А ветер все нарастал, хотя куда уже больше? Ничего не было видно, в воздухе неслась не только пыль, но и вообще все, что могло подняться. Стихия ревела все громче. Когда кто-то постучал в окно, никто не услышал. Сидевший на кровати рядом с окном дедушка увидел, как чьи-то пальцы просунулись в щель и вцепились в доску, прибитую на маленьком окошке, он прильнул к щелке.
– Это же наш Митя! – воскликнул старичок и торопливо пошел к выходу.
– Сядь, дядь Саша, – прокричала Валентина, – я сама!
Она побежала к двери и выглянула за нее. В метрах трех от порога стоял на четвереньках Митя. Он прижимался боком к стене, боясь встать во весь рост.
– Я сейчас, – крикнула Валентина Марковна и закрыла дверь. Она прибежала в палату, схватила первую попавшуюся простынь и, скручивая ее на ходу в жгут, побежала обратно к двери. За ней бросился Михаил Иванович.
– Держи, – крикнула она, бросая Мите свой жгут. Но его длины не хватало. Тогда женщина легла на пол и поползла за порог. Михаил Иванович держал ее за ноги, удерживая ее с трудом.
Наконец, юноша схватился за спасительную простынь и уже смелее стал продвигаться к двери. Валентина Марковна почувствовала, что кто-то еще схватился за ее одежду.
Хлопала дверь, прилетело дерево и зависло в воздухе, словно раздумывало, падать здесь, или лететь дальше. Наконец, решившись, грохнулось вниз, но почти сразу же снова поднялось в воздух и улетело.
Очутившись в коридоре, Валентина встала во весь рост и с силой потянула простынь. На пороге показался испуганный Митя. Валентина Марковна затолкала его в помещение и с силой закрыла покосившуюся дверь. Наконец, она оглянулась, за спиной стоял Грин и тяжело дышал. Митя растеряно смотрел на Валентину Марковну. Груздев сидел у стены и держался за сердце, хватая ртом воздух.
– Танечка! Доктору с сердцем плохо! – крикнула она в коридор, подбежала к Михаилу Ивановичу и постаралась уложить его прямо на пол.
– Сейчас Танечка принесет Ваши таблетки, – сказала она ему.
По коридору уже бежала Танечка.
– Вот, Михаил Иванович! – она плюхнулась рядом с Груздевым, суетливо доставая маленькую таблетку.
Валентина Марковна наклонилась к псу и обняла его.
– Ты снова меня спас, – сказала она.
Внезапно дверь сорвало с петель, и Валентина Марковна вылетела вслед за ней в сумасшедшую стихию. Она успела одной рукой ухватиться за косяк, ее пальцы цеплялись за деревяшку и вот-вот готовы были разжаться.
– Сейчас! Сейчас! – повторяла медсестра, пытаясь схватить за халат Валентину Марковну.
Митя лег на пол и закрыл руками голову. Грин подпрыгнул и уцепился зубами за юбку Валентины. Он упирался задними лапами и пятился назад. Валентина, наконец, смогла второй рукой дотянуться до дверной коробки. Она уже становилась на ноги, как новый порыв поднял ее в воздух. Грин не удержался, вылетел за порог и повис, удерживаясь зубами за одежду хозяйки.
– Держись! – крикнула ему Валентина Марковна, – Грин, не отпускай!
Халат доктора, в руках Танечки, уже трещал.
Ураган тряхнул всей своей мощью, юбка порвалась, Грин полетел в небесную мешанину светопредставления, уносясь все дальше.
– Грин! Нет! Грин! – кричала Валентина, пытаясь перекричать бурю, вслед удаляющемуся псу.
– Собачка! Ты куда? Не улетай! – лепетал Митя, провожая взглядом Грина.
Глава 8
– Дай! – хныкал Вова, малыш лет четырех, гоняясь за высокой девочкой, старше него на пару лет. Она убегала от него, держа в руках серебристый мяч. Убегала она не так, чтобы убежать, но и пойманной быть не хотела. Малыш и сам напоминал мячик, низкого роста и пухленький, он бегал по комнате, словно тот серебристый мяч, перекатываясь по полу.
