Город Бездны
– Черт побери, о чем вы думаете? – Мне было уже не до субординации. – Может быть, Рейвич сто раз любитель, но это ничего не значит. У него оружие, которым южане перебили весь его клан!
– Что ж, тем забавнее. Настоящее сафари. А заодно, может быть, поймаем гамадриаду.
– Вы азартный человек, – с пониманием заметил Орканья.
И тут я понял: если бы не эта встреча, Кагуэлла действовал бы совсем иначе. У себя в Доме Рептилий он бы руководствовался логикой, а не эмоциями. Он не моргнув глазом приказал бы мне или кому-нибудь другому из своих людей убрать Рейвича, потому что тратить время на подобную мелочь действительно было ниже его достоинства. Но на нас глазели ультра, которые не должны были видеть его слабым. Они должны были увидеть хищника.
Позже, когда наступила развязка – когда наша операция провалилась, когда Гитта погибла вместе с Кагуэллой, а нас с Дитерлингом ранили, – я понял еще одну вещь.
Это была моя вина.
Если мне скажут, что я ни на что не годен, я соглашусь, потому что допустил ее гибель. И гибель Кагуэллы. Эти смерти – две части ужасного целого. А Рейвич ушел невредимым – и он по праву гордится собой, потому что у него на руках кровь человека, которому он поклялся отомстить, и его жены. Вообще-то, Рейвич надеялся, что Кагуэлла уцелеет, – у меня было больше шансов отправиться на тот свет. Если бы Кагуэлла выжил, его жизнь превратилась бы в кромешный ад. И это было бы для Рейвича настоящей победой – знать, что до конца своих дней Кагуэлле суждено оплакивать Гитту. Я не знаю, какими словами можно передать боль этой утраты. Думаю, Гитта была единственным существом во Вселенной, которое мой шеф любил.
Рейвич немного просчитался. Он отнял Гитту у меня.
Я хорошо помню, как смеялся Кагуэлла над клятвой Рейвича. От рыцарской доблести до абсурда – один шаг. Похоже, я его сделал. Я поклялся, что положу жизнь, но уничтожу Рейвича и отомщу за Гитту. Скажи мне тогда кто-нибудь, что моя смерть – непременное условие его гибели, я бы спокойно пошел на такую сделку.
В Нуэва-Вальпараисо он проскользнул у меня между пальцами. Тогда мне пришлось сделать самый сложный выбор – или оставить Рейвича в покое, или последовать за ним за пределы планетной системы.
Сейчас, по прошествии времени, это не казалось чересчур сложным.
* * *– Не помню каких-то особенных проблем с господином Рейвичем, – сказала Амелия. – У него была временная амнезия, но слабее вашей – она длилась всего несколько часов, а затем он начал приходить в себя. Душа хотела оставить его для осмотра имплантатов, но он настоял на том, чтобы улететь немедленно.
– Вот как? – Я изобразил удивление.
– Да. Один Бог знает, чем мы обидели его.
– Уверен, вы здесь ни при чем. – Интересно, что у него с имплантатами… но об этом я спрошу позже его самого. – Скорее всего, он уже на Йеллоустоне или где-то в окрестностях. Мне не хотелось бы терять его из виду. Развлекаться все-таки лучше вместе.
Она изучающе посмотрела на меня:
– Вы были друзьями, Таннер?
– Вроде того.
– Или компаньонами в путешествии?
– Можно сказать и так.
– Понятно.
Ее лицо было совершенно бесстрастным, но я догадывался, о чем она думает. Сомневаюсь, чтобы Рейвич упоминал о попутчиках. Соответственно, нашей дружбы не существовало в природе.
– Вообще-то, мы договаривались, что он меня дождется.
– Наверное, ему не хотелось напрасно занимать лазарет. Может быть, остаточная амнезия… Конечно, мы могли бы с ним связаться. Это не просто, но мы стараемся присматривать за теми, кого оживляем, – на случай осложнений.
А еще и на случай, если кто-нибудь вознамерится отблагодарить «Айдлвилд» за гостеприимство… когда будет жить на Йеллоустоне, не нуждаясь в деньгах, но нуждаясь в нищенствующих для слежки за новоприбывшими.
– Благодарю вас, не стоит беспокоиться. Я предпочту встретиться с ним лично.
Она внимательно посмотрела на меня:
– Тогда вам стоит поискать его на планете.
