Дембель

Отец, продолжая с аппетитом жевать ответил:

– Всему есть объяснение. У нас с мамой давняя договорённость. Тебя ждёт ещё один сюрприз. Завтра в нашем доме в Гурне-сюр-Марн устроим вечер вопросов и ответов. Потерпи, пожалуйста. Передай ещё маме, не забудь, адрес: Райская улица, тридцать, она знает, что это значит.

 Упоминание особняка на Гурне-сюр-Марн произвело на Рене эффект ледяного душа, он даже подпрыгнул на стуле. Невероятная встреча с отцом вытеснила из памяти жуткие события последних дней.

– Я должен признаться… М-м-м… У нас больше нет недвижимости в Париже. Также всё потеряно в Марселе и Ницце. Виноградники и винное производство отобрали. Южноафриканские рудники больше нам не принадлежат. Остался только дом в Перпиньяне. Я банкрот!

Рене всю жизнь стыдился своих неудач, болезненно реагировал на критику матери, но сейчас внезапно ощутил, что может открыться отцу, высказать впервые в жизни всё, что наболело в душе за долгие годы. Жалость к себе волной захлестнула Бенуа, и он громко зарыдал, закрыв лицо ладонями.

От неожиданности Морган поперхнулся, в глазах промелькнула растерянность. Не соизмеряя силу, он резко выскочил из-за стола, коробки с лапшой опрокинулись. Бережно обняв сотрясающегося в рыданиях сына, отец уткнулся головой в его плечо и тихо произнёс:

– Не переживай, всё будет хорошо!

 То ли Эдвард опять использовал свои сверхспособности, то ли душевная слабость Рене оказалась кратковременной: слёзы и стенания в скором времени затихли. Бенуа окрепшим голосом сказал:

– Я подвел род Морганов. Я единственный во всем виноват!

Отец похлопал его по плечу и ободряюще произнес:

– Ну, теперь я дома, мы во всём разберёмся. И запомни, если кто и виноват, то это только я! Лучше расскажи, как это произошло?

Эдвард второй раз за сегодня достал из бара коньяк и щедро наполнил бокалы. Рене одобрительно крякнул и без лишних уговоров тут же осушил свой бокал до дна.

– Пять лет назад новый префект навязал мне управляющего, как раз в то время, когда надо было обновлять лицензии. Одновременно с этим откуда ни возьмись появилась японская компания, претендующая на часть наших владений. Каждый последующий год судебные тяжбы заканчивались не в мою пользу. А полгода назад оказалось, что в этом замешана японская мафия и управляющий был их человеком. Часть подписей и бумаг они подделали, а однажды ночью их головорезы ворвались в мой дом и похитили меня. Угрожая расправой, заставили подписать документы, передающие якудза полное право на нашу собственность, – на мгновение Рене замолчал, переведя дыхание, и продолжил: – А позавчера бандиты предупредили, что если я не уберусь из Парижа до выходных, то пострадают мои близкие, а потом и я. Сегодня утром я пытался уговорить маму поехать в Перпиньян, завтра уже пятница, а она показала мне твоё письмо. Теперь ты всё знаешь. – Бенуа с надеждой посмотрел на хмурого отца, который барабанил пальцами по столу.

– За вами должен был присматривать мой брат, он мне обещал! – сквозь зубы процедил Морган.

– Дядя Уильям умер десять лет назад.

– Умер? От чего?

– Ему было девяносто два года, для многих людей это естественный предел жизни. Перед смертью он просил тебе передать буквально следующее: «Скажи этому отступнику, чтобы пожил за меня пару сотен лет». Я тогда не понял, что он имел в виду, подумал, заговаривается старик.

– – Эх… Жаль, я любил его всем сердцем, хотя у нас и были разногласия! – лакированная поверхность стола продавилась и покрылась трещинами в том месте, где пальцы Эдварда нервно выбивали ритм. – Это его выбор. Уильям так же, как и я, мог пойти в солдаты и заслужить миллениум весёлой жизни. Но он был полон предрассудков. – Морган рывком поднялся, посмотрел на часы, его лицо приобрело хищное выражение.

– Так ты говоришь, за всем стоит префект?

– Да, всё началось с него, даже Симон Дестьё не смог помочь, это одноклассник мамы, а он был мэром Парижа, – Рене почувствовал неудобство и тоже встал из-за стола.

– Давай навестим этого префекта, пока ещё рабочий день, надеюсь, застанем его в префектуре, в противном случае придётся потревожить его в домашней обстановке, – резко произнёс Морган.

