Павел и Михаил обернулись простынями, и Сезам открыл следующую дверь.
Солнцедаров испытал шок: перед ним простиралось море. Настоящая пучина морская с белыми барашками и грозным альбатросом. И шум прибоя.
– Удивлен? – толкнул Меньшиков друга в бок. – Лучший специалист из Австралии работал. Ну, и наши инженеры кое-что умеют.
– Полундра! – прокричал сверху альбатрос.
Павел вздрогнул и втянул голову в плечи.
– С чего начнем, Павел Иванович? – спросил Михаил.
– Хорошо бы…
– Понял… Сезам! – позвал Меньшиков.
Тут же появился столик. На нем было всё, что может пожелать душа моряка. Кроме разве что макарон по-флотски. Сезам налил в пузатые рюмки коньяк и исчез.
– С возвращением на родную землю, морячок!
Дальше всё по отработанному сценарию: русская парная, финская сауна, турецкий хамам.
– Давай-ка наперегонки, как в старые времена, – предложил Михаил Иванович.
И они прыгнули в бассейн. Первым финишировал Солнцедаров.
– Есть еще порох в пороховницах, – похвалил Павла Меньшиков. – На вид – соплей перешибешь, а жилистый.
Они ныряли, брызгали друг в друга водой. Периодически у бортика появлялся Сезам с подносом. Друзья выпивали по рюмочке, закусывали лимоном и продолжали резвиться.
А потом, подобно патрициям, обмотанные простынями, они возлежали в глубоких креслах, вели неспешную беседу о жизни. Тихо играла музыка, Солнцедаров расслабился и получал удовольствие.
Неожиданно взгляд Меньшикова стал холодным и жестким:
– А теперь давай-ка рассказывай всё о себе.
– О чем? – словно недоумевая, спросил Павел.
– Я должен знать о тебе всё. Иначе дела не будет.
И Солнцедаров рассказал. Как его допрашивали в КГБ, как попал в службу тыла, как его подставили и чуть не посадили.
– Хотели посадить ни с того ни с сего? – хмыкнул Меньшиков.
– Да нет, конечно. Система виновата. Воровали все. Я был в системе – деньги шли наверх.
– Тебе, конечно, ничего не доставалось? – усмехнулся Михаил.
– Да, какая-то мелочь. Уволился без гроша в кармане.
– Верю. А теперь к делу. Ты уже понял, что я в Петровске человек не последний. Эта банька, яхт-клуб, да и развлекательный комплекс, в котором были вчера – мои. Есть и еще кое-что. Записано, правда, на родственников. Мне не положено. Я – чиновник, глава города.
– Ни х… себе! – вырвалось у Солнцедарова. Он дернулся, чтобы встать по стойке смирно.
– Сидеть! – скомандовал Меньшиков. – Я так понимаю, ты сейчас на мели. Могу тебе предложить работенку. Перспективную. Специалистом по военно-патриотическому воспитанию. Как раз твой профиль – будущих воинов воспитывать станешь. Годится? Или мелковато для тебя?
– В самый раз, – махнул рукой Солнцедаров.
– За тебя! – поднял рюмку Меньшиков.
Они чокнулись. На глазах Павла Ивановича навернулись слезы.
Через неделю Солнцедаров должен был приступить к работе. А пока он решил навестить мать, которую не видел много лет.
Междугородный автобус доставил семейство в небольшой городок Псковской области, на родину матери Павла. У автовокзала в ожидании клиентов дежурили таксисты-частники. Один из них, поигрывая ключами, направился к приехавшим: «Куда поедем?»
Солнцедаров назвал адрес.
Дорога заняла несколько минут. Автомобиль остановился возле старого деревянного, но еще крепкого дома с высоким крыльцом и резными наличниками. В ухоженном палисаднике росли нежнейшие белые и розовые мальвы. Павел отметил, что забор слегка покосился, а на крылечке не хватает ступеньки. В этот момент открылась дверь, и на крыльцо вышла женщина в темном платке. Солнцедаров сначала не признал в этой грузной, строгой старухе родную мать.
Когда гости подошли поближе, мать внимательно посмотрела на Павла и спросила:
– Что же они с тобой сделали?
– Кто? – не понял Павел.
– Бесы, – сурово ответила она.
Павел часто заморгал. Алёшка заплакал.
Вся строгость вдруг ушла с лица женщины. Она суетливо обняла и расцеловала всех по очереди.
А Солнцедаров всё не мог успокоиться:
– Какие бесы, мама?
– Потом-потом, – отмахнулась она. – Тоня, иди скорей! Павлик приехал!
На зов вышла другая женщина. Помоложе Марии Антоновны, но похожая на нее как две капли воды.
– Антонина. Сестра моя.
Гости вошли в дом. Из «красного угла» на Павла строго смотрел Иисус.
«Не простит», – мелькнуло в голове. Он торопливо перекрестился. То же самое сделали супруга и сын.
Комната поражала необыкновенной чистотой и уютом. Почетное место занимала свежевыбеленная русская печка. Мария Антоновна погладила ее рукой:
– Кормилица наша. Всю войну я на ней провела, можно сказать. С братом, он на год постарше меня был. Спали мы на старых ватниках, половичках. Нам туда бабушка подбрасывала мешочки с жареными тыквенными семечками, сушеной свеклой. Вместо сладостей. Вы надолго приехали?
