Кабуки

Глава 8

Первая после Бога

– Катенька, а где будет наш сногсшибательный разговор? В центре? На Патриарших?! Ты же правда поможешь мне?! – трепетно и несдержанно воскликнула женщина в трико с заднего сиденья и сразу же смущённо заёрзала.

– Я муниципальная ведьма. За результат работы не отвечаю.

В заметках мелким шрифтом было записано:

Екатерина Пылаева Андреевна. Дела на сегодня:

– Вычислить мандат неба, зная свою эдикулу.

– Сидеть неподвижно и смотреть на Юг.

– По одной скрытой жемчужине за раз.

– Напиться и выкурить.

– Простить себя.

Некоторые женщины, находясь рядом с Катей, чувствовали себя незначительно и странно. Сама Катя это не поощряла, но каждый раз, когда её просили разделить один миллион рублей на четыре части, теперь никогда не отсчитывала по двести пятьдесят тысяч, а делила деньги как сдобную булку, отрывая куски случайных сумм, так же было и в её отношениях с этими женщинами, так же было и в её отношениях с собой.

Она могла расколоть и приручить любую женщину, выпотрошив её измазанную всякой гадостью тушку смыслов, набитую отбросами долетевших до этой женщины, проголодавшихся по белку чужеродных текстов, но каждый раз с мушки восприятия другая женщина выскальзывала и обнажала для Кати её саму. Сама Катя относилась к себе по-разному. Сам парадокс незамысловат и заключался в следующем.

Если «Джоконду» вывесить не в Лувре, а в курятнике Псковской области, где каждый день рядом с ней будут пить крепкий дешёвый алкоголь разнорабочие, то эти пьяницы ничего в ней не найдут. «Джоконда» так и умрёт, обсиженная курами… Поэтому так важно, кто её может воспринять. И как.

Важно, кто может воспринять тебя. И как.

Это касалось не только других людей, но и самой Кати по отношению к себе. Она была сама себе и художник, и ценитель собственных галерей, и не замечающий себя пьяница из курятника. Регулярный челночный внутренний бег от Лувра до курятника довольно утомителен и расточителен. Разброс состояний сознания соответствующий. Поиск новых моделей терапий отчаянно приближается к нулю. Она готовила что-то бессмертное, но и явно отдавала себе отчёт в том, что самая глупая смерть – это захлебнуться эликсиром бессмертия.

Тот, у кого нет врага, сокрушит себя сам.

– А что насчёт денег?

А что насчёт денег, так это старо как мир. Хочешь больше денег – расширь список индульгенций. Некоторыми пунктами этого длинного известного священного списка Катя пока не пользовалась, но зато любила то, на чём прыгала. Каждый новый пункт, подаренный ей, воспринимался восторженно, ведь индульгенция – очень модный подарок не только в пятнадцатом веке. Шабаш – что бы это ни значило, опосредовал той самой опасной экспериментальной практике, на которую они ехали в центр Москвы. Контуры сего действа были чётко ясны – указать на новые явления и распространить идеи, которые станут отправными точками для новых исследований… и, конечно, финансовых измерений отношений, ведь всем прекрасно нынче известно, что «после Бога – деньги первые».

Катя где-то слышала, что философия денег, основанная на системе предпосылок, по которым денег надо иметь как можно больше, совершенно антибиологична. Не всегда лучше иметь как можно больше кальция, лучше иметь – оптимальное количество кальция для питания организма. Слишком хорошо – это уже нехорошо… Но как понять, сколько достаточно именно тебе? Что такое ограбление банка по сравнению с банковской системой?

Катя переключилась.

– Императрицы, – обратилась Катя к сидящим в салоне автомобиля щебечущим женщинам, – запомните, если хотите иметь много денег, выглядите так, как будто вы этого заслуживаете.

– Хитрая уловка, Катюш! – рассмеялась пьяненькая женщина в трико. – Походит на банальную экзистенциальную аферу…

– Лишь выбор отношений: гнаться или идти навстречу. Ну и хоть приобретёшь врагов поприличнее… – заулыбалась Катя. – Если ты задолжала банку тысячу рублей – это твоя проблема. Если ты задолжала банку два миллиарда – это проблема банка. И мы, как ты наверняка уже поняла, уже не только про банки и деньги, а про отношения. Деньги – символ прав на труд других людей.

