Спящий мир

– Как тебе солнце?

– Жаркое, – чуть улыбнулся брат, принимая подношение.

Оставив миротворцев самих разбираться с последствиями нисхождения огненного светила, Лиле, прихватив уже дважды изрисованный блокнот да угольки, полетела на своё тайное место в Заповедном лесу.

В тайном месте среди высоких почерневших елей пряталась череда глинистых оврагов, и Лиле представляла, что по ним бежит неспешная речка, а одно дерево, на котором любила восседать Лиле, протянулось, как мост, и соединило её края. Другое дерево накренилось так, что если бы на его изогнутые ветви кто-то догадался подвесить качели, то она могла бы качаться прямо над водой. Лиле запнулась и едва не выронила из рук сокровища: в её уединённом волшебном тайном месте, о котором никто не знал, сидел Ингвар.

– Ты что здесь делаешь?!

Солдатик не реагировал, будто она не человек, а стрекоза, случайно пролетевшая мимо.

– Эй! Это моё тайное место! Сидел бы где-нибудь ещё, – проворчала Лиле и, уже собираясь уходить, поняла, что с Ингваром что-то не так.

Кажется, она впервые видела его без повязки и заметила, что, хоть и лицо его было довольно молодым, в чёрных волосах пробивались нити седины. Глаза солдатика, равнодушные, точно у аквариумной рыбы, отстранённо следили за ней, а по подбородку текла слюна.

– Ты накурился что ли?

Он не шевелится.

Лиле вздохнула, понимая, что нельзя бросать человека в таком состоянии, и вскарабкалась на дерево-мост. Придётся сидеть с Ингваром и ждать, когда он начнёт блевать, и поворачивать его набок, чтобы придурок не задохнулся. Представив это, Лиле яростно распахнула блокнот: «Тайное место осквернено навсегда!» Когда-то пару лет назад у неё был карандаш, и она изрисовала им все страницы. Нынче карандаш давно завершил своё существование в костре, и она рисовала угольком поверх старых эскизов. «Отлично! Я покажу этот портрет твоим детям, когда ты будешь говорить им о вреде наркотиков». Пока она пририсовывала ему рога и слюну, капающую из угла рта, так увлеклась, что не заметила, как солдатик куда-то исчез.

Ингвар. Живая земля

Прошла почти неделя, а ему так и не удалось найти Соль и отправить её в мир грёз. Если она снова нападёт на кого-то из миротворцев, Елена не станет церемониться и прикажет Азовке начать охоту. В этом он не сомневался, «милосердная» Мать уже на деле доказала ему, что все их слова о мире без убийств и насилия ничего не стоят.

Сектанты вставали рано на общую молитву, а Ингвар отправлялся на поиски призрака. Однако в этот раз подняться ему не удалось. Перед носом прошли чьи-то ноги в потрёпанных ботинках, кто-то перешагнул через него – миротворцы поднимались с лежанок и выходили из дома, не замечая, что Ингвар дёргался, пойманный в своём же теле, словно муха на клейкой ленте.

– Отпусти меня, мир грёз! – молил он, но в этот раз слова не сработали.

Уже давно миротворцы покинули домик, закончили молитвы и начали медитацию, а Мир грёз так и не выпускал его, показывая каких-то мелких эспиритов, рывших нору и напевавших при этом дурацкую песенку, которая задавала темп. Песенка вызвала у Ингвара воспоминание: что-то о Соль, сидевшей верхом на боевой каракатице. Соль распахнула походную аптечку и обнаружила, что весь обезбол опять стащили в погоне за эйфорическим сном. Она напевала «Во времена былой любви» и осуждающе качала головой, глядя на Ингвара, а он делал вид, что непричастен к исчезновению таблеток.

– Пожалуйста, отпусти меня, мир грёз, – уговаривал Ингвар, – я сам приду к тебе прямо сегодня, обещаю.

Он даже не сразу понял, что сжимает кулак и пальцы вновь повинуются ему. Без промедления поднявшись с опостылевшего пола, где он уже разглядел каждый оброненный волос и каждую выбоину в наспех обработанной древесине, Ингвар направился в лес. Он наконец-то придумал, как призвать Соль.

