Книга Ева. Книга 2 - читать онлайн бесплатно, автор Ева Миллс. Cтраница 5
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Ева. Книга 2
Ева. Книга 2
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Ева. Книга 2

Когда-нибудь я их спрошу.

Позже.

Я приходила в себя копотливо, шаг за шагом. Проявлялись цвета, ночи несли отдохновение, по утрам просыпалась медленно, но не разбитая, с улыбкой ожидания нового дня. Понемногу вернулись запахи, и я впитывала неповторимые ароматы городов, как до этого – людей. Майами пропитался солнцем и розами, личи и влагой. Париж остро пах цветущими каштанами, кофе, выпечкой, духами и мочой.

Вдруг стали ярче краски и мир стал чище, теперь он дышал надеждой и весной, робко, вздрагивая от порывов резкого ветра, но все равно расцветал.

Книги я слышать перестала. Однажды, поддавшись моменту, зашла в букинистическую лавку и под подозрительным взглядом хозяина провела рукой по полке. Ничего. Это меня устраивало.

Больше всего нам понравилось в Испании. Заехав поставить очередную галочку, мы вдруг упали на якорь в Севилье, сняв на месяц небольшую комнату у приятной пожилой семейной пары. Что-то было в этом старинном городе, построенном маврами, что пленяло, требовало остаться, остановиться, врасти. В Севилье нет моря, лишь река Гвадалквивир разделяет город по всему периметру на две части, но нам не мешало. В апреле в Андалусии еще холодно и купаться – не самый лучший выбор. Мы попали как раз на празднование Пасхи, в дни, когда улицы испанских городов перекрываются ради театральных представлений и шествий, каждое их которых имеет свой день и маршрут. Не особо религиозные, мы, тем не менее, с удовольствием присоединялись и проходили по длинным извилистым путям в сопровождении тысяч людей в Назаретской одежде, становясь частью толпы, невидимыми и не принадлежащими себе. Свободными.

Карандаш Маризы в те дни так и летал, блокнот за блокнотом наполнялись зарисовками: священники, танцовщицы фламенко, тореадоры и мост Аламильо – все находило отражение в ее путевых дневниках. Сделанные детской рукой, эти рисунки были талантливыми и мне осознавать это было радостно и мучительно. Мучительно потому, что всегда будет напоминать о том, от кого ей достался этот удивительный дар. Сама я ничего не писала, но порой подмечала, что слова в моей голове выстраиваются в мысленный ряд, еще не готовые рассказать обо всем, но уже пробудившиеся. Вечерами, ловя звуки музыки, доносящиеся с набережной, я непроизвольно отбивала ритм каблуком, поддавшись колдовству испанской гитары. Но не пела.

Может, вернуться туда?

Выучить испанский, устроиться продавщицей, отдать Маризу в местную школу, жить в стране вечного лета рядом с людьми, ничего не воспринимающими серьезно. Только дети, еда, любовь и песни имеют смысл, а все остальное – следы на песке.

Так заманчиво было размышлять об этом на веранде Casa de Papel, не спеша смакуя утренний кофе вперемешку с ароматом цветов апельсинового дерева. И так невозможно здесь, во Франции.

Мы приехали в Канны из-за поспешного обещания, данного мной родителям тогда, в марте. Не волнуйтесь, ваша маленькая двадцати семилетняя дочка будет наконец-то под присмотром взрослых.

Вздохнув, я открыла дверь, вышла к бассейну, спустилась воду как есть, обнаженная, по-старушечьи осторожно держась за поручни. А и правда, когда еще я окажусь героиней романа?

Проплыв три круга, почувствовала, что мои руки устают, а досада утихает. Перевернувшись на спину – и почему в фильмах так любят лежать на воде и смотреть в небо, ведь в уши затекает вода и ужасно бесит? Или у них всегда с собой затычки? – попробовала подумать о хорошем. Но стало почему-то стыдно.

