Город в лесу. Роман-эссе

© Валерий Казаков, 2017

ISBN 978-5-4485-7979-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Город в лесу – это попытка соединить вместе историческое эссе, роман хронику, историю двух родов и судьбу провинциального города, где город как действующее лицо воплощает в себе важный замысел автора. Роман не лишен элементов сатиры, фантастики и философского взгляда на жизнь. Это попытка создать литературу, которая включает в себя разные стили и направления, скрепленные единым сюжетом.

Из прошлого

Первых жителей Осиновки сейчас никто не помнит. Только древние старики поговаривают, будто основали её «лихие люди» – беглые каторжники, облюбовав здешние глухие и болотистые леса, больше пригодные для грабежа и разбоя, чем для нормальной человеческой жизни. Потом к беглецам присоединились сподвижники Ермака, уцелевшие после сражения с Кучумом, странствующие охотники и вольнолюбивые крестьяне, уставшие от тяжелой барщины. Каким-то образом среди последних оказались слуги Ивана Киреева, того самого, что увез из Сибири в Москву плененного Ермаком царевича Маметкула. Они-то и послали своего человека в далекую деревню Лукьяновка, Арзамасского уезда, где при дворе боярина Федора Киреева жили их многочисленные родственники.

Из Лукьяновки родные принесли дурную весть о том, что боярин Федор сам себя погубил. Посланный Борисом Годуновым на Терек с немалой дружиной, он во время шторма на кораблях своих направился, было, в Юргень. Но переплыл Каспийское море не в том направлении и оказался в Средней Азии, где Федора взяли в плен.

Кто его выкупил из плена, или сам он сбежал, это никому доподлинно неизвестно, только через какое-то время появился он на юге России, в Астрахани и снова стал служить царю. И служил усердно, так, что астраханский воевода вскоре проникся к нему доверием и направил с важным поручением в Стамбул. Как назло, в Стамбуле в это время появился Лжедмитрий. Федор встретился с ним, поговорил, вспомнил прошлые обиды на светскую власть и перешел к самозванцу на службу. Получил за рвение высокий чин окольничего, возгордился, разбогател, но прослужил Дмитрию недолго – был вскоре убит в тяжелом бою под Москвой. После этого его родовое имение Лукьяновка была пожалована новому хозяину Федору Левашову, очистившему Владимир от литовских завоевателей…

Сейчас Киреевы и Лукьяновы – две самые известные фамилии в Осиновке. Есть, конечно, еще Крупины и Голенищины, есть Поповы и Казаковы. Но Киреевы, как говорится, сильны своими корнями. Вот с них-то и начнем наш рассказ.

Когда первые косматые мужики в одно теплое весеннее утро вышли из своих земляных хижин и принялись рубить настоящие дома, то разбойный люд поначалу смотрел на них с удивлением. Ибо все понимали, что если в далекой лесной глухомани вдруг поднимутся настоящие избы, то жди появления невест. А появятся женщины – будут рождаться дети. Им потребуется молоко, фрукты и овощи. Многодетным отцам придется раскорчевывать лес и возделывать землю, разводить скот и обжигать кирпичи.

Потом дети подрастут, начнут кричать на всю округу звонкими голосами, бегать с палками по болотистой низине, разгоняя диких уток и пугая зверье. Дети всё будут видеть, всё знать, во всем разбираться. Ничего от них не удержишь в секрете. Вот тогда и придет конец разбойничьей вольнице. Бабы запросятся на базар, дети к учению потянутся, и придется воровской братии строить жизнь по древним библейским законам…

Так, собственно, всё и случилось…

Как-то в одну из сентябрьских ночей, когда луна в темном небе стала похожей на спелое яблоко, а огромные ели возле Бобриного болота протяжно загудели, размахивая мохнатыми лапами, Ермолай Киреев незаметно исчез из своего нового дома. И весь следующий день его никто не видел.

