Кричат, что рядом будем мы всегда
Словно небо и вода…
– Сколько раз слышала эту задорную песенку, а не знаю о ней ничего.
– Есть наш старый фильм – «Нежность» называется, она оттуда. Хотя песня – японская, а вот русский текст Дербенёв написал.
– Не смотрела, к сожалению… Хороший фильм?
– Хороший.
Певица пела не ахти как, но слушавшим нравилась. Она выступала в манере, совершенно не мыслимой, скажем, в Москве, но вполне подходящей для курортных городков: она будто вовсе и не выступать пришла, а просто так, сидя среди друзей, вдруг встала, поднялась на сцену и запела.
А над морем, над ласковым морем
Мчатся чайки дорогой прямою.
И сладким кажется на берегу
Поцелуй солёных губ…
Эта песня живо нашла отклик в их душах. Он накрыл своей рукой её руку. Они долго и неотрывно смотрели друг другу в глаза. Представилось, что они где-то совершенно одни и это она поёт для него. А может быть они и не одни вовсе, но всё равно это она поёт только для него, хотя слушать её могут все, пожалуйста, не жалко.
Неподалёку от веранды, когда они покинули уютный ресторан, они обнаружили чистый, с нежным песком и в тоже время ничуть не походивший на пляж, кусочек берега.
– Надо будет наведаться сюда днём, – предложила она. – Здесь наверно мало народу.
Но днём это днём, а сейчас ни с чем не сравнимое ночное купание нагишом…
В первый же день на юге они набрали морской воды в бутылки и обтирались ею перед сном. Она вспомнила, что когда-то мама говорила ей, что эта процедура способствует хорошему сну. Спалось им действительно хорошо, от обтирания ли морской водой или же от накопившейся за день усталости – неизвестно.
Однако вряд ли полезно всю ночь сохранять на своём теле морскую соль. Он предложил сделать всё немного иначе: на ночь они обязательно купались, а потом неподалёку от их комнатки под развесистым каштаном обливались водой из колонки. Соль смывалась с кожи, но солёный морской привкус оставался на губах. И крепкий глубокий сон не заставлял себя долго ждать…
Ночное купание стало для них почти традицией, однако сегодня, уйдя так сказать в загул, они не озаботились прихватить с собой купальные принадлежности. Но какое это имеет значение на пустынном ночном берегу?
О, как прекрасна была вода! Тёплая, нежная, она, казалось, в сто раз была теперь добрее, нежели днём!
Когда Он только ещё вошёл в воду, Она уже плавала. Потом они поплыли вместе по лунной дорожке, как бы разделявшей море на две части.
Возвращались домой поздно, была уже ночь. Они шли по узкой улочке, по обеим сторонам которой стояли акации.
Стук её каблучков – праздник. Каждое касание друг друга – праздник. Появлявшиеся и исчезавшие тени – праздник. Лица их, на короткое мгновение возникавшие в свете редких фонарей – праздник. Полумрак, таинственная торжественность негромко вздыхавшего моря – праздник. Запах цветов – праздник! праздник!! праздник!!!
И вот они дома. Божественный, проникающий в душу трепетный холодок охватывает их тела. Он берёт полотенца, и они идут к колонке. И начинают обливаться, осторожно, чтобы не разбудить никого в доме.
Они даже не смотрят на наготу друг друга, но всё равно видят. Они видят то всё сразу, словно со стороны, то малюсенькие детали. Он долго потом помнил стекавшую по её груди прозрачную, как слеза, капельку воды. А сколько очарование было в этой влажной, едва заметной водяной дорожке, оставшейся на её молодой светло-кремовой коже…
Они поливают друг друга водой и словно придерживают её прикосновением ладоней, затем путешествуют по телам друг друга полотенцами, вспыхнувшее в их молодых телах желание сводит их с ума, они обнимаются…
Расцепить объятья они не в силах. Они так и идут к постели, словно сиамские близнецы, сросшиеся спереди. Идти чертовски неловко, шаг медленный, осторожный, как бы на ощупь – ведь и упасть недолго. Но даже помыслить, чтобы разорвать объятья хоть на секунду они не могут.
И только чуть позже, оказавшись в своей комнатке, наступает тот долгожданный, нестерпимо-прекрасный миг, когда они в лихорадочной поспешности падают на прохладные простыни и, наконец, становятся единым целым…
Они счастливы, Боже, как они счастливы! Будь это медовый месяц, кто подивился бы этой ненасытной жадности сладостных ощущений! Но это длится у них уже второй год, а радость от обладания друг другом всё такая же неизбывная, как и в первый раз.
Будет ли так всегда? Что толку думать об этом! Но сейчас и представить себе невозможно, что это когда-то может кончиться. Как? Разве эта вечная новизна ощущений может иссякнуть?!
Нет, в это не верит сейчас ни Он, ни Она. Может это и бывает у кого-то, но только не у них!
