Слева проезжают сани по просторной дороге, на тротуаре несколько мужчин о чём-то спорят и доказывают друг другу: «Конотоп», говорят они. Повторяют много раз. Наталья Александровна не выдержала: «Господа, какой же это Конотоп? Это Путивль! Я была в Конотопе. Там есть красивые каменные дома, но и есть много одноэтажных со ставнями. Посмотрите, это Путивль!» А мужчины по-прежнему повторяют: «Конотоп. Кто в Конотоп? Выходи…»
Наталья Александровна открыла глаза: окно в темноту, лавки, полки, пассажиры… Она вздохнула и в который раз сказала себе: «Нельзя, нельзя скорбеть о том, чего не вернёшь. Надо идти вперёд…» И с опаской спросила себя или Бога: «А, что там, впереди?» Наталья Александровна смотрит, чтобы как-то себя занять на тех, кто выходит и заходит в вагон, на тех, кто толпится на перроне, кто входит в здание вокзала. «Интересно, кто теперь тут у власти?». Ровно год назад Конотоп захватили немецкие войска и хозяйничали тут оккупанты примерно полгода, потом… Потом началась неразбериха, власть захватывали то отряды большевиков, то части Украинской народной республики, то какие-то банды. А жители устали от всех и всех боялись…
Наталья Александровна уже перестала бояться и со смирением и надеждой отдалась на волю судьбы. Конечно, ей очень хотелось побыстрее добраться до сестры, но что она сможет сделать, если поезд кто-нибудь остановит в пути или на станции и станет грабить и не важно с какими целями: благими как большевики или от жадности и разнузданной вседозволенности, как какие-нибудь бандиты, ведь революционеры выпустили из тюрьмы немало «товарищей», среди которых и уголовники.
Вздрогнув, Наталья Александровна проснулась, приходя в себя от какого-то путанного сна, который тут же забыла. Напротив сидит уже другая женщина, да и через проход тоже другие пассажиры. Наверное, вошли, когда она задремала, а прежние вышли. За окном тёмная пустота продолжала поглощать пространство. Наталья Александровна спросила женщину:
– Будьте добры, не подскажите ли, какая следующая станция?
Та что-то промямлила не совсем разборчиво. Наталья Александровна предположила по схожести звуков.
– Нежин?
Женщина кивнула.
– Благодарю, – Наталья Александровна устремила взгляд в темноту.
Прошло около восьми лет, а кажется, будто недавно, чуть ли всего полгода назад, то будто так давно, если и не сто семь лет назад, то в какой-то прошлой жизни, какой уж нет.
Георгию Максимовичу знакомый железнодорожник рассказал, что в Нежин отправили поезд, который везёт аэроплан. Знаменитый спортсмен и авиатор Сергей Исаевич Уточкин намерен произвести полёт с ярмарочной площади. Георгию Максимовичу удалось взять два дня в счёт отпуска и в первых числах июня они с мальчиками поехали в Нежин.
Милый ухоженный городок. Кстати, в середине ХIХ века стал известен многим любителям истории, потому что там обнаружили клад серебряных монет. Двести монет! «Бедняга тот, кто их закопал, ему так и не удалось воспользоваться. Допустим, мы закопаем что-то для нас ценное или хотя бы очень нужное и дорогое, чтобы не досталось неприятелю и… дальше можно и не продолжать, что может случиться с нами, – говорил Георгий Максимович жене и сыновьям. – А то, что нам было так дорого будет лежать где-то глубоко в земле. Пройдут десятилетия, столетия. И только, допустим также, через восемь веков совершенно чужие и далёкие потомки, но не наши находят дорогие для нас вещи и помещают в музей. Туда приходят люди, смотрят на витрины, а специалисты рассказывают, как по этим вещам они воссоздают то, что происходило в наше время! Удивительно, правда?» Учёные определили, монеты клада были в ходу во время правления великого князя Владимира Святославича и его сына Ярослава Мудрого. Этот клад был не единственный, прошло чуть более двадцати лет и снова нашли монеты, на этот раз ещё более древние – IV век ? римские серебряные денарии. «Полторы тысячи лет! Уму непостижимо, – восхищался и удивлялся Георгий Максимович. – Как мы привыкаем к тому, что знаем с детства и поэтому нам кажется, что мир в котором мы выросли был такой всегда и будет продолжать быть таковым. И, какое бывает испытываешь потрясение, что мир постоянно меняется. Ну, согласитесь, трудно представить, что по этим улицам Нежина ходили люди иной национальности, точнее племенной принадлежности с непохожими обычаями, что на месте вон той церкви, возможно, располагались здания, куда они приходили приносить жертвы своим богам, а может уже и молились Христу, что вместо этих домой стояли незнакомые нам постройки. Кто здесь жил? Праславяне? Готы? Скифы-пахари? Как в эту местность попали римские монеты? Привезли торговцы? Кто именно? От кого денарии спрятали? Может быть от гуннов или других кочевников? Сколько возникает в жизни вопросов, на которые нет точных ответов, лишь предположения с разной долей вероятности».
