Пока не найду

Глава девятая

Два года назад.

Мама сидела в своей спальне на постели, бережно поглаживая парадную форму отца. На ее коленях лежала его фуражка, которую я лично неоднократно надевал с самого детства.

Я собирался прикрыть дверь и не тревожить ее, не вырывать из приятных воспоминаний прошлого и возвращать в мрачную реальность, в которой ее мужа нет рядом. Но стоило мне увидеть ее поникшее лицо и прослезившиеся глаза, как мое сердце сжалось от скорби и напомнило в этот момент, что это наше с мамой общее горе, и когда оно с новой силой захлестывает одного из нас, мы обязаны быть вместе. Так проще его пережить. В одиночестве оно только сильнее подпитывает душу страданиями.

Я прикрыл за собой дверь. Тихий скрип привлек внимание мамы. Она подняла глаза полные печали, но увидев меня, заставила себя слабо улыбнуться. Я приблизился к ней и сел на корточки. Взял руки мамы в свои и поцеловал их, поглаживая тыльные стороны большими пальцами. Глаза сами по себе устремились на форменную фуражку отца, от вида которого в горле встал ком.

– Завтра ты уедешь, – заговорила мама. – Родитель должен поддерживать своего ребенка во всем, но, честно признаюсь, сынок. Твое поступление в Академию полиции меня не порадовало. Посмотри, что эта профессия сделала с твоим отцом. Мало того, что он практически не появлялся дома, так еще и погиб от рук преступника.

– Мама, прошу тебя, – сдавленно сказал я. – Я твердил о поступлении в академию сколько себя помню. Раньше вы с отцом гордились за мой выбор.

– Пока он не погиб, – прервала меня мама.

Я тяжело вздохнул. Глаза на маму поднимать не было смелости. Знаю, как она смотрит на меня – тревожно, и этот взгляд разорвет мое сердце в клочья. Он заставляет меня сомневаться в своем выборе, заставляет передумать. Но я не могу так поступить с памятью об отце. Пройдет время, и мама привыкнет.

Мама погладила меня по голове.

– Я боюсь потерять и тебя.

Я положил голову на ее бедра, убрав в сторону отцовскую фуражку.

– Не держись за неудачный пример отца, мам. У меня все будет по-другому. Я никогда не оставлю тебя, – пробубнил я, надеясь, что эти слова хотя бы как-то ее утешат.

Я услышал, как мама судорожно выдохнула, затем вовсе задержала дыхание, пытаясь не разрыдаться. В своих кулаках я сжал ее зеленое платье и зажмурился. О чем я говорю? Я уже пытался ее оставить три года назад и уверен, мама тоже вспомнила этот чертов день, когда я боролся за жизнь, а она рыдала за дверью реанимационной палаты и просила всех святых не забирать меня у нее – единственного родного человека.

– Ты как твой отец – говоришь одно, а на деле происходит совершенно другое. Ваши слова придают облегчение сердцу, а действия причиняют ему боль и страдания.

Ее голос дрожал и этот звук, когда мама вот-вот разрыдается, меня напрягал. Она права, я осознаю это всем своим естеством и даже не могу найти слов, чтобы опровергнуть ее слова. Маме стоило пережить смерть отца, чтобы запомнить каждое его слово, а в особенности фразу, которую я повторяю ей постоянно: «Я рядом», чтобы больше не верить в нее и быть готовой к худшему.

Наши дни.

Я уставился на фотографию, которую недавно держала в руках Алиса и рассматривала с особой внимательностью. Она вызвала болезненные воспоминания, которые уже бессмысленно подавлять и прятать в самых темных уголках сознания. Они не сотрутся, не забудутся, потому что для памяти являются самыми яркими и запоминающимися. Конечно, есть у памяти свойство удалять те воспоминания, которые вызывают боль, чтобы сохранить здоровую психику, но в моем случае этого не происходит. Я впитываю все, что происходит вокруг меня, а разгружаюсь лишь во время бега или битья боксерской груши.

