Семь смертей майора Казанцева

За окном стемнело. Я захлопнул ноутбук. Все, устал. Притом настолько, что сегодня не увижу зацепок, даже если они будут перед моим носом.

Подошел к окну. Квартира располагалась на последнем этаже шестнадцатиэтажного здания еще советской постройки. Отсюда открывался волнующий вид на расчерченный косыми полосами холодного дождя город. На магистрали, пронзаемые светляками автомобильных фар. На старые московские улочки с дореволюционными и сталинскими домами. На сияющую, как рождественская елка, высотную, плавную и угловатую, головоломку Москва Сити. На главный небоскреб столицы с духоподъемным названием «Единство», вознесшийся выше Останкинской башни.

Передо мной раскинулось патриархальное прошлое, переходящее в стеклянное и стальное будущее. Игла «Единства», от которой исходил какой-то цифровой бездушный холод, нанизывала на себя эпохи старой златоглавой, кирпично-деревянной Москвы и нового технотронного бытия.

Тьфу, опять эта романтика и философские сантименты. Вообще, эмоции у меня стали слишком быстро раскачиваться. Хотя в этом виноват тоже Поиск – он всегда держится на моих обнаженных нервах. Погружаясь в работу, я, вроде бы железный человек, становлюсь порой чувствительным, как гимназистка. Оно понятно – ведь ничего не найдешь, если не ощущаешь эфемерные нити событий и узелки судеб.

Тут по глазам врезала вспышка света. Затем по ушам ударил оглушительный взрыв. И я рефлекторно будто сжался в тугую пружину, готовый тут же раскрутиться обратно сокрушительным действием.

Уф, совсем плохой стал. Это всего лишь гроза. Всего лишь гром. Обычный гром… Который вызывал в моей душе обвал.

В следующий момент я будто удар под дых получил. Сгусток темного дурного предчувствия впился в меня. Ошпарило холодным дыханием чего-то потустороннего и смертельного, находившего совсем рядом.

Гром и предчувствие. Голос встревоженной природы и тревога на моей душе – как же они любят ходить рядом…

Я сжал пальцы висками. Разобраться бы, что меня выбило из колеи именно сейчас! Будто тьма вокруг сгустилась. Стучало в голове «что-то произойдет». Или уже происходит? Что? Где? Что-то. Где-то. Но небо нам в овчинку покажется…

Я перевел дыхание. Немножко отпустило.

Часы показывали двадцать три пятнадцать. Время позднее. Черт, а от «гопников» ведь никаких известий. По идее, они уже должны были опросить Сартакова.

Сильнее зашелестел по крыше дождь. Я уселся в глубокое мягкое кожаное кресло. Была мысль позвонить Лешему, узнать последние новости. Но что-то удержало меня.

И тут я сам не заметил, как малодушно отключился. Провалился в какой-то стискивающий, тесный, не помню чем нашпигованный, сон.

И резко вынырнул из него. Точнее, меня выбила из этого сна настойчивая трель коммуникатора.

Зеленеющий в углу комнаты циферблат часов показывал полпервого ночи.

– Слушаю! – воскликнул я, нажав на клавишу.

– У нас новости, Старьевщик, – донесся хриплый голос Лешего.

– Надеюсь, не дурные? – сердце сжало холодной рукой.

– Зря надеешься. Мы от Сартакова.

– Припозднились что-то с допросом.

– Не было допроса.

– Это почему?

– В десять вечера ни по телефону, ни на звонок в дверь он не отвечал. Мы как полные дураки прождали два часа во дворе. Свет не горел. Думали, его нет дома. Для очистки совести вышли на базу данных московского видеонаблюдения. Срисовали, что в подъезд он заходил.

– Может, у соседки заночевал? Или с соседом пьет?

– Ты сам говорил, что он педант и держит обещания. И вряд ли бы проигнорировал нашу встречу. Поэтому я решил проникнуть в его квартиру.

– Ну да, – я встряхнул головой. Что-то мне изменяет ясность мышления. – Хвалю за инициативу. И что?

– Да ничего особенного… Милиция и труповозка скоро будут.

– Ты это о чем, Леший?! – воскликнул я, уже отлично понимая, что произошло худшее.

– Отправился наш фигурант в райские кущи.

– Убит?!

– Признаков насильственной смерти вроде нет…

– Так. Жди на месте. Сейчас приеду.

