Токийская головоломка

– Это и впрямь важно? – недоумевал профессор.

– Осмелюсь сказать, что значимость этих слов превосходит все остальное в этом длинном сочинении. В них таится ужасающая подсказка.

Профессор не сводил с Митараи глаз.

– Совершенно не понимаю, о чем ты думаешь и что пытаешься сказать. Будь ты кем-то другим, я бы не вытерпел. Неужели ты хочешь сослаться на Юнга?[54] Он называл воду символом бессознательного, поскольку, не имея никакой формы, она может проникать куда угодно и собираться на нижних уровнях.

– Следующая подсказка тоже весьма важна, – продолжил Митараи, не обращая никакого внимания на измышления Фуруи. – Фигура, которую я хочу ввести в игру, – это книги, которые читает автор. Загрязнение окружающей среды, химикаты, диоксины, пестициды, водопроводная вода, хлор и тригалометан, в который он преобразуется, – вот что его занимает. Он пишет, что вознамерился от корки до корки прочесть все свои книги. Его книжный шкаф забит подобными вещами, потому что о книгах другой тематики он почти не рассказывает. Не исключено, что иных книг у него вообще не было. Думаю, он неспроста был зациклен на таких проблемах. Это большая зацепка, проливающая свет на произошедшее. И вот что я хотел бы отметить. То, что он крайне серьезно подходит к чтению этих книг и получению новых знаний, хорошо понятно из повествования в заключительной части. В Японию действительно ввозят много риса из Кореи. То, что его обеззараживают бромметаном, – это реальный факт. Верно и то, что оксид трибутило́лова, которым покрывают садки, рыболовные сети, днища рыболовных судов и круизных лайнеров, загрязняет прибрежные воды Японии. Никаких ошибок здесь нет. На эту деталь следует обратить внимание. По какой-то причине он очень серьезно изучал эти вопросы. При этом его мозг вел себя самым обычным образом.

Однако у него не описан такой метод уничтожения микроорганизмов и насекомых, как радиационное облучение. Он был разработан еще в годы Вьетнамской войны, но использовать его вместо химикатов для сохранения продуктов начали в последнее время. А раз он не упомянут, то это сочинение было написано не так уж и недавно. Если кратко, то загрязнение еды означает, что даже продукты питания превращаются в промышленный товар. У этой проблемы есть два фактора – агрохимия, используемая во время выращивания, и реагенты для сохранения собранных культур. Первые используют до сбора урожая, вторые после него. Сельское хозяйство являет собой противоположность природе: используя химию, отдельным съедобным культурам создают благоприятные условия с тем, чтобы они давали ежегодный урожай, и с ее же помощью его часть защищают от природного мира – птиц и насекомых. Однако часть полученного урожая может покрыться плесенью либо сгнить при транспортировке через экватор или на другой конец земли. Чтобы спасти эти продукты от микроорганизмов, используют огромные дозы консервантов или средств от насекомых. Таким образом, продовольствие уже производят примерно так же, как телевизоры или автомобили. Аграрные технологии развились так высоко из-за стремления минимизировать издержки, собрать урожай со всех посевов и полностью уберечь его от порчи. Столь огромное количество химикатов неизбежно сказывается на организме животных, которые едят эту пищу. Яркое проявление этого – рождение у обезьян детенышей с пороками развития и снижение рождаемости у человека. При этом количество беременностей в пересчете на численность населения меняется слабо. Следовательно, падение рождаемости говорит о росте числа выкидышей. Он, в свою очередь, указывает на более частое развитие плодов с нарушениями, включая хромосомные мутации. Чем серьезнее порок, мешающий плоду адаптироваться к жизни, тем выше вероятность выкидыша. Не так давно на смену агрохимикатам в обработке собранного урожая пришла технология облучения с помощью кобальта-60. Теперь продукты можно сохранять продолжительное время, не используя химию. Однако звучат опасения, что после такой процедуры остаются продукты облучения с канцерогенными свойствами. Наверное, в ближайшем будущем вместо предварительной обработки химикатами начнут редактировать ДНК растений напрямую. Этот текст был написан еще до того, как фокус внимания в дискуссии об экологии сместился на радиационное облучение и ДНК. Тота Мисаки же рассказывает о заболеваниях, вызванных загрязнением окружающей среды. В любом случае немаловажно, что он особо интересуется подобными проблемами и изучает их.