Снова веду себя инфантильно. Заставляю волноваться, проверять, скушала ли кашку, не хожу ли босая по снегу, потому что не подумала купить сапоги…Ерничаю и перегибаю палку. Здесь ведь и правда хорошо. Нас искренне ждали, встретили радостными объятиями и возгласами, Маризе надарили кучу подарков и окружили вниманием, она сразу поладила с Кимом и Брендой – детьми Рику, нас заселили в шикарный, сказочный номер и проведут на кинофестиваль…

– «Ты сучка, Ева. Неблагодарная сучка»

– «Судя по всему, ты прав.»

– «Что будем делать?»

– «Почему сразу будем? При чем тут ты? Ты не существуешь.

– «Утешай себя»

– «Придется побыть хорошей девочкой. Наслаждаться жизнью. Представить, что я на курорте»

– «Ты на курорте»

– «Тем легче будет представить. И потом, это всего на две недели. Ты можешь не донимать меня две недели?»

– «А что дальше? Что мы будем делать дальше?»

– «Не знаю. Вернемся в Севилью. Поедем в Австралию»

– «Ева»

– «День Рождения. Я все решу на свой день Рождения».

– «Хорошо. А сейчас вылезай. Хорошо бы сегодня еще и поспать»

Не утруждая себя полотенцем, оставляя за собой мокрый русалочий след, я вернулась в постель и, наконец-то договорившись сама с собой, мгновенно заснула и не видела снов.

Глава 10. Черновик

Всякая ночь заканчивается и надо просыпаться. [23]

– Однозначно, «ветвь» будет у Ханеке!

– Утрется твой Ханеке «Сломанными цветами»!

– Еще скажи, что действительно считаешь «Тайное» призовой картиной!

– Даже если и нет, то точно достойней пародии Джармуша![24]

– Ith mo chac! За что мне достался этот гэльский ишак в родные братья!

– От ишака слышу, Tolla-thon![25]

Когда братья, оба наполовину японской крови, начинались ругаться на гэльском, поверьте, это было смешно. Нахохлившиеся, взъерошенные и не на шутку сердитые, в такие моменты они удивительно напоминали своего приемного отца, Джека Райана.

Мы с Бьянкой философски не вмешивались. Горячие споры велись за завтраком на уже протяжении десяти дней, и мы привыкли. Богема, что с них взять.

– Нет, но ты скажи ему, Бьянка, а ты как считаешь?

Последняя невозмутимо продолжила намазывать тост джемом. Сверху положила кружок моцареллы, зажмурившись, откусила. Отпив кофе, невозмутимо бросила:

– Джармуш.

– Я с тобой разведусь. – погрозил ей Рику под ехидный смех брата.

– Неа. Ты без ума от меня.

Что есть, то есть. Высоченная, длинноногая, рослая Бьянка комично смотрелась с красивым, но невысоким и некрупным Рику. Когда они начали встречаться двенадцать лет назад, их паре предрекали быстрый распад. Начинающая модель и известный продюсер – ясное дело, что эти двое нашли друг в друге. Но в этом году их старшему сыну Киму исполнилось одиннадцать. Бренде было восемь, она родилась на год позже Маризы, и судя по всему, прямо сейчас расставание им не грозило. Я залюбовалась. Они были такой гармоничной парой.

«Вы с Локи тоже были гармоничной парой» – ядовитая иголка перевернулась в сердце, и я быстро опустила лицо, чтобы никто не заметил набежавшей на него тени.

Последняя неделя была действительно прекрасной. Все нашли занятия по интересам и наслаждались ласковой погодой и отдыхом. Разбегаясь после завтрака кто куда: мужчины – на бульвар Круазет смотреть бесконечное кино, женщины и дети – на пляж, мы неизменно встречались за ужином и после долго не расходились, засиживаясь на террасе у Бьянки и Рику. Младшие отлично ладили и тешили наши родительские сердца тем, что с успехом занимали себя сами, не требуя особых развлечений. Я с удивлением признала, что соскучилась по взрослым разговорам, по таким вот затяжным вечерам, когда расходишься далеко за полночь, веселый и слегка хмельной и сейчас уже сама не вполне понимала, почему же так не хотела приезжать.