– Не суетись, Старьевщик. Нечего тебе здесь светиться. Все сделаем без тебя. В лучшем виде.

– Хорошо. Будут неожиданности, звони.

– Непременно.

Мой сон как рукой сняло. Как же тяжело жить, когда дурные предчувствия не обманывают.

По какому-то наитию я включил ноутбук. Чего хотел найти – и сам точно не знал. Задал продолжение поиска. И…

Иногда мне казалось, что этот прибор живой. Он как-то переплетен с моим сознанием и судьбой. Очень часто он попадал в масть, даже когда и не просили. Выдавал результат, на который я не рассчитывал.

Вот и сейчас компьютер мне насмешливо выкинул на экране цитату:

«За одним Лабиринтом начинается следующий. И смерть не освобождает нас от груза грехов и недоделанных дел»…

Глава 7

Ненавижу всяческие скорбные учреждения – больницы, кладбища, морги. Я привычен ко всему – к ошметкам человеческих тел, к запаху горелого мяса и жару, идущему от догорающего на горном склоне вертолета с десантом. Слишком много мне пришлось повидать за восемнадцать лет работы на «Фрактал». Так что тонкокожим меня не назвать. Но в этих заведениях я ощущаю холодное и крайне неприятное потустороннее дуновение. Это дыхание загробных миров, заглядывать куда совсем не хочется. Это отзвуки жутковатой песни перекрестка миров, которая не только звучала в моей голове, но и порой настойчиво звала меня за собой.

Под эти потусторонние отзвуки накатывали дурные мысли о том, что слишком я зажился на белом свете. Все должно было кончиться тогда, восемнадцать лет назад, на объекте Ракетных войск стратегического назначения, откуда мы грозили миру хищными межконтинентальными боевыми ракетами «Молот», готовыми стереть хоть Нью-Йорк, хоть Исламабад, хоть всю Францию с Германией одним махом. Тогда зазвучал сигнал тревоги, и моя группа оперативного реагирования рванула вперед. Тогда я и услышал в первый раз эту проклятую потустороннюю песню…

Утром в судебно-медицинский морге, расположенном около Московского зоопарка, меня встретил дежурный эксперт. Понукаемые нашими оперативниками местные потрошители уже закончили вскрытие и готовы были поделиться результатами.

– Пройдемте, посмотрим на тело, – сказал я, надевая белый халат, а затем принимая из рук молодого и весьма высокомерного патологоанатома копию судебно-медицинского заключения и вскользь пробегая по тексту глазами.

Узкие проходы старого здания – еще при царе Горохе здесь препарировали криминальные трупы. Белый кафель. Коридоры с лампами дневного света, только прибавлявшими могильной жути. Помещения с синеющими телами – результат вечного вращения жизни и смерти. И комната-морозильник, как в кино – с выдвигаемыми из стены на металлических «лежаках» объектами патологоанатомического исследования.

Патологоанатом кивнул на правую ячейку:

– Вот.

Он выдвинул «лежак» из стены.

Я внимательно посмотрел на бывшего еще недавно живым доктора исторических наук Сартакова. Лицо его было такое же строгое, как при жизни. Меньше суток назад я с ним разговаривал. И уверял, что никакой опасности для него нет. Получается, что я врал. Но, скорее всего, врали мы оба.

– Уверены, что нет следов насильственной? – спросил я.

– Абсолютно, – красуясь своим профессиональным апломбом, снисходительно объявил патологоанатом. – Не стоит искать черную кошку в черной комнате. Человеку под шестьдесят лет. Были давние проблемы с сердцем. Ничего удивительного. Чаще всего смерть приходит с косой и бьет именно по сердцу. Больше пятидесяти процентов всех летальных случаев связаны с сердечнососудистыми заболеваниями. Медицинская статистика.

Я отдернул простыню. Внимательно осмотрел тело. Приподнял веко, пригляделся к зрачку.

Патологоанатом наблюдал за мной с видимой иронией и превосходством – мол, пускай чекист поиграется в знатока. Все равно ничего не понимает, и это игра на публику.

Я нагнулся над телом. Нажал ладонями на грудь Сартакова. И глубоко втянул ноздрями воздух. Потер пальцем свою переносицу.

Тут уже патологоанатом посмотрел на меня подозрительно и с опаской. Наверное, я походил в этот момент на какого-то маньяка.

– Ваши манипуляции имеют какой-то смысл? – саркастически осведомился он.