Чуть не забыл! Прошу прощения за дотошность, но есть кое-что еще. Наш герой собирается выжать лимон. И тут Каори говорит: «Дай я!»

– И что с того?

– Это очень важный нюанс. Невероятно важный. Так же как и превращение доброй Каори в разъяренного демона после реплики: «Ты же знаешь “Сегодня все будет кончено”?» Каори, что была в его глазах богоматерью, меняет свой облик – а точнее, являет свое истинное, более подходящее ей лицо, подобно политику, которому предложили нескромно большое пожертвование. Этот эпизод также имеет огромное значение. Что касается произошедшего далее убийства, то я полностью согласен с вашими наблюдениями, профессор. Но я бы хотел добавить к ним еще одно.

– Какое же?

– То, что у Каори была миниатюрная грудь.

В глазах профессора Фуруи вновь читалось недоумение. Я разделял его чувства.

– По-твоему, это важно?

– Очень, – невозмутимо ответил Митараи. – Настолько важно, что эта деталь могла бы оспорить первое место, которое я отдал сливу воды.

– Ты сейчас серьезно?

– Разве похоже, что я шучу? Я серьезен как никогда. Итак, я ввожу в игру еще одну, нетривиальную фигуру. Вошедший в квартиру Катори протягивает руку упавшей на пол Каори, пытаясь ей помочь. В ответ она сильно ударяет его и вдобавок первый раз осыпает ругательствами. «Руки прочь, грязное животное!» – кричит она.

Фуруи молчал. Похоже, у него понемногу формировался иммунитет к абсурдным ремаркам Митараи.

– И что это значит?

– Что это тоже важно.

– Ах, вот оно что…

– Моя следующая фигура в этой партии – это автомобили в гараже на первом этаже многоквартирного дома. Тота пишет, что они были полностью испачканы в чем-то черном. Эта темная грязь была не только на машинах, но и на стенах дома и заброшенных зданиях в районе, где он позже бродил. На эту деталь я бы тоже хотел обратить ваше внимание.

– Пытаешься углядеть здесь юнгианские мотивы? В психологии Юнга черный и темно-синий цвета выражают бессознательное, тогда как желтый и белый – мир сознательного. В алхимии черный цвет символизировал prima materia – то есть первоэлемент, главную субстанцию. В то же время он ассоциируется с преступными деяниями, первоначалом и скрытой силой. В противоположность ему белый цвет символизировал очищение и перемены.

– Я всегда знал, что вы хорошо подкованы в этом вопросе.

– Просто я уже давно интересуюсь воззрениями Юнга.

– И, наконец, вот что. Сэнсэй, вы подметили, что Тота пытался связаться с внешним миром при помощи телефона, однако сигнала не было.

– Да.

– В этот момент наш молодой человек слышит вместо слов набор цифр. Но, отправившись на бесцельную прогулку за пределы дома, он видит на улице надписи вроде «Ямаха» и «Санъё» – и ни одной вывески или знака с рядами цифр. По-моему, здесь кроется нестыковка. Что думаете?

– Соглашусь. Этот момент тоже показался мне довольно любопытным. Однако юноша все же услышал, как цифры произносил прохожий.

– Верно. То есть разум того человека позволял ему лишь передавать информацию устным путем, через цифры.

– Считаешь, что и здесь скрыт какой-то смысл?

– Да. И еще кое-что. Солнце исчезает приблизительно в одиннадцать часов. Время определено крайне точно. Для сочинения подобного рода это столь же поразительно, как и детальный рассказ о загрязнении.

– И это дает тебе основания считать текст логичным?

– Да. Более того, из него мы знаем точную дату событий.

– Дату?

– Да. Здесь четко написано: «двадцать шестого мая вновь стояла прекрасная погода». Читаем дальше – и рассказчик прямо пишет, что события произошли на следующий день после ареста автора манги Икки Кадзивары. У меня тоже память не самая плохая. Могу уверенно подтвердить, что в это время арестовали того автора и раскрылась утечка медицинского ноу-хау. То есть в случае чего у нас есть точная информация о времени инцидента вплоть до года. Редко встречаешь настолько логичные, связные тексты. И затуманенного сознания или расшатанной психики в нем совсем не чувствуется.

– Меня вынуждает так говорить твоя реакция на вещи, которые не только я, но и множество других ученых считают здравым смыслом. Любой, кто взглянет на это сочинение, согласится, что у автора не все в порядке с головой. Рассудив, что все это скажут, ты восстаешь против здравого смысла и авторитетных взглядов чисто из принципа.

