– Из чудодейственного ореха следует выпилить черпак, и воды он зачерпнет раз в десять поболее, чем во всех пяти озерах и четырех морях. Стоит любым судам войти в тот Простор и сим ковшом вычерпать верхний слой, как из глубин поднимется плотная вода, и колеса кораблей начнут легко вращаться.
Будда решил, что черпак тоже сгодится, и приказал отправить кокос на Джамбудвипу.
Тут пал на колени царь драконов Западного моря[58 - Западное море, согласно древнекитайской космологии, находится в районе нынешнего озера Балхаш, на территории Казахстана и провинции Синьцзян.] – белолицый и в белом одеянии; в его лапах сверкало нечто лазоревое и гладкое, словно стеклянный шар. Он объяснил, что это лазурит[59 - Лазурит – одна из семи драгоценностей в буддизме (золото, серебро, лазурит, раковина тридакны, агат, коралл, жемчуг). Представляет собой цветную глазурь – результат обжига разноцветного искусственного кварца; является очень сложным древним технологическим производством.] – яйцо птицы Гаруда[60 - В буддизме птица Гаруда – существо, изображаемое в виде человека-птицы, идам, один из символов просветленного ума.] с вершины горы Сумеру. Цветом оно зеленовато-голубое, словно зрачок монаха-иноземца, а по свойствам – необыкновенно твердое, как устои даосизма, ничем не разбить:
– Я позаимствовал лазурит у праотцев и сохранил до сего дня. Сия драгоценность приносит в дом мир и спокойствие, кто ею обладает – не ведает нужды ни в пище, ни в одежде.
Отвечая на вопрос Будды, какой от шара прок, дракон пояснил:
– В моем океане на пятьсот ли тянется Магнитный хребет[61 - «Магнитный хребет» в романе – это архипелаг Наньша (или Коралловые острова) в юго-западной части Южно-Китайского моря. В географическом труде X века сказано, что в Южно-Китайском море есть образованные хребтами острова и песчаные отмели, где много магнитного железняка, который притягивает корабли с железными деталями. Сегодня некоторые исследователи считают, что, возможно, это магнитные валуны в Тайваньском проливе, где есть и коралловые рифы. Действительно, существует магнитное поле срединно-океанических хребтов, параллельно гребням которых возникают магнитные аномалии.]. Шар следует подвесить к носу корабля: тотчас все магнитные породы расплавятся без остатка, и барки милосердия[62 - В буддизме барка милосердия является иносказательным образом: она вывозит всё живое из моря страданий (сансары) на другой берег, т. е. ведет к освобождению от желаний, страданий и привязанностей.] спокойно достигнут иного берега – нирваны.
Будда одобрительно кивнул, решив, что и эта вещица может понадобиться.
В этот момент повалился на колени черномордый дракон в черном одеянии и с черным аки туча «башмаком созерцания» в лапах. Он назвался повелителем драконов Северного моря[63 - Северное море, по представлениям древнекитайской космологии, находится в районе озера Байкал.] и поведал, что башмак достался ему от основателя чань-буддизма – Бодхидхармы Дамо[64 - Считается, что Бодхидхармы Дамо в V–VI веках принес из Индии учение о просветлении и поселился в пещере неподалеку от монастыря Шаолинь. Там же установлен барельеф, изображающий Бодхидхарму, уходящего в сторону запада босиком и держащего в руках монашескую сандалию.]:
– Праотец прибыл в Китай водным путем, миновал Восточную Индию, Пенанг и Шривиджайю[65 - Пенанг – остров у берегов Малайзии, Шривиджайя – средневековое государство на территории современной Индонезии.] и вошел в мои морские владения. Вдруг поднялся страшный ураган, сотрясший небесный свод и земную ось. Барка, на коей плыл Дамо, затонула. Подплыв ближе, я увидал, что святейший преспокойно восседает на поверхности вод, словно на суше, пребывая в состоянии созерцания. На ноге у него был соломенный башмак. Я переправил праотца в восточные земли и попросил оставить мне башмак, дабы с его помощью усмирять моря-океаны. Как только в море грянет буря, бросьте башмак в воду – ветер тотчас стихнет, волны улягутся.