Говорят, что всё когда-либо кончается и ратуют за какую-то искусственную новизну отношений, за умение представлять себя по-новому. Но природу не обманешь. Рано или поздно искусственная новизна станет утомлять, раздражать. А настоящая любовь тем и ценна, что сама несёт новизну!
Ты со мною, ты рядом, со мною
И любовь бесконечна, как море,
И солнце светит и для нас с тобой,
Целый день поёт прибой.
Вьюга
Было уже поздно, но в окне второго этажа по-прежнему горел свет. Сквозь лёгкие тюлевые занавески был виден силуэт женщины, неспешно, точно в задумчивости, прохаживавшейся по комнате. Вдруг она остановилась у окна, решительным взмахом руки откинула занавеску и прильнула лицом к оконному стеклу. Наблюдавшей за нею мужчина инстинктивно отпрянул назад и укрылся за опушенной снегом берёзой, хотя предосторожность эта была излишней: фонари не горели, двор тонул во тьме.
Она не увидела его, но сердцем почувствовала, что он где-то рядом, этот странный мужчина с седыми висками. Некоторое время она, зябко кутаясь в шаль, пристально вглядывалась во вьюжную темноту, потом, задёрнув занавески, отошла от окна и вскоре потушила свет.
Постояв ещё некоторое время в своём укрытии и, почувствовав, что ноги его окончательно застыли, мужчина побрёл прочь.
Вьюга завывала всё сильнее и сильнее, беспощадный ветер пронизывал до костей, редкие в этот час прохожие, подняв воротники, спешили домой, в тепло. Слегка задыхаясь от дувшего в лицо ветра, мужчина шёл, прикрываясь ладонью от летевшего в глаза снега.
Он почти не спал в эту ночь, много курил, думал и лишь под утро забылся коротким сном, однако по выработанной годами привычке в шесть часов был уже на ногах. Но чувствовал себя разбитым; болела голова и знобило. Смерив температуру, понял, что заболел. Выпил чаю с мёдом, принял порошок и залез под одеяло. Идти ему никуда не нужно было.
Андрей Филиппович Поклунин, майор в отставке, числился безработным, банк, где он служил в охране, лопнул. Несмотря на возраст (48 лет), семьёй он не обзавёлся. Сначала кочевая армейская жизнь тому помехой была, потом тяжёлое ранение и последовавшая за этим мимолётная встреча с женщиной на борту самолёта «Ан – 12», вёзшего «груз 200» из Афганистана. То ли так действительно совпало, что иного транспорта не имелось, то ли отправлявшие его люди решили, что вскоре майор сам превратиться в «груз 200». В чреве этой железной птицы самоотверженная медсестра дважды «запускала» майору отказывавшееся работать сердце.
Как ни странно, но, находясь в полубессознательно состоянии, Поклунин отчётливо запомнил облик своей спасительницы. Чуть удлиненное лицо, нежный подбородок, карие, с зеленцой глаза и непослушная прядка каштановых волос то и дело выбивавшаяся из-под белой шапочки.
– Как вас зовут? – пересохшими губами прошептал он, но, истратив на произнесение этой фразы остаток сил, вновь потерял сознание и ответа не услышал.
Из армии Поклунина комиссовали, положили неплохую пенсию, на которую можно было нормально жить. Но сидеть без дела молодому мужчине не пристало, он устроился в первый отдел одного режимного предприятия. Определившись с работой, занялся личной жизнью. Во что бы то ни стало, он намеривался разыскать спасшую его медсестру. Однако никто из бывших однополчан не смог назвать Поклунину её имя, а доктор, летевший тогда вместе с ними, был вскоре убит. Правда некоторые с небольшой долей уверенности назвали имена похожих по описанию майора девушек, он встречался с ними, но не одна из них не оказалась той самой…
Он всюду искал её, искал в военных госпиталях, так или иначе связанных с Афганской войной, искал по больницам и даже районным поликлиникам. Но сколько их было по всему Советскому Союзу! Отчаявшись, он даже подумал, что образ той девушки ему просто пригрезился, в том состоянии между жизнью и смертью, в котором он пребывал, это было вполне возможно. Однако что-то подсказывало ему, что та девушка всё-таки была в реальности.
Сердобольные друзья несколько раз пытались его женить, и претендентки подбирались удачно: не дурны собой, с покладистым характером. И Поклунин отчасти был готов связать
себя узами Гименея, но в решающий момент перед его мысленным взором представал образ кареглазой девушки в белой шапочке…
Прошло больше десяти лет.
В тот день Поклунин возвращался домой в мрачном настроении. Банк, где он служил в охране, готовился со дня на день объявить себя банкротом; служащим предложили подыскивать новые места. У Поклунина запасных вариантов трудоустройства не имелось, не озаботился раньше, думал, что банк – учреждение надёжное, не прогорит ни при каких обстоятельствах. Всё получилось наоборот.