Я кивнул:
– Понимаю, как важно сохранить конфиденциальность, но…
– Он собирался в Город Бездны. – Последние два слова Амелия изрекла с таким видом, словно речь шла о святотатстве или самой гнусной непристойности. – Это наше самое большое и самое старое поселение.
– Да, я уже слышал о Городе Бездны. А можно чуть подробнее? – Я старался говорить как можно мягче. – Хотя бы район назовите.
– Вряд ли я смогу помочь вам – он не сказал, куда именно направляется. Но можете начать с Полога.
– Полог?
– Я никогда там не бывала. Говорят, стоит посетить.
* * *Я покинул хоспис на следующий день. Несомненно, до полного выздоровления было еще далеко, но дальше тянуть я не мог, иначе шанс напасть на след Рейвича упал бы до нуля. В моей памяти еще белели пятна, но и восстановленного было достаточно, чтобы действовать. Достаточно, чтобы приступить к выполнению моей задачи.
Когда я вернулся в коттедж, чтобы забрать свои вещи – документы, дареную одежду и полуразобранный алмазный пистолет, – мой взгляд сам собой устремился к той самой нише в стене, которая вызвала у меня такой панический страх в день пробуждения. Не могу сказать, что в коттедже спалось спокойно. Мои сны так или иначе были связаны с Небесным Хаусманном, что наглядно подтверждали пятна крови на простыне, которые я обнаруживал по утрам. Тогда я вспоминал разговор с Душой. Может быть, истинная причина моих страхов – индоктринационный вирус? Это он порождает у меня в мозгу те самые пресловутые структуры, а они создают лишние связи между мозговыми центрами. Но в этом я не был уверен.
Потом за мной зашла Амелия, и мы отправились вверх по длинной извилистой дорожке, поднимаясь все выше и выше на «небеса» – к оконечности одного из конусов. Подъем был почти незаметен, поскольку вес уменьшался с каждым шагом. Казалось, кто-то ведет меня под руку, увлекая вперед. Удивительная легкость восхождения вызывала эйфорию.
Минут десять-пятнадцать мы шли молча. Потом я спросил:
– Амелия, вы действительно были когда-то одной из нас?
– Вы имеете в виду – «спящей»? Да, но тогда я была совсем маленькой и едва умела говорить. На нашем корабле произошла авария, больше половины архива погибло. Рейс был транзитный, в каждой планетной системе брали пассажиров… так что теперь никто никогда не скажет, откуда я прилетела.
– Значит, вы даже не знаете, где родились?
– Я могу только догадываться… Теперь мне уже все равно.
Подъем ненадолго стал круче, и Амелия вдруг устремилась вперед, обгоняя меня.
– Теперь мой мир здесь, Таннер. Он блаженно мал, но в этом тоже есть своя прелесть. И даже здесь еще много неведомого.
– Не знаю. Здесь, должно быть, очень скучно.
– Ничуть. Все постоянно меняется. – Она указала вдаль, на изгибающийся горизонт обители. – Видите водопад? Он не всегда здесь находился. А внизу когда-то была деревушка, но теперь мы создали там озеро. И так все время. Меняем конфигурацию дорожек – это чтобы не допустить эрозию… Каждый год мне приходится заново учить карту. У нас есть времена года. Случается, что урожай не очень хорош, зато в другой раз Господь посылает нам изобилие. Всегда происходит что-нибудь интересное. К нам постоянно прибывают новые люди – и некоторые из них вступают в орден… – Она понизила голос. – И к счастью, не все они похожи на брата Алексея.
– Паршивая овца всегда найдется.
– О да. Знаю, что не следовало бы так говорить, но… получив от вас эти уроки, я почти уверена, что справлюсь с Алексеем. Даже надеюсь слегка, что он еще раз попробует.
Как я понимал ее чувства!
– Сомневаюсь, что он примется за старое… но не хотел бы оказаться на его месте.
– Я буду с ним ласкова, не волнуйтесь.
Последовала напряженная пауза. Мы преодолели последний склон у оконечности конуса. Наверное, я весил раз в десять меньше, чем в коттедже, но пока еще не взлетал, хотя, кажется, был к этому близок. Впереди, среди спутанной поросли – при низкой гравитации деревца приобретали самые причудливые формы, – пряталась предусмотрительно замаскированная бронированная дверь – вход в помещение.
– Вы в самом деле хотите улететь? – спросила Амелия.
– Чем быстрее я попаду в Город Бездны, тем лучше.
