– Пойдёмте-пойдёмте. Взглянете хоть, как тут относятся к науке! – сурово произнёс Зимин.
Мы заглянули в выделенный ему кабинет. На мой взгляд, Леонов подобрал нормальное помещение. Я на его месте выделил бы то же самое. Не царские хоромы, конечно, но и насчёт деревенского сортира эксперт порядком загнул. Скажем, мой кабинет был значительно меньше.
Однако наша «наука» оказалась непреклонна:
– Эта комната слишком мала для наших нужд.
Бросив взгляд на топтавшегося поблизости старшего милиционера Черкесова, который по габаритам если и уступал медведю гризли, так самую малость, я был вынужден согласиться:
– Действительно, тесновато у вас.
– Именно! – поднял вверх указательный палец правой руки Зимин. – Вы – начальник милиции, вам нужно обеспечить меня надлежащей площадью.
Я прикинул.
– Аркадий Ильич, что если мы пробьём здесь отверстие, – я показал на стену, – сделаем дверь и соединим это и соседнее помещение? Таким образом, у вас будут две комнаты, одну вы будете использовать, скажем, как лабораторию, вторую возьмёте под картотеку, архив… в общем, что посчитаете нужным.
Зимин окинул меня изучающим взглядом.
– Мне нравится ваш деловой подход, товарищ Быстров. В старые времена купцы, когда заключали сделки, били по рукам. Мне же вполне достаточно вашего слова. Прошу лишь об одном: пожалуйста, ускорьте это дело.
– Обязательно, – кивнул я. – Знали бы вы, Аркадий Ильич, как мы на вас рассчитываем!
– Мне Костя уже рассказывал, – важно кивнул Зимин, намекая на Лаубе. – Кроме того, он вообще много о вас говорил, причём исключительно хорошее. Если честно, я тут во многом из-за его слов.
В комнате появился встревоженный Леонов.
– Товарищ Быстров!
– Слушаю, Пантелей.
– У нас чрезвычайное происшествие. Только что сообщили… – он вдруг замолчал.
– Продолжай, – велел я.
– Георгий Олегович, там такое… В общем, я не сразу поверил своим ушам. Когда сказали, подумал, что ослышался, что такого не может быть. Убийство, товарищ начальник.
– Убийство? – недоумённо протянул я. – У нас почти каждый день происходят убийства. Что тебя так взволновало, Пантелей?
– Убиты двенадцать человек, товарищ Быстров. Из них четверо детей, младшему всего полтора годика…
Такого в моей практике ещё не было. Сразу двенадцать трупов… Целая дюжина! И ладно взрослые, но ведь четверо детей! Их-то за что?! У кого руки поднялись на такое?
Меня охватила злость. Найти и задушить вот этими руками тех сук, что такое сотворили! Почему во множественном числе? Потому что вряд ли орудовал один. Наверняка, это дело рук целой банды.
– Аркадий Ильич, – я повернулся к Зимину.
– Две минуты на сборы, – сразу откликнулся тот. – Товарищ Черкесов!
– Да, Аркадий Ильич! – У помощника криминалиста оказался столь густой бас, что у меня чуть уши не заложило.
Определённо, занятия в духовной семинарии не прошли даром. Голос милиционера Черкесова мог потягаться в громкости с паровозным гудком. И, пожалуй, я бы поставил на помощника криминалиста. Как только окна в комнате не полопались?
– Где Лаубе? – спросил я у Леонова, когда звон в ушах прошёл.
– Константин Генрихович и Гром готовы. Можно отправляться хоть сейчас, – заверил Леонов. – Транспорт имеется: два экипажа. Доедем быстро.
– Тогда ждём товарища эксперта. Как только он соберётся, выезжаем, – распорядился я. – Детали по дороге.
Мы вышли из отделения.
Константин Генрихович и его верный пёс уже находились в одном из экипажей. Мы с Леоновым подсели к ним. Боюсь, что в другом транспортном средстве места после Черкесова уже не останется.
Я пожал Лаубе руку.
– Странно, Настя не говорила, что вас так скоро отпустят из больницы, – задумчиво произнёс он.
– Пришлось выписаться, – сказал я.
Он понимающе кивнул.
Как только загрузились наши эксперты, оба экипажа тронулись и отправились к месту преступления.
– Давай, Пантелей, рассказывай, – приказал я.
– Убита семья Кондрюхова – зажиточного лавочника, торговал мануфактурой. Судя по всему, с целью ограбления.
