Новогодние неприятности, или Семья напрокат

И проявляется оно вовсе не во внешности – в жестах и мимике. Дочка с отцом абсолютно одинаково выгибают левую бровь, хмурят высокие лбы и улыбаются тоже одинаково. Искренне и широко, отчего свет мгновенно заполняет пространство в радиусе десятка метров.

– Спасибо, Юль! Очень вкусно.

Ларин благодарит меня с набитым ртом, а я отчего-то смущаюсь. Хоть наша помолвка не больше, чем фарс, мне нравится заботиться о Демьяне. Наверное, потому что он не воспринимает все как должное и, словно ребенок, радуется горячим котлетам и самому обыкновенному пюре.

Жалко, что умиротворение длится недолго. Спустя пару минут в дверь раздается нетерпеливый бойкий стук, и в кабинет просачивается вызывающе одетая девица. Шелковая обтягивающая блузка топорщится на ее груди внушительного размера, черная короткая юбка подозрительно смахивает на пояс для ревматизма, как любит говорить моя бабушка, а в ее туфлях на убийственных каблуках, я уверена, очень удобно… сидеть.

– Здравствуйте. Я на собеседование, – жеманно произносит она, только вот Демьян не разделяет переполняющего ее оптимизма.

– Девушка, а кто вам сказал, что мы ищем стрип… кхм… экзотическую танцовщицу? – жестко высекает Ларин и откладывает вилку в сторону.

Вдох. Выдох. Пауза.

Обычно я нормально воспринимаю окружающий мир и не ревную мужчин к представительницам противоположного пола. Но сейчас все скатывается с привычных рельс, и жгучая ревность окатывает кислотой грудь. Давно забытое чувство восстает из пепла, как феникс, и царапает когтями ребра.

Вызывает потребность положить ладони Демьяну на плечи и склониться к нему, проникновенно шепча.

– У тебя обед остывает, ешь.

Да, я не готова уйти из кафе и быть рядом с Алиской двадцать четыре часа на семь, но и терпеть рядом с ребенком эту пародию на нормальную няню я не хочу. Или дело все-таки в мужчине, чью невесту я вынуждена играть?

К счастью, малышка не дает мне долго копаться в себе. Она ерзает на коленях отца, изучает брюнетку из-под полуопущенных ресниц и категорично заявляет.

– Пап, она мне не нравится.

– Мне она тоже не нравится, Демьян, – произношу негромко и отстраняюсь от Ларина, опираясь бедром о стол. – Если тебя, конечно, интересует наше мнение.

Не знаю, чем именно я задеваю депутата, позой ли, словами, интонациями, но он отчего-то начинает рассматривать меня пристально. Ни одной детали не пропускает так, что мне хочется съежиться и спрятаться в стоящий у стены шкаф. Ларин тяжелым взглядом ощупывает меня всю, после чего возвращается к моему наверняка раскрасневшемуся лицу и довольно хмыкает.

– Интересует.

Выносит вердикт он и принимается доедать котлеты с пюрешкой. Внимания на мнущуюся в проходе соискательницу не обращает, зато умудряется что-то рассказывать дочери вполголоса, вызывая у Алиски широкую счастливую улыбку.

– А я? – спустя пару минут, брюнетка все-таки решает напомнить про свое существование. Откашливается, поправляет топорщащуюся блузку и пытается одернуть ультракороткую юбку вниз. Юбка наотрез отказывается сотрудничать.

– А. Что. Вы? Вы разворачиваетесь на сто восемьдесят градусов и идете туда, откуда пришли.

– Но…

– Вы не нравитесь моей дочери. Вы не нравитесь моей будущей супруге. И мне вы, кстати, тоже не нравитесь.

Достаточно жестко заканчивает собеседование Демьян, я же испытываю малодушное удовлетворение. Ревность отступает, становится гораздо легче дышать, и я ловлю себя на мысли, что откровенно любуюсь другом детства.

Его упрямыми скулами, сильными жилистыми руками, мощным подбородком. Хотя внешность – это сущая мелочь по сравнению с тем, как Демьян общается с дочерью. По-настоящему меня подкупает именно искренность, с которой он отвечает на Алискины вопросы, и забота, сквозящая в каждом его жесте.