– И всё равно денег хочется много-много! – гоготала женщина в трико.

– Нет никаких денег. Есть только наши мысли о деньгах. А «золотая узда не сделает клячу рысаком».

– Да проехали, а почему именно Патриаршие? Довольно тривиально.

– Там всё началось. В Pino.

– Всё равно как-то в лоб, чертовски по-булгаковски!

– Ну и что, вы уж меня простите, но это как с минетом. Сосать в Москве – это не так печально, как в регионах. Шабаш на Патриарших – это не так печально, как в Егорьевске.

Рядом с женщиной в трико на заднем сидении с самого начала поездки сидел человек в капюшоне и всю дорогу молчал, постоянно думая, откуда у него выработалась новая дурная привычка – быть трезвым.

Женщины разлили по пластиковым стаканчикам то ли белое сухое вино, то ли плескающуюся скорбь памяти о себе.

– В рот, по-пылаевски! – выкрикнула Катя, чётко осознавая, что звучит это порой вульгарно и вычернено, и в этом поддержку от тех, от кого обычно надо, она получала нечасто, но память о том, что поддержание максимального числа боевых сил соответствует интересам стороны, обладающей в данный момент большим игровым пространством, она помнила.

Заиграла группа «Сплин»:

«Сколько лет прошло, всё о том же гудят провода.

Всё того же ждут самолёты…

…

Скоро рассвет, выхода нет».

Женщина в трико начала постанывать, плакать и тихонько подпевать, а на куплетах истерично хихикать.

Человек в капюшоне вдруг, неожиданно произнёс:

– Выходов нет, есть только переходы.

– Ха! – алкоголь в женщине не унимался. – Бывают ситуации, когда нет ни единого шанса.

– Если шанса нет, то есть шанс, что он появится.

– Демагогия…

– Да, мы все что-то говорим, но как бы мы это ни делали, мы можем сделать это только плохо.

– Постой, представь, – девушка в трико повернулась и обратилась к соседу по заднему сиденью, – ты пишешь книгу просто отвратительным, ужасным языком. Читать не то что невозможно, а так трудно, как пробираться через джунгли Филиппинских островов. И тебе обязательно нужен человек, редактор-профессионал, который знаком с языком лучше, чем ты, который может…

– Редактирование – это выражение того же, но другими словами. Это важно, когда ты что-то рекламируешь или продаёшь кому-то, но совершенно не касается мира идей. Качество передачи, собственно как и качество восприятия, меня не волнует. Ваять можно научить каждого, но тогда пришлось бы учить Микеланджело, как не делать этого. То же самое – с великими авторами.

– Есть вещи настолько очевидные и простые, что редактирование – это просто неотъемлемая часть такого произведения. Ну представь, прямо сейчас ты что-то говоришь, и я пишу эти тысячи слов, которые получатель сможет заменить одним всем понятным тезисом. Зачем все эти нагромождения. Как будто ты лезешь на гору и все время соскальзываешь с мысли.

– Всё простое не предшествует сложному, а расцветает из него. Сделать ясно, понятно, правильно – остановиться на пути к новой простоте через увиденное сложное. Глупцы игнорируют сложность. Прагматики терпят её. Массы избегают её. Гении устраняют сложность через преодоление. Не авторы, а читатели параметризуют мир автора. Смысл дарует получатель. В каком-то смысле только гениальный читатель может сделать книгу великой. Так много хороших идей исчезает бесследно, попав в пучину семантики… И мои пусть тоже, в них нет ничего ценного для неищущего. А ищущий найдёт… Не у меня, так где-то ещё. Да и когда так долго читаешь чью-то книгу, всё удовольствие проходит.

– Ты мнишь себя гением?