– Кто вызвал милицию?
– Соседи. Они же видели, как к дому подъезжали несколько пустых подвод, потом на эти подводы грузили какой-то товар. Скорее всего, тюки с тканями.
– Займёшься их опросом – вдруг смогут дать описание преступников?
– Есть, товарищ Быстров.
– Ещё что-то известно?
– Пока это всё, что удалось выяснить на текущий момент.
К дому Кондрюховых я подъехал с тяжёлым сердцем. Гибель детей – это гибель детей, вещь ужасная, к этому привыкнуть невозможно.
У входа уже стоял милиционер с винтовкой, неподалёку шушукались и топтались с полудюжины человек. Надеюсь, они не всё тут вытоптали, и Грому удастся что-то найти. Впрочем, если бандиты действительно укатили на подводах, собаке придётся тяжко. Но попробовать всё равно нужно.
Первым убитым оказался мужчина лет шестидесяти. Сосед, который вызвал милицию, опознал в нём отца лавочника Кондрюхова. Мужчину зарубили топором.
Чуть поодаль нашли ещё два тела: одно – главы семейства, второе – девочки лет двенадцати. Их тоже зарубили. Всё фактически произошло в придворье дома.
При виде девочки у Леонова дрогнули губы. Я понял, что сейчас творится у него на душе.
– Спокойно, Пантелей. Мы обязательно найдём и накажем этих гадов, – сказал я, положив руку ему на плечо.
– Я даже не представляю, кем надо быть, чтобы пойти на такое…
В глазах Пантелея стояли слёзы.
– Ты как – можешь продолжать? – спросил я.
Он кивнул.
– Смогу, товарищ Быстров. Вы не обращайте внимания – я не испугался. Просто не могу спокойно смотреть на такое!
– Ты не один такой. Наберись сил и злости, товарищ Леонов. К несчастью, нам с тобой придётся увидеть сегодня ещё много страшного, – вздохнул я.
Глава 3
У трупов во дворе были связаны руки и ноги, во рту кляп, у взрослых раздроблены черепа – их рубили топором, словно дрова. Ещё четверых мертвецов нашли у входа в баню, в предбаннике и самой бане. Это оказались женщины, причём совершенно нагие.
Но не в том был весь ужас увиденного. Из каких-то варварских соображений над трупом самой пожилой – матери лавочника зверски надругались, разрубив тело вдоль паховой зоны. Казалось, её разделал какой-то слетевший с катушек мясник.
Ну не мог человек в здравом уме и трезвой памяти идти на такое… Тут явно совсем плохо с психикой, или кто-то реально охренел от безнаказанности.
Даже мне стало не по себе при виде этого кроваво-красного месива, Леонова вообще скрутило, и он выскочил во двор, чтобы «стравить» остатки завтрака на землю.
Никто из нас не бросил на него осуждающего взгляда. У всех подкатывал к горлу противный вонючий комок.
Но самый ужас ждал нас в прихожей некогда богатого дома. Здесь, посреди комнаты, лежала супруга Кондрюхова, вокруг неё зачем-то были разбросаны пропитавшиеся кровью постельные принадлежности: матрасы, подушки, одеяла, наволочки…
Когда я приподнял одно из одеял, столкнулся с остекленевшим взором мёртвых детских глаз. Меня как будто кольнуло иглой прямо в сердце. Наверное, этот взгляд будет мне сниться до самого конца жизни.
Я вернул одеяло на место. Под ним лежало не успевшее остыть тельце ребёнка лет восьми-девяти.
Всего таким странным образом спрятали четыре трупика. Неужели среди бандитов нашёлся такой, что не мог на это смотреть, и потому скрыл их от глаз?
Я не могу описать словами то, что творилось у меня внутри. Это была страшная смесь гнева, ненависти, бессилия из-за того, что мы прибыли на место преступления, когда оно уже де-факто свершилось, и ничего нельзя исправить. Только найти тех выродков, у которых поднялась рука совершить такое… Человечество просто не придумало, как это назвать!
Я видел, как багровеют лица моих товарищей, как наполняются яростью их взгляды, как холодеют сердца. Нет на свете такой кары, чтобы наказать по заслугам нелюдей, совершивших столь ужасающее злодеяние. Но её обязательно нужно придумать!
Соседу Кондрюхова, бывшего у нас за понятого, стало плохо. Здоровенного мужика мутило, он качался как пьяный и неистово крестился. Пришлось усадить его и отпаивать водой.
