Выживут только волшебники

Глава 1

В коридоре было пусто. Яркий солнечный свет проходил сквозь стеклянную крышу, сквозь голографическую доску объявлений и причудливыми бликами ложился на пол и стены. Кир сидел на скамейке и ждал. Неужели отчислят? И прощайте, мечты о работе в главном вычислительном центре. Прощай, всё.

В конце коридора зацокали каблучки, послышалось девичье хихиканье. Кир на секунду поднял глаза – первокурсницы. Только они с такой гордостью носят мантии, да еще и заколки-ленточки выбирают в тон. Эти девушки были с факультета Прикладной математики – зеленые накидки и бантики цвета травы в июне не оставляли никаких сомнений. Кир автоматически пригладил непослушные волосы.

Завидев его, девчонки перестали смеяться, ускорили шаг, да так, что почти пробежали мимо. А удалившись на безопасное расстояние, загадочно зашушукались.

Да, новости тут разлетаются быстро. Он теперь местная знаменитость. Увы, не такая знаменитость, которую барышни провожают томными взглядами, а такая, от которой все шарахаются. Хотя могли бы и провожать. Красавцем его вряд ли можно назвать, а вот симпатичным парнем – запросто: умные серые глаза, нос с едва заметной горбинкой, пожалуй, лишь подбородок тяжеловат, отчего лицо кажется непропорционально вытянутым.

Тишина. И снова шаги. Тяжелая, размеренная поступь. Это точно не первокурсницы. Так мог бы идти тот, кого он ждет. Кир подобрался, готовый подскочить со скамьи и двинуться навстречу. Но из-за угла вырулил Берток – его однокурсник.

Непонятно, что этот верзила вообще забыл в академии, – двухметровый, с крепкими кулачищами – ему бы на ринге выступать. Впрочем, он и выступал, а потому уже четвертый год подряд факультет Устройства природы занимал первые места в соревнованиях по всем силовым видам спорта. А сам чемпион с «тридцатками» по всем предметам еле-еле переползал с курса на курс. Неприятный тип.

В отличие от девчонок, Берток пробегать мимо не стал, а напротив – замедлил шаг. Он ухмылялся, и эта ухмылка не сулила ничего хорошего. Немного не дойдя до скамьи (один метр пятьдесят три сантиметра – автоматически отметил про себя Кир), остановился и достал из сумки планшет. Это еще зачем? Может, решил повторить таблицу умножения? Ему точно не помешает!

Но нет. Берток сделал еще шаг (минус семьдесят четыре сантиметра), покрутил планшет в руках, выключил его, затем опять включил. И с деланым удивлением заявил – не Киру, а так – в окружающее пространство:

– Ух ты, работает! Не сломался. Даже странно.

До Кира дошло не сразу. А когда дошло, кровь отлила от лица, а зубы сами собой сжались. На что этот бесполезный набор мускулов намекает? Стерпеть такое оскорбление было невозможно. И не важно, что обидчик на голову выше и в полтора раза шире в плечах (в одну целую шесть десятых, если быть точным). Кир подскочил со скамейки и бросился на него с кулаками.

Исход этой битвы был предрешен, но кому терять нечего – тот ничего и не потеряет. Кир изо всех сил ударил Бертока под дых. Тот даже не подумал согнуться – так и стоял скалой. И усмехаться не перестал, лишь подчеркнуто медленно начал заносить кулак.

– Гм, Кирсен Грасс? Вы давно меня ждете? – этот голос заставил их обоих вытянуться во фрунт.

– Добрый день! Нет, не очень.

– Здравствуйте!

На лице Бертока образовалось выражение смиренной почтительности, которое шло ему как пастору мини-юбка. Кир с неудовольствием подумал, что и его собственная физиономия сейчас выглядит так же нелепо.

– Здравствуйте, – директор говорил негромко, но звук его голоса, казалось, гремел под сводами коридора. – Грасс, пройдите в кабинет, Берток, почему вы не на занятиях?

– Извините, задержался в библиотеке. Уже бегу, – верзила и правда торопливо зашагал прочь. На прощание он успел одарить Кира весьма красноречивым взглядом: разговор еще не окончен…

– Ну-с, рассказывайте, молодой человек, как вы докатились до жизни такой. – Профессор Шерн уселся за свой монументальный стол, хорошо знакомый всякому нарушителю дисциплины. Киру он кивнул на стул напротив – садись, мол. Тот рухнул на сидение и приготовился к худшему.

