– Вот черт, Шоми! – Лидия сжала кулачки, а после протянула ему ладонь. – Пойдем со мной! Ты сможешь жить нормальной жизнью, как другие люди!
– Не смогу. Нужна операция.
– Там тебе сделают, какую хочешь операцию. У нас даже девочек в мальчиков превращают и наоборот.
– Ну, ты и выдумщица, – Шоми, наконец, улыбнулся. – Любишь завернуть!
– Я не заворачиваю, пойдем, – она все еще протягивала ему ладонь. – Там сможем смотреть круглые дни и ночи передачи про космос. У нас много домашних животных, тебе понравится, пошли! Ты же такой же, как мы!
– Нет, – с грустью покачал головой Шуми. – Не такой. И потом, папа уже вышел за мной. Я не хочу пасть в его глазах еще ниже. Если я пойду с тобой, это будет так, словно я их всех предал.
– Ты будешь жалеть, что не пошел, – Лидия Синичкина уже пятилась к дубу, но все еще протягивала руку.
– Наверное. И Лидия…
– Что?
– Не порть больше шампуни.
– Я поняла. Не буду. Обещаю.
Расстояние между ними увеличивалось. Мальчик недвижно провожал её взглядом, а Лидия продолжала пятиться.
– Ты хороший, – сказала она.
– Ты тоже ничего, – ответил Шоми.
После этого она развернулась и со всех ног побежала через поле к дальней опушке, откуда каждый год приезжал синий фургон.
Мальчик подобрал молоток и медленно дошагал до старого дуба. Здесь он сел на траву, прислонился к стволу спиной и стал ждать папу.
***
Папа гнал бричку с гнедым жеребцом с нарастающим чувством тревоги. Выстрелы хлыста и подгоняющие окрики раздавались на десятки километров вокруг, заставляя лес смиренно притихать. Глава Трикитрак несся на своей колеснице будто Зевс в погоне за нерадивым сыном, что, впрочем, было недалеко от истины. В голове поминутно всплывали слова жены «Будь с ним помягче» и дочери «Папа, давай его спрячем. Никто не узнает». Если бы все было так просто! Никто не узнает! Но он то точно будет знать! Закон один на всех и он ничего не может с этим поделать. Он глава семьи и на его плечах весь груз ответственности.
Шоми услышал знакомые выстрелы хлыста задолго до появления папы. К тому времени солнце почти утонуло в еловых дебрях западных лесов. Мальчик поднялся с травы, взял молот в руку. Сердце вырывалось из груди, ноги просились в побег, но он не шелохнулся, готовый принять судьбу.
Гнедой радостно фыркнул, узнав маленького хозяина за опушкой леса. Папины глаза потухли, увидев то, что он боялся увидеть. Мальчик был один. Молот не окрасился в красный цвет.
– Тпрррр! – папа натянул вожжи, останавливая бричку перед почтовым дубом.
Куртка и штаны из оленьей кожи придавали старшему Трикитраку сходство с лесным божеством. В сущности, для Шоми папа и был чем-то вроде Бога, ведь все его слова принимались сыном за непререкаемую истину.
– Прости меня, папа, – сказал мальчик, протягивая молоток двумя руками и склоняя голову. – Я не смог.
Трикитрак спрыгнул с брички, его ноздри раздувались от волнения, а глаза смотрели в сторону дальней опушки.
– Она тебя обманула! У нас есть время до полуночи! Мы нагоним её и ты завершишь ритуал!
Папа схватил сына за руку и потащил к бричке.
– Скорей, сын, садись! Время еще есть!
Впервые в жизни сын посмел противиться воле отца. Он уперся в землю, как упрямый баран.
– Нет, – твердо сказал Шоми. – Ты сам сказал, что она только моя и ничья больше! Ведь сказал?
– Сказал, – папа тяжело вздохнул, осознав, что это конец.
– Значит, я могу сделать с ней, что захочу?
– Да, можешь.
– Я хочу, чтобы она жила, папа.
Людоед забрал молоток из руки сына и присел перед ним на одно колено, как делал не раз, когда хотел сказать ему что-то важное.
– Ты хорошо подумал?
– Да.
– Тогда ты знаешь, куда мы сейчас поедем?
– Примерно, – пожал плечом Шоми.
– Забирайся в бричку.
В этот раз Шоми повиновался. Он залез в крытую часть повозки, где его ждала заботливо сложенная походная одежда и крепкие ботинки. В рюкзачке из натуральной кожи лежала фляжка с водой, сухари (на человеческом жире), вяленое фермерское мясо, спички, соль и банка с полевками и бурундучком. «Наверное, мама плакала, когда собирала все эти вещи», подумал Шоми и ему стало бесконечно тоскливо от того, что он больше никогда не увидит её и Мури и братьев и свою спальню с телескопом.