Леонов потрясённо прислонился к стене, он боялся сделать лишний шаг. Гром – и тот заскулил, понимая своим собачьим умом, что видит нечто такое, чего не пожелаешь даже врагу.
– Спокойно, Гром, спокойно, – шептал Лаубе и проводил ладонью по загривку пса. – Мы с тобой сделаем всё, чтобы отыскать этих гадов.
Черкесов застыл каменным изваянием, казалось, он перестал дышать.
Лишь только Зимин выглядел на общем фоне спокойным и деловитым, но я отчего-то понимал, что это происходило лишь благодаря неимоверному напряжению силы воли, когда заставляешь себя отключить эмоции, оставив только профессионализм.
– Работаем, товарищи, – сказал я.
Приказ подействовал. Леонов очнулся – отправился искать и опрашивать соседей, Константин Генрихович подтолкнул пса, тот стал принюхиваться к скрипучему дощатому полу, а Черкесов принялся выполнять короткие и лаконичные распоряжения эксперта.
Действительно, началась наша непростая милицейская работа.
К сожалению, Гром ненадолго взял след: преступники укатили на нескольких подводах, запах которых скоро растворился на запруженных гужевым транспортом улицах.
Мы узнали только одно – направление, куда поехали бандиты. Но толку от этого мало, потом злодеи могли свернуть куда угодно.
Точное количество бандитов установить не удалось: свидетели путались, называя разные цифры. По нашим прикидкам получилось, что не меньше пяти.
К сожалению, во дворе уже было порядком натоптано, так что загляни на огонёк прирождённый следопыт, даже он не сумел бы разобраться. Зимин тоже не обещал внести в этот вопрос ясность: народа в доме перебывало с избытком, отпечатков хватало на целую роту.
Мы составили примерную картину происшедшего: преступники приехали к Кондрюхову якобы по делам и не застали хозяина дома: в это время он ещё торговал в лавке.
Это известие ни капли не смутило незваных гостей. Посовещавшись, они попросили его малолетнюю дочь сбегать за отцом, позвать или предупредить об их визите.
Как только девочка покинула двор, злодеи принялись жестоко и методично уничтожать всех обитателей несчастного дома: кого-то зарезали, кого-то зарубили, не пощадив даже младенца.
После кровавой разборки шайка отморозков стала рыться в шкафах и сундуках. Бандиты ничем не брезговали, упаковали всё, вплоть до нижнего белья, и погрузили на одну из подвод, которая уехала первой.
Абсолютно ничего не страшась, шайка нелюдей расположилась в доме лавочника, дожидаясь возвращения остальных членов семьи.
Самое ценное Кондрюхов никогда не оставлял на ночь в лавке, а перевозил домой. Именно это и было нужно бандитам. Они расправились с вернувшимися и отправились восвояси, захватив с собой ценный товар – почти две с половиной тысячи аршин мануфактуры, оставив после себя дюжину трупов.
Всё это мы диктовали сухим языком протокола прибывшему на вызов следователю. Я заметил, что он старается не смотреть в сторону мертвецов и вообще выглядит как-то бледно.
– Знаете, – вдруг произнёс он, – в девятнадцатом мне доводилось быть членом армейского ревтрибунала и несколько раз подписывать расстрельные решения. Иногда, прежде чем вынести приговор, сидишь и мучаешься: стоит ли отправлять на тот свет, может, дать ещё один шанс на искупление… Так вот – тех, кто это сделал, я бы лично поставил к стенке и пристрелил!
Я кивнул. Мысли следователя разделял сейчас каждый из нас.
Скоро меня дёрнут и в исполком, и горком. Я с горечью думал, что сказать мне, собственно, нечего. Раскрыть преступление по горячим следам не удалось, а значит, впереди нас ждёт долгая и кропотливая работа.
Если бандиты решились на такое, у них нет никаких моральных тормозов, и наверняка последуют новые жестокие убийства.
От таких дум становилось тошно.
Подошёл Зимин, за которым неотступно следовал, как верный Санчо Панса за Дон Кихотом, наш громила Черкесов.
– Я закончил предварительный осмотр. Трупы можно отвозить в покойницкую, – сказал он.
– Удалось найти хоть что-нибудь, Аркадий Ильич? – с мольбой глянул я на эксперта.
– Отпечатки вам пока ничего не дадут, с ними нужно ещё работать и работать, но кое-что любопытное я могу показать. Вот, нашли неподалёку от бани два свежих окурка, – Зимин продемонстрировал мне свой улов.