– Ну так кто?

– Что? – задумавшись, я не заметила, что ко мне обращаются.

Рику нетерпеливо повторил вопрос:

– А ты как думаешь? Джармуш или все-таки Ханеке?

Он толсто намекал на то, что я должна принять его сторону, а Рэн и Бьянка снисходительно переглянулись.

– Рику, ты же знаешь, что я разбираюсь в кино хуже Бренды.

– Бренда прекрасно разбирается в кино. Но ты все равно скажи.

Я помедлила. Может, я и не сильна была в кинематографе, но привыкла доверять своей интуиции.

– Ни тот, ни другой.

– Да ну. – тут удивился и Рэн. – Невозможно, они признанные фавориты.

– Ну нет, так нет. Говорю ж, это для меня китайская грамота, – легко согласилась я, но не тут-то было.

– Тогда кто?

– Да отстаньте вы от меня, я ляпнула просто так. Я и имен-то никаких не знаю.

– На программку. – Рику подсунул мне под нос изрядно потрепанный буклет с перечислением фильмов-номинантов и их режиссеров. Я нехотя взяла. Вся ситуация стала меня смущать и я, просто чтобы поскорее покончить с этим, быстро пробежала глазами список, но зацепилась лишь за одно имя.

– Дарденны.[26]

Я думала, сейчас все рассмеются, но Рику задумчиво протянул:

– А если…

– Ты сейчас про девяносто девятый?[27]

– Именно. Тогда тоже никто не ожидал, что…

И, рассеянно поцеловав нас на прощание, Рэн и Рику встали из-за стола и ушли, что-то увлеченно обсуждая.

Я повернулась к Бьянке:

– Что было в девяносто девятом?[28]

Она пожала плечами:

– Скандал. Никому неизвестные захолустные режиссеры отхватили «золото» за картину, которую большинство даже и не смотрели, потому как сочли безнадежной. Когда Дэвид[29] объявил, что эти натурщики-непрофессионалы получают награду, да не одну, а целых три, в зале случилась массовая истерия.[30]

– Ты сказала, «непрофессионалы». Значит ли это…

– Да. Те же самые Дарденны.

Я облегченно рассмеялась.

– Ну, молния два раза в одно место не попадает[31]. Но не зря я столько лет советовала всем книги – талант в землю не зароешь.

– Кстати, про талант. Ты сейчас совсем-совсем не читаешь?

Я напряглась. Что-то в ее тоне мне не понравилось. Забота?

– Почему ты вдруг спросила?

– Ну, ты упомянула про книги, и мне пришло в голову, что ведь сколько я тебя знаю, всегда тебя видела читающей. Помнишь, когда вы были у нас в ЛА, ты каждое утро выходила к завтраку с толстенной книжкой. Как она там еще называлась, такое простое название…

– «Часы», Майкл Каннингем.

– Точно! «Часы»! И как ты все это держишь в голове? А сейчас ты даже ни разу не предложила зайти в книжный и пропасть там на полдня, хотя раньше такое было немыслимо.

– Нет того, что было раньше.

– Сколько тебе было лет, когда мы с Рику поженились?

Я свела брови, вспоминая.

– Четырнадцать или пятнадцать, а что?

– Мы за это время виделись в среднем три раза в год. Когда живешь с человеком бок о бок ежедневно – не замечаешь в нем изменений. Но когда вот так – сразу видно. Скажи, я сильно изменилась?

Я все еще не понимала, к чему Бьянка ведет этот разговор, но послушно всмотрелась в нее.

