Слова сияния

12

Герой

К несчастью, мы так сосредоточились на интригах Садеаса, что не заметили, как наши истинные и опасные враги, убийцы моего мужа, стали вести себя по-другому. Хотела бы я знать, какой ветер принес эту их внезапную и необъяснимую перемену.

Каладин прижал осколок скалы к стене ущелья, и тот прилип.

– Давай, – скомандовал он, шагнув назад.

Рогоед подпрыгнул, ухватился за камень и повис на стене, согнув ноги в коленях. Его глубокий, рокочущий смех разбудил в ущелье эхо.

– На этот раз он меня держать!

Сигзил сделал отметку в своем журнале:

– Хорошо. Камень, продолжай висеть.

– Как долго?

– Пока не упадешь.

– Пока не… – Громила-рогоед нахмурился, держась за камень обеими руками. – Мне эксперимент уже не нравится.

– О, только не хнычь. – Каладин скрестил руки и прислонился к стене возле Камня. Сферы озаряли дно ущелья вокруг них, бросали отблески на лозы, мусор и цветущие растения. – Падать-то невысоко.

– Дело не в падении, – пожаловался Камень. – Дело в руках. Я ведь, понимаешь, большой.

– Так это же хорошо – у тебя большие руки, чтобы ими держаться.

– По-моему, тут главное в другом, – проворчал Камень. – И держаться неудобно. И я…

Булыжник с щелчком отклеился от стены ущелья, и рогоед рухнул вниз. Каладин схватил его за руку, помогая приятелю устоять.

– Двадцать секунд, – подвел итог Сигзил. – Не очень-то долго.

– Я предупреждал. – Каладин поднял упавший каменный осколок. – Он держится дольше, если я использую больше буресвета.

– По-моему, нам нужна отправная точка. – Сигзил пошарил в кармане и вытащил светящийся бриллиантовый светосколок – самую малоценную из всех сфер. – Забери из нее весь свет, перелей в булыжник, а потом мы подвесим Камня и посмотрим, как долго тот продержится.

Рогоед застонал:

– Мои бедные руки…

– Эй, манча, – окликнул его Лопен из глубины ущелья, – по крайней мере, у тебя их две, ага?

Гердазиец следил, чтобы ни один из новых рекрутов не забрел к ним и не увидел, что делает капитан. Это было маловероятно – они упражнялись на расстоянии нескольких ущелий от основной команды, – но Каладин потребовал, чтобы кто-то стоял на страже.

«В конце концов все узнают, – подумал Каладин, беря светосколок у Сигзила. – Ты ведь именно это пообещал Сил? Что позволишь себе стать Сияющим?»

Юноша резко вдохнул содержавшийся в сфере буресвет, потом перенаправил его в булыжник. У него получалось все лучше: буресвет перетекал в руку – и после его можно использовать как светящуюся краску, чтобы мысленно покрыть нижнюю часть камня. Буресвет впитался в камень, и, когда Каладин прижал его к скале, он там и остался.

Над камнем вились язычки светящегося дыма.

– Пожалуй, не нужно заставлять рогоеда висеть на скале, – заметил Каладин. – Если тебе требуется отправная точка, почему бы просто не посчитать, как долго булыжник продержится там сам по себе?

– Это будет не так весело, – возразил Сигзил. – Ну хорошо, уговорил.

Он продолжил записывать цифры в своем журнале. Большинству прочих мостовиков от этого сделалось бы не по себе. Письмо воспринималось как занятие, неподобающее мужчине и даже богохульное, хотя Сигзил просто зарисовывал глифы.

Сегодня, к счастью, с Каладином были Сигзил, Камень и Лопен – все чужеземцы из краев с другими правилами. Гердаз формально был воринским, но у них был собственный воринизм, и Лопен, похоже, не имел ничего против мужчин, знакомых с письмом.

– Итак, – сказал Камень, пока они ждали, – наш Благословенный Бурей вождь, ты говорить, что можешь делать кое-что еще, верно?

– Летать! – воскликнул Лопен с другой стороны ущелья.

– Я не умею летать, – буркнул Каладин.

– Ходить по стенам!

– Я пытался. Чуть голову не разбил, когда упал.

– Ах, ганчо, – проворчал Лопен. – Ни полетов, ни прогулок по стенам? Я должен как-то впечатлить дам. Не думаю, что камней, приклеенных к стенам, им хватит.