Взгляд из-за невидимой фотонной пленки очков казался добрым, но Кира не обманешь. Возможно, так же месяц назад директор академии см отрел и на несчастного второкурсника, который провел опыт по управлению кинетической энергией. После этого опыта юго-западное крыло пришлось отстраивать заново, а незадачливого экспериментатора отчислили. Помещение тогда пустовало, так что пострадавших не было, даже восстанавливать никого не пришлось. И за такую мелочь талантливого студента вышвырнули за дверь! Ясное дело, у Кира и вовсе никаких шансов остаться…

Если тебе посчастливилось попасть в лучшую во всём Сарегоне академию (средний конкурс за последние три года 788,6 человека на место – быстро подсчитал в уме Кир), быть изгнанным из этого храма науки – смерти подобно. Из счастливчика, которому предстоит покорять высоты и разгадывать тайны, ты автоматически превращаешься в неудачника, чья птица счастья вырвалась из рук и даже перышка не оставила на память…

– Я не знаю… Я не хотел, честное слово… Это само как-то вышло, – Кир уже ненавидел себя за это беспомощное бормотание.

Профессор Шерн взял из папки распечатку.

– Это из библиотеки, – он смотрел на Кира с любопытством. – Довольно странный выбор, ты не находишь? Ни одной книги по специальности.

– Понимаете, я живу у дяди, и все книги по точным наукам могу брать там. Даже очень древние или совсем-совсем новые, – почему-то звучало неубедительно. Оставалась надежда, что Шерн и без того в курсе: библиотека доктора Гора – одна из самых богатых частных библиотек в мире.

– Да-да, я знаю, – кивнул профессор.

Обычного в таких случаях «Кланяйтесь дядюшке от меня, вот мы, помнится…» в этот раз не последовало, зато последовал вопрос, которого Кир ждал и боялся:

– Так чем тебе не угодили уже существующие стихи? Зачем понадобились новые?

Что-то похожее у него сегодня спрашивали не впервые. Сначала – красный от гнева профессор Жардик, потом – дотошная Мата, ментотерапевт академии. И ответа у Кира не было. Он действительно не понимал, как всё произошло.

Это случилось на невероятно скучном занятии. Поразительно, но некоторые преподаватели умудряются об интереснейших вещах рассказывать скучно… Так было на лекциях Жардика по матанализу: уснуть можно!

В окно сияли первые апрельские лучи, на белоснежную стену аудитории россыпью легли разноцветные солнечные зайчики. Кир залюбовался дисперсией, и так хорошо, так странно стало на душе… А в голове откуда-то сами собой появились рифмованные строчки… И вот тут он совершил страшную, чудовищную ошибку – торопливым почерком записал их на полях тетради. Еще секунда – и Кир успел бы перевернуть страницу. Только именно в этот момент Жардик заглянул через плечо. И началось…

– Я не собирался… Оно само сочинилось.

Профессор, кажется, его уже не слушал. Он лишь кивнул, уставившись в какие-то бумаги. Кир присмотрелся – и еле удержался от возмущенного возгласа: директор внимательно изучал его медицинскую карту. Они тут что, считают его сумасшедшим? Только этого не хватало!

Профессор Шерн между тем отложил книжицу в сторону и задумался. Вроде бы он смотрел на Кира, но в то же время сквозь него. Руки Кира похолодели, а к горлу подобралась тошнота. Пауза затягивалась, и он наконец нарушил молчание:

– Меня отчислят? – хотелось произнести это ровно и бесстрастно, как и положено будущему ученому, но голос дрогнул.

Шерн рассеянно ответил:

– Скорее всего, да. Но это уже не так важно. Поверьте, молодой человек, вы еще послужите науке, как никто другой.

Кир тревожно мерил комнату шагами. Правда, мерить было особенно нечего – три широких шага в длину и один в ширину – а потом упираешься в узкую кровать. Маленькая каморка на чердаке, любезно выделенная ему дядюшкой. И это не от жадности или желания притеснить племянника – сам хозяин дома ютился в такой же комнатушке, но на первом этаже. А всё остальное пространство дома, подаренного доктору Гору муниципалитетом за научные заслуги, занимали книги…

До девяти оставалось еще два часа. Профессор Шерн обещал заехать за Киром в 21:00 и отвезти показать что-то очень важное. Велел об их разговоре никому не рассказывать и предупредить дядюшку, что вернется поздно. Гадать, куда и зачем они отправятся, было нецелесообразно. Так или иначе, скоро он все узнает.