Мальчики ещё были малы, чтобы вникать в эти рассуждения, они слушали отца с любопытством, а Наталья Александровна задумчиво кивала, согласная с мужем.
Долго стояла семья в тот приезд перед памятником Николаю Васильевичу Гоголю. Нежинцы поставили замечательному писателю памятник первыми. Стояли, всматривались в черты писателя и вспоминали любимые места из его произведений.
Из-за угла улицы показались лошади, а вокруг них толпа собиралась и глазела на то, что едет – аэроплан. Лошадей направили на ярмарочную площадь, потом отсоединили от летательного аппарата, который оставили на обозрении, приставив солдат.
Просторную ярмарочную площадь огородили. Туда запускали по билетам, стоимостью в один рубль. Гуляя по городу глаза натыкались во многих местах на объявления: «Полёт знаменитого русского авiатора С. И. Уточкина на собственном аэроплан? системы «Фарманъ». Начало полёта в 3 часа дня. Программа: 1) Полётъ на высоту. 2) Облётъ ярмарочной площади. 3) Спускъ съ высоты 100 метр. на поле возле монастыря».
Пока устраивались на площади и разглядывали аэроплан, увиденный подавляющим количеством собравшихся впервые, вокруг машины продолжали находиться солдаты, никого не допуская близко. Аэроплан казался лёгким и хрупким издали. Основная часть лежала на длинной плоскости и опиралась на колёса, похожие на велосипедные, хвост – тоже на подобные колёса, только значительно меньшего размера. Удивительно, как эти колёса не сломаются от какой-никакой, но всё ж таки тяжести мотора. Над нижней плоскостью, более чем на метр выше протянулась другая плоскость, параллельная. Эти обе сплошные плоскости – своего рода крылья. «Для равновесия», – говорили в толпе. Другие сомневались: «Ежели накренится в ту или другую сторону, то как же?» «Говорят падал уж и не раз, сильно расшибался». От середины нижней плоскости вперёд вытянулся нос аэроплана, заканчивающийся винтом с лопастями.
Вокруг всё гудело от множества голосов и мнений. А на крышах соседних домов забралось много мужчин, кто не смог достать билеты и не поместился на площади. По стволам и ветвям, весело переговариваясь, карабкались мальчишки.
Через калитку ограждения протиснулся коренастый мужчина. Шумовая волна окатила округу: «Уточкин!». Большая голова, будто росла сразу из плеч без шеи. Уверенным шагом подошёл к аэроплану. Взял кожаный шлем, натянул на короткие волосы. Сосредоточенный и серьёзный, он сказал что-то солдатам и те рассыпались: одни отчаянно стали крутить лопасти винта, другие схватились за края крыльев, третьи – за конструкцию хвоста. Сам Сергей Исаевич быстро и ловко взобрался на середину аэроплана и уселся в плетённое кресло, продуваемое ветром со всех сторон. Стал производить некие действия, а солдаты слушали и продолжали исполнять его приказание.
Толпа топталась от нетерпения, а полёт всё ещё не начинался. Кто-то из знающих сказал: «прогревает мотор». Другие стали возражать, мол не зима, мороза нет, вон какая теплынь стоит. Но знающие люди добавили: «этого тепла для мотора недостаточно. Надо, чтобы стал горячий, почти как кипяток!» Переминались, шептались в нетерпении и понемногу начинали скучать. Одно развлечение – наблюдать за солдатами, как одни крутят и крутят лопасти, а другие удерживают качающийся аэроплан.