Я был с ним согласен. Однако Митараи, ничуть не смутившись, ухмыльнулся:

– Но вы не правы, сэнсэй. Хотя я очень хорошо понимаю ваш настрой.

– Поражаюсь, насколько упорно ты стоишь на своем. Ты ведь понимаешь, что этот бой для тебя заведомо проигрышный. В нашей игре ты сразу зайдешь в тупик.

– По моим прогнозам, этого не случится.

– Напрасно ты так. Кому угодно очевидно, что у тебя ничего не выйдет. Бессмысленная бравада. Эта книга – болезненный бред, который никак не мог произойти в реальности.

– Я уже предвкушаю удовольствие, профессор. Но оставим это пока в стороне. Мы говорили о времени исчезновения солнца. И как же наш герой его определил?

– По часам. Разве это не очевидно?

– По карманным часам, сэнсэй. Странно, не правда ли? Тота пишет, что ему двадцать один год. Молодые люди такого возраста обычно носят наручные часы.

– Да пусть ему двадцать один год или девятнадцать – что плохого в карманных часах? Такой уж у него редкий вкус.

– Ну хорошо, допустим так. Но кое во что верится с трудом. Сразу после этого монстр откусывает ему левую руку. Будь у него на руке наручные часы, они бы сломались или пропали. Но поскольку они были карманные, то уцелели.

Лицо профессора Фуруи снова приняло озадаченный вид.

– И какой смысл это говорить? Ну да, пожалуй, так. Опять скажешь, что это важно?

– В высшей степени важно. Ставлю эту деталь на третье место после воды и груди Каори.

– Ну что же, запомним его. Позже покажешь, на что способен. Мне кажется, ты намеренно отвлекаешь мое внимание странным поведением, выставляя в ряд свои кособокие фигуры.

– Всему свое время, профессор, – веселым тоном сказал Митараи, словно повар, перед которым разложены свежие ингредиенты. – Следующее. Рассказчик упоминает кнопку закрытия дверей в лифте дома.

– И что же в этом необычного? Зачем это обсуждать? – профессор наконец рассмеялся.

– Не соглашусь с вами. Меня этот нюанс удивляет. Дальше у нас сцена с расчленением двух трупов. Нам обоим, сэнсэй, доводилось проводить вскрытие. Согласитесь, описание поразительно реалистичное. Человеку без подобного опыта даже в голову не придет, что из трупов сочится жировое вещество. Будь это сон по Юнгу, описание этой части было бы менее ярким и детальным.

– Согласен, эта часть до странного длинная. Раз это сон, то он должен быть попроще.

– И, наконец, вот что. Тоже крайне важный момент. Расчленяя трупы, он потерял сознание, но спустя некоторое время пришел в себя и пошел умыться. Он набирает в раковину воды, споласкивает лицо и вытаскивает пробку. В этот момент он внимательно смотрит на водоворот. По его словам, вода закручивалась по часовой стрелке.

– И что из этого следует? – снова недоумевал Фуруи.

– В начале текста тоже говорилось про водоворот, однако тогда вода закручивалась против часовой стрелки.

Фуруи забрал брошюру у Митараи и перечитал ту часть.

– Да, ты прав. Но может ли это что-то значить? Вряд ли это так уж важно. Возможно, просто опечатка.

– Я так не думаю. Если ограничиться лишь этой фразой, то риск опечатки действительно есть. Но все остальные элементы загадки указывают на то, что ошибки нет.

– Вот как? – растерянно проронил профессор. Поскольку Митараи говорил одни странности, то он почти махнул рукой и не пытался изображать серьезную реакцию.

– Осталось у тебя еще что-нибудь?

– Нет, на этом все. А значит, мы начинаем партию, где каждый будет выстраивать свою комбинацию из размещенных им на доске фигур.

– Можно ли использовать фигуры противника?

– Конечно. Итак, сэнсэй, прошу вас. Первый ход за вами.

– Я уже давно заинтересовался этим сочинением, и у меня были кое-какие мысли на его счет. Но четкой картины событий мне пока что не удалось выстроить. Ты не против, если я буду сопровождать ходы своими размышлениями?

– Разумеется.