Кир остановился и уселся на кровать.

Курс истории! Это всё из-за него. На этот курс отводилось три лекции, а в академии все еще велись споры о том, не стоит ли его сократить или вовсе отменить. В самом деле, идея изучать прошлое, на которое уже повлиять невозможно, выглядит несколько нерациональной. Тем более что в мире столько неизученного, неоткрытого, неизобретенного – и будущие поколения ждут от них, сегодняшних, научного подвига!

Никаких зачетов-экзаменов по истории не было, а потому студенты со спокойной душой эти занятия прогуливали. Из их потока приходили послушать историка лишь четверо. Сестры Диег – отличницы и зубрилки, они не пропускали вообще ничего и никогда. Похоже, им не приходило в голову, что это в принципе возможно. Парень, фамилию которого Кир никак не вспомнит, – тот все время спал на задворках аудитории и, вполне вероятно, даже не знал, что физика с математикой закончились и началось нечто совсем другое. И сам Кир.

В первый раз он замешкался, решая задачу на перемене, и не успел сбежать. Когда поднял глаза от тетради – историк уже входил в аудиторию. Пришлось остаться. А потом просто стало интересно. Этот невзрачный дядечка с грустными глазами рассказывал забавные вещи. Оказывается, когда-то магики (учитель политкорректно назвал их «людьми с альтернативной организацией мыслительной деятельности») жили с ними в одном мире. Тогда их звали гуманитариями, и вроде это слово даже не было ругательным. Они верили во всякую чушь, например, что определенным образом расставленные слова могут влиять на окружающую действительность. И усиленно это дело изучали. С техникой у гуманитариев был полный раздрай. От страшного заклинания «Я ничего не трогал, оно само!» ломались даже сверхпрочные приборы. Да что там говорить, простейшие механизмы вроде квантового пылесоса не выдерживали такого обращения.

Потом случилось то, что должно было случиться: эти недотепы с их неспособностью обращаться с техникой, устроили апокалипсическую заваруху и чуть не погубили мир. Технарям удалось что-то подлатать и подправить, и миров стало два – Сарегон, где царствовали высокие технологии и разум, и Альтара, куда ушли «криворукие» магики, ой простите, люди с альтернативной организацией мыслительной деятельности – со своими суевериями и дремучестью…

Сейчас о магиках в их мире говорили мало. Воспоминания о них сохранились, пожалуй, лишь в комиксах – там эти глуповатые недотепы ломали и взрывали все, что попадало в их поле зрения. А еще – в страшилках, которые передают друг другу дети и взрослые. Ужасные легенды о том, что если магик появится в любом из городов Сарегона, сломается вся техника: электростанции, станки, компьютеры, и даже механические органы – сердца там или почки – тоже перестанут работать. Вот такой вот армагедец. Разумеется, свою якобы существующую словесную силу применить они тут не смогут – эти вруны и мечтатели утверждают, что она в принципе есть, но в присутствии технарей не работает.

Кир, конечно, посмеивался над недалекими магиками. Ну как можно верить, что слова оказывают какое-то влияние на окружающую действительность! Это же просто звуковые волны, которые производятся связками… Для передачи информации – отличная штука, но не более того. И все-таки было интересно: о каком определенном порядке идет речь? Было бы неплохо разобраться.

После второго занятия Кир подошел к историку и спросил: как же предлагали эти… гм… гуманитарии расставить слова? Тот засуетился, замямлил что-то, а потом, старательно глядя в сторону, посоветовал почитать стихи.

Читать стихи! Кира передернуло. От самой этой идеи веяло чем-то противоестественным. Но присущая каждому настоящему ученому любознательность (такая формулировка Киру нравилась больше, чем обычное «любопытство») в конце концов победила. Он отправился в библиотеку.

Библиотекарша долго таращила на него круглые и выпуклые как у рыбы глаза, но все-таки выдала старинный том в тяжелом деревянном переплете. И Кир стал читать.

