Дмитрий Дашко
Мент. Ликвидация
Пролог
В тот день мы с другом возвращались с учёбы. Запрыгнули в коптящий, как паровоз, жёлтый «Икарус» и прошли к «гармошке» – она почему-то считалась самым козырным местом.
Мне семнадцать, впереди вся жизнь. Настроение беззаботное. Хотелось веселиться и дурачиться. У моего приятеля тоже.
Тогда мы даже подумать не могли, что спустя почти три десятка лет ему придётся подрабатывать таксистом, чтобы прокормить семью, и что в один далеко не прекрасный день два отморозка откажутся заплатить за поездку, а один из них, ублюдок по прозвищу Аллигатор, всадит в него нож.
Друг умрёт на операционном столе.
Потом я найду Аллигатора и пристрелю. Только в самый последний момент подведёт «моторчик», отправив меня почему-то не в загробный мир, а в Советскую Россию 1922 года.
Но до этих событий ещё очень и очень долго…
Девушка стояла спиной к поручню у резиновой «гармошки» автобуса и читала. Почему-то она сразу привлекла к себе наше внимание. Наверное, естественной красотой и какой-то скромностью, которая от неё исходила.
– Девушка, давайте познакомимся, – начал первым друг.
Как обычно, он во всём опережал меня. Даже на тот свет ушёл первым.
Девушка отвлеклась от книжки, посмотрела на нас как на дураков и отрицательно покачала головой.
– Ну давайте, я угадаю ваше имя! – не сдавался друг.
Она улыбнулась.
– Попробуйте.
– Оля?
– Нет.
Не знаю, что на меня вдруг нашло, но в тот миг я понял, что она – моя, и мы предназначены друг другу судьбой.
– Я знаю, как вас зовут. Вы Настя, – твёрдо объявил я.
Девушка растерялась.
– Да… А разве мы знакомы?
– Нет, – улыбнулся я. – Поэтому давайте знакомиться. Георгий, можно просто – Жора.
В тот день я, а не мой друг, провожал Настю до подъезда её дома. На следующий день я пригласил её в кино, потом в кафе, через месяц мы разругались в пух и прах, а через полгода поженились.
Дальше… дальше родилась Даша, и какое-то время я вдруг стал самым счастливым человеком на свете.
А потом Настя ушла. Насовсем, думал я, когда бросал комок земли на крышку её гроба.
И вдруг я снова нашёл её! Не веря своим глазам, своему счастью, я прошептал девушке в больничном халате, которая сидела возле моей койки.
– Настя! Любимая!
Глава 1
Девушка лукаво улыбнулась.
– Георгий Олегович, вы, наверное, что-то путаете. Да, меня действительно зовут Настя, Настя Лаубе. Я – дочь Константина Генриховича. Но мы с вами никогда не встречались, и уж точно полюбить меня вы никак не могли.
Я задумался. Да, старый сыщик говорил, что его дочка собирается приехать в Рудановск, посмотреть, что тут да как… Если понравится, останется. Но боже мой, как она похожа на мою Настю! Может, предки моей жены имели какое-то отношение к семье Лаубе?
– Простите, – вздохнул я. – Наверное, ещё не отошёл. Долго я валялся в отключке… в смысле, без сознания?
– Почти неделю. Врачи долго боролись за вашу жизнь. Вы чудом остались в живых. Считайте, что вам очень повезло, – ответила девушка.
– Неделю! – я присвистнул.
– Ранение тяжёлое, пуля прошла рядом с сердцем.
– Вы говорите как заправский медик.
– А я и есть медик. Если быть точнее – фельдшер. Но вообще мечтаю стать врачом-хирургом. Если всё сладится, на будущий год уеду поступать в Петроград.
– Врач – благородная профессия. Вы спасаете людей.
– Вы тоже в какой-то степени врач, только спасаете людей не от болезней, а от тех, кого больше нельзя назвать человеком, – убеждённо произнесла она. – Знаете, Георгий Олегович…
– Жора, – поправил её я. – Зовите меня так, пожалуйста.
– Раз вы настаиваете… Жора, буду именно так вас звать.
– Извините, что перебил.
– Ничего страшного. Мой папа рассказывал о вас много хорошего. Вы очень помогли ему, когда взяли на работу. Он ведь едва не зачах от безделья.
– А вы чем собираетесь заниматься в Рудановске?