Зато рано поутру на третий день после неожиданного исчезновения появился он на крутом берегу Вятки с молодой женщиной. Ростом она была ему по плечо. Худая, гибкая, русоволосая, смущенными голубыми глазами поглядывающая на бородатых страшилищ – мужчин, обступивших ее со всех сторон. Звали ее Антониной…

Вскоре у молодых супругов Киреевых родился первенец, которого назвали Сергеем. За ним с небольшим интервалом в два года появились еще три сына и три дочери. Как водится, самый старший из сыновей стал и самым желанным. Его синие глаза оставались лукавыми до старости, а русые волосы, спускающиеся до плеч шелковистым потоком, соблазнили немало осиновских молодух. Надо сказать, что Сергей был человек не только хорошо сложенный, но и удивительно добродушный. Спокойствие его было настолько всеобъемлющим, что он научился спать на ходу, есть в любое время суток и в любом количестве, носить одну и ту же одежду зимой и летом…

Жена Сергея, Татьяна, страстно его любила до глубокой старости и в порыве нежности ласково называла Налимом. Только за первые двадцать лет счастливой супружеской жизни она родила ему четверых сыновей и двух дочерей. И все они, как мать с отцом, были удивительно хороши собой, высоки, румяны и спокойны. Ни один из них не заболел и не умер в раннем возрасте, все легко приучились к тяжелому крестьянскому труду и в зрелые годы никогда не жаловались на трудную жизнь.

Из сыновей Сергея вскоре выделился Игнат. Он был выше отца ростом, шире в плечах, выносливее, но, несмотря на всё это, Игнат был начисто лишен природного добродушия, так свойственного его отцу. Возможность померяться с кем-либо силой Игнат никогда не упускал. Понимал, что нет ему равных среди односельчан. Это и толкнуло его на кулачный бой с местной знаменитостью – кузнецом Абросимом.

Кузнец Абросим, самый старший из рода Лукьяновых, был с детства несуразно высок, худ и бледен, но, не смотря на это, имел в руках неуёмную силу, которую мужики между собой называли «земляной». Потому что она пришла к нему от земли, от природы, от предков. К тому же, в решающие минуты схватки Абросим становился по-звериному зол, вынослив и исключительно ловок. Сойтись с ним в кулачном бою решался не всякий. А если такой появлялся, то Абросим нападал на противника, как разъяренный зверь, бил его нещадно, стараясь попасть огромными кулачищами в испуганное лицо, сшибал, сминал, не давая опомниться, как будто мстил за что-то. Волосы у Абросима были черные, как смоль, и такие же темные, глубоко посаженные узкие глаза. На холодном ветру он ежился да покашливал, в пору зимних вьюг плохо спал, ощущая в душе непонятную грусть, и только в кузнице, у раскаленного горна, вблизи пламени чувствовал себя уютно. Старики из Лукьяновки иногда проговаривались, что в жилах его течет татарская кровь.

Со своей женой Ульяной Абросим постоянно ссорился. Они то и дело ворчали друг на друга из-за пустяков; ни с того ни с сего говорили друг другу гадости, потом долго ходили обиженные, и дети у них рождались слабыми. Недели две после родов кричали днем и ночью, не давая родителям глаз сомкнуть, а после затихали навечно. И только один из них, как бы случайно, как бы наперекор судьбе выжил. Ему-то и дал обрадованный отец победоносное имя Георгий. Тогда Абросим еще не знал, что вскоре сойдется в кулачном бою с Игнатом Киреевым и уступит Игнату на глазах у своего малолетнего сына. И это будет мучить Абросима всю жизнь, а потом станет поводом для многолетней вражды с большим семейством Киреевых.

Богачи с большой дороги

Во времена царицы Екатерины прошел мимо Осиновки печальный Сибирский тракт. По высочайшему указу, вдоль тракта полагалось высадить березы, дабы видно было его издалека и в летнюю, и в зимнюю пору. По Сибирскому тракту пошли на каторгу царевы ослушники, поехали кареты с господами, крестьянские телеги, груженные сеном и овсом, пенькой и шкурами зверей, покатились мещанские тарантасы. Тогда-то и обрел дурную славу мрачный и глубокий лог под названием «Команур», ведущий от Сибирского тракта к реке. Говорят, удобнее этого места для грабежа и разбоя невозможно было придумать. В любое время суток отсюда можно было легко и незаметно пробраться по логу до берега Вятки, потом переправиться через полноводную реку и попасть в бескрайний матерый лес, где каждая раскидистая елка, каждый куст можжевельника – уже надежное укрытие.