Девочка смеялась. Наконец, Вова поймал ее, схватил за тонкие ноги и попытался дотянуться до мячика, который она подняла вверх.
– Света, дай мне! – крикнула другая девочка, она подбежала к сестре, и стало ясно, что они обе похожи друг на дружку, как две капли воды.
– Катя, лови!
Света бросила ей мяч, и сестра включилась в игру. Вова покатился за мячом. Но она снова бросила его сестре. Они, смеясь, бросали мяч друг дружке, а малыш бегал за ним от одной сестре к другой.
– Собачка! Собачка! – начала дразнить малыша Света.
– Собачка! Собачка! – подхватила сестра.
Малыш обиделся и заплакал.
– Зачем же вы Вовика обижаете? – высунулась из комнаты мама сестренок?
– Мы просто играем! – ответила Катя и отдала малышу блестящий мяч.
Дети успокоились, и в бункере стало снова тихо. Люди, отвлекшись на детские шалости, снова погрузились в свои тягостные мысли.
Если бы не Карина, его точно оставили бы в лаборатории. В последнее время он почти не выходил на улицу. Чтобы не чувствовать себя виноватым перед ней, он еще глубже погрузился в работу. О нем забыли все.
Полковник Валуева уговорила его отсрочить свой отъезд на недельку. Причину своей просьбы она не объяснила, просила только ей поверить, что так надо. Чепрыгин поверил. Связался со своим руководством и сообщил о небольшой задержке.
Он заперся у себя в кабинете. Что творится вне стен лаборатории, Леонид Алексеевич не знал. Он не только не видел, когда приходит и уходит Карина, но и не слышал звона бьющихся стекол в соседней комнате, не слышал рева нарастающего ветра. Он работал. Он даже перестал есть и курить, совсем не уходил домой.
Когда отключилось электричество и, значит, погас свет, монитор компьютера и замерли все электрические приборы, Чепрыгин поднял голову. Только тогда он осознал, что он один, а за стенами что-то происходит.
Он вышел из своего кабинета и остановился на пороге. В оконные глазницы лаборатории врывался ураганный ветер. Столы оказались пустыми, все валялось на полу кучей у дальней стены. Дверцы шкафа еле держались, болтаясь на ветру. Ему показалось странным, что электричество отключилось только сейчас. Чепрыгин решил, что у воинской части есть автономная электростанция.
Ни одной больше мысли не пришло в голову, профессор был растерян.
– Леонид Алексеевич! – услышал он голос Карины. – Вы здесь?
Она обрадовалась, увидев его.
– Пойдемте, здесь нельзя оставаться, – повысила она голос.
– Куда? – недоуменно спросил Чепрыгин.
– В убежище! – нужно спрятаться, пока все не уляжется.
– Как? Какое убежище? Что, скажите мне, происходит? А наша работа? Материал?
– Не беспокойтесь, я все уже эвакуировала. Нужно только забрать кое-что из Вашего кабинета.
С этими словами она вошла в кабинет. Здесь был относительный порядок. Кабинет спасло от разгрома то, что здесь не было окон, а дверь, довольно увесистая, все время была закрыта.
Карина взяла несколько папок, тетрадей, сунула их в рюкзак и вышла к озадаченному Чепрыгину.
– Теперь можно идти, – сказала она, увлекая его за собой.
Когда профессор вышел на улицу, то от неожиданности остановился, как вкопанный.
– Что все это значит? – взвизгнул он. – Что это? – Он замер на пороге, вертя головой.
– Пойдемте, – прокричала девушка. – Все потом.
– Я не сдвинусь с места, пока не узнаю, что творится! – упрямо сказал Чепрыгин.
– Апокалипсис, Леонид Алексеевич! Если мы с Вами не поторопимся, нас унесет!
Он позволил Карине увести себя с крыльца лаборатории. Несмотря на дневное время, было темно. Они не встретили никого, хотя, видимость была почти нулевая, кого можно было разглядеть в такой темноте?