– Я лишь хочу привести один пример. Автор «Крёстного отца» Марио Джанлуиджи Пьюзо во время адаптации книги для съёмок фильма понятия не имел, как это делать, поскольку ранее не писал сценариев. После выигрыша двух «Оскаров» он всё же решил купить книгу-учебник по сценарному искусству. B первой главе было сказано: «Изучите «Крёстного отца»…

– Ты не Марио Пьозо!

– Ну, почём знать, почём знать.

– Он гений. И точка, – завершила Катя.

На переднем сиденье сидел темнокожий молодой человек и что-то бурчал себе под нос:

– Эту реальность, эту реальность… – Жан-Пьер хотел вмешаться в разговор, но решил, что о мёртвых либо хорошо, либо никак. Поэтому про женщину в трико и чванливого «гения» в капюшоне ничего не сказал.

– О! А пусть скажет Жан-Пьер… – женщина в трико наливала себе очередной стаканчик.

– Жан-Пьер, – Катя взяла мужчину за колено и аккуратно повела руку вверх по ноге, будто читая его мысли, – а скажи, что такое фактор смерти?

– Смерть!

– Ты же футболист, так?

– Угу, – буркнул себе под нос Жан-Пьер.

– Что такое фактор гола в футболе? Разве это гол? Вот ты, Жан-Пьер, вроде так долго в футбол играешь, а простое не различаешь, – Катя заулыбалась и мягко, мелодично запела:

Кто будет петь мне,

Кутая меня в вечный сон?

На моём пути к Хель,

Ступая по этой дороге,

Мне холодно, так холодно…1

– Ты сама же прекрасно знаешь, что для описания картинки необходимо примерно десять тысяч слов. Но как ты сможешь описать какое-либо множество из десяти тысяч слов с помощью картинок?

– Это можно сделать только двумя способами, но работать будет третий.

– Что я несу? Срочно объяснись.

– Обмен между человеком, машиной и алгоритмом подобен игре «Музыкальные стулья». Неистовый бег под музыку вокруг двух стульев всегда оставит третьего неловко стоять.

– Ещё! Ищи!

– Если ваша машина говорит по-русски, её, вероятно, сделали не в России. То есть любая машина обнаруживает наличие беспорядка, а не наводит порядок, так как что?

– Я не хочу отвечать за это! Отвечать за свои идеи. Как перейти от неформального к формальному с помощью формальных средств?

– Помнить. Помнить. Помнить. Приблизительный ответ на правильный вопрос ценится гораздо больше, чем точный ответ на неправильный вопрос. Завтра никогда не наступает. Длится вечное сегодня. Не будущее замкнётся смертью, а длящееся настоящее. Не завтра будет смерть, а когда-нибудь сегодня.

– Жвачку дуешь – мягкая. Собрала в комок, кинула – твёрдая.

Нагреешь – размягчается.

– Будду можно лишь понюхать. Любовь – не искусство.

– Я медитирую на солнце. Как можно хоть на что-то медитировать? Скатертью дорога! Нет уж, жестковато.

– Скажите мне, подписываю ли я бумагу, что перестала быть живой и увольняюсь. Или я жива?

– Компилятор строит миры из чужих идей, а аферист сочиняет идеи для чужих миров. Чем занята ты?

– А здесь можно купать? Центр. Пруд есть. Дети! Дети! Дети!

– Здравствуйте, Христос Воскрес!

– А говорят, я ничего не делаю!

Катя допела песню, достала что-то изо рта и вместе с пропуском положила в руку озадаченного охранника, который дослушивал песню женщины за рулём спортивно-утилитарного Porsche.

– Проезжайте, вас уже ждут.

Глава 9

Развёртывание

13 июня 1782 г., Гларус, Швейцария

– Анна, вы обвиняетесь в отравлении дочери врача и судьи Иоганна Якоба Чуди и проговариваетесь к безотлагательной смертной казни. Вам отрубят голову. Вы – ведьма и должны умереть за своё колдовство. Вы признаёте свою вину?

Валики завращались, а верёвка натянулась, послышался хруст суставов и оглушительный крик женщины, лежащей на дыбе. Верёвка ослабла – крик повторился – шипы вонзались глубоко под кожу. Палач ухмылялся и очевидно получал удовольствие от происходящего.