– Прямо сейчас? – от яростного напора отца и его быстрых решений Бенуа ощутил смятение и слабость в ногах.

– А чего тянуть? Надо всё решить сегодня! Завтра вечером у нас праздник: отмечаем моё возвращение и не только! – Отец хитро подмигнул и шутливо прикрикнул: – Быстро, быстро, на выход!.

 Рене явственно осознал, что отведённая на сегодня порция стресса ещё не закончилась, поэтому, спускаясь в лифте к автостоянке, он мысленно повторял одну и ту же известную ему молитву.

***

 В префектуре было не протолкнуться: у каждого было своё дело, свои заботы, но при этом многие, заметив Рене с отцом, провожали их долгим недоуменным взглядом. Выглядели они престранно: помятый Бенуа словно сбежал из реанимации, бледный и взлохмаченный с испуганно бегающим взглядом. Рядом с ним широкоплечий Морган выглядел как киногерой из старых фильмов, он уверенно раздвигал толпу, одаривая встречных зловещей улыбкой.

 Офицер, сидевший на проходной и пропускавший посетителей, отличался тучностью. Его второй подбородок лежал на засаленном воротнике рубашки, а маленькие колючие глазки смотрели с подозрением. С самого утра полицейского одолевала невыносимая изжога, поэтому он был излишне раздражителен, и на вопрос странной парочки, можно ли пройти к префекту, ответил более грубо, чем обычно позволял себе:

– А к президенту вам не надо?

 Рене причислял себя к высшему обществу Парижа и не привык к подобному обращению. Но его возмущение вылилось лишь в безобидную фразу:

– Что вы себе позволяете?

– Месье, для вашего блага прошу, ступайте домой, проспитесь! – видно было, что офицер получает удовольствие от этой перебранки.

 Задохнувшись от возмущения, Бенуа визгливо прокричал:

– Пригласите сюда немедленно вашего начальника!

Толстяк в форме осклабился, показав редкие зубы, и посмотрел на рядом стоящего сухопарого напарника.

– Может, ещё папу Римского пригласить?

Полицейские одновременно заржали, стукая друг друга по плечу: они уже давно сработались и не в первый раз исполняли подобный номер. Толстяк, брызгая слюной, с трудом придал лицу серьёзное выражение и официальным тоном отчеканил:

– Сержант Клутье, прошу, выведите этих месье на улицу, а если будут сопротивляться, сдайте их в участок.

 Тощий полицейский, давясь от смеха, сказал:

– Есть, лейтенант Фабиан!

 Лейтенант хотел ещё добавить какую-то скабрёзную шуточку, но ухмылка сошла с его лица, и он подскочил как ошпаренный.

– Клутье, стой! Какой же я болван! – толстяк ударил себя по лбу и неуклюже подбежал к Бенуа и Моргану. – Тысяча извинений! Вас с самого утра ожидает месье Арно Дюран! Простите великодушно, всему виной моя забывчивость! Я лично провожу вас до приёмной префекта!

Лейтенант раскланивался и расшаркивался, как на приёме у королевы, его коллега с удивлением вытаращил глаза. Рене тоже озадачила быстрая смена настроения полицейского, и он вопросительно посмотрел на отца, тот подмигнул ему в ответ и стал подталкивать в сторону лифтов.

 Сержант Клутье не мог припомнить случая, чтобы лейтенант Фабиан перед кем-то так заискивал и унижался: даже когда его отчитывал сам комиссар Рено, напарник держался независимо и вызывающе. То, что происходило сейчас, было подозрительным.

– Извините, лейтенант, вы точно уверены, что месье префект ждёт их?

– Сержант, я уверен. Чем задавать глупые вопросы начальству, лучше займите свой пост и приступите к выполнению служебных обязанностей, а я провожу месье! – строго рявкнул толстяк.

 Сержант опешил: Фабиан никогда с ним так не разговаривал, тем более при посторонних.

– Но их даже нет в журнале посещений!

– Так впишите их туда! – лейтенант остановился, злобно сверкнул глазами и добавил: – Видимо, сержант, вы хотите остаться без премии в этом месяце? Или мне написать докладную на имя комиссара Рено?

Клутье понял, что ситуация принимает крутой оборот, и стушевался.