– Ты мыслишь весьма эксцентрично. Но и без этого язык не поворачивается сказать, что текст написан вменяемым человеком. Разумеется, мои суждения более сдержанны – я вижу здесь любопытные, извращенные идеи пораженного болезнью мозга. Если говорить о похожих клинических случаях, то отчасти шизофрению или, скажем, маниакальную депрессию помогает распознать то, осознает ли пациент свое состояние. Характерная особенность первой в том, что пациент отрицает свою болезнь, а второй – что больной воспринимает ее с излишним драматизмом. Эти записки наводят на многие мысли, но в первую очередь заставляют вспомнить катастрофу самолета авиакомпании Japan Airlines в феврале восемьдесят второго года. Командир воздушного судна применил реверс тяги[55], посадив самолет в Токийском заливе около аэропорта Ханэда. Более трех месяцев он находился на психиатрическом учете, в результате которого у него диагностировали параноидную шизофрению. Тогда активно спорили, было ли у него психосоматическое расстройство из-за сверхадаптации к общественным нормам или же шизофрения. У нашего автора я вижу признаки того же заболевания. Не проблем с психосоматикой, не маниакальной депрессии – параноидной шизофрении. Это тяжелое расстройство.

Если рассматривать его мозговую активность через триаду «рассудок – эмоции – воля», то необычностей, связанных с волей, не чувствуется. А вот что касается рассудка и эмоций, то здесь прослеживаются явные отклонения. В них и кроются причины его шизотимии[56]. Первое, что я подозреваю, – аномалии миндалевидного тела[57]. Например, даже если кошке полностью удалить конечный мозг[58], то при здоровом гипоталамусе[59] она проявляет агрессию. А если вживить ей электроды в определенную часть гипоталамуса и подавать по ним электрические импульсы, то она не только ведет себя агрессивно, но и нападает на поднесенную к ней мышь. Возникновение таких эмоций тесно связано с работой миндалевидного тела как части лимбической системы[60]. Если повредить его, стимулировать электричеством или вводить в него химические вещества, то кошка ведет себя то агрессивно, то смирно. У нее растет половая активность, она начинает есть слишком много корма. Эмоции и инстинктивное поведение взаимосвязаны. Корм или присутствие особи противоположного пола вызывают положительные эмоции, и вблизи них у животных активизируются инстинкты. Я предполагаю, что за проявление эмоций отвечает гипоталамус, а миндалевидное тело, через которое информация поступает в гипоталамус, оценивает внешние стимулы и регулирует последующее инстинктивное поведение. По моим оценкам, у нашего пациента есть признаки аномалии в этом участке мозга.

Полагаю, ты слышал о таком известном эксперименте. Кошкам повреждали миндалевидное тело, после чего они начинали принимать корм за особь противоположного пола и проявляли половой инстинкт по отношению к нему. Шимпанзе вели себя похоже. В норме они испытывают страх, завидев змею или череп, однако если разрушить им миндалевидное тело, то они ведут себя абсолютно равнодушно. Таким образом, эксперимент показал, что эта область отвечает за оценку биологической значимости увиденного объекта и если повредить ее, то эта способность проявляется неадекватно либо утрачивается. Значит, эмоции у животных могут и быть проявлением такой оценки. Стимулы, воспринимаемые как полезные, вызывают положительные эмоции и заставляют приблизиться к объекту, а стимулы, которые воспринимаются как вредные, порождают негативные эмоции и бегство либо нападение. Такие функции мозга исключительно важны для выживания. Учитывая поведенческие особенности нашего пациента – стойкое отвращение к еде, глубокую эмоциональную привязанность к трупам, желание расчленить тело – его эмоции сильно отличаются от таковых у среднестатистического человека. Моя догадка состоит в том, что если изучить его случай более тщательно, то его чувствительность может оказаться симптомом патологических изменений в миндалевидном теле.

Фуруи говорил так, словно читал лекцию студентам. Митараи, не перебивая, внимательно слушал его со скрещенными на груди руками. Голос профессора был исполнен достоинства, свойственного лучшим специалистам Японии.