Ветер бил по лицу грунтом, камешками, ветками и разными мелкими предметами. Грохотало все. В вышине неслись какие-то темные силуэты чего, понять было невозможно, но иногда что-то сверху падало, ударялось о крыши домов, бесконечно метались молнии и гремел гром, становилось ясно, что лучше поспешить. Они шли, втянув голову в воротник, пряча в карманы руки, наклоняясь от каждого громкого стука.
Чепрыгин с трудом понял, куда они идут. Оказывается, на окраине военного городка находилось убежище. Леонид Алексеевич здесь никогда не был, но даже если бы и забрел случайно, вряд ли смог узнать, что за небольшой дверью у холма находится скрытое под землей, укрепленное здание. Оно было оборудовано средствами связи, электродвижком на дизеле, укомплектовано запасами продуктов питания с длительным сроком хранения и другими необходимыми вещами для жизни.
– Ну, наконец-то! – воскликнул прапорщик Данилюк. – Мы уже думали, что потеряли Вас, Леонид Алексеевич.
Чепрыгин стоял на ступеньках и всматривался в слабо освещенное пространство.
Убежище состояло из служебных помещений, общей комнаты и небольшими отсеками, которые были предназначены для проживания укрывшихся здесь людей.
– Мы уже посылали за Вами. Солдатики ходили в лабораторию, Вас не нашли. Посылали к Вам домой, там тоже никого нет. Где Вы были, Леонид Алексеевич?
– Я работал, – удивленно развел руками Чепрыгин.
Когда все жители городка спустились в бункер, двери наглухо закрыли. Посередине большой комнаты стояли встревоженные люди, которым предстояло обживать этот бункер.
В середину вышла Александра Константиновна Валуева.
– Здравствуйте, – сказала она. – Очень рада видеть здесь всех в добром здравии.
Она обвела взглядом всех и продолжила:
– Почти каждый из вас задается вопросом, что же происходит? И не менее важно, когда все это кончится и кончится ли вообще? Я постараюсь ответить на эти вопросы. Скажу сразу, что информация, о которой я буду говорить, некогда имела гриф «секретно». Думаю, что ситуация, в которой мы сейчас оказались, сама автоматически снимает этот гриф. Было бы неразумно, оставлять всех в неведении.
Вокруг полковника Валуевой стояли человек пятьдесят. Это были, в основном, военные, солдаты срочной службы и офицерский состав. Но было немного гражданского населения, семьи военнослужащих, и еще Чепрыгин со своей аспиранткой, которые совершенно случайно оказались здесь в это время.
– Почти десять лет назад учеными всего мира было замечено, что ядро нашей планеты начало активно смещаться из центра к поверхности Земли. Ядро, как мы предполагаем, имеет твердую металлическую структуру, оно, плавает в плазме, поэтому, ему относительно легко перемещаться. Надо сказать, что ядро никогда не оставалось на одном месте, оно всегда немного двигалось, но потом, снова возвращалось на свое место. В последнее время, его движение стало не хаотичным, а направленным. Были высказаны гипотезы, что Земля может из-за этого резко изменить ость вращения. Просчитывались варианты. Но, так как спрогнозировать, как будет в дальнейшем вести себя ядро, не представлялось возможным, ни один из вариантов не мог быть принят за основу.
Современная наука еще не настолько сильна, чтобы стало возможным заглянуть вглубь планеты, нашему подразделению и некоторым другим была поставлена задача, наблюдать за проявлениями движения ядра.
Но никто не мог предположить, что может случиться то, что мы имеем сейчас. Ни одна из гипотез такого сценария не предполагала.
Люди внимательно слушали, даже те, которые понимали не все. В толпе среди жителей городка прошел удивленный возглас.