– А по-моему, такое впечатлило бы кого угодно, – заметил Сигзил. – Это противоречит законам природы.

– Плохо же ты знаешь гердазийских женщин… – со вздохом сказал Лопен. – Как по мне, нам стоит опять попытать счастья с полетами. Это было бы лучше всего.

– Кое-что еще и впрямь есть, – сообщил Каладин. – Не полеты, но все равно полезно. Не уверен, что смогу это повторить. Я никогда не делал это осознанно.

– Щит, – вспомнил Камень, который стоял у стены и неотрывно глядел на приклеенный к ней булыжник. – На поле боя, когда паршенди в нас стрелять. Стрелы ударить в твой щит. Все сразу.

– Да, – подтвердил Каладин.

– Надо это проверить, – заявил Сигзил. – Нам потребуется лук.

– Спрены! – воскликнул Камень, тыкая пальцем. – Они прижимают этот булыжник к скале.

– Что? – Сигзил подобрался ближе и, прищурившись, стал разглядывать кусок скалы, который Каладин прижал к стене ущелья. – Я их не вижу.

– А-а, – протянул Камень, – они не хотеть быть замеченными. – Он склонил голову перед ними. – Прошу прощения, мафах’лики.

Сигзил нахмурился, пригляделся, приблизив сферу, чтобы осветить пространство. Каладин подошел поближе и присоединился к ним. Он мог разглядеть маленьких пурпурных спренов, если смотрел очень внимательно.

– Сиг, они там, – согласился Каладин.

– Тогда почему я их не вижу?

– Это как-то связано с моими способностями. – Юноша посмотрел на Сил, которая сидела поблизости на краю трещины в скале, закинув ногу на ногу и покачивая ею.

– Но Камень…

– Я алаий’ику, – произнес Камень, подняв руку к груди.

– И что это значит? – нетерпеливо спросил Сигзил.

– Что я видеть этих спренов, а ты нет. – Рогоед положил руку на плечо Сигзила, который был меньше ростом. – Порядок, друг. Я не виню тебя в том, что ты слепой. Большинство низинников таковы. Это все воздух. От него у вас все в мозгах работает неправильно.

Сигзил нахмурился, но сделал пару заметок, не переставая машинально шевелить пальцами. Считал секунды? Булыжник наконец-то с щелчком отклеился от стены и упал, напоследок выпустив несколько струек буресвета.

– Намного больше минуты, – сообщил Сигзил. – Я насчитал восемьдесят семь секунд. – Он посмотрел на остальных.

– Мы должны были считать? – спросил Каладин, глянув на Камня, который пожал плечами.

Сигзил вздохнул.

– Девяносто одна секунда! – крикнул Лопен. – Можешь не благодарить.

Сигзил опустился на валун, не обращая внимания на кости, которые высовывались из мха поблизости, и с хмурым видом сделал несколько пометок в журнале.

– Ха! – Камень присел на корточки рядом с ним. – У тебя такой вид, словно ты съесть плохие яйца. Что случилось?

– Я не понимаю, что делаю. Мой учитель советовал задавать вопросы и искать точные ответы. Но как же я могу быть точным? Мне нужны часы, чтобы замерять время, но они сто́ят слишком дорого. Даже если бы они у нас были, я не знаю, как измерять буресвет!

– В светосколках, – предложил Каладин. – Самосветы взвешивают на точных весах, прежде чем заключить в стекло.

– И все они способны удерживать одинаковое количество? – спросил Сигзил. – Мы знаем, что необработанные драгоценные камни держатся меньше ограненных. Значит, если огранка лучше, света поместится больше? Кроме того, буресвет вытекает из сферы с течением времени. Сколько дней прошло после того, как светосколок зарядили, и сколько света он с той поры утратил? Все ли светосколки теряют одинаковое количество света с одинаковой скоростью? Мы слишком мало знаем. Командир, боюсь, я зря трачу твое время.

– Не зря, – возразил Лопен, приближаясь к ним. Однорукий гердазиец зевнул и сел на тот же валун, что и Сигзил, вынудив того чуть потесниться. – Просто надо проверять другие вещи, ага?

– Например? – спросил Каладин.

– Ну, ганчо… Ты можешь приклеить к стене меня?

– Я… я не знаю.

– Похоже, неплохо бы узнать, ага? – Лопен встал. – Попробуем?

Каладин посмотрел на Сигзила; тот пожал плечами.