– Не особо. Мне кажется, ты всегда одинаково красивая. Разве что раньше ты была более чуть более… растрепанной, что ли? А сейчас стильная, безупречная. Даже если в джинсах – то не просто так, а с необходимыми аксессуарами. Но это нормально, вы живете под прицелами камер. А по характеру такая же: ироничная, веселая, спокойная как удав. Ну это как раз объяснимо, как иначе ты могла бы жить с ненормальным Рику? Мне иногда кажется, что у него синдром гиперактивности!

Бьянка рассмеялась.

– Поверь, ты недалеко от истины. Ева, ты очень изменилась, – без перехода добавила она.

Мое лицо дернулось и застыло. Душеспасительные разговоры.

– Да, наверняка. Тебя это удивляет?

Бьянка продолжила говорить, как будто не услышала.

– Это можно понять, но странно… я почему-то всегда думала, что ты сильнее, не такая слабая.

Меня царапнули ее слова:

– Я не слабая. Я живу дальше.

– А отказаться от всего, что любила раньше, это часть твоей новой жизни?

– От чего это я отказалась?

– Книги. Смех. Слезы. Яркая одежда. Любовь.

Я вспыхнула.

– Любовь? Ты серьезно сейчас говоришь со мной про любовь?

– А почему бы и нет? Тебе нет и тридцати, на тебя заглядывается половина пляжа, ты не связана обязательствами, ты на Лазурном берегу в разгар сезона. Когда крутить курортные романы, если не сейчас? А ты ходишь мимо всех этих красивых свободных мужиков, словно их не существует и проводишь вечера с семьей брата, как будто тебе 90.

– Я больше не буду докучать вам вечерами.

– Да не начинай ты капризничать, – отмахнулась рукой Бьянка. – Хотя нет, начинай, я рада, что в тебе хоть что-то осталось от той Евы, которую я люблю.

– Для той Евы существовал только Лукас, и она не считает для себя возможным любить кого-то еще.

Бьянка внимательно посмотрела на меня:

– Ты действительно так думаешь?

Я начала раздражаться. Нет, блядь, я уже мысленно подыскала себе нового мужа!

– Как так? Что больше не буду любить? Да, я и правда так думаю. Я почти десять лет была счастлива, спасибо и на этом, у многих никогда не было и такого. Счастье и любовь вообще не основа существования. У меня есть ребенок, есть деньги, я найду новый дом и работу, не знаю, заведу кота. Зачем мне мужчина? Чтобы был? Не настолько я страстная.

Бьянка моргнула, собираясь с мыслями. Она явно не ожидала от меня ответа, да еще такого пламенного.

– Ева, я не согласна с тобой во многом, но не хочу с тобой спорить и читать нотации… Ладно, к черту любовь, но скажи мне, когда у тебя был в последний раз секс?

– Ты прекрасно знаешь, когда у меня был секс.

– Я надеялась ошибиться. Ты сейчас сердишься на меня?

Мне вдруг стало смешно. На Бьянку почему-то невозможно было злиться. Она всегда была прямолинейной, и мы принимали ее такой. «Элена. Она напоминает мне маму». Наверное, именно в тот момент я впервые почувствовала сердцем, что в повышенном внимании моих родных ко мне нет навязчивости или недоверия, а только забота и искреннее переживание – и не отвергла помощь. Наверное, именно в тот момент я начала взрослеть.

– Нет. Должна бы, но не сержусь.

– Рику всегда мне говорит, что я вечно сую свой нос куда не следует. Но я просто хочу, чтобы ты вернулась.

– И мое возвращение в обязательном порядке подразумевает секс?

– В том числе. Но не только. Стань снова такой, как раньше. Язвительной. Остроумной. Обаятельной.

Со мной давно никто не говорил так искренне. Правда была неприятна – получается, сейчас я не обаятельная и не остроумная? Не такая? Но своей неприкрытой горечью истина разворачивала меня лицом к кривому зеркалу, в котором потерялась настоящая Ева. И которую мне придется еще долго искать. Я не стала делать вид, что не понимаю, о чем речь.