Я надавил на глаза и стер пальцами выступившие слезы. Боль от утраты не стихает даже спустя десять лет и это паршиво. Вот что делает привязанность с человеком – заставляет страдать до конца жизни. Привязанность имеет голос, который навязчиво шепчет внутри о том, как сильно скучает по определенному человеку и хочет вернуть его в свою жизнь. И до нее никак не донести, что это невозможно. Если только иметь сильнейшую волю, которая поможет подавить привязанность. Но лишь до того момента, пока воспоминания снова не заиграют в голове свою дотошную мелодию, которая насмехается над ранимыми чувствами. Это вечная борьба. Человек в плену своих эмоций, и он может только смириться со своей участью – пожизненное заключение.

Я оставил фотографию на полке и покинул свою спальню. По расписанию у меня утренняя пробежка, которая немного спасет меня. Но стоило подавить мысли об отце, как в голове всплыл образ Алисы, с которой я грубо обошелся утром.

– …Алиса вроде.

Я резко остановился рядом со входом, ведущий на кухню, когда услышал знакомое имя из уст мамы, бродящее в моей голове с момента, как его обладательница засела в каждом органе моего организма.

– Да, их дочь зовут Алиса, – подтвердила Эмма.

– Она показалась мне довольно самовольной и дерзкой на внешний вид.

– Показывает она себя такой, да, но в глубине очень ранимая. Я работаю у них несколько дней, но уже сейчас понимаю, как девочке плохо среди родных.

Я нахмурился и сосредоточился на разговоре матери с Эммой. Хотя бы через сплетни женщин смогу немного понять, что за существование проживает Алиса.

– Что ты имеешь в виду? – испуганно спросила мама. – Ее бьют?

– Не наблюдала такого и надеюсь, никогда не увидеть, но вот морально как домочадцы ее подавляют, это можно увидеть издали. Мать никак не интересуется жизнью дочери, отец может с ней поговорить о жизни, спросить о делах, но не учитывает интересы девочки. Но это не самое главное. Я думала, хуже уже не будет.

Я напрягся всем телом, когда голос Эммы изменился на настораживающий.

– Тут приехал их сын и как только он появился в доме, Алиса даже не желает выходить из своей спальни. Я как-то приносила ей еду в комнату целый день. Девочка боится его и даже я, чужая женщина, это поняла. А родители…ничего не видят.

– Надо же, насколько гнилым может быть внутренний мир богатых людей.

– Так что не спеши цеплять на девочку ярлык малолетней стервы. Она страдает в этой семье.

Я шагнул вперед и с улыбкой вошел на кухню.

– Доброе утро. Здравствуй, Эмма.

– Здравствуй, Уильям! – с энтузиазмом воскликнула она, протягивая ко мне руки.

Я обнял гостью, затем поцеловал маму в щеку. Женщины сидели за столом и пили чай. Я не подал никакого вида, что слышал их разговор, но его содержание сильно задело мои чувства. Проанализировав, из него я усвоил одно и главное – Алиса страдает и погибает внутри. Ее маленького ребенка уничтожают, вытирают об него ноги, протаптывают в грязь. И защиты никакой, лишь духовная стойкость Алисы, но этого мало, чтобы продержаться на плаву.

Мне ее искренне жаль. Эта девушка не та, кто заслуживает такого отношения от родных людей. Она несет свет и радость, с ней легко, но эти редкие качества, по словам Эммы, сравнивают с землей.

Более меня насторожил ее брат. Что такого он делает, что Алиса не желает выходить из спальни, выстраивая ее вокруг себя словно крепость для защиты от врагов? Может из-за него она ночью не желала возвращаться домой и смотрела на здание, как на логово хищного зверя, войдя в который не выйдешь живым.

Как после таких подробностей и собравшихся в строй вопросов я могу отвернуться от нее и попытаться подавить тягу? Во мне проснулся тот самый дух спасителя, который вытащил ее из воды, не дав утонуть в этой безжалостной стихии. Среди родных людей Алиса тоже тонет и во мне формируется потребность достать ее из этой глубины, из которой она не способна выплыть, будучи не умеющей плавать.

