Прости. Забудь. Прощай
София сложила руки перед грудью и показала, как, чтобы мне было понятней.
– Сердце у волка заколотилось бешено. Почувствовал, что конец. Тут я ему из челюстей ножницы и сделала. Шрам на голове и на лбу, видишь? На плече еще хуже. Главное при опасности – не допустить страх в мысли. И ружье будет в руках, а не выстрелишь.
Я занималась хозяйством и не навещала Софию дня три. Отношения у нас были очень теплые, и все же старушка иногда давала понять, что у нее своих дел тоже хватает. Закончив с праведными домашними трудами, я, прихватив с собой пачку индийского чая, наконец отправилась к своей замечательной подружке. Калитка была заперта, а это делалось только тогда, когда София куда-то уходила. У нас было множество своих знаков, по которым легко узнавалось: приходила я или кто чужой, дома ли хозяйка, куда ушла и когда будет. Дело в том, что София панически боялась представителей власти. Тот ужас, который передался ей с рассказами матери о жизни за проволокой, никогда не покидал ее, и она дрожала при одной мысли о тюрьме. А тут появился новый участковый. Молодой, неопытный, но рьяный. Когда его вызывали по поводу разборок или поножовщины, он обычно прятался, а тут, прослышав от кого-то о «старухе из леса без бумаг», начал проявлять служебное рвение. Несколько раз он тарахтел мимо нас своим мотоциклом, направляясь к старушке с визитом.
Мне София призналась, что, заслышав звук мотора, выставляла оконце, выходящее в огород, и убегала в тайгу. Тогда же у нее впервые заболело сердце.
Я решила посмотреть – нет ли других знаков. Ведро, означающее, что она ушла, не было выставлено. Значит, дома. Потрогала дверь. Не заперта.
София лежала на своем топчане лицом вверх. Я сразу поняла, что она мертва, но, что удивительно, никогда до этого не видевшая мертвого человека, я совершенно не испугалась. Просто села рядом. Поговорила с ней. Поплакала. Подумала… вот ведь, не зверь тебя сгубил – его ты не боялась, а человек.
Старый участковый с уважением относился к нашей семье. Уйдя на пенсию, он перебрался к детям и внукам на Большую Землю, которой мы называли все находящееся за пределами БАМа. Соскучившись по родным местам, приехал к брату погостить. Заехал и к нам. Разговор коснулся, естественно, и политики, и перемен в регионе, происшедших в его отсутствие. Мужчины посетовали на стремительный рост наркомании в связи с возросшим количеством представителей «теплых» республик, прибывающих на БАМ за длинным рублем. Упомянула я и про Софию. Никогда не ожидала от этого сурового седого человека таких неожиданных и проникновенных слов. То, что он рассказал, меня просто поразило.
София родилась в тюрьме. Этого я не знала. Ее мать – Дарья уже провела долгие годы в заключении, когда девочка появилась на свет. Однажды в лагере начались массовые беспорядки, и группа заключенных бежала. С ними и мать Софии. Некоторых поймали сразу, а Дарье удалось уйти глубоко в тайгу и там начать новую, нелегкую жизнь. Сама построила маленькую избушку. Ближайшие поселения находились за десятки километров, и Дарья ходила туда, притворяясь поселенкой из соседнего села, чтобы только заработать на одежду, соль и инструменты. Так и жили они вдвоем, собирая грибы, ягоды, ставя самодельные силки и капканы на мелкую живность. Хотелось бы завести и свою, но любые домашние животные немедленно вызвали бы непрестанный и опасный интерес диких зверей. А то и хуже –человека.
Когда один добрый старик, чувствуя, что отходит, отдал Дарье свою старенькую «тулку», жизнь совсем наладилась. Оказавшись прирожденной охотницей, Дарья теперь добывала еды с избытком. Что не съедали – засаливали и закапывали в никогда не прогревающийся грунт вечной мерзлоты. После одного похода в селение за патронами мать внезапно серьезно заболела и, с трудом вернувшись домой, через несколько дней умерла. Софии тогда было не больше пятнадцати. Так девочка осталась одна. Похоронив мать, она ушла на долгие годы еще дальше в тайгу.
Что привело ее, уже пожилую к тому времени женщину, в поселок, участковый не знал. По долгу службы он посетил ее. Документов у женщины не было никаких. Она даже не понимала, что это такое.
К ее счастью, прошедший войну и закончивший ее сержантом участковый выслушал историю Софии и оставил ее в покое. Он рисковал тогда многим, но сам, познавший достаточно боли, страданий и несправедливости в жизни, не доложил о ней вышестоящему начальству. Женщина столько пережила! Как он выразился: «Долг участкового – следить за порядком и тем, чтобы торжествовали закон и справедливость, а не наказывать детей за ошибки их родителей».