– Что в них любопытного? – заинтересовался я, ожидая услышать ответ вроде характерного прикуса на кончике или ещё чего-то в этом духе. Правда, что это мне даст – непонятно. Но любая информация всегда на пользу делу, особенно столь громкому.
– Ну-с, начнём с того, что это папиросы торговой марки «Сафо»: это видно и по хорошей папиросной бумаге, и по запаху табака, – предвосхищая мой вопрос, Зимин добавил:
– Да, мы с вами знаем, что «Сафо» – марка популярная, производится в больших количествах, например, в Петрограде на «Первой государственной табачной фабрике». Вот только обратите внимание, как плотно набит табак, и как толсто выглядит папироса – сами знаете, нынешний производитель на табаке экономит, хорошо хоть всякую дрянь не подмешивает, однако советские папиросы «Сафо» и выглядят потоньше, да и табак внутри не такой плотно спрессованный. Рыхлые папироски, как понимаете. А это, в свою очередь, говорит о том, что делали вот эти папиросы, которые я держу в руках, ещё в прежние времена, скорее всего, на «Лаферме», ещё том, не переименованном…
– То бишь, папиросы ещё из прежних, дореволюционных запасов? – догадался я.
– Именно, – кивнул Аркадий Ильич. – Старые «Сафо» дорогие, не думаю, что в городке вроде Рудановска многие могут позволить себе курить такую роскошь. Махорка, самосад, что подешевле… Да и мест, где их можно купить, не так уж и много. Мой вам совет: отсюда и начните поиски преступников.
– Обязательно, Аркадий Ильич. Прошерстим все лавки и магазины, опросим всех мальчишек, которые торгуют на улицах. Мне кажется, мы на верном пути.
– Очень на это надеюсь, – сказал эксперт. – Иначе искать злодеев будет не проще, чем иголку в стогу сена. Кажется, это пока всё, чем я могу оказаться вам полезен. Засим разрешите отбыть назад, буду готовить детальное заключение. Да, – он замер, – совсем забыл: прошу выделить на нужды моего отдела печатную машинку и большой запас лент и бумаги к ней. Этого я, уж извините, с собой не привёз: банально не хватило сил, чтобы тащить с собой.
– Обеспечим, товарищ Зимин, – пообещал я. – Всем обеспечим. Может, не сразу, но будем стараться. Без науки следствию нельзя.
– Приятно слышать, что новые советские власти это понимают, – нашёл в себе силы улыбнуться эксперт. – И да, я, пожалуй, изменю своё мнение относительно моего помощника. Оказывается, выделенный в этом качестве товарищ Черкесов годится не только для того, чтобы таскать мой рабочий чемоданчик и бить мензурки. Это ведь он с высоты своего роста и острого зрения отыскал столь важные улики. Так что теперь я вцеплюсь в него как клещ и никуда не отдам.
Судя по благодарному взгляду, который бросил наш «дядя Стёпа» на Зимина, он был уже влюблён (в хорошем смысле, конечно) в своего мудрого учителя.
– Делайте с товарищем Черкесовым что хотите. Никто его у вас теперь не отберёт, – заверил я. – Только отлынивать не давайте. Чем больше у нас будет квалифицированных и опытных специалистов, тем лучше для пользы дела.
Эксперты отбыли, я подозвал к себе Леонова и сообщил, что выяснили Зимин и Черкесов.
– Где искать – знаешь?
– Знаю, товарищ Быстров, – кивнул Пантелей. – Город у нас, конечно, не столичный, однако побегать всё равно придётся. Эх, мне бы в подотдел пару оперативников порасторопней, а то совсем людей не осталось…
Он с надеждой посмотрел на меня, словно я прямо сейчас выну откуда-то и положу перед ним весь недокомплект в штатах уголовного розыска.
– Забрасывал я удочку насчёт людей, – вздохнул я. – Обещали помочь по партийной линии. Только сам должен понимать – тебе вряд ли готового спеца подгонят. Да и откуда ему взяться? Придёт вчерашний рабочий или крестьянин. Само собой, понюхавший порохового дыма… Только у нас не простая война, мы не в окопах сидим и в атаку ходим по-другому.
Раз сегодня визита к начальству не избежать, обязательно ещё раз подниму у них эту тему. Пока что мне шли навстречу. После сегодняшнего ужасного случая я имел полное право вить верёвки из Малышева и Камагина. Пусть решают мои вопросы, а я… я обязательно отыщу тех уродов. И, если повезёт, они не доживут до суда.