– Всё просто: устроилась на работу в больницу, готовлюсь к поступлению. Вот, воспользовалась служебным положением и по просьбе отца навестила вас… Папа жутко переживает, а сегодня у меня для него хорошие новости: вы наконец-то пришли в себя. Так что ждите сегодня-завтра гостей. Папа так точно придёт – ещё вчера собирался, да я его предупредила, что пока смысла нет.
– Смысла действительно никакого. Если только на моё бесчувственное тело любоваться, так в этом красоты мало.
Тут в палату заглянула медсестра.
– Настя, тебя дежурный врач зовёт.
– Мне пора, – сказала дочь Константина Генриховича. – Поправляйтесь, Жора.
– Обязательно, – пообещал я.
Перед тем, как уйти, Настя задержалась.
– Скажите, Жора, а эта девушка… ну, моя тёзка… Если вы её так любите, почему она не навещает вас?
– Потому, что её больше нет, – сказал правду я.
– Простите, – вздрогнула Настя.
– Всё нормально, не берите в голову. Вы же не знали.
Девушка кивнула и вышла.
Помню, на прежней работе обычно шутили: попадёшь в больничку – выспишься. Госпиталей мне довелось пройти немало, и ни в одном так и не удалось как следует отоспаться. Постоянно что-то мешает или будит.
Так и в этот раз: сначала полночи провалялся, погрузившись в глубокие думы, а спозаранку уже забегали-засуетились медсестрички и санитарки, так что о сне пришлось позабыть.
В палате кроме меня лежали ещё двое, все тяжелораненые, время от времени кто-то начинал стонать, да и я, наверное, давал «прикурить» медперсоналу, пока валялся без чувств.
Что касается одолевавших мыслей, все они сводились к простому, как лом в разрезе, выводу: я по-прежнему пребываю в Советской России 1922 года. Хоть какая-то стабильность в моём положении.
Если и впрямь пойду на поправку, впереди ещё куча недоделанных вещей: банды Алмаза и Конокрада ещё на свободе, да и другой сволоты – надоест выводить.
Врач при дневном обходе осмотрел меня и обнадёжил, что я на пути к выздоровлению. Рана затягивается хорошо, да и последствий оказалось не так много, как сначала думали эскулапы.
Вечером ко мне заглянули первые посетители: Леонов и Лаубе. Стоило только посмотреть на них, как стало ясно: мужики, что называется, «спелись». Оба сыщика, старый и молодой, стали друзьями – не разлей вода.
– Ну, что происходит за стенами больнички? – сразу же поинтересовался я.
– Вот же повезло с начальством, – усмехнулся Леонов. – Ещё дырку в груди толком не заштопали, а уже про дела спрашивает. Нормально всё, покуда справляемся. Сразу скажу: сводки таскать вам в палату не буду – меня за это дочка Константина Генриховича пристрелит. Настрого приказала, чтобы мы вас рабочими вопросами не беспокоили.
– Настя – умница. Она знает, как много вы для меня сделали, потому и очень переживает за вас, – подтвердил Лаубе.
– Насте, конечно, огромное спасибо за заботу, но я уж сам как-нибудь решу, чем занимать голову, – сказал я. – Я понял, что, в общем, справляетесь. Давайте тогда о частном. Филатов стрелял в меня, я в него. Что с ним?
– Похоронили, – вздохнул Леонов. – Больно метко стреляете из шпалера, товарищ Быстров.
– То есть признания в убийстве Токмакова из него теперь не вынешь…
– А зачем? Показаний Каурова вполне достаточно. Ему брехать смысла нет. Так что это убийство раскрыто, виновник понёс заслуженное наказание, – ответил Пантелей.
– Тоже верно. С Кравченко что?
– Чекисты его крутят и вертят. Нам, само собой, ничего не говорят, только Жаров вроде как намекнул, что кончики от Кравченко куда-то наверх потянулись, вплоть до Москвы.
– Ну, а сам Архип?
– Да в порядке Архип. Грозился заскочить при оказии – его ведь теперь в губернии вместо Кравченко ставят. Пока принимает дела и должность. Смушко, начальник губрозыска, каждый день звонит, о вашем самочувствии спрашивает.
– Друг мой, Аркаша Зимин, телеграмму прямо с вокзала отбил. Выехал к нам, скоро будет, – порадовал меня Лаубе.
– Здорово, Константин Генрихович! Мы без эксперта – как без рук, – признался я.