Будда велел доставить на Джамбудвипу и башмак.
На сей раз Светозарный решительно собрался в путь. Вдруг глядит – к нему толпами ползет морской народец с воплями: «Отец наш, повремените!» Все твари возопили, что желают получить наставления от почтеннейшего, дабы стать благоговейными почитателями буддийской веры. Ради этого чем только они ни готовы были пожертвовать: аллигатор-кайман – идущей на барабаны кожей, большая черепаха – панцирем для гаданий, громадные карпы – переливающейся при движении парчовой чешуей, диковинные крокодилы – бесценными ячейками на коже, морская черепаха бисса – удивительным панцирем, мангровые крабы – клешнями, жемчужные устрицы[66 - Жемчуг – твердое или округлое образование, извлекаемое из раковин некоторых морских и речных моллюсков, которое является защитной реакцией организма моллюска на инородное тело, попавшее в мантию или между мантией и раковиной.] – перламутровым свечением, моллюск тридакна – толстенной, как деревянный ковш, раковиной[67 - Раковина тридакны используется для изготовления ювелирных изделий.], водяная змея – красным венчиком на голове и фиолетовым, как ряса высших бонз, телом, а иглобрюхая рыба-собака – раздувающимися отростками, похожими на груди Сиши[68 - Сиши (VI век до н. э.) – одна из так называемых четырех великих красавиц Древнего Китая. По преданию, ее красота была так велика, что, когда она перегнулась через балкон, чтобы посмотреть на рыбу в пруду, та была настолько ослеплена, что забыла, как плавать, и начала тонуть. Сравнение в тексте основано на физиологической особенности иглобрюхой рыбы-собаки: от ее желудка отходят мешковидные выросты, которые при появлении опасности наполняются водой или воздухом, из-за чего рыба становится похожей на раздувшийся шар с торчащими шипиками.].
Государь-Будда заинтересовался, ради какого воздаяния они готовы на столь ценные подношения. Морские твари почтительно отвечали, что желают стать благоговейными почитателями вероучения. Светозарный запротестовал: «К чему эти жертвы?» И тут все эти твари возопили, что ежели Будда не примет их дары, они навечно останутся в море скорби, их души в потустороннем мире не очистятся от грехов и не смогут перебраться на барку милосердия.
– Ладно, ладно, – согласился Светозарный. – Появление всех живых существ обусловлено совокупностью множества причин, эти существа не имеют неизменной самости: ничто нельзя отбросить, ибо ничто невозможно приобрести в свою собственность[69 - В реплике Государя-Будды делается отсылка к санскритскому понятию шуньята (букв. «пустотность») – центральному в буддизме Махаяны. Оно обозначает отсутствие собственной постоянной природы у вещей, в том числе у личности. Как следствие этого, всё материальное – рупа (форма) – представляет собой пустоту, иллюзорность, т. е. фантом. Человек тщетно стремится «дополнить себя» вещами, другими людьми и существами и, не достигая в результате искомой устойчивости и целостности, испытывает неудовлетворенность. В работе над собой буддизм рекомендует развивать контроль над своими чувствами и отсутствие привязанности к их объектам.].
Светозарный дал им наставление и только собрался снова в путь, как появились пернатые и разные звери. Те тоже молили Будду помочь им выбраться из моря скорби. Будда наставительно произнес:
– Без совершенствования собственной природы невозможно удостовериться, на каком этапе пути к истинному прозрению ты находишься. Не всем существам дано спасти душу, сбросить бремя суетного мира и достичь пробуждения – бодхи.
Светозарный прочитал гату, после чего пернатые и звери благодарно завопили, заползали, залаяли, запели – и исчезли.
Сказывают, что Государь-Будда, простившись с горой Путошань и бодхисаттвами, сел на облако-повозку, один вздох – и он перелетел через огибающую город реку Цяньтан и оказался в Ханчжоу. Будда вмиг добрался до жилища советника Цзинь, что стояло за обращенными к озеру Сиху (Ил. 10) вратами Юнцзинь.