– Никак нет, лейтенант Фабиан! Извините! – он замер, вытянувшись по стойке смирно, и отдал честь. Последнее, что он услышал, это как лейтенант говорил гостям: «Не беспокойтесь, я обязательно позабочусь, чтобы тупица-сержант получил выговор!»

 Дорога до приёмной префекта заняла не более трёх минут, но за это время лейтенант Фабиан успел рассказать о всех своих смертных грехах. Особенно разоткровенничался о способах использования служебной машины в личных целях и о том, как присвоил часть муниципальных денег, выделенных на ремонт полицейского гаража вместимостью двадцать машин.

 Пока полицейский с жаром раскрывал свои секреты, отец успел шепнуть Рене на ухо, что этот компромат поможет удержать Фабиана от необдуманных действий после окончания ментального контроля. Бенуа уже сам догадался, что странное поведение полицейского – это заслуга необычных способностей отца.

 Когда секретарь префекта, полная женщина с приятным лицом, преградила троице путь со словами: «Месье Дюран сегодня не принимает», лейтенант по-хамски отодвинул её в сторону и пинком отворил дубовую дверь в роскошный кабинет высокопоставленного чиновника.

 Видимо, нечасто к префекту на приём заходят подобным образом: он с изумлением снял очки и заморгал, глядя на вошедших. Месье Дюран был неожиданно молод для этой должности, при этом обладал солидной комплекцией и всегда держался уверенно. Широкая доброжелательная улыбка, с которой он неизменно появлялся на публике, отвлекала внимание от холодных глаз расчётливого и жёсткого человека.

– Что происходит? Кто эти люди? – хорошо поставленный голос префекта звучал пугающе повелительно.

 Каким-то образом женщина-секретарь прорвалась вперёд и жалобно заголосила:

– Месье, я не пускала, это форменное безобразие!

Не успела она договорить, как лейтенант Фабиан подхватил её за ноги, задирая юбку и оголяя толстые ляжки, взвалил себе на плечи и, покачиваясь под тяжестью ноши, вышел из кабинета.

 За дверью слышались истошные вопли секретарши, но префект с невозмутимым лицом заговорил:

– Браво, месье Бенуа, не ожидал от вас дерзких поступков. Так же удивлён, что лейтенант с вами заодно. Но хочу предупредить, что это только усложнит ваше положение. Негативных последствий не избежать.

Дюран достал из коробки здоровенную сигару и не спеша раскурил её. Рене и Эдвард, расположившись напротив в глубоких удобных креслах, молча наблюдали за ним.

– Ну что ж, говорите, зачем пришли. У вас не больше пяти минут. При вашем появлении я нажал на тревожную кнопку под столом, и скоро тут будут солдаты спецназа. Не думаю, что заговорщик-лейтенант их остановит.

По дороге в префектуру по запруженным автомобилями улочкам Парижа вспыхнувший гнев Эдварда Моргана угас, уступив место злости на самого себя. Вина за происходящее полностью лежала на нём. Глядя на то, как сосредоточенно сын ведёт машину, на его лысеющую голову и дряблое лицо, Морган испытал к нему отцовскую нежность вперемешку с жалостью. Весь облик Рене, даже в минуты, когда он хотел выглядеть брутально и убедительно, говорил о его беззащитности и об отсутствии внутреннего стержня. В народе таких называют недотёпа и размазня.

Но Эдвард знал, что он всё непременно исправит и что его любимый сын обязательно проявит скрытые качества настоящего человека.

Изучая сложную приборную панель автомобиля, рассматривая на ходу сверкающие здания  из стекла и бетона и спешащих прохожих в причудливых одеждах, Морган восхищался переменами, произошедшими на земле. После космических странствий земной мир казался крошечным и примитивным, но благодаря процедуре «Освежение памяти» яркость переживаний на других планетах поблекла, события последних сорока лет потеряли важность и утратили влияние на личность Моргана. Поэтому, появившись в шесть утра в кабине телепорта в «Парижском отделении Взаимодействия» и заселившись в отель, Эдвард не переставал искренне радоваться и удивляться развитию новых технологий.

Постоянно крутя головой и излишне крепко сжимая руль, сын срывающимся голосом рассказал, что бандиты запретили ему появляться у префекта и вообще попадаться им на глаза в Париже. Обещали прострелить колени, а потом живьём закопать в Булонском лесу. Страх владел каждой клеточкой тела Рене, но при этом он продолжал гнать машину на встречу с префектом. Морган понимал, что причиной отчаянного мужества сына стал он сам: Рене поверил в него, поверил в его возможности. Это пробудило в Эдварде давно забытые чувства собственной значимости и громадной ответственности перед собственной семьёй.