– Вряд ли это возможно в том виде, в котором ты себе представляешь. Я уже не тот очаровательный взбалмошный ребенок, каким ты меня, наверное, до сих пор воспринимаешь.

Бьянка улыбнулась:

– Не без этого. Очень трудно привыкать к тому, что дети взрослеют и приобретают собственное мнение. Что чужие, что свои. Но я уверена, что из тебя получится не менее очаровательная взбалмошная женщина. Если ты это позволишь.

Вдруг некстати подступили слезы.

– Я стараюсь. В какие-то дни получается лучше, в какие-то – нет.

Теперь уже и у подруги были глаза на мокром месте:

– Знаю, Ева, это видно. Бывают моменты, когда ты словно загораешься – это так заметно! Я прямо вижу, как ты сияешь – а потом тебя снова выключают. Это так неправильно и несправедливо! Ах, если бы мне уметь все поправить взмахом волшебной палочки.

Я встала из-за стола и, подойдя к Бьянке, обняла.

– Вы и без того много делаете для меня. Я, наверное, должна признаться. Я не хотела приезжать, ужасно не хотела, но сейчас так рада тому, что я здесь, с вами.

– Я знаю.

– Что?

– Что не собиралась приезжать. Ты тянула с ответом, не с первого раза отвечала на звонки…Твои братья уже почти решили отстать от тебя и пусть бы ты сидела до лета в Испании.

– А почему не отстали? – спросила я, заранее предполагая ответ.

– Я настояла.

Теперь настала моя очередь спрашивать:

– Ты сердишься?

Она смахнула слезы и лукаво улыбнулась:

– Прощу за честный ответ на вопрос.

– Какой?

– Неужели тебе и правда не хочется?

Да дался всем этот секс!

– Бьянка, ну ты что. Я и не думаю про это.

– А собираешься?

– Что? Думать?

– Думать. Заниматься.

Мне вдруг захотелось объяснить ей, чтобы она поняла.

– Бьянка, это не мое. Секс ради секса. Мне не хочется этого настолько, чтобы лечь с кем-то, кого я не знаю и не доверяю, в постель, лишь из-за желания самого процесса. И я на 99 процентов уверена, что мне все равно не понравится. Наверняка не смогу расслабиться, буду нервничать, лежать бревном, думать, что выгляжу глупо, веду себя как неизвестно кто…Вообще, мне иногда кажется, что я и разучилась всему за полтора года.

– Ого, как все запущено. Я и подумать не могла, что… – жена брата выглядела удивленной. – Но слушай, я все равно не верю, что ты совсем ничего не испытываешь. Ты молодая и привлекательная, и соврешь, если скажешь, что за все то время, что вы с Маризой путешествуете, ни разу не почувствовала хотя бы намека на страсть. О, да ты покраснела!

Я прижала руки к горящим щекам.

– И вовсе нет!

– Еще как! Очень сексуально, между прочим.

– Ха-ха. Не смешно.

– Кто он?

– Никто.

– Это ты братьям будешь рассказывать. Колись уже.

Я кинула взгляд на детей. Они вовсю плескались в бассейне, не обращая внимания на сплетничающих мамочек. Рассказывать особо нечего, но…

– В Севилье. У нас было любимое кафе, мы ходили туда каждый день. Мариза рисовала, я ничего не делала, пила лимонад, пыталась строить планы, исчеркала несколько блокнотов бесполезными списками. Место еще такое уютное, с видом на реку, сад весь в цветах, столики маленькие-располагало к размышлениям. Хозяева – брат и сестра, Мария и Аурелио, очень гостеприимные и дружелюбные. В первый раз, как мы пришли, принесли мороженое в подарок, огромные такие вазочки, посыпано шоколадом, орехами… Ну и разговорились. Они немного знали английский, я в школе учила испанский, со смехом и ошибками общались.

