В тени императора
И однажды решился. Увидев Лиду, сидящую на скамейке с томиком Есенина в руках, он подошел и сказал: «Я тоже пишу стихи. Можно, я тебе их почитаю?»
Барышня отложила Есенина и кивнула. Павел стал читать. Он точно подобрал ключ к сердцу девушки.
На следующий день после уроков молодые люди пошли в кино. А потом долго гуляли в парке. Павел был бесподобен! Он шутил, рассказывал смешные истории, читал стихи свои и других поэтов. Лида хохотала, и юноша был счастлив.
Кое-какие деньги у Павлика имелись, и он водил девушку в кафе-мороженое, в кино, катал на прогулочных корабликах.
Так прошел месяц. Они уже гуляли по парку, взявшись за руки. И один раз при расставании Лида позволила себя поцеловать. В ту ночь Павел не смог заснуть…
Месяц май был наполнен и другими событиями. Павел готовился поступать в мореходное училище. Такое решение было естественным для мальчишки из морского города, который мечтал о дальних странствиях, неизведанных морях, заграничных походах.
Романтика романтикой, но Павел Солнцедаров прекрасно знал, что «ходить в загранку» – это не только романтика. Это престиж, это перспективы, это хорошие деньги, это возможность покупать дефицитные товары в магазинах для моряков загранплавания «Альбатрос», которые торговали за чеки Внешторгбанка (был такой заменитель валюты). Кроме того, курсантов не призывали на срочную службу в армию, а после окончания помимо гражданской специальности они получали погоны младшего лейтенанта.
Готовился к поступлению в это же училище и Михаил Меньшиков. По совету старшего брата, который вот уже несколько лет бороздил моря и океаны. С немалой выгодой для себя. Он даже купил автомобиль «Жигули». Позволить себе такую покупку мог далеко не каждый советский человек.
Судьбе было угодно, что оба будущих мореплавателя и девушка Лида оказались в одной компании – отмечали день рождения кого-то из одноклассников.
– Лидия, – сказала Лида и протянула руку Меньшикову.
– Михаил, – осторожно пожал руку девушке юный богатырь.
После дня рождения провожать Лиду пошел Михаил. Впоследствии при встрече Солнцедарова и Меньшикова тот вел себя, как ни в чем не бывало.
Девочка же Лида подошла к Павлику на перемене и сказала: «Прости, но это была любовь с первого взгляда».
Не будем описывать переживания Павла, его терзания – всё и так понятно. Скажем только, что покинутый юноша вывел для себя формулу:
ДРУЖБА + ЛЮБОВЬ = ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Потрясение, которые испытал Павел от двойного предательства – любимой девушки и лучшего друга, оставило глубокий след в его душе. Чувства добрые покинули юношу. Он поклялся мстить! И Меньшикову, и всем девушкам. Мстить, как граф Монте-Кристо. Не сразу, а смакуя, лелея месть. И наносить разящий удар внезапно. Как молния!
А пока, не имея ни богатств графа, ни его мужественности и привлекательности (имеется в виду Жан Маре в роли Монте-Кристо), Павел понимал: надо упорно идти вверх. Моряк Дантес шел к цели в холодной камере замка Иф, пробивал каменные стены, проявил волю и смекалку и не погиб в волнах бушующего моря.
Почему-то, думая о графе, Солнцедаров всегда вспоминал романтическую песню моряков:
Они стояли на корабле у борта,
Он на нее смотрел с тревогой и мольбой.
На ней был светлый плащ,
На нем бушлат потертый.
Он замер, к девушке с протянутой рукой.
Дальше в песне шел диалог леди и матроса. Главное было в конце:
Но на призыв влюбленного матроса
Сказала: «Нет!», потупив леди взор.
Любовь вскипела в нем, как крылья альбатроса,
Он бросил девушку в бушующий простор!
На последних словах сердце будущего моряка сжималось. Не от жалости – от мстительного чувства. Так бы Лиду!
И вот Павел в курсантской форме. По традиции трет лоснящийся нос бронзового императора, основателя российского флота, и проходит в широко распахнутые ворота в новую жизнь – то есть в училище, куда он поступил без особого труда. Мальчик был смышленый и умел ловко переводить вопросы экзаменатора, на которые не знал ответа, на другой предмет. Например, его просили объяснить:
– В чем назначение шкотов и как ими управляют?