– Ты с каждым днем все хорошеешь, мальчик мой, – заговорила Эмма. – Сколько девчачьих сердце уже разбил?

Я широко улыбнулся ей.

– Не считаю.

Эмма посмеялась.

– Засранец.

– Ты на пробежку? – спросила мама, осматривая мой внешний вид. Она очень внимательна ко мне и за это я не могу ее осуждать.

– Да. Даже во время отдыха нельзя бросать форму.

Я поцеловал маму в макушку и покинул кухню. Обул кроссовки в прихожей и вышел из дома.

Воздух в Майами горячий и душный. С самого утра люди занимают пляжи и наслаждаются хотя бы минимальной прохладой рядом с океаном. Загорающие девушки бросали на меня все свое внимание, когда я пробегал мимо, и в ответ пытались поймать мое, смеясь или выкрикивая комплименты. Я лишь улыбался и бежал дальше, не находя в этой доступности никакого интереса. Другое дело упрямая девица, которая не теряет сознания от моей обаятельной улыбки, а только кривит лицо и смотрит на меня как действительно на клоуна.

Я резко поменял направление. Моих ног коснулась теплая чистейшая вода. Через несколько секунд я погрузился в нее с головой, а когда вынырнул понял, что она не смоет из моих мыслей соседскую девушку.

Утонченная, привлекательная, манящая своей энергетикой и улыбкой. Одурманивающая одним своим взглядом. Ее глаза стали для меня особенными, потому что они имеют надо мной власть с первого дня, как только я посмотрел в них. Утонуть в глазах можно, и я больше не опровергаю этот нереальный факт. Утонуть и лишиться разума.

Я вышел из воды и сел на берег. Она продолжала ласкать мои ноги, когда омывала песок и делала его каменным. Втянул в себя побольше воздуха и выдохнул. Что бы я не делал, Алиса Коллинз в моей голове как полюбившая песня, которая начинает играть там сразу, стоит вспомнить одно слово из нее. Я даже без перерывов слышу ее голос. Можно сойти с ума, если не видеть ее каждый день. Ее призрачный образ станет для меня психической болезнью.

– Привет, спортсмен.

Неподалеку от себя я слышал голос Майкла и повернул голову. Он приблизился ко мне и сел рядом, тяжело выдохнув. Я заметил, что на нем вчерашняя одежда, в которой он был в баре. Это говорит лишь об одном – Майкл не ночевал дома, а нашел девушку для ночного развлечения и только сейчас направляется к себе. Его дом находится в одной миле от моего на песчаной косе Майами-Бич.

– Как дела?

– Нормально, – пробормотал я. – С кем на этот раз? Может моя бывшая?

– Она мне больше не интересна. Я должен был сразу тебе обо все рассказать.

Я усмехнулся.

– Придется тебе больше не доверять.

– Уил, если бы она действительно тебе была важна, то я бы ни за что не повелся на ее чары. Она открыто со мной флиртовала даже при тебе, а ты ничего не хотел замечать. Разве не ты мне сказал, что она просто для летнего развлечения? Эбби не нужна была тебе для серьезных отношений. – Он немного помолчал, затем загадочно добавил: – Другое дело Алиса.

Я сжал челюсть до скрежета зубов. Представлять ее в руках моего лучшего друга для меня пытка. На Эбби мне действительно плевать и только поэтому я не разбил лицо Майклу.

– Ну? Она неплохая девчонка. Она важна для тебя?

Он уточняет. Если Майкл подчеркнул девушку как неплохая, то значит она ему приглянулась, и он бы не отказался провести с ней несколько ночей. Если я сейчас выставлю Алису, как что-то несущественное в моей жизни, то Майкл расценит ее как Эбби и не побоится затащить Алису в постель.

Свой суровый взгляд я выставил на бескрайний океан.

– Не смей, – только и ответил я грубым тоном.

– Я понял, друг. Не трону ее. Обещаю.