Безыскусное жилище выглядело достаточно просторным – сразу видно, что люди тут живут не бедные: лучшего места на земле и придумать нельзя, да и расположено оно близь озера. Позади виднелась гора Феникс, очертаниями напоминающая парящую птицу. Слева возвышался южный пик, справа – северный, они склонились друг к другу, как двое почтенных мужей в учтивом поклоне. Озеро Сиху, величие гор и рек – с далекой эпохи Тан и поныне изысканные пейзажи юго-восточного Китая остаются местом наслаждения:
На Сиху живописно заходит весна,
Цепью гор гладь озерная окружена,
За уступом уступ – стройных сосен смарагд,
И жемчужиной в волны спустилась луна.
Всходы риса пробились ковром бирюзы,
Камышинка юбчонкой дрожит, зелена,
Силы нет из Ханчжоу уехать куда-то,
И чарующих вод в том отчасти вина[70 - Стихотворение Бо Цзюйи (772–846) «Пою на озере весну». Перевод С. А. Торопцева.].
Или вот еще:
Дух Изначальности сполна мастеровит,
Сработал озеро с картинностью экрана,
Лазури гладь, что Будды зрак слепит,
Чернеют горы, как власы брахмана[71 - Образное обозначение иссиня-черных волос прибывшего из Индии Дамо.].
В зеленой ряске рыбки шустрые снуют,
Скрывает иволгу густой коричный дух.
Щебечут птицы, а свирели так поют,
Что шелеста дождя не принимает слух[72 - Стихотворение Линь Бу (967–1028) «Сиху». Перевод С. А. Торопцева.].
Долго бродил Светозарный по прекрасному Ханчжоу и его окрестностям, внимательнейшим образом осматривая каждый уголок, но ничто не вызывало у него подлинного удовлетворения. Тогда он решительно повернул к дому Цзиня. И тут он увидел величественный древний буддийский храм – всего в сотне шагов от жилища, перед ним врата – узкие и низкие, а сразу за ними – зал Небесного владыки[73 - Небесный владыка, он же Нефритовый император – в китайской даосской и поздней народной мифологии Верховный владыка, которому подчинена вся вселенная: небеса, земля и подземный мир, а также все божества и духи.], по обе стороны коего возвышались исполинские фигуры, символизирующие пожелания благоприятной погоды для хорошего урожая. Перед храмом высился изящный, как лотос, взгорок с древней, неизвестно с какого времени уцелевшей пагодой на вершине. И этот храм, и этот взгорок взметнулись, словно два крыла, будто мать, охраняющая сына, а с небес фиолетовой дымкой их окутывал свет зари. Государь-Будда направился к храму и вошел прямо в зал Великой силы, глянул – там шла вечерняя трапеза. Оказалось, это и был храм Чистоты и милосердия[74 - Храм Чистоты и милосердия – буддийское святилище у озера Сиху на одном из пиков горы Наньбин («Солнце мудрости»), прямо напротив пика Лэйфэн. Построен в середине X века.]. А при таком названии всяк смекнет, что строение то не один век насчитывает.
С возвышающимся у храма Пиком грома связана древняя легенда. Случилось когда-то так, что лепесток Лотосового трона Будды из храма Громогласия Будды слетел на земли Китая, его занесло на дамбу, и он задержался среди красот озера Сиху. Как вдруг трижды прокричал золотой фазан[75 - В буддизме крик золотого фазана – символ пророчеств Дамо, его пришествия с Востока.], и небо потемнело. Листок не смог взлететь обратно и застыл, постепенно превратившись в сей пик. Светозарный, сам сошедший с Западного неба, умилился, взглянув на храм, с тем небом связанный. Как говорится, родная деревня всегда красивей других, а односельчане – дороже всех. Почтеннейший возрадовался и произнес:
– «Истинный путь возле нас, а мы ищем его в далеком»[76 - «Мэн-цзы» // Конфуцианское «Четверокнижие». М., 2004 (пер. П. С. Попова). Гл. IV A, 11. С. 316.]. И верно, он здесь, здесь!