Павел важно отвечал:
– Значение шкотов чрезвычайно велико. Но вот швартовы… – и выкладывал всё, что знал об этих тросах.
Получалось, что экзаменующийся разбирается в самых разных снастях, не только в шкотах.
Поступил в эту мореходку и необремененный знаниями Мишка Меньшиков – будет защищать спортивную честь училища на соревнованиях по боксу.
Павел ради поставленной цели, ради светлого будущего вынес всё: утренние и вечерние поверки, строевые занятия, тренировки отбой-подъем, многочисленные наряды на работу, дежурства вне очереди за неповиновение, непонимание, нетерпение, грубое слово, курение… Он, личность свободолюбивая, поэт, должен был жить в тисках ужасной дисциплины, ходить строем, когда тяжелые ботинки – их называли «гадами» – как гири тянули к земле, носить форму не по размеру, которая сидела мешком, испытывать чувство омерзения от скользящего, как змея, по шее гюйса. Но Павел любил жизнь и верил, что это взаимно. Поэтому он выдержал. Как и другие курсанты, научился форму ушивать, а стрелки на брюках наглаживал так, что о них можно было порезаться – эффект достигался тем, что изнутри брюки, где должны быть стрелки, тщательно натирались мылом и затем проглаживались горячим утюгом. Мыло склеивалось, и получались очень тонкие и острые стрелочки. В этом был особый морской шик.
Стрелки на брюках превращались в стрелы, которые летели в сердца юных дев на танцплощадке в павильоне «Дружба» – излюбленном месте отдыха девушек из расположенного поблизости кулинарного училища. Столько барышень здесь было! И одна краше другой! Павел с Мишкой частенько посещали этот очаг культуры. Иногда приходилось бегать и в самоволку. Танцплощадка была так плотно окружена тенистыми аллеями с уединенными скамейками, что наш герой несколько раз чуть было не женился. Но каждый раз тень от предательства Лиды падала на светлые чувства и гасила их.
Вот уже и второй курс. Ярко светит весеннее солнце, весело чирикают воробьи, и только зычный голос начальника строевого отдела капитана третьего ранга Лыкова оскверняет идиллию:
«Курсант Меньшиков, находясь в самовольной отлучке вместе с неустановленным лицом из числа курсантов, привел себя в нетрезвое состояние, посетил танцевальный павильон «Дружба», где устроил драку с гражданской молодежью, закончившуюся увечьями нескольких человек. За что был задержан нарядом милиции и доставлен в сорок шестое отделение. Неустановленное лицо скрылось. За грубейшее нарушение дисциплины приказано отчислить курсанта Меньшикова из училища».
В душе курсанта Солнцедарова слова капитана третьего ранга отзываются ликующей музыкой. Он торжествует: граф Монте-Кристо начал действовать!
Драку спровоцировал сам Павел – пристал к девушке, которая танцевала с кем-то из местных. Солнцедаров понимал, что боксер Меньшиков заступится за друга. Так и вышло. Меньшиков заступился, пролилась кровь, Мишку отчислили.
А Павел и еще несколько счастливцев готовились к настоящему морскому походу – впереди были три месяца практики на корабле, заграничные порты и новые впечатления.
Теплоход «Александр Пархоменко» взял курс на северо-запад Швеции. Штормило. Многих курсантов свалила морская болезнь. Павлу же хоть бы что – он настоящий моряк!
Уже осталась по левому борту Дания. По правому борту иногда возникает Швеция. Как весточки из другого мира проходят мимо суда-иностранцы.
Качка стихает. На горизонте появляются очертания берега – на каменных островах лепятся аккуратные белые домики с красными крышами. Порт Уддевалла. Загрузились целлюлозой.
Несколько дней перехода – и Бельгия. Павел впервые ступил на заграничную землю. В кулаке он крепко сжимает тонкую пачку бельгийских франков – выдали командировочные. Сумма хоть и чисто символическая, но валюта!
Антверпен – город небольшой и очень шумный, прямо на улице продают свежих крабов, кальмаров, рыбу. Яркая реклама приглашает в мир изобилия. И огромное количество красивых автомобилей неизвестных марок.