– Никакого. Просто привычка проверять все, – усмехнулся я.

– Мы закончили? Или вам что-то еще надо?

– Закончили. Благодарю. Претензий к вам нет. Экспертиза проведена качественно.

– Вот спасибо, – самоуверенность вернулась к нему.

Наверное, он хороший специалист. И правильно оценил причину смерти. Но так уж бывает – стоит лишь немного сместить угол зрения, и причины событий предстают совсем по-иному.

Запах. Легкий запах. Я его помнил по одному случаю. Тогда тоже были патологоанатомы. И было тело человека, который являлся для меня оборванной нитью Ариадны. И был этот запах.

Капли, аэрозоль, напыление – не так важно, как яд попадает в организм. Но через некоторое время, заданное убийцей, жертва погибает от сердечного приступа. Ни гистология, никакие анализы не выявят присутствия смертельного вещества.

Этот яд используют только десты. Наверное, больше о нем на Земле никто не знает. Только интуиция и обостренный нюх знающего поможет тут. И знающий на сей раз я.

Ну что. Каждый раз, начиная дело, надеюсь, что все пройдет тихо и мирно. Обычно так и получается. Но иногда раскручивается кровавая карусель. И сейчас она начала свое вращение.

Десты очень легко идут по головам…

Глава 8

Влажная хмарь не отпускала город. Половина башни «Единство» была скрыта тучами. Меня ждал очередной дождливый день дождливого давящего лета.

На завтрак сделал себе омлет со свежими томатами и бужениной. Закушал соленым томатом. И запил томатным соком. Такой Сеньор Помидор. Как пел бард:

«И вкусы, и запросы мои странны.

Я экзотичен, мягко говоря».

Моей трапезе вторил выпуск теленовостей. Каждое утро они звучат на моей кухне. Старая привычка. И порой узнаешь что-то важное для дела.

Индо-Пакистанский конфликт опять переходит в горячую стадию – столкновения на границе с применением артиллерии, есть погибшие с обоих сторон… Общество «Польская инициатива» выдвинуло России требования компенсации в пятьсот миллиардов евроталеров за многовековые преступления оккупации и геноцида… Теракты в Нигерии… Черные беспорядки в США… Подрывы миротворческих колонн в Афганистане.

А еще – аномальная и невиданная жара в Европе. И душная тяжелая влажность в Москве, превращающейся в тропики. Природа злилась на человека, делая его жизнь невыносимой.

Вообще, в этом году на меня наваливалось ощущение, что накаляется все. Погода, отношения, международные и внутренние конфликты. Накаляется разум людей. Пыхтит раскаленным паром котел социума. Перегревается экономика. Плавится культура, производя на свет божий жалких и агрессивных уродцев.

Что-то происходит глобальное в мире. И все чувствуют это, тем более я. Время перемен. Они уже стучатся в двери, крутятся раскаленными вихрями, как пыльная буря в пустыне. Выжигают все вокруг себя.

И заказов на Предметы в этом году стало куда больше. Точнее, их не было столько никогда. А это показатель. Я уверен, что Предметы как-то вплетены в это дыхание ифрита перемен…

Пожары в лесах Индонезии. Пожары в США. Пожары в Москве. Пожары, пожары, пожары…

А вот это важно. Почти полностью выгорел ночью филиал Всероссийского архивного центра на улице Зазнобина. Погиб охранник. Пострадало два бойца пожарного расчета.

Новость неприятно кольнула. Вот недавно вспоминал профессор Одоевский булгаковское «Рукописи не горят». И как накликал – сгорели, да еще как!

Жалко архив. Мою душу старьевщика всегда ранили утраты материальных свидетельств прошлого. В этом филиале хранились уникальные рукописи и книги семнадцатого-двадцатого веков. Были собственноручно исполненные документы великих исторических деятелей. Эх, сколько невосполнимых потерь.

И резанула неожиданная и болезненная мысль. А что, если в пепел там обратился Свиток? Может, лежал он спокойно на полке. Ждал своего вызволителя – то есть меня. И тут замыкание, пожар. И Предмета нет.

Стоп, это уже паранойя! Предмет в целости и сохранности. И я найду его обязательно. Для этого надо разобраться с гибелью Сартакова. И искать Иву.