– Озвучу, вместе с некоторыми соображениями, и другой возможный вариант. Об эмоциях мы поговорили – теперь посмотрим на рассудок. Сейчас мне вспомнился эпифеноменализм. Как ты знаешь, о нем заговорили некоторые ученые в прошлом веке. Вульгарная теория, согласно которой мозг производит идеи почти так же, как печень вырабатывает желчь, а почки мочу. Продукт материалистического мировоззрения отчасти пересекается с эмерджентизмом[61]. И чем больше поразительных фактов мы узнаем о механике мозга – и рассудке, и эмоциях, и воле, – тем больше рискуем оказаться во власти этой теории. Сюда же можно отнести так называемый аргумент сна Рене Декарта[62] и попытки определить локализацию психики[63] в мозге с опорой на поля Бродмана[64]. Если связывать психическую деятельность напрямую с мозгом – то есть считать ее феноменом, возникающим исключительно в мозге, – то мы постепенно перестанем проводить черту между «мозгом в колбе»[65] и реальной жизнью. Декартовский аргумент сна есть рассуждение о том, что нет абсолютного критерия, позволяющего отличить сон от бодрствования. Однако в последнее время люди все больше сосредоточиваются внутри самих себя. Неуклонно стирается различие между реакциями на реально происходящие события и обыкновенными психическими процессами в мозге. Даже если бы вещи и явления не существовали в реальном мире, но хранились в сознании в виде концептов, никакой разницы не было бы. Вот к каким выводам я прихожу. По крайней мере, к ним меня подталкивает этот документ.

Возьмем какую-нибудь модель, зрительное восприятие которой доказывает, что мы наблюдаем реальный мир. Сейчас мои глаза видят эту чайную чашку. Свет лампы отражается на фарфоровой поверхности, проходит через хрусталики моих глаз и формирует изображение на сетчатке, а картинка чашки на сетчатке распадается на множество точек. Информация от каждой точки превращается в электрические сигналы, проходящие сквозь все нервные волокна, и через перекрест зрительных нервов передается на зрительную кору мозга. Область, куда поступают такие сигналы, Бродман отнес к полям под номерами семнадцать, восемнадцать и девятнадцать. Зрительная кора собирает эту точечную информацию и упорядочивает ее. Она определяет отличительные свойства этой чашки – изгибы, кривизну, направление движения. Вся собранная информация передается в другие области мозга и обрабатывается. Например, данные о цвете частично поступают в поле девятнадцать. Информация о форме передается в другой участок – нижнюю височную извилину. То есть налажена система «разделения труда», поскольку информация о форме и пространственных характеристиках обрабатывается по отдельности в разных областях конечного мозга.

Вернемся к примеру обезьян. Как они определяют, что объект перед ними является кормом, и решают потянуться к нему лапой? При зрительном восприятии в их мозг точно так же поступают электрические сигналы, из которых извлекается информация о характерных свойствах объекта. К определению формы в нижней височной извилине височной доли добавляется идентификация в миндалевидном теле, а гипоталамус затем решает, корм ли это. Есть основания считать, что распознавание предмета как привычного или незнакомого в нижней височной извилине критически важно. В восемьдесят втором году в журнале Brain опубликовали результаты одного любопытного исследования. На экран перед обезьянами выводили различные слайды – морды их сородичей, пейзажные фотографии, фотографии фруктов. В первый раз, даже если обезьяны реагировали на слайды, они не получали вознаграждения в виде сока. Однако со второго раза при реакции на снимок сок им давали. Параллельно в их медиальном таламусе[66] фиксировали активность отдельных клеток. В результате были обнаружены клетки, которые вели себя обычно при показе изображений в первый раз, но во второй раз активизировались независимо от наличия у обезьяны реакции. Таким образом, исследователи доказали существование в гипоталамусе клеток, отвечающих за распознавание знакомых вещей.

Что же до участков мозга, тесно связанных с памятью, то это височная доля и гиппокамп. То есть вместе с гипоталамусом они регулируют поведение многих животных, включая человека. Вместе с тем в исследованиях установили, что височная доля человека необычно реагирует на электрические импульсы. Одному пациенту с эпилепсией во время операции на мозге подсоединили электроды к височной доле и подавали через них электрические импульсы. У него возникали перед глазами яркие образы когда-то увиденных пейзажей и нравившейся ему девочки. Иными словами, электрическая стимуляция вызывала противоположность того, о чем я только что сказал, – зрительные галлюцинации. Если подробнее, то при стимуляции внешней части височной доли, то есть поля тридцать восемь, пациент «увидел лицо девочки, которая ему нравилась в детстве», а при стимуляции поля девятнадцать – «когда-то увиденный пейзаж, сохранившийся в памяти». Другие пациенты сообщали, что у них в голове звучала музыка, которую они давно услышали. Третьи упоминали отчетливые воспоминания из прошлого – например о драке на их глазах или воровстве, свидетелями которого они стали.