– Вот, значит, как. Успокоилась София, – грустно сказал, качая головой, наш гость. С матерью своей теперь наконец. Она мне тогда еще сама говорила, что раз в году обязательно навещает ее могилку. А это три дня пути, не меньше.
Вот какая была. Уважал я ее. Гостей старушка не любила, так что зря ее не беспокоил. Тем более, мужчин она не жаловала, избегала всячески. Мне хватало дел с другими поселенцами. Так, значит, девицей и померла.
– Как девицей? Да разве… – изумилась я и замолчала, вспоминая все советы, данные мне Софией.
– Девицей! Мы тогда с ней душевно о многом поговорили. Заходила речь и об этом. Я спрашивал ее, не из любопытства – была ли замужем. Мне положено знать. Она сказала, что никогда.
Тогда я спросил ее:
– Вы что ни разу не любили?
Она ответила:
– Я и сейчас люблю.
– Значит, все же… познали любовь?
– Я познала Бога!
– И ее не смущали ваши вопросы? – удивилась я.
– Нет! Напротив! Тема была ей интересна. Она даже поделилась, что не понимает, например, почему люди целуются. Ведь мужчина и женщина… это чтобы дети были. Я ей объяснил, что человек испытывает при этом нежность к другому, подготавливает его к близким отношениям. Самому аж как-то неловко стало. На что она продолжила меня расспрашивать:
– Это обязательно?
– Нет! Это не правило. Только если чувствуют желание. И обычно женщина закрывает при этом глаза.
– Зачем?
Я, помню, засмеялся тогда:
– От удовольствия и, наверно, чтобы не видеть, с каким дураком целуется! А София только пожала плечами. У нее, по-моему, совершенно отсутствовало чувство юмора.
Участковый, тепло попрощавшись, уехал, а мы еще долго говорили об этой удивительной женщине и ее не менее удивительной судьбе. Я думаю, что она, носящая в своей светлой и чистой душе Бога, каким-то неведомым образом знала, что моего мужа скоро не станет. Он умер через год. Внезапно. От сердечного приступа. Мне кажется, что София хотела защитить меня от одиночества. Чтобы было, кому позаботиться обо мне в старости, чтобы была у меня опора в жизни. Навсегда так и останется загадкой, как женщина, никогда не знавшая мужчины, так много понимала в любви. Была ли это ее неутоленная мечта и фантазия, воплощенная с моей помощью?
Однажды София показала мне в ночном небе свою любимую звездочку. Теперь, когда мне грустно, я всегда нахожу ее и мысленно беседую со своей подруженькой. Делюсь, и становится легче.
А еще она говорила:
– Мы рядом, пока о нас помнят.
Может быть, и вы, прочитав эти строки, помянете добрым словом рабу Божью Софию.
Чудо
С любовью,
посвящается брату Владимиру
Маленькие домики с деревянными крышами неторопливо паслись в зеленой долине.
В пять часов ночь сняла с поселка свою дырявую шапку, и он медленно, как поднимающееся тесто, стал наполняться светом. Зашевелился разбуженный легким ветерком воздух, и все вокруг начало, потягиваясь, вылезать из-под уходящих теней. Живи, в общем, и радуйся! Только не всем было хорошо этим утром.
Николай страдал…
Выпитый глоток воды из предусмотрительно оставленной на стуле кружки ртутью наполнил его тело. Оно вжалось в постель, словно под воздействием гигантской центрифуги в Центре подготовки космонавтов. Но в космонавты Николай не собирался. А собирался он в магазин… Пока только мысленно. Закрыв глаза, виртуальный странник пробежался по хорошо знакомому прилавку местного «Мыло-вина-гвозди», не задерживаясь на финансово-недосягаемых и потому малоинтересных дорогих напитках, пока не остановился на родной сестре выпитой им вчера бутылки водки.
Желудок сжался от спазма до размеров яблока, и внимание быстро переместилось к группе темных пивных посудин с веселыми синими бушлатиками «Балтика».
Это придало сил, и Николай сел, упираясь в края покатого матраса.
С решимостью героя-летчика, пробующего протезы, и движением, напоминающим прыгающего с трамплина лыжника, он встал на ноги. Окружающая среда встретила его недружелюбно. Пройдя несколько шагов, Николай опустился на стул, чтобы передохнуть.
День начинался скверно.
Жена обещала приехать от любимой тещи с «гуманитарной помощью» только через неделю, и вопрос финансирования приобретал гамлетовский оттенок. Соседок, натренированных женой за долгие годы, не стоило даже брать в расчет. Бесправные коллеги по полу сами всегда блуждали в поисках.
Спасти могло только чудо.