– Пожалуйста…

– Я спрашиваю ещё раз, – палач резким движением вновь натянул верёвки, – вы признаёте свою вину?! Сознайтесь! Или я буду вечно протягивать вас на этой дыбе.

Анна терпела уже больше часа истязания над собой, но сил становилось всё меньше. И она не выдержала.

– Да, да! Я была с дьяволом, он явился мне в облике чёрного пса. Я хотела убить девочку!

Тень от кувшина с водой содрогнулась, обретая черты неизвестного силуэта.

– Анна, – обратилась тень, – нам удалось, девочка жива. Ты вылечила дочь врача, который мог погубить её. Ты вылечила дочь конюха, который мог погубить её. Ты вылечила дочь судьи – и потеряешь голову за это сегодня. Такова судьба «последней женщины» здесь. Потерпи чуть-чуть, протоколы оформляются – бюрократия, что уж, сама понимаешь. Оформим как международный скандал, обвиним швейцарцев в применении средневековых методов в эпоху Просвещения, ну и дальше по списку.

– Для чего это всё?

– Придёт новое время, и всё будет готово для «первой женщины»… Ты спасёшь и спасёшься.

– Но ты, кто ты? Дьявол? Бог?

– У меня много имён. Анубис, Геката, Гермес. Я храню границу между мирами, ту точку, где смерть становится возрождением, где таится сила возобновления. Проводник.

– В чём твоя роль?

– Я связан с первым этапом «делания», которое в психологическом плане означает вхождение в хаос, разъединение, распад. Некий «сагдид», после которого я связываю в безвременье миры через просеивание.

– А зачем ты здесь?

– Глейпнир. Ты последняя женщина, последний человек, который может его создать.

– Глейпнир – миф. Волшебная цепь, которую сделали гномы из шума кошачьих шагов, женской бороды, корней гор, медвежьих жил, рыбьего дыхания и птичьей слюны. Тонкая и мягкая, как шёлк, цепь.

– Детям в школе так и объясняют. Хочешь что-то спрятать – спрячь на самом видном месте.

– Что мне нужно сделать, чтобы его создать?

– Глейпнир – это ты. Тебе придётся отдать жизнь в знак отсутствия злых намерений. Ты спасла девочку, пожертвовав своей жизнью. Они ещё не знают, что она исцелится. Это знаешь только ты и я. Тебя обвиняют в колдовстве. Ты последняя женщина, убитая за то, что ведьма здесь. Ты нужна, чтобы изготовить глейпнир.

– Что?..

Гларус окатила ночь.

Сурт едет с юга

с губящим ветви,

солнце блестит

на мечах богов;

рушатся горы,

мрут великанши,

в Хель идут люди,

расколото небо.

Сидела старуха

в Железном Лесу

и породила там

Фенрира род;

из этого рода

станет один

мерзостный тролль

похитителем солнца.

Будет он грызть

трупы людей,

кровью зальёт

жилище богов;

солнце померкнет

в летнюю пору,

бури взъярятся —

довольно ль вам этого?

Представитель Гларуса в парламенте Швейцарии Фриц Шиссер подал прошение к снятию всех обвинений с Анны Гёльди. Парламент Швейцарии признал её дело судебной ошибкой. По словам очевидцев, на заседании рядом с судьёй сидел чёрный пёс. Власти признали юридическую ошибку, в результате которой обезглавили женщину. Это произошло 27 августа 2008 года, спустя 226 лет. Анна Гёльди считается последней женщиной в Европе, казнённой по обвинению в том, что она была ведьмой.

Глава «Б»

24 ноября 1971 г., г. Портленд, США

Миллионы людей по всей стране готовятся к празднику Дня благодарения. Все вокзалы и аэропорты забиты людьми – каждый хочет побыстрее попасть домой, чтобы отметить праздник вместе с семьёй. Между тем в аэропорт Портленда входит ничем не примечательный молодой человек с чёрным кейсом в руках…

Он не спеша подходит к стойке регистрации, называет себя и покупает за двадцать долларов наличными билет в один конец на получасовой рейс 305, следующий в Сиэтл. Он поднимается на борт самолёта, занимает своё место, закуривает, заказывает себе порцию коньяка с лимоном.