– Так и Константин Генрихович с Громом – большие молодцы! Помогли на днях по горячим следам грабёж лавки раскрыть. Хозяин на ночь запер – утром пришёл: замок сорвали, всё что можно – вынесли. Вызвал нас. Приехали мы, значит. Свидетелей как всегда – нет. Одна надежда на Грома. Тот только понюхал чуток и сразу вперёд. Мы за ним, еле поспевали. В итоге пёс привёл нас к воровской хазе, – доложил Леонов. – Остальное – дело техники.
– Надеюсь, обошлось без перестрелки? – посмотрел я на своего зама.
– Какая перестрелка! – махнул тот рукой.
– Эти придурки на радостях самогонки нажрались, мы их буквально голыми руками взяли. Они только на второй день в себя пришли, причём уже за решёткой. Сейчас показания дают. Оказывается, это не первая кража.
– Почаще б такие раскрытия, – порадовался я за своих.
Мы бы ещё посидели-поболтали, но явилась грозная постовая медсестра и попёрла моих посетителей из палаты. Оказывается, мне нельзя докучать (хотя какая уж тут докука – скорее наоборот) больше пятнадцати минут.
Мужики вышли, оставив в палате дежурный набор гостинцев, а я снова предался скуке. Больничная жизнь для идущих на поправку пациентов наряду с хроническим недосыпом всегда несёт в себе и такую неотделимую составляющую, как тоска. Ты тупо лежишь на койке и в промежутке между процедурами понимаешь, что, собственно, заняться-то и нечем. Читать, даже газеты, почему-то не разрешили. На разговоры по душам тоже как-то не тянуло.
Кое-кто из больных пытался флиртовать с медсёстрами, причём без особого успеха. А я не мог прогнать из головы образ так удивительно похожей на мою покойную супругу Насти. Не мог поверить, что это – совсем другой человек.
Внутри забеспокоились, заворочались прежде забытые чувства. Сначала охватил острый приступ ностальгии. Я снова вспомнил, как мы когда-то познакомились, как сыграли свадьбу, как мне долго пришлось завоёвывать доверие у её отца. А вот тёща у меня оказалась просто золотой. С первого дня сказала, что всегда будет на моей стороне, так и произошло.
Какая бы кошка не пробегала между мной и Настей, тёща никогда не подливала масла в огонь и старалась загасить конфликт.
На следующий день я уже начал вставать и потихоньку ходить, держась за стену коридора. Эти маленькие самостоятельные вылазки из палаты действовали лучше любого лекарства.
Иногда, в часы дежурства, ко мне заглядывала Настя Лаубе. Мы выходили в небольшой парк, примыкавший к больнице, и прохаживались по аллейке в тени деревьев.
Девушка оказалась интересной собеседницей. Мы могли обсуждать самые разные темы, от искусства до политики. А я… я с ней чувствовал себя прежним Георгием Побединым и, когда гулял с Настей по парку, словно возвращался в прежние времена супружеской жизни.
Иногда возникало желание рассказать девушке всю правду о себе: что я в действительности совсем не тот, кем меня считают, что по загадочной причине оказался перенесённым в прошлое, и вдобавок – в молодое, но всё же чужое тело. И что случилось с настоящим Георгием Быстровым – большая загадка для меня.
Я всё больше склонялся к мысли, что он умер, погиб перед тем как мою душу или разум, даже не знаю, как это точно назвать, заперли в его телесной оболочке.
Все нуждаются в человеке, с которым можно быть откровенным. Я – не исключение.
Потом здравый смысл брал своё. С какой стати мне грузить Настю чужими, в сущности, проблемами? Стоит ли открывать лицо?
Что она подумает обо мне? Скорее всего, примет за психа и будет считать таковым до конца моих дней.
Так что закроем этот вопрос раз и навсегда.
Надо смириться с тем, что здесь я был, есть и буду тем самым Быстровым, начальником рудановской милиции.
И у меня тут появились настоящие друзья.
Я не телепат, не умею читать чужие мысли. Но когда у тебя за спиной жизненный багаж в полвека, начинаешь постепенно разбираться в людях, даже в молоденьких девушках.
Не могу сказать, что Настя вдруг меня полюбила. Любовь – чувство, которое хоть и может зародиться сразу, однако проверяется временем. Если подобрать точную характеристику – я понял, что тоже стал ей интересен. Поэтому она с явным удовольствием приходила на эти маленькие прогулки, которые я в шутку стал называть для себя свиданиями. Однако, может, не такая уж это и шутка?