Поначалу было страшновато. Он и сам бы себе в этом не признался, но мысль, что от его чтения что-то в окружающем мире начнет меняться, пульсировала где-то на краю сознания. Прочитал одно стихотворение, другое… Ничего. Вообще ничего. Но назвать эксперимент корректным было нельзя. Звуки-то не извлекались – Кир читал про себя, возможно, дело в этом.

Он вырвал из тетради лист и аккуратно переписал несколько стихотворений. Конечно, набрать их в планшете было бы быстрее, но кто знает, вдруг от этой дряни и правда техника ломается. Планшет дорогой – дядюшкин подарок. Сам себе Кир в жизни такого не купит.

Дома он перечитал стихи вслух – сначала шепотом, потом громче, и еще громче. А когда в пятницу дядюшка по обыкновению отправился к соседу играть в трехмерные шахматы, то и прокричал изо всех сил. Ничего. Что и следовало доказать!

Можно было спокойно возвращаться к учебе и не думать больше о глупостях. Можно было бы. Если бы не появилась новая версия – а вдруг на окружающую действительность влияют не все стихи, а только некоторые из них. Кир вздохнул – и засел в библиотеке.

Всего там было четыре книги со стихами. Одна совсем тоненькая, три – увесистых. В них обнаружилось 367 стихотворений разных авторов. И все эти стихи Кир по очереди переписал и продекламировал. Опыт наконец-то был окончательно и бесповоротно завершен. Никакого влияния на мир – и точка. Можно было отправить «экспериментальные» листки в преобразователь мусора и покончить с этим.

И вот тут возникло первое затруднение. Одни из них летели в металло-пластиковую пасть легко и свободно. А другие бросить туда рука не поднималась. Кир обнаружил, что некоторые строчки и вовсе помнит наизусть, словно это определения математических терминов, хотя никакой необходимости запоминать стихи у него не было.

Надо сказать, там встречались вполне дельные мысли – разумеется, не о науке и устройстве мира – с этим у гуманитариев полная неразбериха – а так, о делах житейских. Да и насчет прекрасного пола древние поэты были явно не дураки! Читая о «стане, изогнутом словно цветок», «персях в тугих объятиях платья», он никак не мог отделаться от образа Аэрис – первой красавицы академии.

Попадались Киру и куда более фривольные пассажи, которые заставляли его щеки заливаться густой краской. Некоторые стихи вызывали улыбку, а некоторые – грусть… Может, именно с этого начинается их воздействие на мир? С воздействия на самого Кира?

Вот! В этом месте и нужно было бежать к ментотерапевтам и разбираться, что происходит! Специалисты по разуму быстро бы нашли изъян и исправили его. Но Кир не побежал. Портить безупречный образ отличника не хотелось. К тому же ему пришлось бы обращаться по месту учебы, к Мате, а она ему совсем не нравилась. Странная. Почему-то не пользовалась достижениями эстетической медицины. Кир слышал, что ей едва исполнилось пятьдесят, да она могла еще выглядеть юной, как ее студентки. А выглядела как столетняя старуха: складочки в уголках губ и даже несколько морщин под глазами! Общаться с таким человеком не каждому захочется.

И все же он оставил свое опасное увлечение в тайне по другой важной причине: не хотелось отказываться от тех странных, словно чужих ощущений, которые накатывали, когда он вновь и вновь читал любимые строчки.

Вот за эту-то слабость он теперь и расплачивается. А обратился бы вовремя, и возможно, медики ему бы быстро помогли. У них есть средства от любых недугов. Или нет! Вдруг его случай уникален? Может, его заперли бы в какой-нибудь из больниц и изучали бы в свое удовольствие.

Стоп! Кир подскочил с кровати и снова заходил по комнате. А что им мешает сделать это сейчас?

Все сложилось в одну картину – и то, как внимательно изучал профессор медкарту, и обещание, что после отчисления Кир послужит науке, и эта странная ночная поездка… Вот значит, какую судьбу ему подготовили?

Бежать! Кир посмотрел на часы. До приезда директора оставался час пятнадцать минут. Слишком много времени он провел в раздумьях. Значит так. Спортивная сумка. Туда – две смены одежды, деньги – их совсем мало, и зайти на кухню – настрогать бутербродов в дорогу.