– Вряд ли, Таннер, вы хорошо представляете себе, что вас там ожидает. Жаль, что не хотите остаться с нами еще ненадолго, мы бы подготовили вас к… – Она смолкла, очевидно понимая, что я не поддамся на уговоры.
– Не беспокойтесь, постепенно я все вспомню. – Я улыбнулся, проклиная себя за эту ложь… но иного пути не было. – Спасибо за доброту, Амелия.
– Мне это было приятно, Таннер.
– Вообще-то… – я осмотрелся в поисках соглядатаев, но мы были одни, – буду рад, если вы кое-что от меня примете.
Из кармана брюк я вынул полностью собранный заводной пистолет:
– Лучше не спрашивайте, почему он был при мне. Но я в нем больше не нуждаюсь.
– Не думаю, что могу принять такой подарок.
– Тогда конфискуйте его. – Я втиснул пистолет ей в ладонь.
– Пожалуй, так и сделаю. Он исправен?
Я кивнул. Вдаваться в подробности не было необходимости.
– Он поможет вам, если попадете в настоящую переделку.
Она спрятала пистолет:
– Я его конфискую. – Она пожала мне руку. – Вот и все. Храни вас Бог, Таннер. Желаю вам отыскать друга.
Я отвернулся, надеясь, что она не увидела нового выражения на моем лице.
Глава 9
Я шагнул за бронированную дверь. При виде коридора с полированными стальными стенами я понял, что отныне романтический «Айдлвилд» будет для меня лишь искусственной конструкцией, вращающейся в вакууме, и ничем больше. Далекий плеск крошечных водопадов сменился гулом вентиляторов и силовых генераторов. В воздухе появился характерный запах больницы, которого не было минуту назад.
– Господин Мирабель? Нам сообщили, что вы улетаете. Пройдите сюда, пожалуйста.
Двое нищенствующих уже поджидали меня. Один из них жестом предложил идти следом по коридору; при каждом шаге нас подбрасывало, как на пружинах. Достигнув конца коридора, мы сели в лифт. За коротким подъемом к истинной оси вращения «Айдлвилда» последовал долгий путь в горизонтальной плоскости, к выходу на поверхность, к точке нашего назначения. К моей несказанной радости, за все это время никто из спутников не раскрыл рта. Похоже, все темы для разговоров со «слякотью» нищенствующие исчерпали давным-давно; им заранее известно, что я отвечу на тот или иной вопрос, поскольку это уже повторялось десятки раз.
А если спросят, чем я собираюсь заняться, а я скажу правду?
Чем? Вообще-то, собираюсь кое-кого пришить.
Наверное, стоило так ответить хотя бы ради того, чтобы посмотреть на их физиономии. Но тогда эти ребята, пожалуй, еще примут меня за параноика, которого слишком рано выпустили на волю.
Тем временем лифт покинул внутренности «Айдлвилда» и заскользил по прозрачной трубке. Сила тяжести почти исчезла, и нам пришлось зацепиться руками и ногами за мягкие скобы, вшитые в стены лифта. Нищенствующим это удалось без труда, и они со спокойным изумлением наблюдали мои неловкие попытки «встать на якорь».
Впрочем, вид снаружи стоил усилий.
Теперь я отчетливее разглядел теснящуюся у причала стайку кораблей – то, что два дня назад показывала мне Амелия. Каждый из этих серебристых осколков на самом деле был величиной почти с «Айдлвилд», но на таком расстоянии казался миниатюрным и сливался с массой себе подобных. То и дело весь рой озарялся фиолетовым сиянием – один из звездолетов включал двигатели малой тяги, отделялся от остальных и лениво описывал дугу. Этот маневр мог быть данью этикету, сменой позиции или просто попыткой избежать столкновения. Зрелище завораживало своей красотой. Как можно не восхищаться этим творением рук человеческих – хрупкими песчинками, которые готовы потеряться в бескрайнем пространстве, но все равно бросают вызов расстоянию и времени? И не важно, будет ли то парусник, борющийся со штормовыми волнами, или звездолет с алмазным корпусом, который наперегонки со светом мчится от звезды к звезде.
Между скоплением кораблей и «Айдлвилдом» я заметил пару более ярких мазков. Это могли быть транзитные шаттлы, а возможно, подходили новые звездолеты.
Вблизи сужающийся конец «веретена» «Айдлвилда» казался ажурным. Причалы, ремонтные доки, карантинные и медицинские зоны образовывали сложнейший трехмерный лабиринт. Кругом болталась примерно дюжина разнокалиберных кораблей, и еще несколько стояли «на привязи» у хосписа. Большей частью это были маленькие служебные суда на реактивной тяге – чаще всего нищенствующие использовали их для внешних ремонтных работ. Среди них выделялись две посудины покрупнее, но и они казались карликами в сравнении с любым субсветовиком на главном причале.