Вдруг людской шум заглушил рокот мотора, который гудел и трещал с угрожающей силой. Ещё немного и аэроплан тронулся. Толпа затаилась, не отрывая глаз от летательного аппарата и авиатора. Давно не было дождей, и земля изрядно высохла, когда же покатил аэроплан, то взвились клубы пыли. Над ними, устремив взгляд вперёд, двигал рычаги Сергей Исаевич, трясясь и подпрыгивая на неровностях «лётного поля». Аэроплан оторвался от земли. Звуки междометий, выражающих восхищение, удивление и радость невольно вырвались у тысяч зрителей.
Аэроплан летел выше и выше. Он уже поднялся на высоту трёхэтажного дома и люди смотрели, как заворожённые, многим казалось непостижимым, чтобы подобная конструкция могла нести человека в воздухе, как птицу. Тем временем аэроплан полетел за город, по прямой куда-то вперёд. Люди, ожидали, как было объявлено, что Уточкин развернёт машину и пролетит над ними, но аэроплан продолжал лететь в том же направлении, уменьшаясь в размерах. Летел дальше и дальше. Потом стал снижаться. И тут же наблюдающие стали исчезать с крыш и помчались из подъездов туда, куда садился Уточкин. С деревьев почти посыпались мальчишки и что было силы побежали за город к краю поля, где в сторону леса уже катил аэроплан. Вскоре на месте посадки, недалеко от монастырского скита образовалась толпа, окружающая отважного авиатора.
Вот так Наталья Александрова с мужем и сыновьями 4 июня 1911 года впервые наблюдала, как человек начинает осваивать и воздушную среду. Даже сейчас, вспоминая после уже стольких лет взлёт аэроплана, она чувствует волнение и трепет, а ещё радость, что потрясающие моменты жизни ей дал Бог разделить с Георгием Максимовичем.
За окном недавняя темнота превращается в тёмную серость, которая с каждой ушедшей вдаль верстой понемногу светлеет. Мелькание деревьев и размеренный стук погрузил Наталью Александровну в дрёму.
Казалось прошло всего лишь несколько секунд дремоты. Наталья Александровна проснулась вздрогнув, какой-то странный сон, который тут же забылся. Напротив, вместо женщины притулился понурый священник, судя по виду, в длиннополой чёрной одежде, блестящие лучики от креста на груди просачивались сквозь седые волосы бороды. В забрызганном грязью оконном стекле голубело небо, редкие лохматые облака гнались за поездом.
Протоирею, настоятелю сельской церкви было о чём задуматься. Два дня назад снарядом снесло крест и повредило крышу. Если бы чуть влево, то угодил бы снаряд в колокольню и снесло бы наполовину. А, где теперь взять средства на починку?.. Грех правит миром. Вернулись древние времена междоусобицы и братоубийства.
Движение этого поезда осталось немного в стороне от воюющих. В ночи, вдалеке, где-то в поле, местами за лесом, кое-где за околицами деревенек и сёл стрекотали пулемёты, то и дело разносились глухие удары орудий, щёлкали пули.
В декабре 1918 года из Курска выступили отряды под руководством большевиков, чтобы утвердить Временное рабоче-крестьянское правительство Украины, чему яростно сопротивлялась Директория Украинской Народной Республики (УНР). Повстанческие дивизии занимали города обширной Курской губернии и шли на восток Украины, откуда уходили немецкие войска. Перед Новым Годом члены Директории предложили Совету народных комиссаров Российской Социалистический Федеративной Республики провести переговоры о мире, в ходе которых проявились всевозможные разногласия и, не желая не только отдавать власть, но и хоть в какой-то степени делить её с большевиками бывшие члены Центральной Рады, а ныне Директории отвергли союз. Вскорости ночью на первое января 1919 года в Харькове поднялось восстание, им руководили большевики. Восставших поддержал совет немецких солдат и частям во главе с Семёном Петлюрой предъявили ультиматум, чтобы те убрались из города в течении суток. И третьего января в Харьков вошли части Красной Армии. Повстанческие отряды во главе с атаманами метались и действовали в содружестве то с УНР, то с армией Деникина, то с Красной Армией, а то убивали и тех, и других, и третьих. Через две недели, 16 января 1919 г. члены Директории решились объявить России войну, но в следующем месяце её войска потерпели существенное поражение, и Красная Армия победоносно вошла в Киев.