Только вот в дорогу – куда? К отцу, в Марвилль? Его там будут искать в первую очередь. Да и как спрятаться в маленьком городке, где слухи разлетаются со скоростью света. А это такая новость: из столицы вернулся сумасшедший сын Грасса! Лучше уж поселиться в лесу, где его никто не найдет. Ну да, построить шалаш и жить отшельником. И в любом случае опозорить семью. Кир снова опустился на кровать. Какое-то время он так и сидел – глядя в одну точку и прижимая к груди сумку…

Дело было даже не в том, что идти ему некуда. Никогда еще Грассы не бежали от неприятностей… И если свой вклад в науку он может внести только в качестве подопытного – что ж, так тому и быть.

Он швырнул сумку в угол, лег на кровать и закрыл глаза. Думать больше не хотелось.

Профессор Шерн был пунктуален. Ровно в 21:00 его мобиль уже стоял под окнами дома. Кир тенью выскользнул во двор: главное – не разбудить дядюшку.

– Куда мы? – этот вопрос волновал его больше всего.

– Все увидишь. Не спеши. Тебе нужно кое с кем встретиться.

Мобиль направлялся за город. Что там? Наверное, какая-нибудь особая клиника вдали от посторонних глаз…

– Как здоровье дядюшки?

– Все хорошо, спасибо.

– Нужно будет как-нибудь зайти в гости.

Кир кивнул. Дядюшка, гости, традиционные посиделки за чаем и научные споры до хрипоты… Готов ли он оставить все это в прошлом? Впрочем, его никто не спрашивал. Может, так и лучше.

Они проехали по едва освещенной загородной дороге, свернули в лес, потом долго петляли, пока не остановились в непроходимой глуши.

– Тебе туда, – указал рукой профессор.

– А вы?

– Мне нельзя.

Кир вышел из мобиля. Темно-то как! В городе никогда не бывает такой темноты – густой, настоящей. Директор заглушил двигатель, и уже спустя несколько мгновений заговорил лес: защебетал поздними птичьими голосами, зашуршал листвой, заскрипел ветвями. Поодаль светил тусклый огонек (на расстоянии 43 с половиной метра от мобиля – снова автоматически подсчитал Кир). Подойдя чуть ближе, он смог рассмотреть: огонек – это что-то вроде фонаря. Он выхватывал из темноты дощатую дверь и кусок стены. Киру пришлось хорошенько присмотреться, чтобы разглядеть домик. Неужели такие до сих пор строят? Еще несколько размашистых шагов – и Кир уже рядом. Что за странный источник света! Слабый, едва видный мерцающий огонек за мутным стеклом. Точно не электричество.

Кир немного помедлил, прежде чем войти в дом. Страшно. Но не побежишь же теперь назад, к мобилю. Он потянул на себя дверь, осторожно переступил порог и остановился. Перед ним была небольшая комната (площадь – 14,68 квадратных метров). Кругом царил полумрак. Ну и освещение! Две высокие подставки, на каждой из которых в маленьких чашечках стоят высокие свечи. С открытым огнем! Тут вообще кто-нибудь следит за безопасностью?

Из мебели в комнате были только стол и два стула по его сторонам. На одном из стульев неподвижно сидел человек – седой старик. На его морщинистом лице росли длинные белые волосы. Как неприятно! Неужели в мире все еще есть люди, которые не умеют пользоваться кремом для бритья! На столе перед стариком лежал прутик и… тетрадь. В синей обложке, пухлая, наполовину исписанная – та самая тетрадь Кира по матану.

Как только Кир вошел в дом, что-то стало не так. И это «не так» не было связано ни с освещением, ни с тетрадью, которой тут совсем не место. Изменилось что-то серьезное и фундаментальное. Словно из окружающей действительности пропало нечто, пусть и незначительное, но незыблемое… Киру понадобилось несколько секунд, чтобы отыскать разницу. Звук. Ему не хватало одного звука – тихого, почти незаметного, но такого привычного.

Кир взглянул на часы и похолодел. Секундная стрелка стояла как вкопанная и не двигалась. Часы – подарок отца – не шли. Кир поднял взгляд на старика по другую сторону стола. Понятно. Магик. Настоящий живой магик. На Кира накатила волна отвращения.

Его предали! Он мечтал совершать открытия, был готов трудиться не покладая рук. Да он даже подопытным согласился бы стать – во благо науки и своего мира! Но к такому он уж точно был не готов. Кир резко повернулся и дернул дверь. Дверь не поддалась.