Первый был обтекаемой формы и напоминал акулу, – скорее всего, он предназначался для спуска в атмосферу. На гладком корпусе, черном, словно всасывающем свет, ярко серебрилась эмблема – гарпия и нереида. Я сразу узнал шаттл, доставивший меня с вершины моста Нуэва-Вальпараисо на «Орвието» после нашего спасения. Шаттл был прикреплен к «Айдлвилду» прозрачной «пуповиной», внутри которой я увидел медленно движущийся поток «спящих». Они все еще были «холодными», то есть находились в криогенных капсулах. По всей длине пуповины проходила судорога компрессионной волны. В этом было что-то непристойное – шаттл словно откладывал яйца…
– Все еще разгружают? – спросил я.
– Нужно очистить еще несколько отсеков трюма со «спящими», и корабль освободится, – пояснил нищенствующий.
– Держу пари, вид этой «слякоти» у вас энтузиазма не вызывает.
– Мы не ропщем, – отозвался второй весьма унылым тоном. – На все воля Божья.
Корабль, к которому направлялся наш лифт, сильно отличался от шаттла. Я бы сказал, что это просто груда хлама, которой каким-то образом придали устойчивую форму и пустили дрейфовать. Похоже, она не разлетелась по всей планетной системе только потому, что висела неподвижно.
– Я лечу на этой развалине?!
– «Стрельников» – хороший корабль, – возразил нищенствующий. – Не волнуйтесь, он куда надежнее, чем кажется.
– Или куда ненадежнее? – вмешался его спутник. – Я все время путаю, брат.
– Я тоже. Может быть, проверим?
Он полез в складки своей хламиды. Не знаю, чего я ожидал, но только не появления на свет деревянной дубинки. Она была явно сделана из черенка садового инструмента и имела на узком конце кожаную петлю, а на другом, широком – несколько любопытных царапин и пятен. Второй нищенствующий вцепился в меня сзади, а его коллега принялся методично отрабатывать удары на моей физиономии. Я почти не мог сопротивляться: эти парни чувствовали себя в невесомости как рыба в воде, да и силы им было не занимать. Похоже, обошлось без переломов, но после этой «процедуры» я еле видел одним глазом, во рту плескалась кровь с кусочками зубной эмали.
– И как это понимать? – прошепелявил я, чувствуя себя полным идиотом.
– Прощальный подарок от брата Алексея, – пояснил нищенствующий, убирая дубинку. – Ничего серьезного, господин Мирабель. Чтобы вы запомнили и впредь не лезли в наши дела.
Я выплюнул кровавый сгусток. Пунцовый шар, сохраняя форму, проплыл от одной стенки к другой и аккуратно размазался по светлому пластику.
– Не видать вам моего пожертвования как своих ушей, – сказал я.
Они посовещались, не добавить ли тумаков, но сочли за лучшее отпустить меня без серьезных неврологических травм. Возможно, побаивались сестры Души. Я попытался выразить свою признательность, но получилось не слишком искренне.
Тем временем подъемник приближался к «Стрельникову». В такой перспективе несчастная посудина выглядела еще менее выигрышно. Она действительно напоминала брикет мусора длиной метров двести. Множество жилых, контрольных и двигательных модулей были слеплены непонятно как. В глубине проглядывали изгибы топливных трубопроводов и желудкообразные цистерны, навевая воспоминания об анатомичке, конкретно – о вскрытой брюшной полости. От корпусной обшивки осталось несколько пластин с рваными краями. Одни блоки были покрыты блестящей оболочкой, похожей на смолу, и могли даже претендовать на аккуратность, а другие щеголяли кое-как приваренными металлическими заплатами, за которые местным ремонтникам следовало бы оторвать руки. Из шести-семи отверстий непрерывно струился газ, но это, кажется, никого не волновало.