Лиле. Живая земля

– Мы сбежали, мы сбежали!

– Нельзя ли потише? – прошептал Ясень, оглядываясь на миротворцев. – Ничего не происходит, к чему такие восторги?

– Как не происходит?! Жизнь полна чудес, а мы затеваем настоящую слежку!

Сива кивнул:

– Поторопимся, пока след не остыл, иначе не догоним.

Перед глазами мелькал мертвый лес, поваленные деревья, в животе рождалось желание бежать быстрее, как будто нарушаешь комендантский час, забравшись на территорию кладбища, и одновременно нужно было двигаться тихо-тихо, чтобы не услышали души умерших и тот, кого они преследовали. Троица притаилась на холме, в густом, но хрустящем от каждого движения кустарнике и стала наблюдать.

– Кажется, он поёт, – сказал Сива.

– Что поёт? – прошипел Ясень.

– Дай взглянуть, – не поверила Лиле.

– Погоди. Попробую прочесть по губам, но либо это стихи, либо какая-то песня. – Сива вдавил бинокль в глаза и подытожил. – Поёт «Во времена былой любви».

Ясень фыркнул в бороду, а Лиле наморщила нос:

– Солдатик с ума сошёл?

Сива отмахнулся от них и продолжил следить за объектом.

– Да дай уже поглядеть, – взмолился Ясень.

– И мне.

Сива с неохотой отлепил бинокль от лица, вокруг глаз его остались красные следы от окуляров, и передал прибор Ясеню. Вчера кто-то из братьев вновь видел призрачную Соль. Азовка радостно сообщила, что лук её готов и стрел она сделала предостаточно, чтобы начать охоту. Елена пока медлила с решением, но позже, когда друзья остались втроём, учёный выдвинул гипотезу о том, что теперь Ингвар активнее будет стараться вернуть свою скиталицу в мир грёз. Лиле тут же опровергла его догадку, напоминая, что Ингвар – душевно недоразвитое существо и ему плевать на свою подругу, тем более уже мёртвую, что он не раз им и показывал. Однако Сива упорствовал на своей идее, и они с ним поспорили на сотню щелбанов, а Ясень вызвался быть судьей.

– И впрямь поёт, – хмыкнул Ясень, подкручивая окуляры бинокля.

– Эспириты, как мы выяснили, приходят на музыку, и я думаю, он поёт любимую песню Соль, чтобы приманить её, – важным тоном, словно представляя наблюдения научного эксперимента, объявил Сива.

– Или же он опять что-то употребил и теперь веселится, – буркнула Лиле, которая никак не хотела верить, что Ингвар способен петь, да ещё романтическую песню, да ещё и ради кого-то.

– Опять? А у него есть, что употребить? – с потаённой надеждой спросил Ясень, передавая бинокль Лиле.

Она только дёрнула плечом на его вопрос и, приложив окуляры к глазам, поджала губы, с досадой наблюдая за Ингваром.

– Но, может, у него настроение хорошее. С чего ты взял, что он для безглазой поёт? – чуть погодя предположил Ясень.

– Потому что вон она, – спокойно ответил Сива.

Лиле навела бинокль в ту сторону, куда он показывал: Соль, белая, что иней на зимних окнах, стояла, прячась за сосной, так что Ингвар не мог её видеть. Лиле вскрикнула:

– И впрямь она!

Ингвар, похоже, услышал её вопль и настороженно посмотрел на лес. Он покрутил головой и остановил взгляд на их кустарнике.

– Не повезло, – констатировал Сива.

Ингвар поднялся.

– Бежим, – пискнула Лиле и первая припустила к дому.

Ингвар. Живая Земля

Мало того что он не заметил слежки, так ещё и упустил Соль. Скиталица метнулась перед ним в тот же миг, когда трое миротворцев бросились врассыпную из кустов. Ингвар звал её и уговаривал вернуться, но Соль так и не пришла к нему, будто обидевшись за то, что из их свидания он устроил театр для сектантов.

В лагере его ждали.

– Мы решили, что надо всем вместе отправиться в мир грёз. – Елена поднялась ему навстречу. – Возможно, если вы двое будете с нами, он ответит на наши вопросы.