Пока Шоми рассматривал в банке мышат, папа с яростью бил молотком по старому дубу, а после издал столь страшный и дикий вопль, что его услышала даже расцарапанная лесом Лидия Синичкина, которая на миг остановилась, чтобы в страхе оглянуться, а после побежала так, словно пыталась выиграть олимпийские игры в Сочи.
Как только последний луч солнца исчез за горизонтом, папа запрыгнул на козлы, резко развернул гнедую и помчал бричку в обратном направлении. Некоторое время они неслись по той же дороге, что вела к дому, но потом свернули на северную тропу и Шоми сердцем ощутил, как начинает все дальше и дальше отдаляться от родных мест.
***
Повозка скрипела по тайным дорожкам мимо древних деревьев и смрадных болот. Шоми с блеском в глазах смотрел на звезды в черном космосе и иногда думал о Лидии. Где она сейчас? Видит ли эти же звезды, как и он? Все еще бежит или упала без сил? Может, её разорвал медведь или ей удалось встретить отчаянного охотника? Мальчик не то, чтобы сильно гордился собой, но мысль о спасенной жизни грела душу.
Всю дорогу Шоми не осмеливался заговорить с отцом, но ему нравилось, что они едут вместе в такую головокружительную даль, куда еще не ступала нога людоеда. Это было похоже на захватывающее приключение! Целых пять дней и шесть ночей они проносились через незнакомые дремучие леса и мерцающие пропащие болота, делая короткие остановки после полуночи, на которых папа разжигал костер и готовил походный ужин, а Шоми молча сидел рядом. Старший Трикитрак почти ничего не говорил, разве только когда передавал чашку с похлебкой («Ешь») или когда оповещал, что пора в путь («Залазь в бричку»). Но даже эти крохи из уст родителя вызывали в Шоми неизмеримое чувство любви и благодарности. Голос отца в эти секунды казался ему сладким медом. Он знал, что папа все еще остается папой и одного этого было достаточно, чтобы не злиться на него. Отец лишь следовал воле закона и Шоми постепенно понимал, насколько это важно.
На исходе шестой ночи дорога кончилась небольшой круглой полянкой, за которой начинались овражьи леса, сплошь заволоченные туманом болотных испарений. Даже днем в этих булькающе-рычащих краях всегда царил сумрак. Дальше ехать не представлялось возможным. Деревья впереди перекрывали проход густым буреломом. Земля справа и слева проваливалась в глубокие овраги, заросшие как попало причудливым ельником с выступающими корневищами и кривыми стволами. Непроходимые края эти выглядели жутко дико. Косые стволы нагибались в самые разные стороны, словно пытались вырвать корни из земли и дать деру в более радостные места.
Шоми, давно переодетый в походную одежду, с рюкзаком за спиной спрыгнул на сухие еловые ветки. В нос ударил сырой запах древесной гнили. Где-то не так далеко впереди неприятно шуршащую тишину леса разорвал звук жуткого звериного воя. Каждый волос на теле мальчика вытянулся в струну. Не похоже на волка. Совсем не похоже.
– Что мне теперь делать, папа? – мальчик с мольбой в глазах уставился на могучего Трикитрака старшего.
Папа слез с козел с хопешом в руках. Шоми хорошо знал это грозное оружие с серповидным клинком. Выгнутый меч срезал человеческие головы так быстро, что они не успевали моргнуть. Трикитрак брал его только на длинную охоту перед зимними месяцами, когда нужно было запастись мясом впрок, но зачем он взял его сейчас….На какую-то малюсенькую долю секунду мальчик подумал, что родитель решил избавить его от мучений одним разящим ударом. В принципе может так даже лучше. Шоми жуть как не хотелось встречаться лицом к лицу с тем, кто сейчас рычал, словно инопланетный монстр. Он даже закрыл глаза, чтобы папа не смущался его сыновнего взгляда.
Свист хопеша и треск деревьев заставил мальчика выдохнуть и открыть глаза. Папа рубил мечом еловые ветки. Когда он закончил, то собрал их в большую кучу поодаль от повозки и поджег. Язык пламени быстро вырос в высокое кострище. Шишки громко разрывались внутри пылающих угольев, лошадь испугано фыркала. Свет от костра пролезал далеко между стволами непроходимого леса и заставлял плясать страшные тени.