Ива Даньянова, она же фигурант Мышь. Первоочередной объект розыска. Я вывел на экран компьютера ее цветную фотографию, которую нашел в Инстаграммах. Женщина лет двадцати пяти. Тонкие, прямые, но немножко грубые черты лица. Пышные белые, явно натурального цвета, волосы. Пронзительные голубые глаза. Типичная скандинавка. Ее далекие предки, наверное, ходили из Варяг в Греки, жили набегами и грабежами.

Ну и где же тебя искать, краса северная? «Гопники» сейчас идут по ее связям и контактам. Пока успехами порадовать не могут. А время капает.

Женщины – вы непредсказуемы, ветрены, безрассудны и обладаете железной интуицией, в том числе ощущением опасности.

И вообще вы странные существа.

Я прошелся по комнате вдоль стены. Десять фотографий. Красивые лица. Почти родные. Такая традиция – в каждом моем логове висят фотографии женщин, которые здесь побывали. Когда появляется новая властительница моего сердца, галерея отправляется в сейф. Чтобы потом вернуться на место, увеличившись на одну фотокартинку.

Интересно, что они всегда уходили от меня сами. И достаточно быстро. Ощущали несовместимость наших ритмов жизни и мироощущения. Притом несовместимость эта принципиальна. Уходила одна, приходила другая. И все повторялось.

Зачем мне нужна эта галерея? Наверное, эта какая-то связь с обыденным миром. Чтобы ощущать себя человеком, а не бездушной функцией «Фрактала».

А вот Иве здесь не было бы места ни при каком раскладе. Я не представляю, чтобы смог связаться с такой женщиной. Она слишком похожа на Снежную Королеву.

Звонок коммуникатора, лежавшего на письменном столе, оторвал меня от созерцания галереи моих бывших. Так, это сообщение от Лешего. Отчет. Что-то сдвинулось? Надеемся.

«Отчет по объекту «Мышь».

Итак, что у нас нового?.. Я надеялся, что сейчас мне кинут адресок или телефонный контакт. Но Ива как пребывала для нас в тени, так и не собираясь оттуда выходить. Получена информация с милицейских дорожных камер. Система «Сель» фиксирует поток транспорта и номера машин. «Мазда» Ивы три дня назад выехала из города по Можайскому шоссе. За пределами Москвы таких камер не густо, так что дальше маршрут отследить не представилось возможным. Ну, хоть что-то. Направление известно, и «гопники» будут его отрабатывать. Суженный сектор поиска – это уже немало… Но и не много.

Другая часть «гопников» отрабатывала линию Сартакова.

Хреново сработал я с ним. Ужасно начал партию. Ошибка за ошибкой. Меня расслабило то, что Звеньевой время исполнения заказа строго не ограничивал. Это означало, что не следует бить землю копытом, рвать удила, но и плестись, как груженая лошадь-водовоз, тоже не стоит. Размеренная спланированная работа наше все. Ан нет! Все сразу пошло наперекосяк.

Мне нужно было сразу вытрясать из Сартакова все, что только можно, как только я заподозрил близкое присутствие деста. Да еще должен был в обязательном порядке установить за ним слежку – срисовать его контакты, да и чтобы не пропал ненароком. И ведь возникала такая мысль, но я самонадеянно посчитал, что противнику Сартаков больше не интересен. А он был интересен.

По мере расследования начали открываться любопытные подробности. Оказывается, никакого совещания в Департаменте культуры в тот день не было. Вместе с тем педантичный и до фанатизма преданный трудовой дисциплине главный хранитель убыл с работы в разгар рабочего дня под явно ложным предлогом, да так и не вернулся. Шатался где-то по своим делам в рабочее время, что для него совершенно нехарактерно.

Наверняка у него была договоренность о какой-то встрече. Которой он, впрочем, не придавал особого значения, и даже вскользь проговорился мне. Взволновался, только увидев удостоверение сотрудника ФСБ.

И встречался он с дестом. Потому что только дест мог использовать яд отсроченной смерти. Вернувшись после этой встречи домой, Сартаков точно в запланированный убийцей срок отбыл в лучшие миры.

Почему убит главный хранитель музея? Это как раз понятно. Десту не нужен свидетель. Их эти твари никогда не оставляют в живых. Важно иное. Если Сартаков стал не нужен, значит, дест получил от него то, что хотел.

Вопрос – что именно. Вряд ли Свиток. Десты еще и крайне прагматичны. Получив Предмет, дест просто оставил бы Сартакова в покое и исчез бы в непроглядной тьме, где водятся такие, как он. Значит, получил он всего лишь сведенья о том, в каком направлении искать Предмет. Нашел, значит, зацепку, сволочь такая.