Она больше не спрашивала меня о той Насте, что осталась в прошлой жизни, и я был за это ей благодарен. Иногда не стоит ворошить то, что было так далеко, что иногда кажется уже хорошим, добрым, но всё-таки сном.
Чувствуя нарастающую симпатию к девушке, я вдруг осознал для себя, что не совершаю измены по отношению к моей Настеньке. Любовь к ней никуда не ушла, но при этом вдруг открыла двери для чего-то нового, такого же светлого.
Я, пятидесятилетний мужик, прошедший огонь, воду и медные трубы, по роду профессии привыкший подозревать всех и каждого, решил идти этому чувству навстречу.
Даже если Настя не ответит взаимностью…
Эта идиллия могла продолжаться долго, но на то и жизнь, чтобы давать нам хорошую встряску.
Я пришёл в парк чуть пораньше – Настя задерживалась возле нового пациента. Внезапно кто-то подошёл ко мне сзади и тихо произнёс:
– Товарищ Быстров, здравствуйте.
Я узнал голос, он принадлежал племяннику Смушко – артисту, который получил от меня спецзадание устроиться в губернское отделение «Главплатины» и привлечь к себе внимание бандитов. Я возлагал большие надежды на него. С помощью этого парня я собирался стравить две главные банды в округе.
Племянник Смушко идеально подходил для этой роли.
– Рад вас видеть, Александр! – сказал я.
Мы пожали друг другу руки.
– Вот, узнал, что вы в больнице, потому и пришёл сюда. Надеюсь, нас тут не увидят, – произнёс молодой человек.
Он вёл себя на удивление смело. На его месте я бы точно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Давайте всё же отойдём подальше, тут есть пара укромных местечек, – предложил я.
За последнее время я успел изучить парк вдоль и поперёк.
Мы спрятались за развесистой кроной дерева, подальше от любопытных глаз. В это время тут мало кто ходит, но предосторожность никогда не бывает лишней. Особенно в нашем ремесле.
– Я так понимаю, вы здесь не ради того, чтобы меня навестить, – произнёс я.
Юноша кивнул.
– Так и есть, товарищ Быстров. У меня новости: на меня вышли сначала люди Алмаза, а потом и Конокрада. Что будем делать дальше, Георгий Олегович?
Глава 2
Эх, как оно невовремя вышло! Как нарочно, я пока валяюсь в больничке, а отсюда не больно-то покоординируешь действия. Леонов хоть и толковый опер, но всё равно – опыта у него маловато, может напортачить и угробить всю комбинацию.
Как ни крути, придётся срочно выздоравливать. Так что мой следующий шаг – к лечащему доктору, уламывать всеми правдами и неправдами, чтобы выписывал. Если заартачится – сбегу.
Но это чуть погодя, как только закончу разговор с моим «казачком», сначала надо выпытать подробности.
– Расскажи, как всё произошло, в деталях, а потом я тебе изложу дальнейший план действий, – сказал я.
– Хорошо, Георгий Олегович. Как я уже говорил, первым на меня вышел человек Алмаза. Представился каким-то Кочей.
– Кочей? – в мозгу словно вспыхнула лампочка.
А ведь я уже слышал это прозвище. Это бандит, грохнувший экспедитора Дужкина. Выходит, Коча не только мокрухой занимается… На переговоры абы кого не пошлют, то есть Коча – реально важная фигура в окружении Алмаза, пусть и изрядно потрёпанном моим предшественником – Борисом Токмаковым.
Сцапать бандита, тряхнуть как надо и выйти на всю шайку… Нет, мне надо, чтобы две шайки схлестнулись между собой и, по сути, ликвидировали одна другую по максимуму. Мы подключимся чуть попозже.
– Да, Кочей, – кивнул Александр.
– Где это произошло?
– В ресторане «Контан». По вашей просьбе я старался жить на широкую ногу, регулярно устраивал пьяные загулы. Как-то раз во время одной из таких гулянок пошёл в уборную, чтобы, извините за физиологические подробности, отлить, а возле неё меня уже поджидал Коча. Хочу заметить, что он знал, как меня зовут и где я работаю.
– Вот оно что… Выходит, в «Главплатине» у Алмаза есть свои люди, скорее всего где-то в кадрах…
– Похоже на то. Но эти сотрудники не имеют доступа к информации о перевозках платины, поэтому Алмаз ищет экспедиторов. Только они знают, когда и какой груз повезут.