А в это время в Ханчжоу супруга господина Цзиня однажды вечером загляделась на отражение мириад звезд в стоявшем во дворике тазу с водой. Завороженная сим зрелищем, женщина изловчилась и поймала одну – как говорится, схватила в воде отражение луны. Она до того обрадовалась, что поднесла руку ко рту и нежданно вместе с водой проглотила светило. А это и был Светозарный Будда, с помощью высшей магии обернувшийся падающей звездой. Вскоре госпожа Цзинь зачала и в свой час родила необыкновенное дитя.
Сказывают, что после сего события дух почтенных родителей дитяти вознесся в небесные сферы, их бренная оболочка, согласно буддийскому учению, исчезла, и в открытых для вящей убедительности гробах не оказалось их тел. Младенца, с самого рождения удивительно крупного и упитанного, словно Будда Майтрейя[77 - Майтрейя – грядущий Будда, преемник Будды Сакьямуни.], принял на попечение настоятель того самого буддийского храма Чистоты и милосердия, что стоял у озера.
В ребенке обнаружилось много необычного и странного. Он не ел скоромного. Да это бы ладно, а вот что чудно: его хоть три, хоть пять раз в день корми – вмиг всё слопает, сколько чашек ни наливай – всё выпьет, а вроде и не насыщается. Зато ежели ему несколько дней не давать пищи, он и не попросит и голодным не выглядит. Или вот еще: глаза вроде обычные, а он их не открывает; рот и язык на месте, а не разговаривает; руки и пальцы как у людей, а он ими не двигает; обе ноги на месте, а не ходит. Такая, видно, у него планида – сиднем сидеть. То на несколько месяцев замрет супротив кирпичной стены в зале созерцания, а то полгода неподвижно сидит в монашеской келье, уставившись на деревянную перегородку. А время летело стремительно, словно вспышка молнии, и вот уже трижды три – девять лет минуло.
Однажды в храм забрел буддийский монах и завел ученую беседу с настоятелем. Мальчик вдруг встрепенулся, подошел и принял участие в беседе, проявив недюжинные познания в буддийском учении. Потрясенный сим чудом, настоятель предложил принести календарь и выбрать счастливый день для пострижения юнца в монахи.
Стоял шестой день четвертого месяца по лунному календарю, и порешили назначить церемонию на восьмой день, ибо на него приходился день рождения Будды. Сей день сулил удачу для множества событий – вступления в брак, посещения родных и друзей, представления докладов императору, пересчета младого населения (новорожденных, усыновленных, взятых под опеку и прочее), обрядов омовения, пострижения в монахи, вхождения в служивое сословие, закладывания первого столба для строительства, заключения соглашений и торговых сделок. Быстро пролетели два дня, и вот настало восьмое число. Настоятель монастыря проснулся на рассвете, велел согреть воду, наточить бритву, самолично возжег благовония, прочел молитвы и затем собственноручно сбрил шелковистые волосы с головы ученика – и юный послушник стал точно как Будда Амитабха.
Взгляните-ка на него – то погружен в каноны, то распевает сутры, красноречив и разговорчив, обо всём судит да рядит. Немало жителей Ханчжоу, соблюдавших буддийские посты и читавших сутры, стали собираться вокруг этого монаха, словно рой пчел или косяк рыб, а то сказать – как стая гусей. Ханчжоу превратился в центр изучения канонов и постижения буддизма. Сказывают, что вершилось сие чуть севернее озера Сиху, близ Летящей скалы у подножья горы Линъинь, где ютился древний храм с тем же названием.
Озеро бросало на скалу отсвет – лазоревый, как глаза буддистов из западных земель, и проходившие в храме встречи получили известность как сходы у горы Лазоревый пик – Бифэн. Храм стал центром совершения обрядов пуджа – поклонения и служения божеству. А когда молодому наставнику пришла пора взять монашеское имя, его так и нарекли – Бифэн. Вместе с родительской фамилией Цзинь он стал именоваться Цзинь Бифэн[78 - Цзинь Бифэн – реальное историческое лицо, настоятель монастыря Бишань в горах Утай. Весьма влиятельный буддийский монах времен императора Чжу Юаньчжана (XIV век), которого император пригласил в столицу Нанкин.]. В холод и зной, с раннего утра до поздней ночи монах читал сутры и проповеди.