Получается, я отстаю от врага. И пока не вижу возможности сократить дистанцию…

Глава 9

Леший запросил срочную встречу.

Мы должны были пересечься на Страстном бульваре в тихом скверике. Я заранее примостился на лавочке, наблюдая, как мамаши старательно выгуливают своих чад, укрывая зонтиками от мелкого противного дождя.

Безмятежность простой жизни обычно вызывала во мне неподконтрольный приступ сентиментальности. И прежде всего, самим фактом своего существования. Которое, как я был уверен, невозможно без той грязи и крови, в которой мне приходится пачкаться. Откуда эта уверенность? Я просто это знал. Но сейчас эта мирная идиллия раздражала. Она казалась мне поверхностной.

Леший появился минута в минуту. Он шел по скверу вразвалочку, под зонтиком, походка развязная. Весь в сером – брюки, рубашка с короткими рукавами, туфли. Даже серый галстук зачем-то нацепил. Морда каторжная, нос сломан, шрам на подбородке, улыбка кривая и циничная, фигура по-медвежьи массивная. Обыватели от него опасливо шарахались и держали дистанцию.

– Что за спешность? – спросил я, когда он плюхнулся на лавку, не обращая внимания, что она мокрая.

– Расследование принимает интересный оборот, Старьевщик. Возникла неотложная необходимость переговорить с глазу на глаз. Так сказать, наметить направление поиска.

– Сначала доложи о результатах.

– По уличным видеокамерам мы установили часть маршрута Сартакова. Далеко не весь маршрут, но и этого достаточно, чтобы сильно задуматься, – тут Леший сам задумался, замолчав и глядя куда-то сквозь дождь.

– Не томи, Леший!

– Он парковал машину на Улице Авиаторов.

– Улица Авиаторов? Это…

– Это напротив филиала архивного центра.

– Сгоревшего филиала.

– И что у нас получается, так сказать? – со смаком протянул Леший давно прилипшее у нему слово паразит. – Наш головастик был перед пожаром в архиве. Мы ищем старинную рукопись или сведенья о ней. Архив, пожар, гибель. Бывают такие совпадения?

– Все бывает. Но не в этом случае.

– Точно. Связь присутствует, – Леший посмотрел на часы. – У меня через сорок минут встреча со Стеллой Лощанской.

– Кто такая?

– Старший научный сотрудник филиала архива. Она там вроде секретарши, кадровика, администратора. И, главное, человек, призвание которого быть в курсе всего.

– Где встречаетесь?

– В окружной прокуратуре.

– Легенда?

– Следственный Главк Генеральной прокуратуры. Проверка по факту поджога.

– Отлично. Поехали.

– Тебе нужно лишний раз мелькать?

– Похоже, что сейчас нужно.

Стелла уже ждала в отведенном для нашего мероприятия тесном кабинете на третьем этаже здания Прокуратуры Северного округа. Полноватая, не слишком красивая, с упрямым взором карих глаз, она была бледна, руки тряслись. Переживает за родную организацию, которой отдавала всю себя и с которой давно слилась воедино? Возможно.

Она теребила клетчатый розово-синий носовой платок. И, откликаясь с готовностью на наши вопросы, верещала без умолку.

Да, Сартакова она знает хорошо. «Бла, бла, бла» – это многословные характеристики его как важного и понимающего мужчины… Да, он приходил к Анне Иордановне, заведующей филиалом. «Бла, бла, бла» – славословия по поводу прекрасного и чуткого руководителя, которого все так любили… Да, они о чем-то говорили в кабинете. «Бла, бла, бла» – о том, какие важные дела объединяют Анну Иордановну и Сартакова во благо российской и мировой исторической науки и архивного дела.

Мы не первый раз работаем при допросах на пару с Лешим. Ощущаем друг друга с полуслова и одного взгляда, пасуем подачи. И очень хорошо умеем выдавливать из людей откровенность. И хотя бы один из нас моментально просечет, где этой откровенности хронически не хватает.

– О чем они говорили? – спросил Леший.

– Я не имею привычки слушать чужие разговоры, – Стелла в позе оскорбленной невинности.