– Согласен. Как этот Коча разговаривал с тобой? Угрожал?
– Было дело, – вздохнул Александр. – Намекнул: если откажусь, то мне вдруг очень захочется наложить на себя руки, как это произошло с моим предшественником.
– А если согласишься?
– Посулил хороший процент. Сказал, что Алмаз своих не обманывает, так что на этот счёт не нужно переживать. Я подумал и… спорить не стал, тем более это вполне укладывалось в мой образ транжиры и мота, которому постоянно нужны деньги. Теперь от меня ждут новостей.
– Способ передачи?
– Через официанта в ресторане. Сам Коча живёт где-то в городе, но старается часто нос на улицу не высовывать – мол, это опасно.
– Что за официант?
– Зовут Варфоломеем. Такой, с зализанными волосами и рябой мордой. Коча мне его показывал. Скорее всего, мелкая сошка, которая ничего не знает.
– С Алмазом понятно. Теперь расскажи, кто к тебе подкатил от Конокрада.
Александр потупился.
– Тут такая история, Георгий Олегович…
– Деликатная? – улыбнулся я.
Он понуро опустил плечи.
– Не то слово. В общем, после одной из таких гулянок у меня в койке оказалась одна из…
– Проституток, – помог ему я.
– Да, – еле выдавил он из себя. – Вы поймите, Георгий Олегович, я ведь хотел полностью вжиться в образ, а без гулящих женщин это была бы не полноценная игра, а халтура.
Я совсем развеселился.
– Саша, я хоть начальник милиции и комсомолец, но морали тебе читать не собираюсь. Ты выполняешь важное задание, поэтому должен вести себя так, чтобы у преступников не возникло никаких сомнений насчёт того, что ты за птица. Только мой тебе совет – заскочи к врачу и проверься, чтобы, как в том анекдоте, не подхватить «птичью болезнь»…
– Какую ещё птичью болезнь? – захлопал глазами молодой человек.
– Не то два пера, не то три пера, – пояснил я. – Сам анекдот рассказывать не стану – он довольно пошлый, но суть его ты должен понять правильно.
Александр улыбнулся.
– Обязательно проверюсь, Георгий Олегович.
– Правильно. Техника безопасности на нашем «производстве» – превыше всего. Итак, я правильно понял, что ты подцепил проститутку, а она вроде как оказалась посланником от Конокрада?
– Так всё и было, Георгий Олегович. Только, если быть точнее, не я её подцепил, а она меня… Это до меня уже чуть позже дошло.
– Что это за дамочка?
– Сначала представилась как Жоржетта. Потом, уже после того, как мне сделали предложение, от которого нельзя отказаться, назвалась Лушей – Лукерьей.
– Как она на тебя вышла? Тоже от кого-то из кадровиков «Главплатины»?
– Знаете, Георгий Олегович, мне кажется, что у Конокрада есть свой стукачок среди близких людей Алмаза. Во всяком случае, Луша ни капли не удивилась, когда я сказал, что уже работаю на Алмаза. Скажу больше: судя по её реакции, она это прекрасно знала.
– Следовало ожидать, – кивнул я. – Как будешь передавать информацию?
– Через Лушу. Она ведь «работает» и на дому. В общем, у меня есть её адрес. На этом всё, Георгий Олегович. Больше мне вам сказать нечего. Ожидаю дальнейших распоряжений.
Он с готовностью посмотрел на меня. А я… я, в свою очередь, ощутил невольное уважение к этому совсем ещё молодому парню, который шёл на такой риск, не будучи при этом штатным сотрудником милиции.
Понятно, если с Александром что-то приключится, я потом не смогу нормально глядеть в глаза Смушко, так что мне необходимо беречь парня как зеницу ока. Как только начнётся партия, ему надо срочно уехать даже не из Рудановска – из губернии, чтобы не стать бандитской мишенью.
– Дальнейшие распоряжения следующие: продолжаете вести прежнюю жизнь, а я в течение недели найду вас и сообщу, что и как надо передать бандитам. А пока – до свидания, Александр. Будьте очень осторожны!
Мы распрощались, и я пошёл искать лечащего врача, чтобы договориться с ним о моём «чудесном» исцелении. Пришлось приложить кучу усилий, чтобы в итоге эскулап сдался и выписал меня из больницы. Из вредности или так действительно было нужно, мне назначили кучу необходимых процедур, которые я был обязан пройти после выписки.