Глава 4
Вечером я уже сидел в кабинете Малышева и выслушивал разнос в свой адрес. В выражениях начальство не стеснялось, крыв по матери так, что даже портовой грузчик бы засмущался. Оказывается, существует масса любопытных комбинаций, в принципе, одних и тех же слов.
Я молчал, зная, что это элемент обязательной программы, скоро Малышев успокоится, и тогда наступит настоящий разговор. А пока нужно потерпеть.
Так и произошло. Он остановился, перевёл дух и заговорил уже по-деловому:
– Я так понимаю, раскрыть по горячим следам не получилось.
Я кивнул.
– Хоть что-то вам накопать удалось?
– Ничего такого. Товарищ Малышев, вы же понимаете – времени прошло немного.
Рассказывать об окурке я не стал. Ещё неизвестно, куда приведёт эта ниточка.
– Это я понимаю, но мне уже из губернии позвонили! Наверняка завтра свяжутся товарищи из Москвы, – сказал Малышев.
В принципе, я так и думал. Событие не рядовое, всех на уши поставит.
Он пристально уставился на меня.
– Быстров, говори прямо: справишься или нет? Только по-честному, без бравады! Если не уверен в своих силах, лучше сказать это прямо сейчас, я договорюсь с товарищами из Петрограда, они откомандируют сюда толковых сыщиков.
Я нахмурился.
– А вот сейчас даже обидно стало, товарищ Малышев. Мы, конечно, не петроградское УГРО и далеко не МУР, но кое-что тоже умеем.
– Расслабься, Быстров! Я без претензий. Просто хотел помочь.
– Так помогите – я обращался, просил людей для работы. У меня в угро один Леонов за всех зашивается. К тому же он за меня оставался, пока я в больничке лежал. Представляете, сколько всего за это время накопилось!
– Вот же ж, – Малышев хмыкнул. – Будут тебе люди. Уже послезавтра придёт к тебе устраиваться товарищ Ремке. Очень, я тебе скажу, боевой товарищ – служил в Красной армии, сидел в колчаковских застенках. Его даже к ордену Красного Знамени представляли. Мы и подумали: негоже такому ценному кадру в столярах пропадать. Пусть идёт в советскую милицию, служит нашему общему делу.
– Одного сотрудника мало, надо хотя бы на первое время человек пять-шесть, чтобы дыры залатать.
– Тебе палец в рот не клади, по локоть откусишь, – усмехнулся Малышев. – Клятвенно заверять не буду, но постепенно утолим твой кадровый голод. С Ремке поработай, пусть научится всему. Толковый из него сыщик должен получиться.
– Поработаем, – согласился я.
После визита к Малышеву я снова заглянул в отделение, но ни Леонов, ни Зимин порадовать меня не смогли.
Следующий день принёс нам новую неприятность. На сей раз на другом конце города были с не меньшей жестокостью убиты священник Баснецов, его супруга и девятилетняя дочь. Почерк прежний: жертв связали, в рот сунули кляп, а потом изрубили или искололи с нечеловеческой жестокостью. И всё это ради того, чтобы увести со двора лошадь с упряжью и забрать домашнее имущество.
Гром снова оказался бессилен – бандиты не передвигались пешком, просто нагрузили подводы и уехали.
Свидетельские показания ничего не дали. Возле ворот Баснецовых видели несколько телег, а вот описать тех, кто на них приехал, не смогли. Просто «какие-то мужики» без особых примет. Хоть каждого встречного-поперечного хватай!
Наука тоже пока не являла нам чудес. Зимин с Черкесовым долго колдовали, однако главным вещдоком оказался свежий окурок от всё тех же папирос «Сафо» дореволюционного производства.
По городу быстро расползлись слухи о каких-то «демонах», которые никого не боятся и убивают всех, кто их увидел. В воздухе запахло паникой.
В десять вечера я собрал в своём кабинете Леонова, Зимина и Лаубе.
– Бандиты нам попались дерзкие. Только вчера совершили ужасное преступление, а уже сегодня пошли на новое. Боюсь представить себе, что они натворят завтра. Мы должны остановить их, товарищи. Готов выслушать ваши предложения.
Первым поднял руку Пантелей.
– Нужно поднять под ружьё весь личный состав милиции и ЧОН. Если поговорим с командирами воинских частей, они не откажут – пришлют бойцов. Организуем усиленное патрулирование города так, чтобы ни одна мышь не проскочила.