Первые годы многие жители Осиновки промышляли на большой дороге по ночам: губили безвинные души. Но потом остепенились, поняли, что когда-нибудь за лихие дела перед Богом придется ответ держать. И беглых каторжников привечать перестали, особенно после того, как помор Башков, сбежавший из-под стражи в Малмыже, взял себе фамилию Бушуев, женился на местной красавице Аграфене Малининой и стал лес рубить вдоль берега Вятки, чтобы сплавлять его по реке в далекие южные губернии. Не понравилось осиновцам, что помор так быстро разбогател. Выстроил для себя и своих детей два огромных кирпичных дома в центре села и стал верховодить местными староверами, которые во множестве осели здесь после Соловецкого сидения…

Когда Игнату Кирееву уже перевалило за шестьдесят, а Егору Лукьянову едва исполнилось тридцать, оборотистые лесопромышленники Бушуевы владели уже миллионным состоянием и мечтали купить в Англии свой пароход, чтобы заняться перевозкой леса и соли. К тому времени на Вятке появились уже пароходы Булычева и Небогатикова, и местные купцы сумели оценить их по достоинству, снаряжая за товарами то в Казань, то в Астрахань, то в Нижний Новгород.

На этих пароходах дети лесопромышленников Бушуевых вскоре отправились на учебу в Москву и Петербург. Позднее некоторые из них уехали получать образование за границу, а потом стали возвращаться оттуда целыми семьями с женами и детьми. Их образованные жены предпочитали сейчас проводить долгую русскую зиму в Петербурге, и приезжали в Осиновку только летней порой, чтобы отдохнуть на какой-нибудь лесной даче, срубленной местными умельцами из отборных корабельных сосен. Обрусевшая француженка Леония, которая стала женой одного из сыновей в большом семействе Бушуевых, тоже отдыхала в Осиновке каждое лето. Леония полюбила скупую северную природу и бескрайние вятские леса. Она с удовольствием проводила на конном заводе господ Бушуевых всё недолгое северное лето. Многие местные жители видели её, то скачущей на коне вдоль дубовой гривы в ладном костюме амазонки, то на просторной конюшне, выстроенной в виде шатра с железным флюгером на крыше. Иногда в это время рядом с Леонией был её муж – человек излишне упитанный и неуклюжий, иногда старший конюх Бушуевых Павел Киреев. Павлу тогда только-только исполнилось двадцать пять, а Леонии уже перевалило за тридцать, но была она так удивительно свежа, стройна и подтянута, что выглядела много моложе своих лет. Естественно, никакого романа у красавицы барыни с деревенским конюхом не случилось, зато общение между ними зародило в душе Павла стремление к иной жизни – более достойной и привлекательной. После общения с этой женщиной ему захотелось стать другим. Но начать новую жизнь без первоначального капитала было невозможно. Павел это понимал и с усердием первопроходца стал искать выход. Перед его мысленным взором была судьба отца. Отец много работал на земле. Земля кормила его, согревала и одевала, но тяжелый труд на земле не приносил отцу большого достатка. Сын не хотел для себя такой жизни, но как вырваться из заколдованного круга, не знал…

Однажды на конной прогулке Павел поделился своими мыслями с Леонией. Она внимательно выслушала его, весело посмотрела на Павла своими зеленоватыми глазами в оправе густых ресниц, немного подумала и посоветовала для начала заняться торговлей.

– Здешний житель, – сказала она, с трудом подбирая русские слова, – привык все покупать на базар. Он ездит в город каждое воскресенье, а это неудобно. Это дорого. Для них надо открыть в Осиновка небольшой магазин. Соблазнить хороший товар – и дело пойдет. Я уверена… А начать лучше с мелочь: с дешевой материи, соль и сахар.

Павел с этими доводами согласился и ответил:

– Я всё понимаю, госпожа. Вот только не могу сообразить, где денег взять на первое время? Просто так торговлю не откроешь.

– Займи у мой дедушка, – с простодушной улыбкой посоветовала Леония, слегка придерживая рукой кончик шляпы от ветра. – Он по здешний меркам весьма богатый человек.

– А даст? – усомнился Павел.

– Обязательно, если я с ним поговорю перед этим… Он любит меня.

– Тогда я завтра же утром и зайду, – дрожащим от нахлынувшего волнения голосом ответил Павел.