А потом были Неаполь, Александрия, другие города. Загружались апельсинами, бумагой, тканями…
Домой возвращались настоящими «морскими волками». В лексиконе появились новые морские словечки и, конечно, названия далеких иностранных портов.
«Постановление о возбуждении уголовного дела и принятии его к производству от 18 апреля 1985 года.
Старший следователь Следственного отдела Управления КГБ по Ленинграду и Ленинградской области майор Пестелевич К. Ф., рассмотрев материалы Ленинградской таможни по делу о контрабанде № 80/58 от 18 апреля 1985 года и материалы, поступившие из оперативного подразделения УКГБ, установил:
17 апреля 1985 года теплоход «Александр Пархоменко» Балтийского морского пароходства прибыл из заграничного рейса в Ленинградский морской порт.
18 апреля член экипажа теплохода Солнцедаров Павел Иванович на автомашине марки Фольксваген номер 27-13 ЛАГ, которой управлял водитель автобазы морского пароходства Морозов В. И., пытался вывезти с территории порта партию электронных наручных часов иностранного производства в количестве 650 штук.
Однако это ему не удалось, так как во время досмотра автомашины сотрудниками таможни заиграли мелодии в нескольких часах.
По предварительной оценке, их стоимость составила 29 250 рублей. Как объяснил Морозов, указанные часы Солнцедаров вынес с борта теплохода «Александр Пархоменко» и погрузил в автомашину Фольксваген. Принимая во внимание, что в действиях Солнцедарова содержатся признаки контрабанды в крупном размере, то есть преступления, предусмотренного статьей 78 УК РСФСР, руководствуясь требованиями статей 108–112 и части 2 статьи 129 УПК РСФСР, постановил:
В отношении Солнцедарова Павла Ивановича, 08.03.1966 года рождения, уроженца города Петровска, русского, члена ВЛКСМ, курсанта мореходного училища, проходившего практику на теплоходе «Александр Пархоменко», возбудить уголовное дело.
Подпись: старший следователь Следственного отдела УКГБ майор Пестелевич Кондрат Фёдорович».
«Введите!» – крикнул Пестелевич, и ввели задержанного. «Фамилия!» – рявкнул майор.
На новеньких голубых джинсах молодого человека образовалось темное пятно.
«Да, не декабрист», – подумал Пестелевич.
Павел, натура тонко чувствующая и впечатлительная, рассказал следователю всё! Рассказывал взахлеб, упирая на то, что его вовлекли, использовали старшие товарищи. Назвал все фамилии, показал все места хранения контрабанды. Как оказалось, система покупки, доставки на борт и транспортировки товара была тщательно отлажена.
Поэтическая натура Солнцедарова нашла отражение в письме, адресованном следователю. Любопытный документ:
«Прошу простить меня за ложь! Мне стыдно перед родными, близкими, комитетом комсомола, которым я лгал. Стыдно, что вводил в заблуждение товарища следователя, который проявлял терпение и такт. Я, оступившийся гражданин и патриот нашей великой Родины, осознаю свою вину и обязуюсь впредь соблюдать все законы».
И светил бы нашему герою, несмотря на чистосердечное раскаяние, помощь следствию и любовь к Родине, немалый срок за контрабанду. Если бы не…
Они встретились у памятника Петру Первому перед райкомом партии.
«Да, не Кустодиев. Скорее, что-то рубенсовское», – подумал первый секретарь Петровского райкома КПСС Иван Михайлович Петрушин, глядя на располневшую Машу Солнцедарову. Сколько лет прошло, а он про себя называл ее по-прежнему Машей. Яркими были воспоминания!
«Похудел-то как… Поседел… А глаза всё такие же синие-синие», – подумала Мария.
– Сынок Павлик. Мой. Наш. Беда. Ваня. Надо спасать, – заплакала она.
– Успокойся, Маша. Изложи по порядку.
Убитая горем мать рассказала, какая беда случилась с Павлом.
Иван Михайлович задумался:
– Дело скверное. Работает КГБ. Сам не справлюсь. Придется обратиться к Игорю Александровичу, Вадиму Сергеевичу или Олегу Васильевичу. В крайнем случае, попрошу тестя. Сделаю всё, что в моих силах.
Сверху на них сочувственно смотрел Пётр: все-таки это он открыл окно в Европу.