Все тринадцать были в сборе у костра и с готовностью закивали, соглашаясь с предводительницей. Ингвар оглядел их: теперь ни за что не догадаться, кто те трое, что проследили за ним, а затем умчались с визгом и хохотом, как нашкодившие школьники, застуканные за подглядыванием в женской раздевалке. Все братья выглядели, как обычно: серые лица, обтянутые кожей скулы, а в глазах либо решимость, либо безразличие, но никакой задорной искринки. Ингвар с подозрением присмотрелся к Ярре, но даже у рыжего язвительного миротворца не отражалось на лице никаких признаков недавней выходки. Только у Лиле на лбу появилось красное пятно, грозившее превратиться в шишку – похоже, бедняжка, где-то упала. Но от его взгляда она мигом зарделась и отвернулась.

– Воспринимайте мир грёз, как живое существо, – вдохновенно начал Ихтар. – Мы изучаем его, а он нас. Мир грёз пытается общаться с нами, исследуя язык наших чувств.

– Может, начнём? – прервал Ингвар, даже завидуя той страсти, с которой говорил Ихтар.

– Да, конечно, – спохватился миротворец, – что петь будем?

Ингвар пожал плечами.

– «Во времена былой любви», – подсказал кто-то сзади.

Ингвар немедленно обернулся и прищурился, поочерёдно смотря в глаза братьям и надеясь припугнуть шутника, но миротворцы снова выглядели одинаково равнодушно.

– Я плохо знаю текст, – извинился Ихтар.

Золотая вспышка растянулась в пространстве от слов простой колыбельной, и мир грёз снова распахнул свои сумеречные объятия.

– Итак, мир грёз учится общаться с нами, – продолжил лекцию Ихтар, – например, как мне удалось выяснить, он запоминает и реагирует на наши эмоции.

Ступни Ингвара ударились о деревянные доски палубы, и он едва не присел от удивления.

– Например, сейчас я передаю ему настроение любопытства и умиротворения.

Небольшой деревянный корабль, сошедший, будто со старинной картины, оказался посреди безбрежного тихого моря. Ингвар обернулся на миротворцев, но не встретил на лицах того же удивления, что испытал сам: измождённые глаза их лишь выражали растерянность. Ингвар выглянул за борт: с цветами и запахами у мира грёз было плоховато, но вот картинка получилась идеальной. Блёкло-зеленоватое море покачивало кораблик, бережно обнимая ладошками волн.

– Это выглядит необычно, Ихтар. – Елена, положив руку на живот, присела на скамью у фальшборта.

Ихтар улыбнулся, ветер едва подул, и корабль двинулся по волнам.

– Как ты это сделал?! – не выдержал Ингвар. – Я не знал, мы так можем.

– Знал бы, если бы не избегал мира грёз.

Ингвар прищурился, и Ихтар поспешил оставить наставительный тон:

– Ладно, слушай: как я сказал, мир грёз изучает наши эмоции и тут же повторяет их в себе. Я заметил, что проще создать эмоцию, представив какое-то воспоминание, и чем лучше представишь, тем ярче проявится оно в мире.

– Давай попробуем задать ему наш вопрос? – предложила Елена.

Ихтар опомнился и кивнул, звякнув шляпой.

– Как нам разбудить Живую землю?

Вокруг парили любопытные эспириты. Море всё так же хранило радушное молчание, а брат Ихтар стоял на носу, прикрыв глаза и сосредоточив внимание на запросе.

– Глядите! – крикнула Азовка, указывая вверх.

В облаках возникла огромная живая трубка. Она извивалась, пульсировала и тянулась через всё небо.

– Отлично. Гигантская кишка в ответ на наш вопрос… – зевнул брат Ярра.

– Только это не похоже на кишку, видите сокращения? – Сестра Мора вытянула руку.

– И на что это тогда похоже?

– На пуповину.

– Вам это о чём-то говорит?

– Мы внутри утробы? – предположила Мора.

Ихтар укладкой оглянулся на Елену. Лицо Матери ничего не выражало, но глаза были обращены к небесной пуповине.

– Мир грёз говорит символически, – напомнил он.

Мать провела рукой по круглому животу и усмехнулась:

– Он кого-то вскармливает? Причём здесь Живая земля? Мы должны как-то её вскормить? Или родить?