К тому времени ему было где-то за двадцать, он был бритоголов, но, в отличие от своих собратьев, не желал сбривать растущую от висков бороду. И все, начиная от Будды Вайшраваны и иных будд, достигших высшей стадии просветления, до взявших обеты братьев-мирян и сестер-мирянок, от монахов, заговаривающих мантрами зло, до жертвователей-благодетелей и монахов, занимающих официальные посты в монастырях, – все единодушно выражали по этому поводу крайнее удивление. Сим вопросом задавались высокие чины столичных, окружных и провинциальных духовных ведомств, об этом судачили монастырские служки – от ответственных за чайную церемонию до кладовщиков и чистильщиков овощей, поваров и даже уборщиков отхожих мест. Однако Бифэн оставался непреклонен, и вскоре стало ясно, что он постригся в монахи, дабы избежать искушений, но, как говаривали в старину, сохранил бороду, желая выглядеть доблестным мужем.
Происходили сии события как раз в ту пору, когда под девизом «Вечная радость» на трон взошел император Чжу Ди (Ил. 1) [79 - Император Чжу Ди правил под девизом Юнлэ («Вечная радость») с 1402 по 1424 год.]. Государь пригласил на службу людей достойных, заботился о народе, как о родных детях, все силы и разум положил на дело благоденствия страны, трудился, не жалея сил и времени. Ежедневно с третьим рассветным криком петуха на ступенях дворца уже толпились придворные, сановники и военачальники.
Император восседал в своем прекрасном небесном дворце. Трижды просвистел кнут[80 - Кнут – царская регалия; им подавали сигнал к аудиенции.], и по обе стороны трона выстроились гражданские и военные чины. Ошую стояли члены Дворцового кабинета, представленные советниками Хранилища старинных книг и документов, Восточного терема, а также четырех палат: «Полярной звезды», к коей относились советники наследного принца, «Вступления на престол» с находившимся там императорским троном, «Просвещения», где наследника готовили к императорским экзаменам, а также палаты «Доблести и геройства», к коей был приписан глава высшей местной военной администрации. В сей группе придворных толпились сановники в должности наставников-воспитателей и опекунов наследника, чиновники внутридворцовых служб[81 - В Китае времен династии Мин было двенадцать внутридворцовых инспекторатов, отвечавших за дворцовое хозяйство. Членами инспекторатов были евнухи.] императрицы и принца, а также ученые из Академии Ханьлинь[82 - Академия Ханьлинь (букв. «Лес кистей») – многофункциональное культурно-политическое учреждение в Китае, существовавшее с 738 по 1911 год. Академия предлагала официальную интерпретацию конфуцианских сочинений, которая служила основой для оценки работ на государственных экзаменах, и по сути дела являлась частью государственного аппарата в императорском Китае. – Примеч. ред.] в разных должностях – библиотекари, толкователи конфуцианских канонов, придворные чтецы и прочие. Присутствовали на аудиенции и главы всех шести министерств-ведомств – чинов, ритуалов, общественных работ, сбора податей, наказаний и военного, кои явились в сопровождении чиновников управлений, входивших в состав министерств. Присутствовали и девять высших придворных чинов – главы Цензората по надзору за деятельностью местных властей, Канцелярии по приему жалоб и прошений трону и Палаты по уголовным делам. За ними толпились девять придворных чинов малых ведомств – главы Приказов Жертвоприношений, Пиршеств, Императорских конюших и Придворного этикета, Центрального ведомства второй столицы – Нанкина, а еще начальники Императорского училища[83 - Училище для подготовки к императорским экзаменам кэцзюй, открывавшим путь к государственной службе.], Курьерского департамента, Инспектората по астрономии и календарю и Медицинской академии. А еще были там «ревизоры по высочайшему повелению» всех тринадцати провинций страны, главы шести отделений высшего Цензората, контролировавших работу министерств. Присутствовали и важные чины двух крупных уездов близ Нанкина. Все выглядели торжественно и были преисполнены радостного возбуждения.
