федор снова кинулся на противника, надо было зафиксировать достижения, но тут же понял, что опоздал; скелетон, обрубив древко, помахивая своими монструозными клинками, уже направлялся к нему.
Первый удар парень принял на щит и чудом смог удержаться на ногах, силищи тварь была неимоверной. Второй удар он успел парировать, если можно так назвать эту неловкую отмашку, но от удара меч выбило из руки. О том, чтобы теперь перейти в атаку, не могло быть и речи, Мальцев просто не успел бы достать до костлявой морды, поэтому пришлось бегать и уворачиваться. Скелетон же, видимо воодушевившись, активно размахивал руками, описывая все более и более близкие дуги на опасном расстоянии от Мальцева. К сожалению, древко в черепе не мешало этому супнабору двигаться, тварь каким-то образом чувствовала местонахождение противника, и запутать её не получалось. Уже начиная уставать, Федор заметил, что со стороны поврежденной глазницы удары шли неприцельно, и старался оставаться именно в этом секторе, уходя из зоны видимости противника и выгадывая удобное время для контратаки. Улучив удачный момент, он прыгнул под ноги скелетона и, перехватив щит двумя руками, с силой ударил в костяное колено.
Раздался хруст, и скелетон, поворачиваясь, провалился на правую ногу; падая, противник вынужден был опереться о пол, выронив меч, но левой рукой успел отмахнуться от Мальцева. Пролетев кувырком весь зал по диагонали и потеряв щит, Федор со всего маха приложился спиной о стену, выбив дыхание и прикусив язык. Сквозь слезы, пытаясь вдохнуть, Мальцев всё же разглядел, как упрямая черепушка на трех конечностях ковыляет к нему; правая нога, перебитая в колене, волочится следом. Перекатившись набок, парень успел уклониться от удара и на четвереньках перебежать за ближайшую колонну – не до гордости. Скелетон, вынужденный поумерить пыл из-за утери конечности, упорно полз за ним, угрожающе пластая воздух своим внушительным ножиком.
Перебегая от колонны к колонне, Федор добрался до своего меча и призадумался, что-то нужно было менять и срочно. Учитывая длину рук и силу скелетона, безопасно сблизиться для удара было невозможно; наконец его осенило.
Подобрав на очередном рывке щит, Мальцев срезал мечом часть кожаного крепления на внутренней стороне, при этом кожаная полоса на два кулака вышла за края пятнадцатикилограммового диска. Дождавшись пока скелетон приблизится к его колонне, парень отступил на два метра назад и, крутнувшись вокруг оси, с силой выбросил снаряд в сторону противника.