Ихтар, смутившись, поджал губы.

– Может, посмотрим, куда ведёт эта пуповина? – спросила Мора.

Кораблик послушно заскользил по направлению, указанному сестрой. Минуты путешествия превратились в часы, а пуповина так и тянулась по небу, словно обмотала весь мир грёз.

– Попроси его показать звёзды. По ним духи могли бы указать нам направление или дать другую подсказку, – наконец сдалась Мать.

Но и здесь их ждало разочарование. Небо не слушалось, и миротворцы совсем поникли. Ингвар подумал, что нужно попробовать их встряхнуть, и спросил у Ихтара:

– То есть здесь можно создать всё что угодно?

– Ну, похоже, кроме звёзд… Это как управляемый сон: всё ограничивается только воображением.

– А у меня получится?

Ихтар без уверенности пожал плечами:

– Попробуй и чётче передавай эмоции.

Ингвар поправил повязку на носу и поглядел в лиловое небо. Чёрные, как дым сгоревшего дома, тучи заклубились, а ветер одним могучим рывком швырнул кораблик вперёд. Закипели волны, набрасываясь и разбиваясь о борот, брызги солёной воды ударили в лицо.

Ихтар, пригнувшись, схватился за шляпу, а корабль помчался сквозь налетевший шторм. Молния с грохотом врезалась в море слева по борту, кто-то за его спиной вскрикнул. Ингвар только захохотал и обернулся на миротворцев: они цеплялись за канаты, пытаясь удержаться на ногах. Лиле смеялась и визжала, как обезумевшая сирена, схватившись за мачту, рядом завывала Азовка, её одежда развивалась, словно ещё один белый парус, а Ингвар, будто сам стал штормовым ветром, несущим судно с людскими душами сквозь бурю.

– Скалы! – прорвался крик Ихтара через рыдания ветра.

Ингвар метнулся к штурвалу. Как он работает? Как руль? Ингвар не знал, но разве это имело значение в мире грёз? Кораблик запетлял между взметнувшихся из пучины каменных пик. От ветра слезились глаза, внезапно начавшийся ливень хлестал по рукам и неприкрытой голове, но Ингвар не замечал этого, полностью отдавшись бешеной стихии и чувству небывалой свободы. Ихтар на полусогнутых поднялся в рулевую рубку и схватился за штурвал, останавливая безумный бег корабля. Ингвар отпрянул, выпуская ручки.

Они словно оказались в центре огромной воронки торнадо, но здесь было тише и спокойнее, а сквозь тучи пробивался блёклый свет. Миротворцы захлопали, что-то восторженно закричали, поднимаясь с палубы, к которой они прижались в страхе вылететь за борт.

– Надо же! Именно сейчас я не взял с собой зонтик. – С круглыми глазами Трик-Трак отжимал подол балахона.

– Никогда не подумал бы, что ты обрадуешься дождю. – Ярра засмеялся и поднял маску, вытирая мокрое лицо.

Братья словно очнулись после долгого сна, умывшись студёной водой. Они, делясь пережитым, обсуждали, какая это была эмоция. Только Елена не спешила подниматься и всё ещё сидела на палубе, прижимаясь спиной к борту.

Ихтар улыбался, успокаивая мир грёз и внушая ему радушное умиротворение. Корабль шёл по островку тишины, посреди шторма. Ингвар чувствовал чары Ихтара и поддавался им, впуская в своё сердце тепло и успокоение.

– А сейчас каждый попробуйте поговорить с миром грёз. Он может изучать вас, возможно, захочет что-то рассказать, – предложил Ихтар. Слушайте, и мы получим ответы.

Мора. Мир грёз

«Теперь белая», – подумала Мора, стоя у края борта и впервые за три года глядя на своё отражение в почерневшей воде.

«Я белее жемчуга, и глаза белые, и волосы, и даже язык. Может, я стала эспиритом, бесплотной душой, как всё в этом мире? – размышляла Мора. – Но я должна думать о деле, о том, как нам пробудить Живую землю, как помочь Елене, как построить новый …» – Мысль её оборвалась: чернота вод больше не отражала её. Море показало знакомую башню с позеленевшей от времени крышей. Похоже, мир грёз нашёл что-то в её воспоминаниях.