Уже вечером я оказался дома, в разом опустевшей квартире. Супруги Шакутины съехали, оставив мне записку и свой комплект ключей.
Такое наслаждение оказаться после шумной палаты в почти полной тишине и одиночестве. Давненько со мной не приключалось такого.
В эту ночь я спал сном праведника, а утром направился на работу.
Первым, кого я там встретил после дежурного, стал замученный донельзя Леонов. Пока я болел, он исполнял мои обязанности начальника милиции.
При виде меня он удивился:
– Товарищ Быстров?! Вы что – из больницы сбежали?
– Не сбежал, а выписался. Давай, вводи в курс дел.
– Начну с главного, Георгий Олегович: друг Константина Генриховича, приехал, я решил все вопросы с исполкомом, и теперь он официально служит у нас экспертом.
– Хорошая новость, – обрадовался я. – И как он тебе?
– Сами скоро увидите, – многозначительно произнёс Пантелей.
Он словно в воду глядел: почти сразу после его слов в кабинет без стука ворвался пухлый коротышка в костюме-тройке коричневого цвета. На его большой голове растительность практически отсутствовала, если не считать бородки клинышком, делавшей его похожим на вождя революции.
Я не удивился, когда узнал, что нашего нового эксперта Аркадия Зимина по батюшке величают Ильичом. Собственно, так его уже успели прозвать в милиции.
– Товарищ исполняющий обязанности начальника милиции, – быстро заговорил он, правда без характерной ленинской картавости, – вы обещали выделить подходящее помещение для моего кабинета и лаборатории.
– Конечно. Разве вам его не показали? – с каким-то обречённым видом произнёс Леонов.
– Показали, – кивнул Зимин.
– Вот видите, – обрадовался Леонов.
Как выяснилось, радовался он зря.
– А чего, собственно, я должен был там увидеть? – уперев руки в боки, разгневанно вопросил эксперт. – Выделенная для криминалистических нужд комната годится разве что для деревенского сортира. На большее её размеры рассчитывать не позволяют! Скажите мне, пожалуйста, где, по вашему мнению, я должен буду хранить свои инструменты и реактивы? Где поставлю картотеку, ну? – Он даже притопнул от возмущения.
– По-моему, это очень хорошая комната, – неуверенно протянул Леонов.
– Хорошая?! Я уже сказал, на что она годится. Я не прошу, я требую обеспечить мой отдел подходящим помещением! И да, коли решили дать мне ученика и помощника, постарайтесь найти такого, чтобы он не вёл себя как слон в посудной лавке. Этот ваш Черкесов только и способен, что колотить стеклянные пробирки – если и дальше пойдёт в таком же духе, у меня скоро ничего не останется, а ведь я, заметьте, умудрился всё это хозяйство привезти сюда в целости и сохранности по железной дороге через полстраны! – кипятился эксперт.
– Аркадий… – заговорил я.
– Ильич, – дополнил тот. – С кем имею честь?
– Георгий Быстров, начальник милиции.
Он смерил меня взглядом.
– Вы очень молоды для такой должности.
– Это пройдёт со временем, – заверил его я. – Так вот, Аркадий Ильич, давайте пойдём и посмотрим выделенное вам помещение. Если всё обстоит так плохо, как вы говорите, я подумаю и постараюсь что-нибудь найти.
– Да уж постарайтесь! – закивал эксперт.
– А ваш помощник, Черкесов – что, действительно так безнадёжен?
Он только махнул рукой.
– Ах, даже не спрашивайте…
Я посмотрел на Леонова. Тот виновато вздохнул:
– Товарищ Быстров, старший милиционер Черкесов – самый образованный в отделении, успел закончить духовную семинарию, только попом не стал, а поверил в революцию и ушёл служить в Красную армию. После демобилизации попал к нам.
– Вы бы видели этого «семинариста»! – воскликнул Зимин. – Рост до потолка, плечи с дверцы шкапа, ладони как грабли. Ему бы в цирке выступать, а не помощником эксперта работать.
– Самый образованный, – завёл старую пластинку Леонов.
– Дайте ему ещё один шанс, – попросил я.
– Если ещё что-нибудь разобьёт, вычту из получки.
– До первой разбитой пробирки, – сдался Зимин.
– Договорились! – слегка перевёл дух я.
– Пойдёмте, Аркадий Ильич, посмотрим ваши владения.