Майкл не бросается обещаниями просто так. Для него это важное слово, которое необходимо сдержать. Поэтому я поверил ему и расслабленно выдохнул.

– Малышка не выходит из головы?

– Прижилась там, – процедил я из злости и Майкл издал короткий смешок.

– Плыви по течению. Сбрось эти «ка бы и если».

– Уже сам начинаю ломать эту защитную стену.

– И правильно.

– Так с кем ты был? – вернулся я к началу разговора, посмотрев на друга.

Ответом был его вздох и направленный на океан серьезный взгляд. Улыбаясь, я отвел от него глаза.

– Вивьен, – сам ответил я за Майкла.

Одной рукой он взъерошил свои черные волосы.

– Достала она меня. Прижилась тут. – Майкл ударил кулаком себе по груди.

– Удивлен, как она еще принимает тебя. Так бы уже давно лишился рассудка. Может хватит выпендриваться? Когда-нибудь у нее появятся серьезные отношения, и она забудет тебя.

– Да скорее бы уже, – буркнул он.

Я направил на него удивленный взгляд.

– Ты кретин. Еще меня учишь тому, как поступить с Алисой.

– У тебя другое. У нас же с Вивьен нет будущего.

Я не сдерживаю смешка.

– Майкл, это то же самое.

– Да не то же самое, черт возьми! – взрывается он от раздражения и злости. – Я не могу иметь детей. Моя сперма не обрюхатит ее тогда, когда в ней проснутся материнские инстинкты и Вивьен захочет ребенка. – Майкл взмахивает рукой по сухому песку, до которого не добирается волны, поднимая крохотные кристаллики в воздух.

Я уставился на своего друга с ошарашенным выражением лица. Сейчас Майкл открылся мне и показал, насколько ему важна Вивьен. Он думает о будущем с ней, ставит в приоритет семейный быт и уверен в том, что без ребенка их жизнь не сложится. Для Майкла важно, чтобы у него и его любимой женщины был ребенок, это гребаное открытие! Он считает, что без ребенка счастья в семейной жизни не будет. Каждая женщина когда-нибудь желает стать матерью, и Майкл это учитывает. Он не хочет, чтобы Вивьен страдала в дальнейшем будущем. Он любит ее и ставить ее потребности превыше своих.

– Это не одно и то же, – продолжил Майкл успокоившись. – Со мной Вивьен будет несчастна. Пусть у меня пока будет это время, когда я могу хотя бы каким-то образом быть с ней. Пусть это даже просто грязный гребаный секс! Но только так я могу наслаждаться ею. Знаю, как мне будет больно видеть ее с другим, но так она хотя бы будет счастливой. На хрен все остальное и мои чувства тоже.

Сегодня я увидел своего друга с другой стороны. Майкл на некоторое время сбросил свою маску плохого парня, которая блокировала его искренность и чувствительность. Наверняка ему стало легче дышать, пока он открывался мне. Я искренне сочувствовал своему товарищу, но не показывал излишней жалости, которую он ненавидит. В качестве поддержки я мог лишь сжать его плечо.

– Может тебе стоит объяснить ей все?

– Нет, – отрезал он. – Уверен, ее все устраивает и вряд ли Вивьен хочется со мной серьезных отношений.

Я фыркнул.

– Она так тоскливо смотрит на тебя, что даже мне хочется расплакаться.

– Заткнись, Уил. И так хреново, – пробубнил он и тяжело сглотнул. – Пошли ко мне. Сыграем в приставку и пожрем маминых пирогов.

Сейчас он снова закроется и превратится в шутника, которого ничего в этом мире не волнует. Даже собственная печень. Теперь понимаю, почему Майкл такой отрешенный от всего и всех. У него пофигистические взгляды на мир, потому что он потерял смысл в собственной жизни. Его больше нет. Надо же, я знаю Майкла с начальной школы, а о его главной установке в жизни узнаю лишь сейчас – ему важно в будущем иметь детей и семью.

К нему домой мы шли молча, каждый пребывая в своих мыслях. Лишь звук волн сопровождал нас и поддерживал вселенскую печаль, которая возродилась в наших душах.