Это не значит, что хранилище воспоминаний непременно находится в полях тридцать восемь и девятнадцать. Однако, вероятно, они извлекаются из какого-то соседнего участка. В любом случае доказано, что стимуляция височной доли вызывает зрительные и слуховые воспоминания. К слову, кору больших полушарий можно стимулировать не только электричеством. Есть и другие способы – например с помощью химических субстанций. О психоактивных веществах с древности слагали легенды. Среди таких примеров – этанол в спиртных напитках и табак. Из поколения в поколение передавались рассказы о спорынье – паразитирующем на ржи грибке, вызывающем безумное опьянение, о листьях коки, жевание которых снимает усталость и дарит приятные ощущения, о маковом соке и экстракте хвойника[67], которые не только облегчают кашель, но и пробуждают эйфорию. Кстати, всего лишь в последние несколько десятилетий из соков этих запретных плодов стали успешно выделять одно за другим чистые вещества. Из жидкости плодов мака – опиума-сырца – получили морфин, из листьев коки – кокаин, а из спорыньи – ЛСД – двадцать пять. Из хвойника выделили амфетамин, а затем синтезировали метамфетамин – психостимулятор со схожей структурой. Все эти вещества напрямую воздействуют на мозг. Какие-то из них стимулируют ассоциативную зону височной доли, другие – гипоталамус, третьи – гиппокамп, тем самым вызывая в психике человека искаженное восприятие – или скорее декартовское или юнгианское ощущение «мозга в колбе».

Профессор прервал свою долгую заумную речь. Слушая ее, я не понял и десятой части сказанного.

– Так, по-вашему, сэнсэй, этот текст написан под действием подобных веществ? – спросил Митараи.

– Пока еще точно не установлено, в каких частях мозга и посредством каких процессов действуют ЛСД и метамфетамин. Поэтому более конкретного объяснения я дать не могу. Однако раз признано их воздействие на рассудок, то игнорировать вероятность употребления наркотиков было бы ненаучно. Поэтому мой промежуточный вердикт таков – раз у нас нет возможности подвергнуть этого человека медицинскому осмотру, то он может быть наркоманом либо иметь врожденный порок миндалевидного тела. Вряд ли ему повредили его в ходе обширной хирургической операции.

– Так что же, если мы продолжим кропотливо изучать этот текст, то сможем установить, был ли автор наркоманом?

– Я считаю, что да.

– Сэнсэй, вы говорили только о миндалевидном теле. Но разве не происходит похожее при повреждении сосцевидных тел?

– Справедливо подмечено. Они располагаются в заднем отделе гипоталамуса и соседствуют с миндалевидным телом и гиппокампом. Однако их повреждение обычно влечет за собой провалы в памяти.

– Да. Поэтому многие пострадавшие и выдумывают небылицы.

– Однако у нашего автора нет признаков дезориентации во времени и пространстве. Ретроградной амнезии нет, он не спрашивает себя, какое число сегодня и где он находится.

– Логично, – кивнул Митараи.

– В дальнейшем имеет смысл обратиться к методам гештальт-терапии или аналитической психологии Юнга и проанализировать на глубинном уровне психики обе возможные модели галлюцинаций, вызванных наркотиками либо патологией миндалевидного тела. Иногда подобный метод называют «свободным рисованием». Это терапия на основе биологической обратной связи, призванная помочь пациенту самостоятельно осознать свое заболевание. Например, пациентов с психосоматическими расстройствами заставляют рисовать собственное тело. Мне известен такой клинический случай. У пациентки диагностировали тортиколлис – заболевание, при котором постоянно наклонена шея. Ее попросили нарисовать себя, и, конечно же, она изобразила свое тело с искривленной шеей. Однако, что интересно, в области шеи она провела жирную линию черного цвета. Тогда в ходе долгой, терпеливой беседы врач поинтересовался, что это за линия. Пациентка ответила, что из-за упрямства у нее ничего не получается и нарисованная линия – это железный стержень. Однако в какой-то момент она внезапно сказала, что железный стержень – это ее отец. Она осознала, что линия шеи олицетворяет отца, и тортиколлис развился из-за проблем в отношениях с ним. Вот такой драматичной историей поделился со мной знакомый врач. На словах все звучит очень просто, но пациентка рисовала много других картинок. К счастью, будучи компетентным специалистом, ее врач выбрал именно эту.