Через несколько дней Павел Солнцедаров был отпущен. По официальной версии – за отсутствием состава преступления. На самом же деле, майор Пестелевич, получивший указание прекратить дело в отношении Солнцедарова, будучи настоящим профессионалом, человеком дальновидным, распорядился освободить и Павла, и еще одного курсанта-практиканта, проходившего по тому же делу.
Две цели преследовал опытный чекист: отводил ненужные подозрения в стукачестве от Солнцедарова и планировал использовать Павла в дальнейшем. Ему приглянулся смышленый паренек.
Во время последней беседы теперь уже подполковник Пестелевич, досрочно получивший звание за успешное расследование крупномасштабного дела о контрабанде, дал подписать Солнцедарову соответствующую бумагу и сказал, пожимая руку: «Павел Иванович, мы рассчитываем на вас. Продолжайте учебу. После выпуска из училища и присвоения звания младшего лейтенанта будете направлены на Северный флот. Нам там нужны верные, преданные Родине люди».
Двойственные чувства овладели Павликом. Он понимал: прощай, загранка, прощай, вольная жизнь, прощай, теплый океан. Здравствуй, холодное Северное море, здравствуй, безжалостная флотская дисциплина.
С другой стороны, он испытывал ни с чем не сравнимое чувство облегчения. Удалось избежать сурового наказания, пусть даже ценой предательства. Да и перспективка вырисовывалась: покровительство могущественного ведомства поможет быстро сделать карьеру. Нравственная сторона вопроса молодого человека не интересовала. Однако психологическую травму он получил. Навсегда в его сознание впечаталась семьдесят восьмая статья Уголовного кодекса РСФСР.
Кроме того, у Павла в течение многих лет любые часы вызывали настоящую идиосинкразию – он не переносил вида часов, тиканья часов, само движение стрелок было ему неприятно.
Вечером юноша впервые напился до бесчувствия. Отец и мать встретили узника празднично накрытым столом, в центре которого стояла внушительная бутылка – дорогой 45-градусный джин «Капитанский» с якорем на этикетке.
«За тебя, Павлуша. За тех, кто в море», – трезво произнес отец и налил сыну целый стакан.
Павел особой тяги к спиртному вообще-то не имел, но в этот день ему требовалась встряска. Крепчайший джин был частью педагогического замысла старшего Солнцедарова, который не хотел, чтобы Павлик пошел по его стопам, стал пьяницей. И решил напоить сына так, чтобы навсегда вызвать у него отвращение к спиртному. Мать против эксперимента не возражала.
Отец добился своего: больше двадцати лет Павел не пил джин. Его мутило даже при виде бутылки с названием этого напитка. Правда, результат эксперимента, как это часто бывает, оказался непредвиденным: Солнцедаров-младший с тех пор с удовольствием употреблял любые другие спиртосодержащие жидкости всех цветов, оттенков и градусов.
Впереди оставался последний год учебы. В дальнейшем, когда Павел пытался вспомнить это время, он словно проваливался в какую-то черную дыру.
В стране бушевала Перестройка. Демократически настроенные и доверчивые граждане выходили на митинги. Предприимчивые товарищи открывали кооперативы. Гремели смелые лозунги: Гласность! Независимость! Свобода!
Чего-чего, а свободы Павел ощутить никак не мог. Его угнетала подписка, данная подполковнику Пестелевичу. Он боялся. Боялся, что о его тайной миссии станет известно однокурсникам, что во время сна в казарме он случайно проговорится, выдаст тайну.
Бывшие одноклассники с трудом признали бы в этом осунувшемся, бледном, с погасшим взглядом молодом человеке прежнего любимца публики, заводилу, весельчака.
Павел делал всё автоматически. Без энтузиазма грыз гранит морской науки, ходил в наряды, готовился к выпускным экзаменам. Не было больше самоволок, танцплощадок, девушек из кулинарного училища, которые могли вкусно накормить и приласкать.
И вот государственные экзамены, банкет в ресторане «Морской волк», тосты за тех, кто в море. Выпускников ждали моря и океаны, экзотические страны, романтические встречи. И обнявшись, качаясь, словно на волнах, они пели:
В кейптаунском порту
С пробоиной в борту
«Жанетта» поправляла такелаж.