Какая будущая жизнь для нас уготована? У меня даже не получается предположить и представить. Уготованы ли вечные страдания или бесконечное счастье, невозможно узнать наперед. Будущее всегда пугает своей неизвестностью. Для Майкла дальнейшая жизнь пуста и ему нечего ждать, поэтому он начал жить одним днем и мне того же советует.

Больше ничего не остается.

Глава десятая

Ранним утром я сидела на кухне за столом, уставившись пустым взглядом на продукты. Я рассматривала пачку муки, миску малины, сахар, соль, яйца, сливки и ощущала себя умственно отсталой, потому что никак не могла понять, как соединить эти ингредиенты, чтобы получить пирог. Несколько раз открывала интернет и искала рецепты для приготовления, но даже с инструкцией мне было сложно сориентироваться и быть уверенной, что тесто получится вкусным и съедобным. Когда не умеешь готовить, это словно не знать элементарные физические законы земной гравитации. Короче говоря, становится стыдно и складывается ощущение, что я совершенно никчёмная.

Я уже собиралась оставить свою затею и все убрать обратно в шкаф точно так же, как эти продукты расставляла на полках Эмма, но ее появление на кухне остановило меня сделать отчаянный шаг.

– Доброе утро. Собралась что-то готовить? – с улыбкой спросила она, вытаскивая из ящика кухонный фартук.

Я тяжело вздохнула.

– Доброе утро. Хотела. Но пока смотрела на подготовленные ингредиенты железно поняла, что на кухне я бесполезная.

Эмма подошла к столу, завязывая за спиной фартук. Она окинула заинтересованным взглядом все мои приготовления и на секунду мне показалось, что на ее лице появилось осознание. Эмма словно провалилась в воспоминания прошлого и мечтательно улыбнулась.

– А что ты собралась готовить? – резко очнувшись, спросила она.

– Малиновый пирог.

– А почему именно малиновый? Он такой редкий.

– Потому что он нравится одному человеку, которого мне хочется поблагодарить за все. Он много для меня сделал. Конечно, у меня не получится так, как он любит, но все же. Это малое, что я могу для него сделать.

Я загрустила, когда поняла, что не смогу добиться поставленной цели. Я не принесу Уильяму пирог и не смогу по-человечески познакомиться с его мамой. Я как воровка покинула их дом три дня назад и мне от этого не по себе. Даже если мама Уильяма не увидела меня и не знает, что я ночевала у них, во мне все равно пробуждается стыд таких размеров, что кровь кипит, и я заливаюсь краской.

Обычно я не такая. Я взбалмошная пофигистка. Но что касается семьи Уильяма, в этом плане мне хочется быть прилежной и скромной, чтобы произвести хорошее впечатление. Даже с ним я не могу быть настоящей и скрываю свою истинную суть. Хотя, черт возьми, я даже не знаю, какова моя сущность на самом деле. Я запуталась в своих личностях, которые постоянно использовала при разных обстоятельствах и окружении.

– Если хочешь, я тебе помогу, – предложила Эмма.

Я подняла на нее взгляд невинного ребенка, которому предложили конфетку, и он весь осчастливленный после такой предложенной мелочи. Мне хватило несколько дней, чтобы понять, что Эмма первоклассный повар. Одни ее булочки на обед чего стоят. Когда она приносила мне еду в комнату, я просила ее принести мне их как можно больше. Даже ресторанные блюда, заказанные мамой, не сравнятся с готовкой Эммы. Ее еда божественна. А ее булочки мне хочется воровать со стола как маленькая девочка.

Как с такими знаниями о ее способностях я могу отказаться от предложенной помощи? Она как небесный свет падающий и благословляющий.

– Конечно хочу, – прошептала я до сих пор не веря, что у меня все-таки получится навестить Уильяма с пирогом. И признаться честно самой себе, за три дня я успела по нему соскучиться.

– Тогда надевай фартук и приступим! – радостно объявила Эмма, хлопнув ладонями. Она в миг зарядила меня энтузиазмом.