– Заходи, – весело ответила Леония и поскакала к дубовому перелеску на бугре, где огромные деревья в этот час выглядели тяжеловесно и ярко, как на полотнах художника Куинджи. Павел пустил своего рысака следом за Леонией и уже через мгновение загадал, что если догонит её до ближнего дуба, то, действительно, станет когда-нибудь настоящим купцом. От этой мысли в его душе проснулся странный азарт. Надо успеть, надо поскорее начинать строить новую жизнь…

Знак судьбы

Рано утром на следующий день Павел был во дворе у господ Бушуевых. В большом волнении стоял за кустами жасмина возле чугунной ограды и дожидался тайного знака Леонии, которая пообещала позвать его, когда будет нужно.

Наконец, этот знак был подан. Леония вышла на балкон в длинном шелковом платье синего цвета. Потом она остановилась у чугунных перил, обвела глазами жасмины под окнами и помахала Павлу рукой. Он понял ее знак, – стремительно вошел в парадную дверь, поднялся по широкой дубовой лестнице на второй этаж и направился по гулкому коридору направо, где в проеме дверей опять увидел Леонию. Она остановила его едва заметным взмахом руки и шепнула: «Он в кабинете. Ты знаешь, где кабинет?». Павел от волнения с трудом сглотнул, ответил кивком, что знает, и зашагал дальше. Сердце у него билось радостно и учащенно… Он миновал еще одну дверь, где на него удивленно посмотрела высокая дама в темном халате, и постучал в следующую.

– Войдите, – ответил откуда-то из глубины кабинета старческий голос. Павел протянул влажную от волнения ладонь к бронзовой ручке в виде ящерицы и решительно потянул её на себя. Дверь бесшумно отошла в сторону, и Павел увидел за ней невысокого, седого, приземистого старика в темном атласном халате, стоящего возле конторки боком к Павлу. Старик живо повернул голову, изучающе посмотрел на Павла из-под густых бровей, и только после этого громко произнес: «Значит, торговлей решил заняться. Ну-ну…» Введенный невесткой в курс дела, Григорий Федорович Бушуев решил не томить слишком долго молодого человека. Спросил, жив ли еще его отец, крепок ли? Поинтересовался, что простой народ о нем говорит. И за разговором, как-то совсем обыденно, достал из конторки небольшую пачку ассигнаций и протянул ее Павлу худой желтоватой рукой. Павел заговорил было о расписке, о том, что без расписки взять деньги не может, на что дед недовольно махнул рукой, скривился и добавил: «Так отдашь. Я Киреевым доверяю. Еще дед твой у меня на сплаве работал, и сплавщик был отменный. Так отдашь. Ступай».

С этим и расстались.

Павел в тот день не шел, а летел домой, как на крыльях. Щеки у него горели, глаза излучали счастливый блеск, голова была забита самыми восхитительными планами, а в теле была разлита такая мощь, такая неуемная сила, что он был почти уверен – сможет сейчас все. Весь здешний мир перевернет. Поставит всё с ног на голову, но своего добьется…

Правда, начинать пришлось с малого – с небольшой лавки, расположенной на бойком месте в центре села, мимо которой по выходным дням валом валил народ, направляясь в небольшую деревянную церковь на берегу реки.

Ходовым товаром в лавке поначалу стали спички и соль, сахар и ситец, гвозди и пуговицы. Павел старался держать в своем магазинчике только то, на что был устойчивый спрос. И лишь однажды по неопытности привез из Казани красивые медные канделябры, которые пролежали у него в лавке несколько месяцев без движения, пока сердобольная Леония, жалеючи, не приобрела их для своей спальни.

Немного позднее на месте бревенчатой лавки появился вместительный каменный магазин, покрытый красной черепицей. Потом рядом с магазином выросла продолговатая кладовка с массивной кованой дверью. Чуть позднее рядом с кладовкой обосновалась небольшая рюмочная, которую местные жители тут же окрестили шинком. В общем, дело Павла Киреева постепенно стало крепнуть и разрастаться. Он был всё время в разъездах, в заботах, в делах. Подолгу задерживался то в Казани, то в Нижнем Новгороде. Иногда наведывался и в Москву, откуда присылал домой красиво оформленные письма с сургучными печатями. Новая жизнь захватила его целиком, увлекла, изменила внешне, хотя внутри он всё еще оставался обыкновенным вятским крестьянином…