– И этот Аурелио…?

– Да.

Вдруг запахло миндалем и свежей росой. Золотой, прекрасный Аурелио был так прост, добр и порывист, так откровенно тянулся ко мне, что не реагировать на это оказалось совершенно невозможно. Всего на два года младше меня, душой я была гораздо старше. В его желании не ощущалось похоти, во взгляде, направленном на меня, сквозила искренняя влюбленность, не та, что требует обладания предметом, но та, что воспевает в поэмах. Я бессовестно грелась в лучах его чувства, принимала комплименты и дары: цветок, домашние конфеты, вышитый платок, карминные бусы, амулет для защиты от сглаза, кувшин оливкового масла. Так тепло и безопасно было ощущать ласкающий взгляд на своих губах, плечах, наслаждаться мимолетными касаниями: задержать пальцы в своей руке, словно случайно дотронуться до волос. Однажды, пока Мариза рисовала портрет Марии, он предложил скоротать время и научить меня печь хлеб. Я по глупости согласилась и ощущение его тела за спиной;

сильных рук, направляющих мои дрожащие ладони, помогающих месить тесто- больше оливкового масла, ми альма, пальцы должны быть влажными;

щекочущего голоса на шее, объясняющего бархатным тембром: медленней, керида, медленней – одно из сильнейших эротических переживаний, когда-либо испытываемых мной до сего времени. Я не помню, как мы приготовили тот хлеб и как я оказалась дома, трясущаяся и возбужденная, больше всего желающая выскользнуть за дверь и прокрасться воришкой по спящему городу до маленького сада, благоухающего пьянящими вечерними цветами, где – я знала наверняка – меня в эту ночь ждали.

– Но ты не пошла. – Бьянка смотрела понимающе и мудро, и от этого почему-то было больней.

– Не пошла. И на следующий день не пошла. А потом снова позвонил Рэн.

– И ты наконец-то согласилась приехать.

– И я наконец-то согласилась приехать. – тоскующим эхом повторила я, а потом окликнула детей:

– Хватит плескаться, дельфины! Пора отправляться на прогулку.

Глава 11. А ты умеешь хранить секреты?

Так, может быть, что-то во мне пробуждается к жизни? Пусть даже сама я мертва. [32]

– Мама, ну можешь ты поверить, что мы самыми-самыми первыми увидим «Месть ситхов»?

Маме, то есть мне, было определенно все равно, но я, любуясь оживленным лицом Маризы, послушно изобразила восторг.

– Да, это такой сюрприз, ужасно интересно.

– Особенно для тех, кто имеет представление о том, кто такие эти самые ситхи, – ехидно вмешался Рэн, и я состроила ему в ответ гримасу.

Наверное, я была самым странным посетителем на 58-м Каннском кинофестивале. Абсолютно не разбиравшаяся в кино, не знавшая ни картин, ни актёров, ни тем более режиссёров, я то и дело проходила мимо какой-то знаменитости с деревянным лицом, и только пожимала плечами на возмущенное шипение дочери: «Мама, ну как ты могла не узнать Томми Ли Джонса!»

Сейчас мы все толпились в гостиной, готовясь к выходу. Во внеконкурсной программе стоял показ завершающей части космической эпопеи Джорджа Лукаса "Звёздные войны: Эпизод III – Месть ситхов". До начала было еще три часа, но почему-то все настаивали на том, что необходимо выйти пораньше.

Дети сбегали к Дворцу фестивалей и, вернувшись, доложили обстановку: набережная Круазет забита фанатами вдоль и поперек, кроме самого режиссера ожидают еще Кристенсена, Портман и Джексона.