Эмма добавила еще несколько ингредиентов к моим приготовлениям: ванильный сахар, разрыхлитель теста, масло сливочное, пудру и, что меня немного удивило, свежие листья мяты.

Пока мы готовили пирог, Эмма объясняла мне каждое действие. Что, куда и зачем добавляется. Какое количество сахара и соли. Даже сколько по времени месить тесто. Учиться готовить – это не то же самое, что учиться плавать. В этом деле я быстро все улавливаю и запоминаю.

Эмма продолжила месить тесто после меня, когда моих сил больше не хватило. Она попросила меня взять небольшое количество малины и выдавить ягоды толкучкой, перемешать с сахаром, чтобы получить сироп.

– Вы сказали, что этот пирог готовят редко, но такое ощущение, что готовили Вы его почти каждый день.

Эмма улыбнулась. При готовке она всегда сосредоточенная и серьезная. И снова, смотря на Эмму, мне показалось, что она не в настоящем, а ушла в прошлое.

– Меня научила одна прекрасная женщина. Вот уже десять лет прошло, как я не готовила этот пирог. Твое желание вернуло меня в приятные воспоминания прошлого, Алиса. – Она подняла на меня глаза, прекращая месить тесто, которое на вид превратилось в гладкое и мягкое. – Спасибо.

Я смущенно пожала плечами.

– Не за что.

– Сироп готов?

Я оживилась, вздрогнув, и посмотрела в миску.

– А, да.

Я передала Эмме свои старания. Этот сироп она вылила прямо на тесто и начала его снова месить. Благодаря перчаткам для кулинарии ее руки не испачкаются, но выглядит это как тяжелый труд. Эмма старательно вытягивала тесто, снова комкала его, чтобы он весь окрасился в красный оттенок ягод. Я думала, будет достаточно украсить пирог малиной после выпекания, но оказалось, что не все так просто и существует тонкий элемент. Этот пирог теперь полностью оправдывает свое название. Он весь в малине.

Мяту Эмма тоже попросила меня измельчить и выдавить из нее сок толкучкой, который она так же, как и сироп вылила на тесто. Можно было собрать всего одну чайную ложку, но Эмма сказала, что этого достаточно, поскольку мята имеет сильное свойство распространяться по любому блюду.

Когда мы сформировали круглую форму пирога, Эмма сделала небольшое углубление по середине.

– Это будет место для свежей малины. Открывай духовку.

Не помню, чтобы мои руки когда-нибудь так болели от напряжения. А я всего лишь месила тесто несколько минут, делала сироп и выкачивала сок из листьев мяты.

– Эмма, спасибо Вам большое. – От счастья я обняла ее. Женщина хрипло посмеялась и положила свои руки на мои плечи.

– Не за что, милая. Я вижу, как для тебя это важно.

Я отстранилась от нее, продолжая улыбаться.

– Для кого пирог, если не секрет?

Моя улыбка медленно спала с лица. Я оглядела кухню, добралась взглядом до столовой, чтобы убедиться, что Джексона нет поблизости, и он не услышит меня.

С последнего нашего разговора мы сталкивались, но не обменивались даже одним словом. Я больше не ощущала острой нужды прятаться от него целыми днями в комнате, но понимала, что мне необходимо быть осторожной. Джексону лучше не знать о подробностях моей личной жизни, учитывая его проблемы с ревностью. Его слова я восприняла всерьез, поскольку именно они дали мне логическое объяснение его гнусному поступку, который он хотел совершить год назад. Я больше не хочу повторения, а посему буду делать вид, что ни с кем из мужского пола не общаюсь. Кто знает, на что способна его нездоровая одержимость. Для Уильяма я не хочу проблем.

В будущем мне придется жить от Джексона как можно дальше, на другом материке, спрятаться в неприметном городе и продавать свои картины, главное обезопасить себя и плевать на роскошную жизнь. Только бы он никогда меня не нашел. Осталось дождаться совершеннолетия и сбежать. Таковы мои планы на будущее.