Банкрот тяжело и глубоко вздохнул. Это сместило центр его тяжести, побуждая к действию, и он неуверенно встал. Сейчас Николай состоял как бы из нескольких тел, вложенных одно в другое. Все они начинали дрожать, как желе на тарелке, от любого движения, сливаясь в одно маятниковое где-то в центре головы. Она тошнотворно кружилась, и,
и казалось, невозможно было остановить этот изнуряющий ход. Сердце внезапно выдало дробь и застыло стоп-кадром. Душа нерешительно выглянула из темечка, отталкиваясь от мгновенно вспотевших волос невидимыми ручками.
Под левой лопаткой резко и неприятно защипало, как если бы огромную новую батарейку приложили контактами к мокрой спине. Казалось, что на голову набросили целлофановый пакет, резко и катастрофически прекративший доступ кислорода в легкие.
Стало темно и страшно.
Кто пил – тот знает!
Но тут какая-то неведомая сила взболтнула сердце в груди, заставляя сотрясаться пульсациями все тело, а легкие резко и сипло всосать воздух. Душа смущенно ушла в пятки, а рот немедленно наполнился кислой ватой. Николай вцепился руками в стол, стараясь не упасть, но уже понимая, что отпускает. Он часто задышал и с облегчением вытер пот со лба.
Надо было что-то срочно предпринимать. Ноги тряслись. Треники, повидавшие трудные и долгие годы, безжизненно висели на нем, как сбитые меткими пулями стрелков аэростаты в хронике военных лет. Жена постоянно выбрасывала легендарные портки (на тряпки порвать боялась), но Николай неизменно возвращал их в свой ящик. Новые вещи он не любил и назидательно повторял жене, что его самый лучший и удобный костюм – это трусы и майка.
Упругость свежего воздуха, ворвавшегося в открытую Николаем дверь, на мгновение толкнула его обратно в дом, но потом, как вакуумом, вытянула наружу, заставив сделать несколько шагов на середину крыльца.
Тарзан (его Николай подобрал в лесу) радостно метнулся к ногам, бешено виляя хвостом. Хозяина он любил. Тарзан был собакой полудикой, недоверчивой и злой, но к Николаю ласкался самозабвенно. Каждый раз, падая на спину, он как бы говорил: «Вот он, мой живот! Кусай, если хочешь! Ты вожак!».
Хозяин никогда не кусал его, и не знавший доселе много ласки Тарзан помнил это и ценил.
Николай потрепал собаку по холке и направился к колодцу. Студеная вода помогла договориться с нежелающим ему принадлежать телом. Оно стало неохотно, но все же отвечать на путаные приказы головы, и вату мышц заменила приятная бодрящая дрожь.
Дорога до магазина, к которому Николай угрюмо направлялся со слабой надеждой подзаняться у кого-нибудь, пролегала вдоль железнодорожного полотна.
Станции в деревне не было, и до ближайшей надо было тащиться «мало не покажется». На электрички Николай внимания не обращал. Ну, бегают себе и бегают. Хотя некоторая польза от них, конечно, была. Совсем уж точное время никому в деревне не нужно, но и совсем без часов тоже нельзя, а тут как бы кукушка на колесах. Вот первая пошла. А это двухчасовая, после перерыва, а вот и последняя…
Николай отвлекал себя на пути к станции такими вот разными мыслями. А до нее было еще… Дожить бы! Кстати! Николай притормозил на минутку, достал из-за пазухи крестик, сотворил быструю молитву любимому святому Николаю Угоднику, как он это всегда делал в трудные минуты своей жизни, и зашаркал вперед.
Воздух к полудню как будто загустел и остановился в дреме. Легкие на-полнялись неохотно, и даже пчелы, перелетая с цветка на цветок, недовольно ворчали.Жжжжжжжара! Теплый воздух гнал их вверх от вкусной пищи, и их полосатые тушки лениво сопротивлялись восходящим потокам.
Ход мыслей прервала грохочущая электричка. Идет. Воняет пылью. Все как обычно, и тут! Из проходящего открытого окна выпорхнула какая-то цветная бумажка. Струями воздуха от движущихся вагонов ее бросило сначала вниз, потом резко вверх, и оттуда она совершала медленное и произвольное падение, меняя направления и способы спуска от быстрого вращения до парения листом.
Николай как-то сразу понял, что фантики и обертки от шоколадок так не летают, и вцепился взглядом в объект, как жонглер в падающий мячик. Когда говорят об интуиции, то почему-то сразу вспоминают женскую.
В вопросах жизни и смерти мужская ей не уступает!
Ноздри раздулись от мощного выброса адреналина, и Николай устремился к предполагаемой точке падения объекта. И вот тут возникло неожиданное осложнение. Школьно-хрестоматийное. «Из пункта А в пункт Б навстречу друг другу спешили два поезда…» Поездом из пункта Б оказался какой-то мужик с несвежим, но очень любознательным лицом и явным намерением прибыть в точку встречи с купюрой быстрее Николая. Когда денежка после неудачных попыток обоих претендентов поймать ее в воздухе все-таки опустилась на землю, незнакомец, который при близком рассмотрении оказался водителем-экспедитором из соседнего села, и Николай схватили ее мертвой хваткой одновременно. Ну, или почти одновременно. Николаю досталась меньшая часть.