В дальнейшем пассажиры, которые находились рядом, опишут его как очень спокойного человека, кажущегося вполне приятным.

Бортпроводницы Флоренс и Тина описывают его внешность следующим образом: на вид тридцать-сорок лет, рост – около ста восьмидесяти пяти сантиметров, вес – около девяноста килограмм, глаза карие. Был одет в чёрное пальто, тёмный костюм, выглаженную белую рубашку и мокасины. Также на нём был чёрный галстук и перламутровая булавка. В общем, никаких особых примет. Такого человека вы всегда заметите, но потом толком и не вспомните. В 14:50 по местному времени рейс 305 поднялся в воздух, а ещё через восемь минут он передал записку двадцатитрёхлетней стюардессе Флоренс Шаффнер. Сперва девушка решила, что этот человек даёт ей свой номер телефона, возможно флиртует. Она берёт записку, но не читает её содержимого, кладя её в карман. Тогда Он подходит к ней, немного наклоняется и вкрадчиво говорит:

– Мисс, вам лучше взглянуть на записку – у меня взрывчатка…

После этих слов бортпроводница тут же открывает и читает записку:

«У меня в рюкзаке взрывчатка, и я готов использовать её по необходимости. Я хочу, чтобы Вы сели рядом со мной».

Текст записки был написан чёрными аккуратными печатными буквами.

Как только Флоренс дочитала, Он сразу изъял записку, приоткрыл рюкзак и показал бортпроводнице странное устройство, которое впоследствии она опишет как что-то похожее на взрывчатку. После Он просит её передать пилотам свои требования:

«200 000 долларов в десятидолларовых непомеченных купюрах. Два парашюта. Дозаправка в Сиэтле».

Передав требования пилотам, стюардесса возвращается к нему. Он сидит на своём месте в причудливых солнцезащитных очках, а из наушников слышится Extra Terra «Blockchain».

Пилот Вильям Скотт связывается с аэропортом Сиэтл/Такома, докладывая о ситуации на борту. Диспетчеры в срочном порядке передают всю полученную информацию о произошедшем местным и федеральным властям.

Пассажиры самолёта до сих пор ни о чём не догадываются из-за того, что Он действует тихо и скрытно. Никакой паники. О ситуации знают все, кроме пассажиров рейса 305.

По громкой связи пилоты уведомили пассажиров, что посадка в Сиэтле задерживается из-за небольших технических проблем. Пока самолёт находился в небе, многие не понимали всей серьёзности ситуации. В это время глава Northwest Airlines Дональд Найроп даёт добро на выполнение всех требований. Полиция и ФБР за несколько часов находят необходимую сумму денег и парашюты. Аварийная команда наготове.

Глава 10

Исповедь ёкаев

11 июня 2018 г., Северодвинск, о. Ягры, Россия

Большинство жертв ведьмовских процессов были мужчинами. Во многих странах в колдовстве обвиняли преимущественно женщин, в России – мужчин.

Дорога блеснула в хрусталике глаза.

Я, как существо низшей мифологии, часто принимаю активное участие в жизни людей, встречаюсь с ними, по случаю превращаясь в человека или что-то подобное, поэтому почти во всех мифологиях такие, как я, имеют большее значение, чем известные и распиаренные божества, действующие, как правило, в мифическое время первотворения.

Я точно знаю, что патриархат – это отцовский моральный гендер, но не мужской. Есть зазор между мужским и отцовским, между женским и материнским. А если женщина принимает на себя роль отца – это не матриархат, а всё ещё патриархат. Парадоксально, но матриархат – это когда мужское сливается с материнским. Я та самая великая «ужасная» мать, которая изменит всё. Этой матерью являюсь я, ей может оказаться мой «муж», «отец», «друг», «брат» или вон тот странный незнакомец на другом конце улицы. Матриархат – это не власть «сильной» женщины, отцовский архетип в области морали работает там так же. Матриархат – это власть «слабого» мужчины, чья сила и кроется в этой самой «слабости».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Helvegen «Wardruna».