Юноша втянул больше буресвета. Его заполнила неистовая буря – она словно была пленницей и пыталась вырваться на свободу, колотясь изнутри о его кожу. Он направил буресвет к ладони и приложил ее к стене, окрашивая камни свечением.

Сделав глубокий вдох, поднял Лопена – худой гердазиец оказался поразительно легким, особенно с учетом того, что в жилах Каладина еще оставалась доля буресвета. Он прижал Лопена к стене.

Когда капитан, поколебавшись, шагнул назад, гердазиец остался висеть на стене – его форма приклеилась к камню и собралась в складки под мышками.

Лопен ухмыльнулся:

– Сработало!

– Это быть полезно, – согласился Камень, потирая подбородок, выбритый в причудливой рогоедской манере. – Да, именно это нам и надо проверять. Каладин, ты солдат. Ты мочь делать такое в битве?

Тот медленно кивнул; в голове у него вихрем пронеслась дюжина разных вариантов. Что, если его противники наткнутся на полосу буресвета, которую он оставит на полу? А можно ли остановить катящийся фургон? Приклеить свое копье к щиту противника и вырвать тот из рук?

– Лопен, что чувствовать? – спросил Камень. – Больно?

– Не-а, – ответил Лопен, ерзая. – Я переживаю, чтобы куртка не порвалась и пуговицы выдержали. Ох! Ох! У меня вопрос! Что сделал однорукий гердазиец с тем, кто приклеил его к стене?

Каладин нахмурился:

– Я… я не знаю.

– Ничего – у гердазийца рука не поднялась, – выдал Лопен и расхохотался.

Сигзил застонал, но Камень рассмеялся. Сил склонила голову набок, шмыгнула к Каладину и негромко спросила:

– Это была шутка?

– Да, – сказал он. – Безобразно плохая.

– О, не говори так! – Лопен продолжал хихикать. – Это лучшая из известных мне – и поверь, я настоящий мастер шуток про одноруких гердазийцев. «Лопен, – все время говорит моя матушка, – ты должен их выучить, чтобы посмеяться до того, как это сделают другие. Тогда ты украдешь их смех – и он будет весь твой». Она мудрая женщина. Я как-то принес ей голову чулла.

Каладин моргнул:

– Что ты принес?

– Голову чулла. Это очень вкусно.

– Странный ты человек, – сказал Каладин.

– Нет, – возразил Камень. – Они и впрямь вкусные. Голова – лучшая часть чулла.

– Поверю вам двоим на слово. В самой малой степени.

Он потянулся к Лопену и взял его за руку, поскольку буресвет, удерживавший гердазийца, начал иссякать. Камень схватил Лопена за талию, и вдвоем они помогли ему спуститься.

– Ну ладно, – сказал Каладин, машинально проверяя время по солнцу, хотя его не было видно сквозь узкую расщелину над головой. – Давайте экспериментировать.

Ощущая внутри беснующийся ураган, Каладин несся по дну ущелья. Он напугал группу обороцветов, которые поспешно сложились, точно сжали руки в кулачки. Лозы на стенах задрожали и начали сворачиваться, поднимаясь.

Каладин с плеском пробежал по лужам стоячей воды, перепрыгнул через гору мусора. За ним оставался шлейф буресвета. Он был переполнен светом, свет колотился внутри его. Так было проще им пользоваться; он хотел течь. Каладин направил свет в свое копье.

Впереди поджидали Лопен, Камень и Сигзил с тренировочными копьями. Хотя Лопен был не очень-то хорош – отсутствующая рука создавала огромное неудобство, – Камень дополнял его. Громила-рогоед не желал сражаться с паршенди и убивать, но на этот раз согласился поучаствовать в тренировочном бою во имя «эксперимента».

Он сражался очень хорошо. Кроме того, Сигзил с копьем был тоже довольно неплох. Когда-то три мостовика могли бы устроить Каладину взбучку на поле боя.

Все изменилось.

Каладин швырнул копье в Камня, застав того врасплох. Рогоед поднял оружие, чтобы парировать обычный удар. Буресвет приклеил копье капитана к копью Камня, и получился крест. Рогоед выругался и попытался повернуть свое копье, чтобы нанести удар, но лишь ударил сам себя в бок копьем Каладина.

Когда ударило копье Лопена, Каладин легко отбил его одной рукой, наполнив наконечник буресветом. Копье врезалось в кучу мусора и прилипло к палкам и костям.