Так, что к моменту подъезда поезда к Киеву, на котором находилась Наталья Александровна там была схожая с Курском власть и примерно похожая ситуация.
Поезд въезжает в своеобразный узорный туннель ? высокий и прямоугольный из металлических перекрестий – мост, инженера Струве через Днепр. За окнами мелькают ромбические узоры из металла, сквозь них тёмная вода местами сверкает слепящими блёстками. Продолжая громыхать и почти с той же скоростью поезд катит по городу, чтобы вскоре замереть у платформы вокзала.
Наконец очередь Натальи Александровны подошла к железнодорожной кассе, и она попросит билет до Одессы. В ответ услышала:
– До самоi Одеси потяги не ходять, там бо? йдуть , – сказал кассир.
– А как же доехать? – растерялась Наталья Александровна, с тревогой попросила, – Очень надо добраться туда.
– ?дьте до Веселиново, якщо потяги на той час не пустять, так через село проходить Поштовый тракт. Авось доберетеся.
– Веселиново далеко от Одессы?
– Верст сiмдесят буде, може побiльше.
– Ну, что же поделать. Давайте билет до Веселиново.
Пока Наталья Александровна в зале ожидания киевского вокзала надеялась дождаться поезда в сторону Одессы, в районе Житомира и Бердичева отряды Украинской Народной Республики (УНР) сопротивлялись и не давали отрядам Красной Армии продвигаться дальше, и даже пытались прорваться к Киеву. А войска под руководством большевиков намеревались пройти через западную Украину в Румынию, а оттуда в Венгрию, чтобы помочь венгерским товарищам, ведь несколько дней назад съезд Коммунистической и Социал-демократической партий объявил создание Венгерской социалистической республики.
При другой ситуации Наталья Александровна с удовольствием прошлась бы по улицам или проехала на извозчике в Киево-Печерскую лавру, ей нравилось гулять по её нижней части и особенно в верхней, откуда открывался вид на Киева и даже Днепр, но сейчас у неё одно желание – скорей бы добраться до сестры. Наталья Александровна частенько, чтобы отвлечься от грустных мыслей начинала вязать, вот и сейчас она порылась в саквояжике и достала крючок. Клубок она оставила в саквояжике, продолжила вязание косынки для сестры на её больные плечи. Частенько, коротая время прибегала к вязанию. Наталья Александровна любила рукоделие и считала, что оно успокаивает, поэтому предполагая, что ей придётся ждать поезда, она не стала укладывать пряжу и крючок в чемодан, который ей трудно открывать и закрывать. Женщина пристроилась на одном из стульев, что стояли в несколько рядов и все были заняты людьми совершенно разных сословий, кои считались ликвидированными, но пока что одежда отличала происхождение или род занятий. Вокруг стульев лежат вещи, хозяева сидят в полудрёме или что-то жуют, или внимательно прислушиваются к объявлением.
Прислушивается и Наталья Александровна, опасаясь в вокзальном шуме пропустить объявление на посадку. Сначала у неё всё же прорывается мысль, может быть прокатиться в лавру? Не хочется туда тащиться с чемоданом. И пока она колеблется, тучи наливаются синевой. Вскоре по небу растекается серость и идёт дождь, который убеждает её не тратить сил на излишние прогулки и дожидаться поезда, тем более не стоит лишний раз мокнуть под дождём без особой необходимости.
Дождь поливает пыльные мостовые, стучит по крышам и брусчатке, растекается чёрными лужами в низинках, кропит остатки потемневшего снега, поливает прошлогоднюю траву, чтобы та поскорее ожила, обливает деревья, напоминая, что весна пришла, пора просыпаться.