Одесную от трона выстроились князья и вельможи, высшая знать с титулами гун, сыма, хоу, бо[84 - Поскольку корреляция между китайскими и западными понятиями, выражающими аристократическое подчинение, представляет большую сложность и не точна (герцог, маркиз и граф), переводчик оставляет китайские титулы без перевода, тем более что в Китае на протяжении столетий они неоднократно меняли свое название и значимость. Первый император династии Мин отменил существовавшую с древности систему пяти наследственных титулов знати, оставив только три – гун, хоу и бо (как правило, невоенные лица не могли получить первые два титула). Титулы присваивались также родственникам императора по матери и свойственникам (титул сыма носил зять императора). Согласно «железной жалованной грамоте» (она хранилась в металлическом футляре и давала право на амнистию владельцу и его потомкам), каждый из титулов имел несколько уровней, поэтому в период походов в стране насчитывалось девять вельмож с титулом гун, восемнадцать хоу и тридцать шесть бо. Обычно они занимали высшие министерские и военные посты. В целом социальные льготы знати были выше, чем у сановников самого высокого ранга. Например, в «Своде законов Мин» определено, что конная свита сановника первого и второго рангов должна посторониться, встретив на дороге экипаж кого-то из представителей перечисленной знати.], а также командующие Пятью армейскими управлениями[85 - В 1380 году по приказу императора Главное военное управление было разделено на Пять армейских управлений, которым принадлежало право командования армией в мирное время, тогда как Военное ведомство занималось вопросами дислокации и командования ими во время войн. Подробнее см. Приложение 2.], Управлением военными делами столицы[86 - Управление военными делами столицы было создано после перенесения в 1421 году столицы из Нанкина в Пекин в связи с усилением угрозы с севера.] и императорской гвардией «Алые шлемы». И тут же командиры разных рангов, тысяцкие и сотники – все как на подбор грозные и воинственные.
Сановники Приказа придворного этикета доложили о прибытии посланцев из ближних и дальних краев с многочисленными дарами. Они желали поздравить великого императора с наступлением эпохи мира и порядка. Первыми чудесные дары вручили посланцы разных уголков Поднебесной.
Меж тем к воротам Умэнь приблизились несколько человек весьма странного вида явно не из стран, впитавших культуру Срединной империи, скорее они были похожи на погребальные фигурки[87 - В древности в могилы знатных людей клали оберегающие их деревянные или керамические статуэтки.]. На головах – белые тюрбаны, полы одежды не по-китайски запахнуты на левую сторону, на ногах сапоги из шкуры яка, разговаривают на каком-то непонятном языке. Церемониймейстер доложил о прибытии иноземных гостей с данническими подношениями.
Это оказались посланцы империи Тимуридов – Кашгара[88 - Кашгар – в настоящее время округ и город в Синьцзян-Уйгурском автономном районе КНР. С конца XIV до середины XV века находился под властью династии Тимуридов.]и его столицы Самарканда, Татарского ханства[89 - Татарские ханства – государства, существовавшие в период ослабления и затем распада Золотой орды на рубеже XIV–XV веков.], а также островов Рюкю.
Император остался вельми доволен дарами, отдал распоряжение всем четырем гостиным дворам радушно принять заморских гостей, пожаловать им награды согласно рангу, а Пиршественному приказу устроить роскошный пир. По окончании аудиенции гости поблагодарили за оказанные милости, а глашатай возгласил:
– Гражданским и военным выстроиться в два ряда. Тем, у кого есть дело, выйти вперед для аудиенции, у кого такового нет, покинуть дворец.
Настала очередь церемониймейстера:
– Прошу встать с колен, расходитесь.
Все присутствовавшие прокричали здравицу императору и покинули зал. Поглядите: остался лишь один почтенный старец, на голове – шапка парадная, сам в парадном одеянии, подвязанном красивым поясом, на ногах парадные башмаки, в руках дщица из слоновой кости[90 - В те времена сановники высокого ранга приносили такие дощечки на аудиенцию к императору, чтобы не забыть, о чем собрались докладывать, и делать пометки. По форме это были длинные узкие полоски из бамбука, слоновой кости или нефрита.].