Перед дверями префектуры Морган попросил сына не вмешиваться и позволить ему одному уладить все вопросы с префектом.

 После непродолжительной паузы, во время которой префект надменно взирал на гостей, а Рене беспокойно тряс ногой, отец твердо произнёс:

– У нас всего одна просьба. Верните имущество Морганов. Я даю вам возможность сделать это добровольно.

– Молодой человек, я разговариваю не с вами, прошу, не вмешивайтесь, – месье Дюран посмотрел на Эдварда так, как смотрит строгий педагог на расшалившегося ученика. Густые чёрные брови собрались у переносицы, глаза прищурились.

– Ну что ж… Я вас предупреждал, – на губах Моргана появилась уже знакомая ухмылка.

– Послушай меня, ты, разряженный павлин, в этом кабинете предупреждать, угрожать или пугать могу только я! – префект побагровел, глаза налились кровью, и он стал походить на рассвирепевшего боевого быка.

 В следующее мгновение префект поднялся во весь свой могучий рост и замер. Лицо заметно побледнело. Не сводя глаз с гостей, он вышел из-за стола и начал раздеваться.

 Каждую снятую вещь месье Дюран аккуратно вешал на спинку кресла. Хорошо сшитый пиджак, скрывающий недостатки фигуры, дорогой шёлковый галстук, затем белоснежная рубашка… После снятых брюк, обнаживших нижнее бельё, Рене не выдержал:

– Что вы делаете?

Тот не ответил: он снимал обувь и развешивал носки. Апогеем этого перформанса стало полное оголение чиновника. Бледно-розовые трусы покрыли горку одежды.

 Зрелище открылось мерзкое. У неподготовленного зрителя вид обнажённого тела, обезображенного чрезмерным чревоугодием, может вызвать тошноту. Некоторые рискуют получить душевную травму, запечатлев эту картину в памяти на долгие годы.

 Бенуа поспешно отвернулся, испытывая одновременно стыд за себя и за префекта. Моргана же не смутило происходящее, он продолжал смотреть, как префект подошёл к окну и попытался влезть на широкий подоконник. С третьей попытки ему это удалось, и месье Дюран победоносно вскинул руки, ухватившись за верхнюю часть рамы. Представив себя на обозрение прохожим бульвара Морлан в чём мать родила, чиновник слез с окна, подошёл к рабочему столу и ойкнул. Взгляд его сделался испуганным, на лице отобразилось замешательство. Префект в панике осмотрел кабинет, сидящих мужчин и голого себя, схватил одежду и, прикрыв срам, попытался спрятаться за столом. Выглядело это комично. Словно гиппопотам пытается скрыться за тоненькой пальмой.

 Пока месье Дюран с вытаращенными глазами в полуприседе пытался рукой попасть в рукав рубашки, Морган ледяным тоном произнёс:

– В завтрашних газетах на первой полосе могла появиться статья с заголовком: «Префект Парижа покончил с собой, выпрыгнув с пятого этажа». Но сегодня акт суицида был нами предотвращён, и вы, месье Дюран, остались целы и невредимы. Можно сказать, мы ваши ангелы-хранители. В ваших интересах не ссориться с нами, а то в следующий раз, когда вы решите выброситься из окна или направить машину на встречный грузовик, мы не сможем остановить вас, так как присматриваем и заботимся только о друзьях.

 Видимо, первый шок от произошедшего отпустил префекта, и он плюхнулся в кресло с рубашкой, надетой только на одну руку. Левая щека подёргивалась в нервном тике, глаза ошалело смотрели на Эдварда.

– Что вы со мной сделали? Кто вы вообще такой?

– Меня зовут Эдвард Морган. Но вас сейчас должно волновать только одно: как до завтра вернуть собственность Рене Бенуа и до вечера освободить и подготовить наш дом на Гурне-сюр-Марн.

– Но я… – префект опять попытался натянуть рукав, но ничего не получилось, и он обессиленно откинулся на спинку кресла.

– Пожалуйста, поймите, – голос месье Дюрана дрожал. – У них есть на меня компромат. Я не могу ничего сделать без их разрешения.

– О ком вы говорите? – Морган перевёл взгляд с префекта на постукивающего каблуком Рене, который следил за их диалогом и был так напряжён, словно через тело пропустили тысячу вольт.

– Якудза, – почти шёпотом проговорил чиновник.