Ладно, пусть выглядит как угодно, лишь бы по дороге это ископаемое не развалилось. Скорее всего, «Стрельников» уже сто раз летал в Блистающий Пояс – конгломерат анклавов на низкой орбите Йеллоустона – и обратно. Вокруг Окраины Неба выполнялись десятки подобных операций. Скорость на этом маршруте почти не меняется – соответственно, нагрузка на детали минимальна. Корабль может сто лет ползать вверх-вниз по гравитационному колодцу, пока не развалится на куски, наполнив пространство зловещими дрейфующими скульптурами. На пару пилотов-суперпрофи, которые гоняют шикарные шаттлы по скоростным маршрутам, приходится несколько ребят классом пониже. Чем проще транспортная фирма, тем заметней изношенность кораблей – здесь принято экономить на ремонте, да и вообще на чем только можно. В самом низу этой пирамиды находятся транспорты на реактивной или ионной тяге. Неторопливость, с которой они перемещаются между орбитами, способна вымотать нервы любому. «Стрельников», конечно, не был воплощением изящества и комфорта, но по сравнению с этими развалюхами выглядел весьма недурно.
В любом случае это был самый быстрый способ оказаться в Блистающем Поясе. Скоростные шаттлы проходили маршрут куда резвее, но корабли такого типа даже не приближались к «Айдлвилду». Не надо быть спецом в экономике, чтобы понять причину. Большинству клиентов хосписа едва хватало средств, чтобы оплатить собственное оживление, не говоря уже о перелете в Город Бездны. Мне предстояло добраться до того причала с множеством кораблей и заказать билет на шаттл – без гарантии, что свободное место найдется сразу. Амелия отговорила меня садиться на скоростной летательный аппарат. По ее словам, таких теперь очень мало (а сколько их было раньше, я спросить не успел) и ожидание сведет выигрыш во времени в лучшем случае до минимума.
Наконец лифт достиг соединительного прохода на «Стрельников», и мои друзья-нищенствующие снова стали воплощением благожелательности. Теперь они расплывались в улыбках, словно синяки на моем лице были всего лишь психосоматическим проявлением вируса Хаусманна, а эти двое здесь совершенно ни при чем.
– Желаем удачи, господин Мирабель. – Нищенствующий с дубинкой весело махнул мне рукой.
– Спасибо. Я вышлю открытку. А может быть, вернусь и расскажу, как прошло путешествие.
– Это было бы чудесно.
Я выплюнул последний кровавый сгусток.
– Уверен, вы меня дождетесь.
Впереди на борт загоняли стайку будущих иммигрантов, сонно бормочущих что-то на незнакомых наречиях. Потом нас долго вели через запутанный лабиринт узких лазов, пока мы не очутились в «ступице», глубоко в утробе «Стрельникова», где нас распределили по маленьким каютам. Спуск к Блистающему Поясу начался.
Добравшись до своего отсека, я почувствовал себя усталым и больным – зверь проиграл схватку и уполз к себе в берлогу зализывать раны. Какая удача, что у меня не оказалось соседей по каюте! Здесь не было благоухающей чистоты, равно как и особенной грязи, – некое промежуточное состояние легкой запущенности и неряшливости. На «Стрельникове» не поддерживали искусственную гравитацию – тоже великолепно. Разумеется, это делалось с единственной целью не перегружать конструкцию, но кабинка была оборудована специальной нуль-койкой и всевозможными питающими и санитарными удобствами, необходимыми в условиях невесомости.
Кроме того, я обнаружил любовно сохраненный сетевой пульт, который словно перекочевал сюда из музея кибернетики; на все свободные места были наклеены бумажки, заляпанные и поблекшие, с подробными инструкциями относительно того, что можно и чего нельзя делать на борту, а также план аварийной эвакуации. Время от времени в системе громкой связи раздавался щелчок, и кто-то в очередной раз с ужасным акцентом сообщал, что отправление корабля задерживается. Наконец содержание сообщения изменилось: нас поставили в известность, что корабль покинул «Айдлвилд», двигатель включен и мы спускаемся. Старт был таким мягким, что я даже не заметил.
Избавившись от осколков зуба во рту и тщательно исследовав болезненные синяки – прощальный подарок нищенствующих, – я постепенно погрузился в сон.
Глава 10
В тот день, когда проснулся пассажир, мир еще раз необратимо изменился.
Небесный в сопровождении двух его лучших друзей ехал в служебном вагончике, который с грохотом катился вдоль «хребта» «Сантьяго» по одному из вспомогательных тоннелей, пронизывающих корабль от носа до кормы. Состав полз по рельсам как улитка, то и дело останавливаясь, чтобы позволить экипажу выгрузить припасы либо дождаться, пока другой поезд не освободит тоннель впереди. Как обычно, спутники Небесного коротали время, рассказывая небылицы и бахвалясь друг перед другом. Небесному доставалась роль зануды, который не способен веселиться вместе с остальными и потому изо всех сил стремится испортить им настроение.