Бренда, Мариза и Ким были давно одеты и сейчас от нетерпения били копытом, как дикие мустанги. Скорей, скорей собирайтесь. В итоге, быстро посовещавшись, мы отправили их вместе с Рэном за его таинственной и долго скрываемой пассией – Анной. Брат явно не горел желанием так сразу показывать любимой, с какой сумасшедшей семейкой она связывается, но Бьянку, впопыхах докрашивающую левый глаз, эти сомнения ни капельки не волновали. «Пускай привыкает».

* * *

Когда Рику два дня назад жестом фокусника вытащил веер билетов и сообщил, что мы идем на премьеру, до одной меня не дошло, по какому поводу поднялся радостный визг. Когда же взбудораженные дети и не менее взбудораженные взрослые, перебивая друг друга, наконец-то довели до моего ничего не понимающего в культовых фильмах сведения, из-за чего вся эта шумиха, легче на стало. Зачем я должна смотреть непонятную космическую фантастику, при том еще и не сначала? Но мои робкие возражения «а может, останусь дома» не стали даже слушать, а на следующее утро Бьянка, всучив детей мужчинам, потащила нас по магазинам выбирать наряды.

Тем летом мода бунтовала. Яркие, лаконичные цвета фуксии, лимона и герани соседствовали с достойными китайской императрицы набивными тканями. Благовоспитанная элегантная Шанель в платье-тельняшке недоуменно смотрела на буйную этнику, и все обильно пересыпалось цветами, кружевами, бантами, горохами и разнообразными оборками.

Я тянулась душой и кошельком к очаровательному шифоновому сарафану синего цвета, который чудесным образом делал мои светлые глаза ярче, но Бьянка безжалостно отбраковала его фразой «синий чулок» и засунула меня в сумасшедшее многослойное муслиновое платье в пол от Gaultier. В африканском стиле. С V-образным вырезом до пупка.

– Бьянка! Ты поехала крышей! Я в этом могу только стоять!

– А что ты еще собралась делать? Носить младенцев на руках?

– Спорим, мои сиськи выпрыгнут наружу раньше, чем мы поднимем первый бокал?

– У тебя нет сисек. Не сутулься и все будет отлично.

– Ну ты же меня знаешь, я не модель, как ты, и не умею носить такие длинные вещи. Наверняка наступлю себе на подол, споткнусь и собью с ног какого-нибудь очень дорогого и важного дедульку. Мне будет стыдно, вам неловко…

– Зато дедульке будет хорошо.

– Бьянка, миленькая, – я попыталась подлизаться. – Ну давай возьмем тот сарафан. Он мне идет.

– И делает похожей на провинциальную девчушку из прошлого десятилетия. – отрезала Бьянка. – Даже не думай.

– Я и есть деревенская простушка.

– Не в этом платье.

Как змея-искусительница, она встала за моим левым плечом, и подтолкнула к огромному зеркалу:

– Смотри. Смотри внимательно.

На что там смотреть? Мне никогда не шло длинное. Преодолевая внутреннее сопротивление, я посмотрела на отражение.

Женщина по ту сторону была незнакома мне. Широкое остроскулое, покрытое золотым загаром лицо, прозрачные дикие бледно-зеленые глаза, ягодные губы – она вся была контрастной и яркой, первобытно прекрасной. Я не могла оторвать от отражения глаз – я же обычная, когда я вдруг стала такой красивой?

На улице стоял знойный полдень, и волосы были забраны вверх, чтобы не липли к шее. Несколько волнистых завитков выбились из пучка и легли на лоб, виски. Это было… сексуально. Платье выглядело таким же неудобным, непрактичным и излишне откровенным, как и казалось, но… Но как же оно мне шло! Сочные цветастые кричащие полосы вдруг по особому портновскому волшебству легли так, что стали второй кожей, спрятав небольшой живот, тяжеловатые ляжки и маленькую грудь, подчеркнули и высветили то, что было действительно хорошо: тонкие руки и плечи, длинную шею, хрупкие ключицы, округлую высокую задницу. На вешалке бывшее почти вульгарным, на теле оно обрело смысл, историю, глубину.