Традиции и легенды

Однажды осенью впечатлительная француженка Леония, оказавшая Павлу важную услугу, стала невольной свидетельницей древнего обряда местных марийцев из соседнего села под названием Шурма. Эти люди строили на речке Шурминке плотину, и под пение шамана, чтобы будущий паводок не разрушил земляного вала, чтобы рыба в пруду никогда не переводилась, положили в основание плотины красивый, плетеный из лозы настил, устланный полевыми цветами. Леония решала, что на этот подиум они помесят какое-то божество (татем) и будут исполнять возле него ритуальный танец. Но вместо этого странные люди в темном, напевающие какие-то древние заклинания, привязали к настилу молодую непорочную девушку в белой сорочке, и под звуки ритуального бубна засыпали её красной глиной из ближнего холма. Потом кто-то из людей стоящих рядом с Леонией пояснил, что в этом обряде нет ничего необычного, потому что так когда-то завещали им делать пращуры. Так всегда поступал их старый и мудрый вождь Шур-Мари, который правил марийским народом много лет, и при нем жили они счастливо. Леония была так поражена этим страшным обычаем коренного народа, что долго не могла прийти в себя. Ей казалось, что подобная дикость нигде в мире уже не существует, что эта традиция умерла вместе с последними язычниками. Она восприняла этот обряд, как преступление, которое требуют сурового наказания, суда и расплаты… Леония на какое-то время, забыла, что находится в России. А Россия всегда делилась на две части, одна из которых была цивилизованной и культурной страной, стремящейся походить на Европу, а другая оставалась нищей и варварской, в которой могло произойти и происходило всё, что угодно. Одна часть России кичилась роскошью и богатством, а другая старалась как-нибудь выжить в суровых условиях севера, забывая на время о красоте и нравственности, о сочувствии и справедливости…

На следующий год, вопреки опасениям местных жителей, платина на речке Шурминке устояла. Не справился с ней бурный весенний паводок, собирающий талую воду с угрюмых окрестных лесов. Не размыли её летние дожди, не повредило долгое осеннее ненастье. Водная гладь пруда была широка и спокойна всё лето. Медведи и лоси приходили к пруду напиться, отовсюду слетались к нему дикие птицы, гуси и утки бороздили его зеркальную гладь. Только юная красавица Леония не могла находиться на его берегу. Ей казалось, что в крике этих птиц она слышит тонкий и жалобный голос той девушки, которую принесли здесь в жертву, что в темной воде пруда есть что-то зловещее, предвещающее беду.

После это страшного события Леония заинтересовалась историй марийского народа, и однажды в соседнем селе под названием Кизерь случайно встретила старого марийца – рыбака, про которого говорили, что он знает много ни кому неизвестных сказок и преданий.

На одном из марийских праздников Леония разговорилась с этим стариком, подарила ему красивый глиняный мундштук и попросила рассказать какую-нибудь древнюю легенду. Старик угрюмо поинтересовался, для чего ей это нужно? Она ответила, что многих вещей, которые сейчас происходит в России, не понимает, и это непонимание очень угнетает её. После этих слов старый мариец посмотрел на молодую особу более дружелюбно, помолчал немного и начал свой рассказ такими словами:

– Род марийский начался с Юлы-бога. Юла-бог всегда жил на небе и была у него одна единственная красавица дочь. Вот только женихов на небе ей не находилось. Потому что в ту пору на небе жили только святые и ангелы. Юла-бог был работящий, поэтому на небе работников не держал. Он сам исполнял всю тяжелую работу, а дочь посылал на землю скот пасти… На небе травы, как известно, нет.

Большое стадо Юлы-бога надо было каждый день спускать на землю. Для этого Юла-бог растворял пасмурное небо, раскидывал войлок серых туч до самой земли и спускал по нему скот на обширные лесные поляны.

Вместе со стадом коров и лошадей спускалась на землю и его юная дочь.

Однажды, будучи на земле, небесная девушка встретилась там с красивым и статным юношей. Звали этого юношу Мари. Девушка влюбилась в него и попросила юношу отправиться вместе с ней на небо. Но на земле Мари жил вольно и весело. Он не согласился пойти к Юле-богу на небо, потому что для него это было равносильно смерти. Девушка же из-за любви к юноше не хотела подниматься к отцу в облака, и поэтому решила навсегда осталась на земле.