– Но что-то до вас должно было донестись… Поймите, мы расследуем поджог. Нам важно все. И малейший нюанс может перевернуть всю картину происшествия. Пока она неприглядная с точки зрения вины сотрудников архива. Налицо классическая халатность. Но в каждом деле есть оправдательные моменты. Однако вскрыть их невозможно без действенного сотрудничества работников архива. Вы это понимаете?

– Какая халатность? – взвилась Стелла. – Какая ответственность?

– Сгорели уникальные документы. Сгорело здание. Ущерб огромен. Но мы не хотим ничьей крови и огульных обвинений. Поэтому говорите все. И мы поможем.

– Но какое отношение это имеет…

– Имеет, – веско отрезал Леший.

– О каком-то дневнике они говорили! – сдалась Стелла. – О каком – не расслышала.

– О чем еще?

– Об это шалаве Даньяновой.

– Иве Даньянове? – напрягся я. – Вы ее лично знаете?

– Да кто же ее, шлюху, не знает. Месяцами у нас зависала в архиве. Все в бумагах копалась. Диссертацию пишет. Она и диссертация! Ей на дискотеках с неграми зажигать!

Теперь уж и понукать Стеллу не надо было – наболело. Если у тебя ушки на макушке, и ты трудолюбиво копишь сплетни и всякие предосудительные истории, то появляется непреодолимое желание поделиться своими информационными накоплениями, нажитыми непосильным трудом.

– А вы ее давно не видели? – спросил я.

– Неделю назад видела. Она обещала на мою радость пару недель не появляться. Как сказала – отпуск и развлечения. С очередным бездельником на его папином «Гелентвагене» веселится!

– И где она может веселиться? – полюбопытствовал я.

– А я знаю?

– Ее телефоны не отвечают.

– Вот так она веселится. Отрыв, как сама говорит. От всего.

«Если она еще жива», – подумал я.

В свете развивающихся событий это был далеко не факт. Уверен, что Стелла сильно обрадуется, если Даньянова загнется в корчах. Такие искренние чувства у женщин возможны, только когда между ними пробежал черный кот, то есть блондинистый атлет. Ну или не атлет. Но пробежал.

Итак, выяснилось, что Сартаков встречался с заведующей филиалом. Это зацепка.

– Телефончик Анны Иордановны не дадите? – спросил я.

– Вы что, ничего не знаете? – изумилась Стелла.

– Чего мы не знаем.

– Вы ей не дозвонитесь.

– Почему?

– Утром… – как-то с трудом произнесла Стелла, скорбно понурив плечи. – Сердце…

– Умерла?

– Архив был всей ее жизнью. Вот сердце и не выдержало.

Что-то у многих вокруг меня не выдерживает сердце.

Мы переглянулись с Лешим. И он кивнул. Сейчас займется…

Этим же вечером я снова переступил порог морга. И снова тот же патологоанатом. Только усмешка еще шире. Мол, всегда рады видеть постоянных клиентов, которые каждый день заглядывают по поводу новых трупов.

– У вас профессиональный интерес к людям, погибшим от сердечной недостаточности? – поинтересовался он, узнав, по чью душу, точнее, тело, пришли.

– А что, и тут сердечная недостаточность? – спросил я.

– Гражданка Воронцова умерла примерно от того же, от чего и прежний предмет вашего интереса.

– Вас это не удивляет?

– Нисколько… Смотреть товар будете?

– Товар, – усмехнулся я. – Будем.

Та же холодная комната. Труп под простыней.

Я проделал те же манипуляции с покойной Воронцовой, что и с Сартаковым – надавил ладонями на грудь, принюхиваясь. Патологоанатом закатил глаза – мол, везет же ему на психов с красными корочками спецслужб.

А я ощутил главное. Сладковатый запах яда отсроченной смерти.

Дест встречался с руководителем погоревшего филиала Архивного центра Воронцовой.

Вторая жертва. Лихое начало. То ли еще будет…

Глава 10

Небоскреб возвышался на пятьдесят этажей над всеми окрестностями вокруг улицы Мичурина, что рядом с парком имени Тимирязева. Прямо мемориальный заповедник советских селекционеров. А за парком еще простираются поля Тимирязевской академии.

Я поднялся на лифте на последний этаж. Толкнул дверь с надписью «служебный вход», за которой лестница вела вверх, на технические чердачные помещения. Там вдоль всего здания тянулся длинный коридор с пыльными трубами, алюминиевыми коробами. Там же была ржавая жестяная, но очень крепкая дверь с надписью «техническое помещение».