– Меня зовут Махагрон, – голос старика звучал глухо. – Боюсь, тебе все же придется со мной поговорить.

– О чем? – зло бросил Кир. Он понимал, что должен злиться на Шерна, на академию, на весь свой мир, на всех, кто заманил его сюда, в этот дом, в эту комнату, но злился почему-то только на магика. – О том, как при помощи слов управлять миром? Или о том, почему ваши силы не действуют в моем присутствии?

– А почему ты решил, что не действуют? – старик смотрел на Кира с улыбкой. Эта улыбка ему не нравилась. Нет, магик ему не нравился весь, но теперь он еще и улыбался, словно знал что-то такое, что было Киру невдомек.

Старик взял со стола прутик, рассек им воздух – и тетрадь открылась. Сама собой. На той самой злополучной странице. И Кир понимал, что там нет никаких невидимых нитей, пультов управления и намагниченных пластин. А есть то самое неприятное, антинаучное колдовство.

И тут Кира прорвало.

– Не-ет! – он истошно закричал, повернулся к двери и заколотил по ней кулаками. Все что угодно, пусть хоть убьют, только не заставляют смотреть на это…

Словно пружина, которая весь день сжималась где-то внутри, наконец не выдержала и распрямилась.

Его охватил иррациональный, ничем не объяснимый ужас. Какая-то часть сознания Кира еще отдавала себе отчет: то, что происходит, конечно, необычно, но не настолько, чтобы впадать в истерику. Но этот голос был тих и неслышен, а все инстинкты кричали – прочь отсюда, бежать, спасаться! Любой ценой!

Дверь распахнулась, и в комнату, почему-то прихрамывая, влетел профессор.

– Кирсен, ты в порядке? Что тут у вас происходит? – он испепелял взглядом магика.

Говорить Кир не мог. Но он всем телом ощутил: как только появился Шерн, стало легче. Сделав два нетвердых шага, он опустился на свободный стул.

– Благодаря тебе уже ничего не происходит. Зачем было вламываться? – магик крутил в руках прутик. От улыбки не осталось и следа.

Ага. Кажется, появление профессора испортило волшебную игрушку так же, как присутствие магика испортило его часы. Вот и смейся после этого над городскими легендами и страшилками. Может, и в песочного человека придется поверить?

– Но он закричал… – в голосе Шерна слышались виноватые нотки.

Да что же это такое, великий интеграл! Профессор не только не спешит увезти Кира из опасного места, но еще и оправдывается перед этим… существом. Мир определенно перевернулся.

– А чего ты ждал? Это вообще-то первый из ваших, кто лично присутствовал на магическом сеансе. Видимо, некоторое недомогание – это, как у вас говорят, побочный эффект.

Кир, съежившись, сидел на стуле. Его била мелкая дрожь, голова кружилась. «Некоторое недомогание» – не слишком точная формулировка. Но сейчас нужно было выяснить главное. И слушать, как эти двое ведут научный диспут о нем, о Кире, он не собирался.

– Почему эта штука при мне работает? И почему мне от этого так плохо?

Шерн молчал. Вместо него ответил отвратительный старик:

– Вы все тут усиленно ненавидите и презираете магию. Так уж воспитаны… Только остальные ненавидят ее в других. А ты – в том числе и в себе. Очень советую тебе пересмотреть это отношение, пока ты себе не навредил.

– Довольно на сегодня! – прогремел профессор. – Мы уезжаем.

Кир поднялся со стула. Раздумывать над словами магика он будет позже. Сейчас хотелось только как можно быстрее выбраться отсюда.

– Ты прав, пора. А у нас с молодым человеком еще будет время все обсудить.

Старик поднялся и, не прощаясь, вышел за дверь.

Киру же понадобилось несколько минут, чтобы собраться с силами, встать со стула и нетвердой походкой выйти из избушки. Когда они с профессором оказались на улице, там уже никого не было.

Они сели в мобиль.

– Почему вы ничего мне не сказали?! – Кир сорвался на крик и сам удивился, что позволил себе разговаривать с директором академии таким тоном.

– Понятие «чистота эксперимента» тебе о чем-то говорит? – голос снова был ровным и доброжелательным, словно только что не произошло ничего из ряда вон выходящего.