– Судя по всему, Земля стремительно меняет ость вращения. Какой она теперь станет, не может сказать никто. Могу только сказать, что наша планета потеряет на какое-то время свою магнитосферу а, значит, и атмосферу. Чем быстрее она будет переворачиваться, тем разрушительнее будут последствия на ее поверхности. Кроме того, можно предположить, что Земля может изменить свою орбиту вращения вокруг Солнца. Совсем с орбиты она, улететь не должна но, скорее всего, от Солнца отдалится, надеюсь, не на много.
– Сколько мы будем здесь сидеть, не знаю. Предполагаю, что за пределами нашего убежища уцелеют немногие. Когда будут новости, мы обязательно поставим всех в известность. Если можете, молитесь. Мы все будем надеяться на лучшее. А сейчас прапорщик Данилюк всех вас расселит.
Едва Александра Константиновна, пройдя сквозь замершую толпу, вышла в служебное помещение, где теперь был ее кабинет, послышались крики и надрывные рыдания. Некоторые женщины метались в истерике, прижимая своих детей. Кто-то оказался в прострации, отключившись от осознания реальности. Кто-то искал место, где бы сесть, чтобы переварить услышанное и садился прямо на пол.
Людям было не до расселения.
Сидя в своем кабинете, Александра Константиновна закрыла ладонями свое лицо. Прежде всего, она была просто женщиной. Теперь ей предстоит проявить недюжинную силу, чтобы уберечь людей, за которых отвечала, не допустить паники, не позволить им голодать а, главное, не дать потерять надежду. И ради этого ей пришлось сейчас лгать. Не обо всем, но о том, что подорвет веру и тем самым помешает возродиться цивилизации лучше помолчать.
Чепрыгин тоже обнаружил себя сидящим на полу. Он понимал, что жизнь никогда уже не будет прежней. Что теперь этот бункер может стать его пристанищем навсегда. А еще он подумал, что теперь его научные изыскания кажутся не только совершенно не нужными, но даже нелепыми.
Он посмотрел на Карину, сидящую рядом с ним, и ему захотелось прислониться к ней и замереть в ощущении единства, она сама обняла его:
– Папа, что же теперь будет? – спросила она, вытирая слезы.
Чепрыгин прижал ее плечо к себе:
– Не плачь, девочка, – сказал он. – Главное, мы вместе.
Если бы не сам повод, который их сблизил, это был бы самый счастливый момент в их жизни.
Глава 9
Сколько они уже сидели в этом убежище Чепрыгин не знал. Наверное, кто-то следил за временем, но только не он. Когда всех звали в столовую, он не шел, а продолжал лежать на своей кровати, отвернувшись к стене.
Карина попросила зайти к отцу военного врача, майора Рякина Николая Николаевича, но в это время многие обитатели убежища жестоко болели, и военврач только заскочил на минутку к Чепрыгину и ушел, признав его здоровым.
Население бункера спасало то, что были они народом молодым и здоровым. Большинство отделывались только головной болью и потерей аппетита. Но больше всех досталось Лене, жене прапорщика Данилюка. Она совсем не вставала с постели, доктор не отходил от нее, переживая, что ее хватит инсульт.
Был еще один человек, который тяжело переносил катаклизм, это был старшина сверхсрочник Войкович Анатолий Павлович. Он служил в продовольственном отделе в штабе дивизии, и уже готовился выйти на пенсию. Когда в законсервированную часть отправили команду, попросили его поехать помочь своим опытом наладить там жизнь. Он поехал и оказался абсолютно незаменимым. Теперь он был при смерти.
Тот, кто проходил мимо приоткрытых дверей комнаты Анатолия Павловича мог видеть неизменную капельницу, стоящую у его кровати. Говорили, что старшина давно не приходит в сознание.
Первое время Карина звала отца в столовую, но потом, перестала. Их поселили в одну комнату, как семью. Она носила ему еду, ставила тарелки на тумбочку, надеясь, что запах пищи пробудит в нем аппетит.
– Скушай что-нибудь, папа, – упрашивала она, – нам всем нужны силы.