– О да, я и забыл, что здесь замешаны ещё и бандиты, управляющие государственным чиновником и угрожающие моему сыну!

Рене не мог понять, по-настоящему ли злится Морган, или сотрясающий стены яростный голос рассчитан исключительно на префекта.

– Какому сыну? Я ничего не понимаю.

Месье Дюран уже не был тем грозным чиновником, который несколько минут назад надменно взирал на непрошеных гостей. Он совершенно перестал контролировать себя и превратился в жалкое зрелище.

– Ты боишься не тех людей. Я бы мог заставить тебя рассказать всё, что ты знаешь, даже шифр от банковской ячейки, но уверен, после нашего знакомства ты станешь преданным другом и добровольно станешь помогать нам.

– Конечно, конечно, всё что в моих силах, – префект с энтузиазмом закивал.

– Что надо сделать, чтобы вернуть наше имущество? – рявкнул Морган.

– Ваше? Вы имеете в виду имущество Рене Бенуа? – чиновник боялся неправильно понять слова странно одетого мужчины и только поэтому осмелился переспросить.

– Ну а чьи же ещё? – Удивительно, как громко может звучать человеческий голос, а может, и не совсем человеческий. Казалось, стёкла лопнут от вибрации.

– Всё недвижимое имущество месье Бенуа и все коммерческие предприятия сейчас принадлежат месье Кадзуо Таоке – это глава клана Ямагути-гуми. Я с ним лично не знаком. В Париже делами заправляет его правая рука Каору Ямамото.

– Как его найти. Адрес?

 Только префект собрался открыть рот, как двери с треском распахнулись и в кабинет, стуча тяжёлыми сапогами по блестящему паркету, вбежали восемь полицейских во главе с лейтенантом Фабианом.

 Стражи порядка замерли, озираясь по сторонам,, некоторые держали дубинки, у троих в руках сверкнули револьверы. Лейтенант вёл себя странно, прикрывал рукой глаза, словно от солнечного света. Увидев полуголого префекта, он на мгновение оторопел, но тут же, не глядя на Моргана и Бенуа, решительно скомандовал.

– Не смотреть им в глаза! Они гипнотизёры! Если будут оказывать сопротивление, стреляйте по ногам!

 Ближайший к Моргану и Бенуа здоровяк полицейский с рыжими усами, настоящий деревенский парень, видимо, не верил в паранормальные явления и с азартом охотника уставился на свою добычу. Нечасто в префектуре случаются подобные инциденты, а всегда хочется применить навыки, приобретённые на регулярных стрельбищах, в реальной обстановке. Направив короткоствольный револьвер на Моргана, он пружинисто согнул ноги, левую руку отставил в сторону, загораживая путь к побегу, и грубо прорычал:

– А ну… встали оба, руки за голову!

 Оцепеневший Рене не сразу понял, что произошло.

 Только что сидевшего в кресле Моргана словно размазало по воздуху, как быструю машину на стоп-кадре. Разноцветной лентой вихрь врезался в группу ощетинившись оружием охранников. Шум ударов слился в короткий глухой рокот. В одно мгновение людей раскидало по кабинету, как кегли в боулинге. По полу, стуча, покатились дубинки и тяжело попадали револьверы.

Некоторые полицейские еще стекали по стенам, закатывая глаза, когда в эпицентре торнадо возник Эдвард. Он стоял хмурый лицом к префекту.

 Ошеломлённый месье Дюран крепко зажмурился и втянул голову, ожидая удара. Страх сковал тело, он понял, что это – последние секунды жизни. Картины из прошлого пролетели перед глазами, и он вспомнил, как секретарь предыдущего префекта, трагически ушедшего из жизни, предупреждал его не связываться с Морганами, говорил, что эта семья – табу. Чиновник тогда ещё подумал, что разберётся, почему это – табу. Но, видимо, со временем позабыл.

 Вопреки ожиданиям, мужчина, назвавшийся Эдвардом Морганом и оказавшийся олицетворением сверхъестественной силы, заговорил:

– Адрес. Говори адрес!

– К-к-какой? – префект сотрясала дрожь, он был на грани истерики.

– Якудза, Каору Ямамото. – Рене, пребывая в стрессе, обратил внимание, что отец запомнил в такой ситуации имя правой руки босса якудза.

– О-о-он купил особняк на Мёдон… Сейчас я найду точный адрес. – И префект трясущимися руками принялся открывать и закрывать ящики стола, а после боязливо протянул листок бумаги.

 Морган забрал адрес и махнул рукой сыну.

– Вставай, мы уходим. – Повернулся к префекту и безо всякой агрессии сказал:

– А зачем вы отняли имущество Рене? Имея хорошую должность, вы должны и без этого быть состоятельным человеком, не опускаясь до грабежа.

 Месье Дюран имел присказку, которую часто повторял среди знакомых на званных обедах, и сейчас, когда ему задали такой нелепый вопрос, он повторил то, что первое пришло на ум:

– Потому что мог. Потому что сильный пожирает слабого. Это закон природы.

Префект сам ужаснулся своей фразе и постарался опуститься ещё ниже за письменный стол.

 Ответ полностью удовлетворил Моргана. Окинув оценивающим взглядом лежавших без сознания полицейских – некоторые из них начинали приходить в себя, издавая стоны, – он подобрал ближайший револьвер.

– И последнее, мой дорогой месье Дюран, дам вам совет. Чтобы остаток вашей жизни не измерялся в часах и минутах, отложите все свои важные дела и займитесь возвращением собственности Морганов. Дом на Гурне-сюр-Марн завтра должен быть готов к восемнадцати ноль-ноль, ключи завезёте. С японцами я все вопросы улажу, поэтому делайте всё, что необходимо.

 Префект, как загипнотизированный, следил за револьвером в руке Эдварда и повторял: «Всё сделаю, всё сделаю, всё сделаю…» Даже когда отец с сыном вышли из кабинета, в тишине опустевшего здания до них отчётливо доносился монотонный шёпот чиновника.

 Как только удаляющиеся шаги по коридору стихли, голову поднял лейтенант Фабиан, который уже пришёл в сознание и притворялся бесчувственным.

– Месье Дюран, не волнуйтесь, далеко эти фокусники не уйдут. Дом окружён спецназом. Там их трюки бесполезны. Либо они сдадутся, либо с крыш соседних домов их изрешетят снайперы.

 ***

Щёки Рене пылали, слова застряли в горле: он не переносил человеческую жестокость, любое проявление насилия вызывало в душе яростный протест и возмущение. Наблюдая, как отец унижал префекта, Бенуа испытал глубочайшее чувство отвращения. Вместо злорадства «так ему и надо» его захлестнуло негодование на отца, что тот опустился до такого поступка.

Тишину эвакуированной префектуры разбавляло тревожное гудение ламп дневного света. У Рене от напряжения звенело в ушах, так что он не сразу услышал, как отец заботливо интересовался, что с ним происходит. Рене неожиданно взорвался упрёками:

– Тебе не следовало так поступать! Из героя превращаться в чудовище! Есть границы, за которые приличный человек не должен выходить. Зачем нужен был этот позорный стриптиз? Ну скажи, зачем?

Морган остановился посреди широкой лестницы, ведущей на первый этаж, и с грустью посмотрел на сына.

– К сожалению, наш мир далёк от совершенства и методы борьбы за выживание шокируют чувствительных натур. Мне очень жаль, что ты стал свидетелем неприглядной  стороны жизни. – Голос отца был тихим, невыразительным.

– Ох, оставь эту демагогию. Ты бы мог его заставить сделать всё, что захочешь, как с этим капитаном Фабианом! – выкрикнул Бенуа.

– Дорогой мой Рене, я не могу постоянно контролировать префекта, а нам нужен союзник, который будет самостоятельно принимать решения в нашу пользу. Унизить и растоптать – это старый психологический приём, который позволил нам за несколько минут из могущественного врага сделать послушную марионетку. Если ты знаешь способ лучше, пожалуйста, скажи.

 Рене прищурился и надул щёки.

– Ты даже сейчас пытаешься мной манипулировать. Конечно, я не знаю способа, как бороться с такими людьми, раз оказался в этой ситуации.

 Морган опёрся на мраморные перила и, не глядя на сына, ответил:

– В нашем обществе сложилась ситуация, когда грязную работу выполняет меньшинство, про которое не принято говорить, а если это не на слуху, то как бы этого и нет. Обычный добропорядочный обыватель не отрубает голову бедной свинке или телёнку, а просто покупает колбасу в мясном отделе супермаркета. По выходным он протестует против жестокого обращения с животными в цирке или зоопарке, а вечером, расположившись перед телевизором с бутербродом из буженины, возмущается жестокостью полицейских, которые превысили полномочия, наводя порядок в городе.