Но прежде, чем уйти
В далекие пути,
На берег был отпущен экипаж.
Идут, сутулятся, Вливаясь в улицы.
И клеши новые ласкает бриз.
Они пошли туда,
Где можно без труда
Достать себе и женщин, и вина.
Тут Солнцедаров, с трудом сдерживая слезы, освободился от братских объятий и бросился прочь.
В туалете никого не было, и Павлик смог дать волю чувствам. Он плакал. Не видать ему ни Кейптауна, ни Жанетты. Его, единственного с курса, ждут суровый и неприветливый Север, военно-морской флот. В голове против воли зазвучало:
Прощайте, скалистые горы,
На подвиг Отчизна зовет!
Мы вышли в открытое море,
В суровый и дальний поход.
А волны и стонут, и плачут,
И плещут на борт корабля…
Растаял в далеком тумане Рыбачий,
Родимая наша земля.
Корабль мой упрямо качает
Крутая морская волна,
Поднимет и снова бросает
В кипящую бездну она.
Обратно вернусь я не скоро,
Но хватит для битвы огня.
Я знаю, друзья, что не жить мне без моря,
Как море мертво без меня.
На последних словах песни слезы хлынули ручьем.
– Я разделяю ваши чувства. Я бы тоже плакал от счастья. Такая судьба впереди! – тяжелая рука опустилась на плечо Павла. – Хоть волны и стонут, и плачут, и плещут на борт корабля, но радостно встретит героев Рыбачий, родимая наша земля, – речитативом произнес подполковник Пестелевич (а это был он).
Сотрудник КГБ крепко пожал руку молодому офицеру.
– Поздравляю с окончанием училища! Уверен, вы с честью выполните свой долг перед Родиной. Волосатово – городок небольшой, но место стратегически важное. Недалеко от Рыбачьего, кстати. Внешний враг туда не сунется. Опасней враг внутренний. Связь будете держать только со мной.
Слезы моментально высохли. Павел расправил плечи, и они в едином порыве запели:
Нелегкой походкой матросской
Иду я навстречу врагам,
А после с победой геройской
К скалистым вернусь берегам.
В эти мгновения они по-настоящему любили море, Родину, Северный флот.
Поездом до Мурманска, дальше два часа автобусом. Младший лейтенант Солнцедаров поглядывал в окно и читал купленную на вокзале книжку о Кольском полуострове:
«Кольский полуостров – один из живописнейших и суровых регионов Советского Союза. Благодаря законам полярных широт смена дня и ночи в этих местах дарует неописуемое сказочное зрелище – Северное сияние. Неотъемлемой частью пейзажей являются озера с чистейшей водой, красивые водопады, потрясающие воображение скальные выходы. Девственная природа, практически не тронутая человеком, бросает вызов климату и радует глаз яркими праздничными красками».
Павел перевел взгляд с книги на пейзаж за окном и не увидел ни ярких праздничных красок, ни девственной природы. Зато увидел низкорослые кривые березки, серые сопки, скособоченные постройки, ржавые конструкции неизвестного назначения. Увиденное кардинально отличалось от прочитанного, но Павел был готов к любым неожиданностям.
Населенный пункт Волосатово встретил молодого офицера гостеприимно. На автобусной остановке лохматая дворняга приветливо махнула хвостом. Солнцедаров миновал контрольно-пропускной пункт.
Военный городок не отличался от великого множества других, разбросанных на необъятных просторах СССР. Всё звало к подвигам и образцовому выполнению воинского долга.
Павел прошел по чисто выметенной дорожке вдоль фанерных щитов с наглядной агитацией. Были здесь патриотические лозунги и выдержки из уставов. Взгляд задержался на плакате, с которого на вновь прибывшего в упор смотрел суровый матрос в бескозырке и с автоматом. Павел поежился: матрос удивительно походил на подполковника Пестелевича. Надпись на плакате призывала: «Не теряй бдительность. Будь всегда начеку!»
Солнцедаров согласно кивнул.
Далее – представление по случаю прибытия и размещение в офицерском общежитии. Усатый комендант в тельняшке выдал ключ, постельные принадлежности, графин для воды, два граненых стакана и негромко, словно о чем-то интимном, сообщил: «Каюта двухместная. Но пока поживешь один. Пока освоишься, то да сё…»
Павлу показалось, что старый моряк на что-то намекает.