– И спугнём бандитов, – вздохнул Лаубе.
– Они просто лягут на дно и дождутся, пока мы вконец измотаемся, а потом наверстают упущенное.
– Согласен с Константином Генриховичем, – сказал я. – Можно, конечно, пойти по пути, предложенному товарищем Леоновым, но насколько нас хватит – на месяц, два? Мы не можем позволить себе расписаться в собственном бессилии. Бандитов надо искать. Ещё идеи, товарищи?
– Я напряг свою агентуру. Пока никто ничего толком не говорит, кроме того, что Алмаз и Конокрад тут не при делах. Они, конечно, те ещё упыри, но даже у таких отпетых бандитов есть свои принципы, – сообщил Леонов.
– Согласен, – кивнул я. – К тому же это не их масштаб. Этих сволочей теперь не лошади и тряпьё интересуют. Им платину подавай. Как думаете, гастролёры?
Значение этого термина мои сотрудники уже успели выучить.
– Не похоже, товарищ Быстров. Действовали не только дерзко, но и по-умному. Знали, к кому идти, – сказал Пантелей.
– Выходит, местные. Странно, конечно, что долго себя не проявляли.
– Скорее всего, почувствовали, что большим дядям, вроде Алмаза, до них интереса нет, потому и подняли голову, – предположил мой начальник угрозыска.
– Логично. Не каждому понравится, когда на его делянке топчутся посторонние, тем более в таком маленьком городке вроде нашего. Товарищ Леонов, отработали точки, торгующие папиросами?
– Начали, товарищ Быстров. Пока результаты неутешительные. В государственной торговле этих папирос нет уже года два – я все накладные проверил, завтра выходим на частников. Прошерстим по полной.
– Не забывайте, что папиросами могут торговать мальчишки, – заметил я.
– С пацанами будет сложней, но вы не волнуйтесь – с ними тоже поработаем, – заверил Леонов.
– Ладно, этот вопрос держим под контролем. Зайдём с другой стороны: грабители набрали много чужого имущества, одной мануфактуры хватит на швейную фабрику. Спрашивается, что они собираются сделать с награбленным добром? Оставят себе?
– Что-то оставят, а остальное должны сбыть на сторону. Ну, куда им две с половиной тысячи аршин ткани? Только на продажу, – уверенно произнёс Пантелей.
– Именно! – Я был рад, что подвёл Пантелея к правильному выводу. – Надо понять: все ли скупщики краденого в Рудановске нам известны?
– А почему именно в Рудановске? – удивился дотоле молчавший Лаубе. – Есть же и другие города или сёла.
– Есть. Но столь большой груз опасно вывозить за пределы Рудановска. Им обязательно заинтересуются, а бандитам меньше всего хочется привлекать к себе внимание. Так что реализовывать похищенное они будут здесь. Во всяком случае, основную часть, – пояснил я.
– Парочка скупщиков на примете имеется, – сказал Леонов. – Только пока ни одного припереть к стенке и посадить не получилось. Умные, сволочи. Особенно Васька Рвач. Этот вообще знатный хитрован и продувная бестия. Я бы на месте тех уродов к нему в первую очередь сунулся. Ховает краденый товар так, что с собаками не отыщешь.
– С собаками, говоришь… А что, это мысль, – я усмехнулся пришедшей в голову идее. – Константин Генрихович, а чем бы можно было обработать какой-нибудь предмет… ну, небольших размеров, чтобы Гром почуял его запах наверняка и нашёл даже там, куда никто бы сунуть нос не догадался?
– Придумаем, Георгий Олегович, – улыбнулся Лаубе. – А что за предмет?
– А на что клюнет гражданин Рвач? Надо подсунуть что-то такое, отчего у него слюнки потекут.
– У нас в камере вещдоков браслетик платиновый завалялся. По одному из старых дел об убийстве проходил, – подумав, сказал Леонов.
– Отлично, – обрадовался я. – Нечего ему без дела лежать, пусть послужит борьбе с преступностью. Браслет надо обработать и аккуратненько через левого человечка сплавить Рвачу, а чуть погодя – нагрянуть с обыском. Найдём тайники, припугнём Рвача и заставим сотрудничать.
– Товарищ Быстров, так что мне теперь – разорваться, что ли? – взмолился Леонов. – На мне и табачные лавки, и осведомители, теперь ещё и Рвач… Подкрепление нужно.
– Подкрепление обещали прислать завтра. Про такого товарища – Ремке слышали?