Она вышла за Мари замуж… Вскоре у них появились дети. Они стали первыми представителями древнего народа Мари Эл…

Следующая легенда старого рыбака рассказывала о великом сказителе марийских преданий по имени Моисей Сахалинский. В ней говорилось о том, что Моисей Сахалинский идет по земле от села к селу и учит людей жить по заветам предков. Он открывает народу глаза, чтобы те могли узреть свет истины. Скоро Моисей Сахалинский вновь явится людям и возвестит им свои пророчества. Странствующий человек Моисей Сахалинский знает не только легенды прошлого, но и легенды будущего. Легенды того мира, который ещё не наступил. Ибо будущее часто повторяет забытые притчи прошлого, которые поросли быльем… От камней древних развалин узнает Моисей Сахалинский свои легенды и собирает эти камни, чтобы выстроить из них мост в будущее. Ибо только на камнях прошлого может устоять новое время. Только на камнях вечности можно построить дом будущего. Потому что камни эти помогают людям миновать поле брани и не споткнуться о булыжники лжи. Но, чтобы самим в камни не превратиться, надо верить древним преданиям и знать, о чем они говорят. Язык камней звучит тихо, как летящая стрела, да ударяет больно. И на месте удара вырастает цветок папоротника, который видно издалека, как видно издалека первые лучи солнца.

Павел и Александра

2 мая 1901 года купец второй гильдии Павел Киреев, сухощавый, но крепкий мужчина 38 лет, с небольшой бородкой клинышком и пышными усами, справлял свадьбу. На эту свадьбу были приглашены все знатные люди, проживающие поблизости от Осиновки, включая лесопромышленников Бушуевых, горнозаводчиков Масловых и помещиков Лариных. Свадебное веселье было дорогим и ярким. Началось оно в новом каменном доме Павла, а закончилось грандиозным фейерверком на берегу расположенного поблизости пруда и катанием на лодках.

Потом на лужайке перед домом были включены фонтаны, на веранде нового купеческого дома заиграла музыка, и начались танцы, которые продолжались всю ночь до утра.

Женой Павла Киреева стала дочь урядника Прохора Шамова, Александра, которой в ту пору только – только исполнилось восемнадцать лет. Эта девушка была стройна и красива, но в чертах её явно просматривалось что-то от ликов святых, а в глазах читалось смирение.

Александра была девушкой стеснительной, но не по годам мудрой. Она прекрасно играла на пианино, а вечерами читала рассказы Ивана Тургенева с той романтичностью в душе, которая свойственна людям искренним и честным, готовым на подвиг служения близким людям и Родине. У нее был только один изъян – полное отсутствие жизненного опыта…

В счастливом браке Павла и Александры родилось семеро детей. Четыре мальчика и три девочки. Все дети в этой семье отличались природной красотой, кротостью и добрым нравом. Правда, старший сын Илья, совершил в детстве один неприглядный поступок. Пользуясь длительным отсутствием отца, отбывшего в Казань за нужным товаром, он вывел из гаража новую английскую машину, блестящую черной краской, и решил покатать на ней местных девчат. Девчата были рады проехаться с ветерком на непривычном для здешних мест транспорте. Темная машина, звонко тарахтя и поднимая пыль, пронеслась по Осиновке от центра села до реки, потом повернула обратно. Местные жители выскочили из своих приземистых хижин, чтобы увидеть новое чудо техники. Стояли вдоль дороги, что-то весело кричали и размахивали руками.

Всё шло хорошо, но на одном из поворотов неопытный водитель с управлением не справился и неожиданно влепился в тонкую березу на углу главной улицы, которую по фамилии основателя все называли Бушуевской. Автомобиль был изрядно помят, девчата обзавелись синяками и ссадинами, а молодая береза поле удара стала быстро расти, но не вверх, как положено, а вширь – в разные стороны, постепенно занимая всё больше свободного пространства. Её корявые ветви постепенно запрудили всю главную улицу. Потом ветви березы двинулись вдоль улицы, заполняя узкие промежутки между домами. Испуганные жители Осиновки стали нещадно пилить березовые ветви на дрова, делали из них метлы и веники, дуги и оглобли. Но рост березы не прекращался. Людям стало казаться, что потревоженная береза стала расти не только летом, но и зимой в самые лютые морозы. Дети заметили, что на теплых ветвях её проводят ночь ленивые местные вороны, галки и коты. Старики стали говорить, что это скверный знак, говорящий о том, что вскоре в Осиновке может произойти событие, которое навсегда изменит привычную жизнь людей. Скоро произойдет то, чего никто не ожидает. Это будет подобно чуду. Только какое это будет чудо – плохое или хорошее, никто пока не знает.