В маленькой комнате стояли две кровати с панцирными сетками и скатанными матрасами, стол, два стула, шкаф и две тумбочки. Все предметы были украшены бирками с инвентарными номерами.
Из чемодана Павел извлек тельняшки (летнюю и зимнюю), спортивный костюм, новенькие кроссовки Adidas – подарок матери, бутылку кипрейки «Царская» (экспортный вариант) – подарок отца. И купленную у спекулянтов книжку с картинками. Книжка называлась «Камасутра». А еще в чемодане были коричневая тетрадь с собственными стихами, томик поэта Николая Рубцова, тоже служившего на флоте, блок сигарет Marlboro, десяток фирменных пластмассовых зажигалок (для подарков), несколько плиток шоколада «Вдохновение» (на всякий случай) и шариковая авторучка, внутри которой находилась фигурка стройной девушки в легком платье. При переворачивании ручки девушка расставалась с одеждой – сеанс стриптиза в миниатюре.
Павлик повертел ручку и вздохнул. Очень хотелось есть.
В кафе «Снежинка» Солнцедарова встретили как родного.
– Новенький? – заинтересованно спросила рыжеволосая буфетчица.
«А она ничего, аппетитная», – подумал Павел, оценив достоинства фигуры.
– Сегодня прибыл. Из Ленинграда. Младший лейтенант Солнцедаров Павел Иванович. Буду служить здесь.
– Маша. У нас очень вкусный борщ. И палтус в кляре. Наше фирменное блюдо.
Павел увлеченно работал ложкой (готовили в кафе действительно вкусно) и думал: «На маму похожа. И зовут так же».
Служить младшему лейтенанту Солнцедарову предстояло на одной из баз Северного флота, в штабе части. Должность у него была невысокая, но ответственная. Приходилось иметь дело с важными документы, в том числе и секретными. Поэтому мы не может рассказывать о том, как проходила служба нашего героя – в целях государственной безопасности. Скажем только, что через семь лет Павел уже стал капитан-лейтенантом. Начальство ценило его за исполнительность, скромность, глубокое знание основ марксизма-ленинизма.
А вот сослуживцы относились к нему с настороженностью, хотя Солнцедаров был человеком компанейским, нежадным, покладистым. Товарищи чувствовали, что он не так прост, как кажется.
Рутинная служба, тоскливые пейзажи не располагали к поэзии, но не писать Павел не мог. Его творческая натура искала выхода. Он должен был выразить недовольство товарищами по службе, опостылевшим жилищем с удобствами в конце коридора и вечным запахом жареной трески.
Высказать открыто недовольство Солнцедаров опасался – это могло разрушить образ «своего парня». И тогда появился дневник – коричневая тетрадь на девяносто шесть листов за сорок четыре копейки, первоначально предназначенная для стихов.
Двадцать лет доверял Павел свои тайны этому единственному другу. Когда Солнцедаров делал записи в дневнике, он преображался, он блистал. Под его пером рождались гениальные образы. Как в кривом зеркале отражались портреты сослуживцев. Описание быта и нравов городка Волосатово могло соперничать с сатирой Салтыкова-Щедрина.
«Ай да Солнцедаров! Ай да сукин сын!» – восклицал Павел, завершая очередную запись.
Мы, уважаемый читатель, имели возможность познакомиться с дневником Павла Ивановича. Особых литературных достоинств не обнаружили. Попадались, конечно, отдельные яркие, язвительные характеристики – Солнцедарову не откажешь в наблюдательности. Он не щадил сослуживцев, начальников, редко находил слово доброе и для женщин, с которыми был близок. Это и понятно – наш герой продолжал мстить своей первой любви – девушке Лиде, предательнице.
Некоторые дневниковые записи помогают понять метущуюся душу автора. Полистаем тетрадь:
Комендант Потапенко, добрый человек, не стал ко мне никого подселять. Всего-то за бутылку коньяка. Живу один, никто не храпит, не лезет в душу.
Ознакомился с достопримечательностями: магазин, кафе, клуб. В километре от КПП – блага цивилизации. Не Петровск, конечно, но жить можно. Пятиэтажки, кинотеатр, стадион, школа, библиотека, универмаг, ресторан.