Медленно увеличивая усилие, Николай потянул на себя зажатую железными пальцами купюру. В физике он был силен больше с практической стороны – забор там подправить или дровишек нарубить. Закон действия –противодействия, о котором он напрочь забыл, тем не менее, тут же напомнил о себе.
Точно с такой же силой и скоростью бумажка была возвращена в изначальное положение.Тяжело дыша, мужчины крепко смотрели друг на друга, обменявшись неизбежными в такой ситуации словами:
– Ты чего?
– А ты чего?
Оба знали, что рваную Тамарка не возьмет ни за что и действовать надо с предельной осторожностью. Так что лучше прийти, так сказать, к консенсусу, что бы это ни значило.
– Реакция у тебя неплохая!
– И ты не зеваешь!
– Что делать будем?
– Шутишь?! Делить, конечно, – ответил Николай.
Тут оба обратили внимание на достоинство купюры.
– Отпусти, порвем!
– А чего не ты?
– Тогда так и понесем до магазина.
И зашагали они, каждый держась за свой край, даже не задумываясь о том, что выглядели со стороны очень странно.
Но это только со стороны! Изнутри их лица сияли!
Так несут флаг к флагштоку боевого корабля или чтобы покрыть им могилу павшего товарища, не меньше – бережно и с гордостью! И теперь ни солнце не мешало им, ни пыль, ни расстояние!
Жизненный афоризм, что мужчина веселеет задолго до того, как выпьет, приобретал фундаментальное подтверждение.
Продавщица Тамара, приняв купюру, тщательно проверила ее и, взглянув быстро и пронзительно на каждого поочередно, наклонив слегка голову, с кивком спросила:
– Чего?
– Тамар, нам бы разменять…
– Не банк. Чего брать будете?
Недолго совещаясь, мужчины выбрали по бутылке водочки и по паре пива. Там еще оставалось, и экспедитор назвал чипсы, булку и кусок неизвестной колбасы. Так много денег на закуску Николай никогда не тратил и сначала даже огорчился расточительству, но потом вспомнил, как деньги достались, и махнул рукой.
– Давай, чего уж там.
Выйдя из магазина, мужчины, не сговариваясь, открыли по бутылке пива, сорвав приставленные к ближайшему дереву «бескозырки» точными ударами кулаков, выпили их почти мгновенно и, переведя дух, впервые посмотрели друг на друга дружелюбно.
Николай первым протянул руку, представился. Потом и экспедитор. Сергеем оказался.
Они были, похоже, одногодки или около того. Николай просто выглядел старше.
– Ты теперь куда?
– Не знаю. У меня жена дома, запилит. Ни отдохнуть по-человечески, ни выпить! Вчера с тестем на рыбалку ходили. Денег нет. Сегодня чуть не умер.
– Так давай ко мне! У меня только Тарзан. Все добрее твоей жены будет. А две бутылки всегда лучше, чем одна. Дольше делятся!
И они весело зашагали в деревню. Тут, как в сказке, догнала их машина. Серегин сменщик домой возвращался. Доехали с ветерком! Бывает же такое! Николай распахнул калитку, и, пока Тарзан решал извечный собачий вопрос «Кусать незнакомца или любить», Серега уже шагнул в дом.
Потом они еще долго разговаривали, смеялись и курили в сарае, лежа на сене, точно зная, что после таких удивительных событий ничего плохого с ними случиться не может. Ну, просто не может и все!
И Колькины ноги, простреленные в Афгане, уже вроде и не так болели.
Вот как! А вы говорите – чудес не бывает.
Месть по правилам или угол падения мести равен…
Не торопитесь… Не всегда то, что кажется явным, верно.
Каблук сломался в самый неподходящий момент. Перед уходом. Хотя разве есть для такого подходящий? В клубе лучше было бы или на улице? Елена Владимировна не огорчилась. Только усмехнулась и подумала:
– Даже «Жафре», похоже, начали делать в Китае. В этой паре ноги чувствовали себя так комфортно! Что поделаешь! Жаль!
– Ма! Я поехал! – раздался голос из прихожей.
– Тебя ждать сегодня?
– Нет! Мы с ребятами подберем девчонок… знакомых, и в «Шанхай».
– Когда ты наконец найдешь себе постоянную девушку?
– Таких, как ты, нет, ма. Чего зря стараться?
– Болтун! Денег хватает?
– Что за вопрос! Их никогда не хватает.
– Возьми из кармана моего пальто те слезы, которые твой отец оставил мне на вечер.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги