Рукопись несбывшихся ожиданий. Дорога жизни
«Пригласить профессора Аллиэра посмотреть на такое зрелище, м-м-м. Это, это было бы великолепно!» – мысленно наслаждался он тем, как организовать в личном деле Милы Свон ещё один строгий выговор. Как сделать её репутацию таковой, чтобы его отец раз и навсегда похоронил мысль о гиблой невестке.
– Как-то странно ты обо мне не думаешь, раз всё проходу не даёшь, – попыталась поддеть его Тварь, но Антуан лишь ненадолго смерил её презрительным взглядом. И на следующие две попытки достучаться до него не отреагировал тоже.
Даже больше, чем агрессивнее вела бы себя Тварь, тем приятнее делалось бы у него на душе. Но ожидания не оправдались. Миле Свон слишком быстро надоело решать проблему на словах, раз она начала плыть в сторону молодого лорда. И да, проигнорировать приближение девушки у Антуана не вышло. Он уставился на неё во все глаза, когда она начала выходить из воды. Обнажённая. Абсолютно.
– Думаешь, я намерена стесняться своего тела? – раздражённо сказала она, демонстративно останавливаясь возле Антуана, чтобы поднять поясок.
От такого у него аж язык отнялся. Вроде можно было (да и стоило!) сказать много чего, но Антуан смог лишь ошарашенно смотреть, как Тварь комкает в руке пояс и идёт к своей одежде. Она бесстыдно промокнула влажное тело полотенцем, не постеснялась даже обтереть промежность, прежде чем накинула на себя нижнюю сорочку. Однако, вытерлась она крайне плохо, раз сорочка всё равно прилипла к телу и очертила соблазнительные женские формы.
– Я нисколько не думаю, что шлюха способна хоть чего-то стесняться, – наконец-то смог выдавить из себя оскорбление Антуан. – Уверен, тебе даже приятно забавлять мужчин своей наготой.
– О, так ты думаешь, мне приятно, что ты на меня смотришь? – вмиг возмутилась Тварь. – Нет, нисколько. Просто принимать твои правила я не собираюсь, а потому сиди тут, любуйся то ли на меня, то ли на озеро. У меня же совсем другие планы на вечер.
К этому моменту Тварь достаточно облачилась, чтобы считаться одетой, но её распущенные влажные волосы и удерживаемый в руке корсет всё равно наводили на мысль о распутстве. В конце концов, нынешний вид этой женщины любого мужчину спровоцировал бы, так что не было ничего удивительного в том, что Антуан ярко ощутил зов плоти. Ему в принципе было бы приятно поставить на колени эту мерзавку, а уж с вполне так конкретной целью…
Воображение подстёгивало желание. И именно из-за него, именно из-за необходимости сдержать себя, Антуан, храня молчание, перевёл взгляд на озеро и не отводил глаз с его вод до тех пор, пока Тварь не покинула берег. При этом молодого лорда аж потряхивало из-за произошедшего. Он дышал, но при этом вовсю задыхался.
– Ну уж нет, – наконец, грозно проговорил он, ударяя кулаком подле себя. – Пусть такая дрянь нисколько недостойна становиться частью рода Грумбергов, но ты клятву подчиняться мне во всём принесёшь. На правах мужа я изничтожу тебя, и никто, никакой Ковен даже не помешает мне сотворить с тобой всё, что угодно. Уж я исполню волю своего отца. По полной исполню. Тебе придётся не раз покорно раздвинуть для меня ноги, а там я и похороню тебя заживо. Заживо сгною в каком-нибудь склепе.
В этот миг Антуану всего-то расхотелось плыть против течения. Что толку в его сопротивлении? Он бы лишь по полной вкусил проблем из-за противостояния отцу. Так к чему это было нужно, если Тварь от этого только выигрывала? Нет, ну почему бы не покорить эту женщину тем способом, что сам так и стелется широкой дорогой? В конце концов, что за глупость сидит в нём – отчего он должен с уважением относиться к собственной супруге? Его отец даже такой светской львице, какой некогда была леди Каролина, предоставил вполне так определённую роль безропотной клуши-наседки, и все об этом молчали. Так кто заступится за некую Милу Свон? Нет, никто.
Вместе с этими мыслями к Антуану также пришло понимание правоты отца. Единственное, что было опасно для предстоящего брака, так это репутация Твари. И опасна она была тем, что принизила бы самого Антуана. Ему же нисколько не хотелось, чтобы на него в светском обществе смотрели свысока.
«Пожалуй, всё же придётся озаботится её принятием в общество», – решил молодой лорд, и на этой мысли уверенно поднялся с травы.
***
– Фу-х, – выдохнул Люций, отряхивая от мелкого сора подрагивающие из-за перенапряжения руки, а затем гордо упёр ладони в бока. Он считал, что совершил едва ли не героический подвиг, подняв из подвала в гостиную три огромных пыльных короба. Причём, проблема была не столько в их тяжести, сколько в массивности и в том, что доски были грубо обработаны. Ящики никак не получалось удобно ухватить руками, да и пальцы уже были утыканы занозами, а потому Люцию пришлось использовать верёвку и силу собственного ума.
Честно, после стольких мытарств в настоящий момент старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий был поражён тому, как ловко грузчики занесли в его подвал всё это добро. И ничего-то они не порвали себе одежду, и ничего-то не поранились. Даже не задышали устало.
«Не-е-ет, – при этом подумалось ему. – Везти все три короба в Долград – это чистой воды безумие. Идея опустить их в землю рядом с могилой Анны, конечно, хорошая, я от этой затеи не откажусь, но вот это всё туда тащить… Даже если меня кладбищенский смотритель не остановит, так я в принципе не донесу это всё просто!».
Наконец-то любопытство Люция получило более логичное обоснование. Да и времени прошло немало, чтобы ему по-прежнему испытывать трепет и боль в сердце при виде деревянных коробов с вещами его бывшей невесты, а потому он ещё с минуту-две посомневался, а затем решительно отправился на проходную. Шёл он за топором. Без подобного инструмента открыть короба бы не вышло, доски были плотно подогнаны друг другу, а Люций отчётливо помнил, что не так давно видел на проходной огромный топор для колки дров.
Охранник не стал допытываться для чего старшему преподавателю кафедры сглаза и проклятий топор по столь тёплому времени понадобился. Он только недоверчиво поглядел на Люция, так как на его чёрной мантии были отчётливо видны пыль и прорехи.
– Это я решил небольшой ремонт своими руками сделать, – пояснил Люций, и охранник вмиг расслабился.
– А, ну берите топор. Только к вечеру обратно принесите, хорошо?
– Разумеется.
Осчастливленный Люций направился домой. При этом ему подумалось, что будет как-то неправильно нести топор у всех на виду, вот он и зашагал не только быстрым шагом, но и оглядываясь, как бы его кто-либо не заприметил. И да, хотя выглядело всё это со стороны странно, всё же не такова у Люция была репутация, чтобы заметивший его через окно профессор Саймон Каттильский взял и насторожился. Во всяком случае, декан факультета Водной Стихии не изменился в лице, когда Люций приветственно помахал ему свободной рукой. Молодой мужчина вяло помахал в ответ и поднёс ко рту чашку с каким‑то дымящимся напитком.
А там, пожалуй, сущее чудо, что непривычный к физическому труду Люций, всё же не отрубил себе ни один из пальцев. Отлетевшая щепка, конечно, полоснула его щёку до крови. И ладонь он себе, отдирая доску, о гвоздь поранил, но это всё было мелочью жизни. Сделав наспех на руку перевязку, Люций до конца разворотил деревянный короб и от счастья громко захохотал. Ну, и, по итогу, менее чем через полчаса его уютная гостиная приобрела на редкость необычный вид. В первом (и в самом большом) из ящиков оказались столь личные вещи, что более личных и не сыскать, наверное. И теперь на диване, креслах и даже приставном столике грудой лежали женские панталоны, подтяжки, чулки, пара корсетов, многочисленные платья и помятые шляпки. Чудом казалось, что кто-то сумел столь мастерски уместить в один короб вот это вот всё.
– Мать моя, – обводя взглядом изменившуюся до неузнаваемости гостиную, прошептал побледневший Люций, так как живо понял, что обслуживающий персонал к выбрасыванию столь интимной женской одежды привлекать ну никак нельзя. Уборщики бы его влёт на всю академию ославили.
Икая от представления, что в его дом вот-вот несвоевременно постучит кто-либо, Люций со всех ног бросился к камину и несмотря на летнюю жару суетно разжёг его с помощью легко воспламеняющегося зелья. После чего принялся собирать и складывать на поленья женскую одежду. Ничего другого (более дельного) ему в голову не пришло, ибо короб, в который всё это можно было обратно сложить, он топором расшиб так, что из щепок, в которые превратились доски, ящик собрать уже не получилось бы. Никогда.
– Уф-ф, – вытерев со лба пот (не только из-за нервов в гостиной сделалось очень жарко), Люций подступил ко второму ящику. Он уже нисколько не был уверен, что хочет его вскрывать, но представленная им муторная дорога в Долград потребовала активных действий. Старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий всё же ухватился за рукоять топора, ударил по дереву. Раз, два и тут…
Тук.
Тук-тук.
Кто-то настойчиво заколотил в его дверь, а потому Люций нервно заозирался. Вроде женской одежды в комнате больше не было, и это позволило ему подойти к двери.
– Кто? – строго спросил он, так как никаких визитёров ему в настоящий момент не хотелось.
– Ваш друг Поль. Люций, что у вас происходит? Профессор Каттильский обеспокоен. Он пришёл ко мне и сказал, что из вашего дома доносится какой-то странный громкий шум. Да и из трубы отчего-то повалил жуткий чёрный дым.
– О, это я всего лишь что-то не то сжёг, – нервно рассмеялся Люций, попутно открывая дверь. И да, первое, на что Поль Оллен уставился, был огромный топор в окровавленной руке старшего преподавателя кафедры сглаза и проклятий – наложенная наспех повязка взяла и слетела, а, покуда Люций не взял топор, рана не кровила, чтобы снова её перевязывать.
– Эм-м, а что именно вы жгли? – не сводя взгляда с топора, с опаской осведомился Поль Оллен, прежде чем заприметил рану на щеке друга и то, что чёрная мантия порвана. – Ох, да на вас никак напали?
– О, нет. Ничего такого. Просто… – тут Люций замялся.
– Что просто? Что у вас произошло?
– Ну-у, – протянул Люций, прежде чем понял, что нисколько не хочет объясняться перед другом. Было бы странно вдруг рассказывать про коробки с вещами Анны, раз до этого он столько недель о них молчал. – Знаете, Поль, тут не самая приятная история. Вам лучше зайти в другой раз.
Люций вдруг разнервничался так, что чисто машинально начал с силой закрывать дверь. Ему вмиг захотелось избавиться от общества кого бы то ни было, сердце вновь болезненно защемило. Душевная рана вновь дала о себе знать. Но Поль Оллен как-то успел поставить на порог носок сапога, и, в результате, мгновением позже взвыл от боли да так громко, что Люций от испуга икнул. Бедный преподаватель вмиг побледнел из-за переживаний за друга, а там, нисколько не подумав, взял и резко распахнул дверь. Ему хотелось избавить Поля Оллена от страданий из-за защемлённой ступни, но сделал он только хуже. Люций едва успел ухватиться за камзол приятеля, чтобы тот всё же удержался на ногах – бедолагу резко открывшаяся дверь ударила в челюсть и едва не снесла с крыльца.
– О, великие стихии, простите. И вы как, в порядке? – с тревогой спросил Люций, попутно замечая, как на него и особенно на его топор, что он так и не выпустил из руки, косится стоящий поодаль декан факультета Водной Стихии Саймон Каттильский. Глаза профессора округлились буквально как плошки, но внимание Люция на этом мужчине не сосредоточилось. Стоит себе, так и пусть стоит. Подумаешь. Мало ли кого-то поджидает? Старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий в тот момент вовсю за друга переживал.
– Ничего, – между тем пролепетал обескураженный Поль Оллен. – Ничего серьёзного для того, кто профессионально занимается целительством.
– Ох, простите меня. И давайте в дом, – продолжая удерживать в окровавленной руке топор, настойчиво поволок он друга внутрь гостиной.
Поль висел на нём, как тряпочка. Кажется, удар дверью вышел куда-как сильнее, нежели Люцию думалось изначально. Во всяком случае, переживал он отнюдь не за временную хромоту приятеля, а за его покрасневшее и опухающее лицо, за затуманенный взгляд. Ему виделось, что у Поля Оллена челюсть сломана, а то и сотрясение мозга случилось. Поэтому-то Люций, едва приставил топор к столику, очень бережно не просто усадил, а уложил друга на диван.
– Эм-м, Люций, я помешал вам? У вас какая-то женщина? – вдруг поинтересовался стыдливо покрасневший Поль Оллен, так как обнаружил торчащие из-под кресла напротив ажурные панталоны. Люций тут же зарделся и попытался отпихнуть улику ногой.
– Не-не. Это просто так.
– Эм-м, – недоверчиво протянул Поль Оллен, так как Люций в желании создать для друга комфорт поднял диванную подушку и под ней обнаружился лиловый шёлковый чулок. – Может, мне лучше уйти?
От стыда Люций так и застыл над Полем Олленом с диванной подушкой в руках, но мгновением позже решил, что будь оно как будет. Поэтому, мысленно подбирая слова для предстоящего объяснения, он решил сперва закончить с самым необходимым, и начал неторопливо подносить подушку к голове друга. За окном тут же раздался какой-то треск. Люций резко обернулся. Кто-то (и, кажется, Саймон Каттильский) шмыгнул в сторону.
– Люций? – обратился к нему ничего не увидевший Поль.
– Эм-м, нет-нет, лежи, – всё же положив подушку под голову друга, ответил Люций и подумал, что, наверное, профессор Каттильский ему померещился. С чего бы это декану Водной Стихии в окна подглядывать?
– Ты ведёшь себя как-то странно.
– Я? Нет, что ты. И никакой женщины в моём доме нет. В конце концов, ну откуда здесь живой женщине взяться?
Он хотел так пошутить, вот только, отчего-то, Поль Оллен остался серьёзен. Друг даже с тревогой посмотрел сначала на приставленный к столу огромный и покрытый кровью топор, а затем (и очень выразительно) на два деревянных короба. А тут ещё и в дверь снова постучались.
– Люций, а что у тебя в этих ящиках? – с предельной осторожностью в голосе осведомился Поль Оллен, и Люций, поняв, что никуда ему от друга не деться, признаться всё равно было бы лучшим поступком, с трудом, но сказал:
– Хорошо. Раз ты настаиваешь, то сейчас и узнаешь.
Для старшего преподавателя кафедры сглаза и проклятий было нисколько не понятно, отчего так побледнел его друг. Но в этот момент стук в дверь повторился, и из-за этого вынужденно Люций грустно вздохнул, прежде чем посетовал:
– И всё-то меня отвлекают. Право, порой даже поесть нормально не дадут.
Сказав так, он неторопливо подошёл ко входной двери, а, открыв её, очень удивился. Стоящий на его пороге охранник (а уж тем более выглядывающий из-за его плеча профессор Саймон Каттильский и господин фон Дали) выглядели более чем серьёзно.
– Мэтр Орион, – требовательно сказал ректор, – позвольте пройти в ваш дом. Что-то на вас соседи жалуются.
– Что-то? – тут же негромко зашипел Саймон Каттильский. – Один дом у нас уже как-то также сгорел, да и вон, смотрите, на крыльце кровь. Я уверен, этот человек взял и задушил бедного мэтра Оллена. У нас в академии убийца. Снова убийца!
Глава 5. Гордиться можно всем, даже отсутствием ума
То, как она и Найтэ выехали из Вирграда, до сегодняшнего дня поражало Милу. Во‑первых, всё произошло внезапно. Молодая женщина только-только сдала последний экзамен, а потому искренне рассчитывала на праздничный вечер и игры в постели, а никак не на скупые слова любовника: «Отлично, значит, ничто больше не мешает отъезду. Иди, собирай вещи». Во-вторых, Найтэ так и не сказал, что отъезд произойдёт нынче же ночью, а никак не поутру, как можно было предполагать. Кто же по темени в дорогу отправляется? Хорошо хоть Мила расстроилась настолько, что осознала – просто так сон к ней не придёт. По этой причине она действительно сперва собрала свои вещи и только потом обиженно засопела в подушку. А, будь оно иначе, пришлось бы ей сейчас без чего-либо важного обходиться.
Несмотря на то, что рюкзак с этими самыми необходимыми вещами, нынче стоял подле ножки стола, за которым Мила вкушала ужин, спокойствие близость имущества ей не принесла. События так сложились, что молодой женщине по новой вспомнилось.
– Куда? Почему именно сейчас? – спросила она спросонок в ночь отъезда. Найтэ разбудил её во втором часу ночи, а потому сон никак не хотел сходить с Милы.
– Потому что я не намерен привлекать внимание к тому, что покинул академию. А ну живо вставай!
Такой грубый ответ для Милы ответом не был. Она всерьёз рассердилась, а прикрикнувший на её неторопливость Найтэ и вовсе надоумил её на демонстративное молчание. Мила с самым угрюмым видом на свете не открывала рот всё то время, которое занял путь на лошадях от академии до городских ворот. А там серьёзность и поспешность, с которой стражники выпустили путников за черту Вирграда, произвела на неё такое впечатление, что мысли в голове Милы переменились. Ей вмиг почудилось, что она и Найтэ пытаются скрыться от закона. Как-то схоже один из городков ей в компании шулера Михея уже доводилось покидать, и оттого сдержать любопытство стало для неё невозможным делом. Едва ворота закрылись, Мила покончила с бойкотом и требовательно произнесла:
– Найтэ, мне бы…
– Не стоит так обращаться ко мне, – мигом перебил он её и, продолжая править конём, пояснил. – Пусть мы не в стенах академии, обратит на подобное внимание всё равно много кто. Лучше держись отстранённо. Хотя бы на словах. Так для тебя самой будет безопаснее, много чего может произойти, если я ненароком выпущу тебя из виду.
– Как скажете, профессор Аллиэр, – съехидничала Мила и с минуту снова молчала, как рыба, надеясь так привлечь к себе внимание. Но никакого внимания всё не было, и потому она уточнила. – Отчего мы тайком покинули Вирград? Вы от кого-то прячетесь, уважаемый профессор?
– Прячусь? – посмотрел на неё с удивлением тёмный эльф. – Нет, просто не хочу лишних слухов. В этот год информация о моём желании покинуть стены академии просочилась даже в среду студентов, поэтому правильнее будет проявить осторожность.
– Эм-м, и это должно убедить меня, что вы ни от кого не прячетесь? – позволила Мила себе ироничную улыбку.
– Да, так как иначе мы бы сейчас отнюдь не по дороге ехали, – с совершенным спокойствием ответил тёмный эльф.
– Ну-ну.
– Ты просто привыкла к моему обществу. Для тебя видеть меня столь же естественно, как обычных людей. Более того, в среде магов в принципе редко встречается косность мышления, маги испокон веков мыслят шире. А вот обыватели у нас совсем иные.
На этих словах тёмный эльф непритворно печально вздохнул. Его явно что-то тяготило и раздражало, а потому Мила продолжила смотреть на него с ожиданием дальнейших слов. Ей было понятно, что так будет правильнее, нежели настаивать. И да, вскоре Найтэ снова заговорил. Он всего-то перед этим посмотрел на яркую луну в небе над ними и чуть крепче сжал поводья лошади.
– Недаром даже аир Морриэнтэ старается не привлекать внимания своими путешествиями из академии в Лиадолл и обратно. Он и я – мы чужие для людей. Необычные. Диковинки. Только моя ситуация гораздо хуже. Если за ушедшие столетия байки светлых эльфов превратили их самих себя в некое подобие добрых и великодушных богов, то вот про дроу они отзывались совсем иначе. И эти россказни люди, по итогу, переиначили в такие нелицеприятные и при этом якобы достоверные факты, что мой вид рождает исключительные страх и ненависть. Мало кто задумывается, ну как бы тёмные эльфы тысячелетиями жили и правили этим миром, как бы вы, люди, так сумели размножиться, если бы в нас сидела непреодолимая и безрассудная тяга к уничтожению всего живого. В каких‑то маниакально сосредоточенных на садизме дикарей взяли и превратили. Мерзко от этого, право слово.
– И? – была вынуждена подбодрить своего собеседника Мила, так как ей показалось, что Найтэ посчитал свою речь законченной. Он злобно уставился на дорогу пред собой, глубоко и часто втягивал в себя прохладный ночной воздух для успокоения. Да и в целом выглядел так, будто нет у него никакой спутницы.
– А что «и»? – всё же повернул он голову в её сторону. – Я говорю о том, что многие мечтают прославить себя в веках в качестве окончательного избавителя мира от дроу. Любой трактирщик запросто подольёт в мой напиток яд, а проходящий мимо крестьянин способен рискнуть и испытать удачу на то, возможно ли проткнуть меня вилами. И, конечно, такого сброда особенно много появляется в моменты, когда я покидаю академию. Некоторые этого десятилетиями выжидают, всячески подкарауливают меня на пути. Вот почему я прошу тебя проявить благоразумие. Всё, с этого момента никаких «Найтэ», никаких «ты» по отношению ко мне. Я имею право обращаться к тебе в любом тоне, но от тебя требуется показная почтительность.
В ту ночь Мила не особо придала значения сказанному. Ей не особо во всё это поверилось даже тогда, когда поутру из-за снятого Найтэ капюшона от него во все стороны разбежались крестьяне. «Демон, демон!» – истошно кричали они. В результате, Найтэ самому пришлось крутить кольцо колодца, чтобы набрать воду и напоить лошадей. При этом он со злобой пробормотал:
– Не иначе этот колодец вскоре засыпят освящённой землёй. Так, от греха подальше.
Мила тогда над его предположением рассмеялась. До сегодняшнего вечера ей подобное казалось ещё смешным, так как в дальнейшем при виде тёмного эльфа все либо разбегались в разные стороны, либо молчаливо скашивали на него настороженные взгляды, проезжая мимо. Но вечно быть в пути невозможно. Завидев указатель к постоялому двору, Мила взмолилась, чтобы поужинать нормально, а не чем-либо с костра. Равнодушно пожав плечами, Найтэ согласился.
Постоялый двор стоял на существенном отдалении от ближайшего города, но на пересечении аж трёх дорог, а потому оказался большим. Его окружал высокий частокол, и четверо молодцов с шипастыми дубинками то и дело обходили дозором территорию по кругу. Подобное внушало чувство безопасности, и Мила повеселела. Она радостно сползла со своего коня и, покуда Найтэ продолжил отдавать указания стоящему по струнке конюху, юркнула внутрь трапезной.
Внутри оказалось достаточно оживлённо. Всё же был вечер, многие люди в такое время ищут для себя кров и ночлег. Однако, общество подобралось приличное. Никто не принялся сально ухмыляться, глядя на одинокую девушку. Это сама Мила по привычке смутилась и, лишь оправив своё простенькое и порядком затасканное зелёное платье, двинулась в сторону трактирщика.
– Эй, уважаемый, – обратилась к нему она. – Двое поесть у вас могут? Не все столы ещё заняты?
– Не, вот тот свободен исчо. И вон тот.
Трактирщик поочерёдно кивнул головой на два стола. Их местоположение Миле не особо понравилось, но, подумав, она направилась к тому, что стоял ближе к окну, а не по центру зала. Там было как-то более уединённо.
– Может, закажешь сразу что? – не дал ей дойти до стола трактирщик.
– Не, мой спутник закажет. Сейчас он подойдёт.
Мила села за стол и принялась пялится на свисающую со стены вязанку лука. Она просто не знала на что ещё смотреть, чтобы не привлечь к себе внимание какого-либо перебравшего гостя. Женщинам в одиночестве по таким местам ходить было не принято, тем более хорошеньким женщинам. Из-за близости Найтэ Мила не позволяла себе выглядеть словно бродяжка.
– Красавица! – всё же образовался возле неё некий бородатый тип. – Никак скучаешь?
– Нет, нисколько. Я своего спутника жду.
– Так подождём его вместе, – не расстроился мужчина и даже хотел было сесть рядом с Милой, но тут внутрь трапезной вошёл тёмный эльф. И, быть может, не стал бы Найтэ снимать капюшон, однако, он поглядел на мужика возле Милы и сделал именно это.
Вмиг воцарилась тишина, про которую ещё иногда говорят мёртвая.
– Свят, свят, свят, – донеслось до слуха Милы, прежде чем бородатый мужик поспешно вернулся к своей компании. А Найтэ уверенно подошёл к округлившему глаза трактирщику и сказал:
– Мне и моей спутнице отужинать бы. Как накормишь, сразу уйдём.
От того, что тёмный эльф на постой оставаться не собирается, трактирщику явно полегчало. Он, заикаясь, уверил гостя, что вот-вот всё будет и даже никакой платы не надо. Мила своим ушам не поверила, но через пару минут на её столе действительно стояла всякая всячина.
– Ешь быстрее и пошли, – тихо потребовал дроу, пристально глядя на Милу. – У меня предчувствие, что, если задержимся, что-нибудь дурное произойдёт.
– Да чего произойти может, если они тебя так боятся? – не поверила молодая женщина, и Найтэ хищно улыбнулся.
– То, из-за чего они станут боятся меня ещё больше.
Мила посчитала фразу достойной завершения разговора. Кроме того, аромат блюд вызывал желание отнюдь не разговаривать. Молодая женщина довольно пододвинула к себе горшочек с тушёным мясом и, открыв крышку, аж зажмурилась от удовольствия. Она наслаждалась, благо еда действительно была сытной и вкусной. Миле было всё равно, что трапезную начали поспешно покидать люди. Они уходили один за другим, но словно тайком, втихаря. Новые посетители при этом не появлялись… покуда дверь ногой не открыл облачённый в доспехи воин. Войдя, он угрожающе приподнял щит, на котором красовалась чёрная полоса.