Башня в отражении потемнела в гаснущих лучах солнца. Мора, сидевшая за письменным столом, заваленным книгами, оторвалась от изучения досье людей и, отложив бумаги, взглянула на старинные деревянные часы. Приближался вечер, и в замке, где после заката выключали генераторы, потемнело. Сестра не заметила этого, увлёкшись чтением, и теперь глаза её ныли, а боль отдавалась куда-то в темечко.

Мора разожгла несколько свечей и прикрыла ставни, чтобы снаружи не заметили света в её окне, и, размышляя, не прочитать ли ещё несколько досье, она отрешённо раскладывала бумаги в алфавитном порядке. Думы Моры были прерваны скрипом отворившейся двери. В башню ввалились брат Вальди и смеющаяся над чем-то сестра Азовка.

– Сколько лет назад это было? Не меньше десяти, – пробормотала Мора с борта корабля, с удивлением разглядывая Азовку, у которой были ещё светлые, едва начавшие закручиваться рога.

Мора из воспоминания слегка подняла брови, не выражая ни малейшей радости по поводу появления гостей. Впрочем, ни Вальди, ни Азовка от этого не смутились, а может, попросту не заметили, что потревожили её покой. Продолжая болтать между собой, они оба уселись верхом на соседний стол, сбрасывая попутно все ненужные записи и книги.

– Арактур отправил нас тебе помогать, – заметив наконец Мору, пояснил брат Вальди.

– А то ты вечно будешь сортировать человеков по количеству букв в имени, – ухмыльнулась Азовка, подтягивая левую ногу к груди и обнимая её.

– Слезайте со стола и выметайтесь, если в ближайшие десять секунд не придумаете лучшую систему, по которой я смогу отбирать кандидатов, – холодно обронила Мора, при этом угрожающе наведя карандаш на вторженцев.

Брат Вальди смущённо почесал макушку между рогами, покосившись на Азовку. Та ухмыльнулась, но всё же нехотя спрыгнула со стола, поднимая руки:

– Есть идея: отсортируй их по профессиям. Кто нам в новом мире поможет больше других, тех и бери.

– Я думала разделить их по образованию, чтобы они в первую очередь имели достаточно ума и могли проникнуться смыслом нашей миссии.

– Историков и философов потащишь? Ха-ха! Бред! Умные только болтать умеют, – рассмеялась Азовка, но заметив выражение лица Моры, поправилась: – Давай совместим умных и полезных?

– Учёные агрономы?

На подоконник упало несколько тяжёлых капель дождя, и, поёжившись, Мора закуталась в плед, до того висевший на соседнем стуле. Она расслабилась, откинув голову и устроив рога на спинке кресла, предоставляя «помощникам» свободу действий.

Азовка быстро перебирала досье и крепила иглами на настенный ковёр фотографии учёных, которых миротворцы выбрали в качестве возможных кандидатов.

– И учёные, и агрономы – это важно, но я хочу ещё десяток строителей и не только инженеров, а смуглых и мускулистых рабочих, – мечтательно приговаривала она, добавляя досье из другой стопки.

– Учёные людей не поверят в духов и иные миры, тем более из уст овейн, – заметил брат Вальди.

Мора кивнула:

– Да, но если подберём верные слова, они послушают. К тому же мы отправим к ним наших собратьев – людей.

Дверь снова распахнулась, и Мора подумала, что пора уже чем-то смазать скрипучие петли. На пороге стояла сестра Елена в плаще, с которого тут же набежала лужа грязи ей под ноги, и держала за руку незнакомую девочку из рода людей.

– Елена…– насторожено начала Мора, а Азовка и Вальди так и замерли с досье в руках.

– Смотрите, кого я привела! – Елена обняла девочку за плечи, подталкивая в кабинет.

Девочка лет десяти, тощая, с торчащими ключицами и серыми тонкими волосами, которые слипшимися сосульками свисали до пояса, казалась ещё более мокрой, чем сестра Елена. Дождь пошёл впервые за несколько месяцев и смешался со всей пылью, висевшей над Тетрой, потому кожу и платье девочки уродовали чёрные разводы. Хотя девочка не выпускала руки Елены, она не выглядела испуганной и с интересом рассматривала высокие потолки башни и пыльные канделябры. Мора нехотя поднялась и набросила на плечи ребёнку свой плед.