Сигзил ударил, целясь в грудь Каладина, но сильно промахнулся, когда тот шагнул в сторону. Юноша коснулся древка ладонью и толкнул его к копью Лопена, которое тот как раз вытащил из отбросов, облепленное мхом и костями. Два копья слиплись.

Каладин проскользнул между Камнем и Сигзилом, и три мостовика чуть не сбили друг друга с ног, пытаясь высвободить свое оружие. Парень с мрачной ухмылкой пробежался до другого конца ущелья, подобрал копье и повернулся, приплясывая. Буресвет вынуждал его двигаться. Впитав в себя такое большое количество, он почти не мог стоять спокойно.

«Ну давайте, давайте», – подумал он. Его товарищи наконец-то разобрали свои копья, поскольку в тех иссяк буресвет. Бывшие мостовики снова построились, ожидая его нападения.

Каладин рванулся вперед. В тусклом свете ущелья поднимавшийся от него дым был достаточно ярким, чтобы порождать тени, которые прыгали и вертелись. Он несся через лужи, ощущая холодную воду босыми ногами. Даже снял ботинки; хотел чувствовать камень под собой.

На этот раз три мостовика уперли копья тупыми концами в землю, словно ожидая атаки. Каладин улыбнулся, потом схватил свое копье за верхушку – как и три других, это было тренировочное копье, без настоящего наконечника – и зарядил его буресветом.

Он ударил им по копью Камня, намереваясь выбить у того оружие из рук. Но у рогоеда были другие планы – тот потащил свое копье назад с силой, которая застала Каладина врасплох. Юноша чуть не разжал пальцы.

Лопен и Сигзил быстро двинулись на него с разных сторон. «Мило», – подумал Каладин с гордостью. Он обучил их этому построению, показал, как действовать на поле боя сообща.

Когда они приблизились, капитан выпустил копье и выставил ногу. Буресвет вытекал из его босой ступни так же легко, как из ладоней, и он смог нарисовать большую светящуюся дугу на земле. Сигзил наступил на нее и споткнулся, его нога прилипла к свету. Он попытался ударить, когда падал, но не смог вложить в удар достаточно силы.

Каладин всем телом бросился на Лопена, чей удар прошел мимо цели. Он толкнул гердазийца к стене и отпрянул, оставив его приклеенным к камню, который зарядил в то мгновение, когда они еще прижимались друг к другу.

– Ой, только не это!.. – простонал Лопен.

Сигзил упал лицом в лужу. Каладин едва успел улыбнуться, как вдруг заметил, что Камень замахивается на него бревном.

Целым бревном. Как рогоед вообще поднял эту штуку?! Каладин ушел из-под удара, перекатился и оцарапал руку, а дубина обрушилась на каменистое дно ущелья.

Каладин зарычал, буресвет вырвался сквозь его сжатые зубы и окутал голову. Он прыгнул на бревно, когда Камень попытался снова его поднять.

От его приземления ствол рухнул обратно на землю. Юноша прыгнул на Камня, и часть его изумилась: о чем он только думает, затевая рукопашную с человеком в два раза тяжелее себя? Он врезался в рогоеда – оба упали. Они катались по мху, и Камень вертелся, пытаясь схватить Каладина за руки. Рогоед явно умел драться.

Каладин перелил буресвет в землю. Ему это не навредит и не помешает, это он точно знал. Пока они катались, сначала к земле прилипла рука Камня, а потом – весь бок.

Рогоед продолжал бороться, пытаясь взять капитана в захват. Ему это почти удалось, но Каладин с силой оттолкнулся, и они перекатились так, что другой локоть Камня коснулся земли – и прилип.

Каладин оторвался от противника, пытаясь отдышаться. Закашлявшись, потерял почти весь оставшийся буресвет. Он прислонился к стене ущелья и вытер пот со лба.

– Ха! – воскликнул Камень, распростертый на земле с раскинутыми в стороны руками. – Еще чуть-чуть – и я бы тебя сделать. Ты скользкий быть, как пятый сын!

– Камень, клянусь бурей, я бы все отдал, чтобы затащить тебя на поле боя. Как повар ты только губишь свой талант.

– Тебе не нравится моя еда? – Камень рассмеялся. – Придется придумать что-то, где будет больше жира. Это тебе быть в самый раз! Тебя схватить – все равно что пытаться удержать в руках живую речную рыбу! Смазанную маслом! Ха!