Несколько часов лил неугомонный дождь, мешая, но не останавливая пассажиров выходить и садиться в поезда, такие желанные и такие долгожданные. Наталье Александровне удалось дождаться нужного ей поезда уже намного за полночь. Вскоре после того, как она устроилась на доставшемся ей месте, заснула сидя, обхватив свой небольшой саквояж. Она так утомилась, что и не слышала, как поезд останавливался на многочисленных станциях и полустанках. Ей снилась зима и её семья. Они все катались на катке, накануне усилился мороз и всё покрыл пушистый иней. Немного потеплело, но было ещё весьма морозно, пошёл редкий снежок, укрывая ещё больше ветви деревьев и кустов, превращая их в сказочные. Они радовались и катались друг за дружкой. В луче света от фонаря у катка сверкали пролетающие снежинки. Было весело и хорошо. И почти не холодно. Георгий Максимович, Петя и Павлик катались на коньках вокруг неё.
Вдруг она заметила, что мужа рядом нет. Наталья Александровна спрашивала у сыновей, те тоже не обратили внимания, как и куда укатил отец. Потом видит, как между сыновьями из катка вырастает ледяная перегородка, которая поделила каток и каждый из них стал кататься в своей части поодиночке. Она попыталась прокатиться к Пети, но коньки, будто приросли. Тогда попробовала направиться в сторону Павлика и тоже не удалось сдвинуться с места.
В испуге проснулась. В вагоне совсем светло, люди суетливо собираются, оказалось, что поезд уже приближается к Веселиново. Наталья Александровна, переводит дух, никак не придёт в себя от странного сна. Уверенна, этот сон показал то, что произошло и то, что ещё предстоит ей пережить. Что-то ещё может произойти с её мальчиками. Под впечатлением от увиденного во сне, никак не сосредоточиться на действительности. Надо тоже собираться. Да, что там собираться: взять саквояж да чемодан… А, где же чемодан? Наталья Александровна, помнит, что никуда не перекладывала, поставила возле ног. Может быть, кто-нибудь отодвинул или куда задвинул, чтобы не мешал. Ищет. Под лавкой: одной, другой, через проход. Заглядывает на верхние полки. Протиснулась сквозь людей, что заполнили проход, оглядывает их вещи. Нигде и ни у кого нет её чемодана. Наталья Александровна вышла последней из вагона, продолжала искать, но чемодан так и не отыскался. Ей так стало одиноко и обидно, что слезинки покатились одна за другой, только успевала утираться.
Наталья Александровна отошла в сторонку на платформе, чтобы никому не мешать и успокоиться. «Ой, как хорошо, что пряжу и шаль для Любочки я не положила в чемодан», – подумала Наталья Александровна. Она понимает, что жаловаться не имеет смысла, никто искать её украденные вещи не станет, вокруг происходят дела более серьёзные. Когда почти перестала всхлипывать вошла в здание вокзала, чтобы получить совет как и на чём добраться до Одессы.
Глава четвёртая
Москва, 1917 год: лето
I
Павлу и Петру удалось поступить в Московский университет на историко-филологический факультет и они с гордостью стали носить студенческие тужурки и фуражки. Павла давно увлекла русская литература, но притягивала и юриспруденция, которую считал более перспективной для обеспечения жизни, и поэтому намеревался поступать на юридический факультет, но в связи с постановлениями Временного правительства и изменением структуры профессорско-преподавательского состава юридический факультет в апреле 1917 года упразднили, что даже удивило Георгия Максимовича и он, не ожидая от кого-либо ответа, с недоумением спрашивал: «Неужели, юристы больше не понадобятся?»
Пётр к тому времени ещё не совсем определился, его интересовала как русская литература, так и восточная, точнее персидская, а также узбекский, да и вообще среднеазиатский фольклор, а также экзотика стран Средней Азии. Но Георгий Максимович не рискнул отвезти Петра в столицу, Петроград требовал несколько больших средств, чего они не могли себя позволить, а допустить, чтобы сын жил впроголодь он тоже не мог. Поэтому, несмотря на то что в Императорском Санкт-Петербургском университете открылся факультет восточных языков, которые, возможно, с интересом принялся бы изучать Петя, отец его отвёз вместе с братом в Москву. Впрочем, Пётр и не роптал, потому что сам ещё колебался, что же ему всё-таки надо и хочется.