– Мне вчера Вильетти такое рассказал! – крикнул Норкинко, стараясь перекрыть грохот поезда. – Сам он в это не верит, а другие верят! И дело касается Флотилии.
– Валяй, а мы посмеемся, – откликнулся Небесный.
– Простой вопрос: сколько кораблей было изначально, до гибели «Исламабада»?
– Разумеется, пять, – ответил Гомес.
– А если не пять? А вдруг шесть? Один взорвался – нам это известно. Но какой? Может быть, как раз «Исламабад» уцелел?
– А почему мы его не видим?
– Потому что он не подает сигналов. Он преследует нас, как призрак.
– Весьма убедительно, – фыркнул Небесный. – А у этого призрака, случайно, не было имени?
– Что касается имени, то…
– Я так и знал.
– Говорят, «Калеуче».
Небесный вздохнул. Путешествие, похоже, будет еще то. Когда-то много лет назад они втроем считали железнодорожную сеть корабля местом для игр – увлекательных и в меру опасных. Это была удивительная страна, где оживали истории о привидениях и приключениях. Там были заброшенные тоннели, которые ответвлялись от основной линии, – по слухам, они вели к засекреченным грузовым отсекам. По одной из версий, там находились тайники со «спящими», которых переправили на борт нелегально в последние минуты перед отлетом, потому что это были члены правительств-соперников. Небесный и его друзья знали места, где можно, подзадоривая друг друга, забираться на крышу поезда и ехать, едва не обдирая спину о потолок тоннеля. Сейчас он, повзрослевший, вспоминал эти игры с лукавым изумлением, отчасти гордясь былым риском, отчасти ужасаясь грозившей им тогда кошмарной смерти.
С тех пор прошла целая жизнь. Теперь их действия куда более серьезны – они выполняют нужную работу для корабля. Его ресурсы на исходе, и все члены экипажа вынуждены лезть вон из кожи. Небесному и его друзьям поручено сопровождать грузы для бригад, работающих на «хребте» и в двигательном отсеке. Обычно это включало помощь при разгрузке, после чего груз приходилось тащить через узкие переходники и спускать по эксплуатационным шахтам туда, где он был необходим. В общем, работа оказалась далеко не такой простой, как они думали поначалу. Редкая смена обходилась без свежих царапин и синяков. Зато постоянные нагрузки помогли обзавестись великолепной мускулатурой – в других условиях на это можно было даже не надеяться.
Необычная у них сложилась компания. Гомес мечтал работать в двигательном отсеке, в этом тайном ордене техников, обслуживающих силовые установки. То и дело он загонял поезд в корму и даже шептался с кем-нибудь из тамошних спецов, пытаясь произвести на него впечатление своим знанием нюансов герметизации и прочих секретов теории аннигиляторных двигателей. Временами, наблюдая за этими беседами, Небесный замечал: не всегда техники разбивали в пух и прах вопросы и ответы Гомеса. Изредка они даже выказывали сдержанное удивление и намекали, что однажды Гомесу будет позволено вступить в их тишайшее братство.
Норкинко был человеком совсем другого типа. Он умел с безоглядной одержимостью погружаться в любую проблему. Его могло увлечь что угодно, лишь бы явление было достаточно сложным и многоплановым. Он самозабвенно составлял списки и классификации, а серийные номера и схемы были наполнены для него глубоким очарованием. Неудивительно, его как магнитом тянуло к чудовищно сложной компьютерной «нервной системе» «Сантьяго», которая пронизывала своими жилами корабль, бесконечно ветвясь. Содержащаяся в ней информация постоянно менялась, переписывалась, подобно древним палимпсестам, – начиная со старта корабля и до недавнего аварийного сбоя систем. Для большинства взрослых, находящихся в здравом уме, понять работу хотя бы одного крошечного сегмента этой сети – уже подвиг! А Норкинко был заворожен ее бесконечным многообразием. По мнению многих, это граничило с патологией, а кое-кому внушало страх. Техники, которые занимались сетью, на протяжении поколений отрабатывали способы устранения неполадок – и тут кто-то пытается объяснять им, как решить те же проблемы более эффективно! «Это оставит нас без работы» – таков был самый вежливый ответ неугомонному Норкинко. После чего он некоторое время держался подальше от сетевиков, чтобы не нарываться на неприятности, и путешествовал вместе с Небесным и Гомесом.