– Где ты её нашла? – спросила она у сестры.

– Не поверишь! У нас в порту! Она пряталась между ящиками, такая оборванная и голодная, что я не смогла её оставить, да и в городе овейн девочку всё равно найдут рано или поздно и отправят обратно в лагерь военнопленных.

– Она пленница? – нахмурилась Мора.

– Как-то сбежала по дороге.

Мора исподлобья посмотрела на Елену, а та лишь отмахнулась:

– Да никто не её хватится.

– Я не об этом. Мы отбираем кандидатов для подготовки к переселению, а не устраиваем в замке детский сад из уличных побирушек. Что она тут будет делать? Брат Арактур не …

– Я сама решу вопрос с Арактуром. – Елена, склонив голову, улыбнулась плотно сжатыми губами. – Одна девочка нам не помешает. Уж лучше ей жить у нас, чем в лагере.

Мора покачала головой: беспечность Елены иногда раздражала её.

– И как же звать это чудо в перьях? – впервые подала голос Азовка. – А она на голову не больная? Глаза мутные, будто потеряла рассудок. Говорить-то умеет?

– Умеет, да? – Елена заглянула девочке в глаза, но та не спешила отвечать. – Её зовут Лиэлетар.

Азовка зло засмеялась:

– Надо же! Ну и имена у этих человеков! Лэил… Даже выговорить не могу… Как королевну зовут, а на деле – сумасшедшая оборванка.

Лиэлетар поджала губы и опустила голову. Взгляд её действительно был обращён куда-то внутрь себя, но если она и не понимала языка овейн, то явно чувствовала интонации.

– И откуда ты взялась в нашем порту? – продолжала докапываться Азовка.

Девочка молчала.

– Не от хорошей жизни, точно, – ответила Елена. – Не донимай её, я только порадуюсь, если она забудет всё, что с ней приключилось. Такая малютка должна быть счастливой, а не мучиться кошмарами войны. – Она потянула девочку прочь из комнаты. – Поищу, где её устроить, а вы можете злословить сколько угодно.

Однако Море требовалось ещё кое-что обсудить с сестрой Еленой, и она вышла следом за ними.

– Елена, подожди, – окликнула Мора и, догнав их в неосвещенном коридоре, пошла вровень с сестрой. – Это касается Арактура.

– Я же сказала, что сама улажу с ним всё.

– Вот именно. Ваши отношения стали уже слишком неформальными. Это порождает ненужные слухи и сомнения.

Елена остановилась напротив открытого окна. Волосы её, в полумраке ставшие тёмно-бордовыми, словно вишнёвый сок, затрепетали под порывами ветра, а слова зазвучали глухо, приглушённые шумом дождя:

– Мы думаем пожениться.

– Угу. – Мора скрестила руки на груди.

– Осуждаешь?

– Братство ждёт, что ты станешь Матерью, нашим духовным проводником. У таких не может быть своих мужей и детей. Наш лидер – мать и жена для всех.

– Ну… Тогда пусть тебя сделают Матерью вместо меня, – пожала плечами Елена. – Духи никогда не говорили, что это должна быть именно я.

Мора оторопела:

– Но я не готова.

– Так и я не готова, – засмеялась Елена. – Не бойся, ты будешь лучшей Матерью, чем я.

Мора отшатнулась от неё, но Елена продолжала:

– Ты прошла весь тот же путь, что и я. Так же подходишь под описание духов. Признай: ты всегда была запасным вариантом братства.

Мора затрясла головой.

– Ну не хочешь ты, Азовка станет, не постесняется, – бросила Елена и, подхватив Лиэлетар за локоть, направилась в темноту коридоров.

Чернота кирпичной кладки перетекла в бездонную морскую воду, и вдали засветился белый огонёк. Он стремительно приближался, и вот уже Мора увидела перед собой серебряного оленя. Он остановился и, выставив переднюю ногу вперёд, пригнул голову в короне рогов, с которых свисала ободранная кожа. Он застыл в поклоне, и три его глаза призывно смотрители, как будто олень звал и ждал именно её.