– Зачем? – вдруг развернулся к ней Чепрыгин. – Какой толк от стареющей лабораторной крысы, которая ничего не умеет, кроме как исследовать лягушек? Я нахлебник! Из выдающегося ученого с множеством регалий я превратился в никчемность, дармоеда! Теперь все мои заслуги аннулированы. Я никому не нужен!
– Мне ты нужен! Это очень важно. А еще, подумай, хоть ты и атеист, если Бог оставил тебя в живых, значит, ты зачем-то нужен. Думаю, не только мне. Ты просто еще не знаешь, зачем.
Чепрыгин совсем забыл, что Лола была православной христианкой. Она никогда об этом не говорила, он узнал об этом случайно.
Он свесил ноги с кровати и посмотрел на Карину.
«Что-то в этом есть, – подумал он. – Надо разобраться».
– Нас в живых оставил не бог, а полковник Валуева, – возразил он. – Это она попросила меня ненадолго остаться. Поэтому, мы пока живы. Она уже тогда догадывалась, что может произойти.
– Вот, видишь, – сказала Карина. – Даже Валуева считает тебя нужным, а она знает тебя лучше, чем ты сам себя. Знаешь, как она беспокоилась о тебе!
На это Чепрыгин ничего не мог возразить. Он задумался. Спесь начала проходить.
На тумбочке возле кровати стояла железная миска с супом. Чепрыгин пододвинул ее к себе, понюхал и начал есть. Сначала медленно потом, открылся аппетит, и он начал быстрее орудовать ложкой.
Когда вечером он пошел на ужин, его встретили одобряющим гулом.
Навстречу ему шла Александра Константиновна:
– Как Вы себя чувствуете? Спросила она.
– Спасибо, хорошо, – кивнул Чепрыгин.
– Берегите себя, – сказала она и прошла дальше.
Сутулость Чепрыгина мгновенно прошла. Он как-то торжественно посмотрел на дочь и попытался распрямиться, насколько смог.
Буря не утихала, а переходила в ураган. Ураган становился тайфуном.
Почти все жители военного городка бездействовали, это немного успокаивало Чепрыгина. Но были и те, которые отсюда, из бункера, наблюдали за стихией. Измеряли давление, скорость ветра, температуру и многое другое, что было возможным в таких условиях. Все данные заносились в программы. Интернета, конечно, не было, но компьютеры работали автономно, обработать данные они могли.
– Переживаешь? – спросил участливо Данилюк.
Чепрыгин удивленно на него посмотрел.
– За своего мальца, – уточнил прапорщик.
Леонид Алексеевич нахохлился. В последнее время его что-то очень тревожило. Только он никак не мог вспомнить, что. О Ромке он приказал себе не думать, сделать он уже ничего не мог, а переживания мешают работе. Только какая сейчас работа? Но это была его привычка, в трудную минуту, прятать голову в песок, как страус. Только внутри него что-то очень больно ныло, с каждым днем все больше. Когда Данилюк напомнил ему о Ромке, боль стала такой сильной, что чуть не вылилась наружу с рыданием.
Он сдержанно кивнул. Хотелось курить. Чепрыгин по привычке сунул руку в карман, нащупал пачку сигарет, помял ее и оставил.
– Мне приятель сказал, что ветер начал, наконец, утихать. Уже не такой сильный, как был. Скоро можно будет выйти наружу, как думаете?
Чепрыгин пожал плечами:
– Не знаю.
– Как все успокоится, надо сходить, поискать мальца. А?
Леонид Алексеевич молчал. Он был совершенно уверен в том, что Ромки уже нет в живых. Найти его мертвое тело ему не хотелось. Это если повезет но, скорее всего, тела не будет. Ему нужно о нем забыть и о его дедушке, старом леснике. Так будет легче. Как когда-то он забыл о своей Лоле.
Но легче не становилось. Душа болела. В таких случаях он уходил с головой в работу, но ее не было. Чепрыгин не находил себе места. Это заметила Карина.
– Ты ничего не хочешь мне рассказать, – спросила она его осторожно.
Леонид Алексеевич мотнул головой:
– Нет.
Она все же нашла прапорщика Данилюка, Чепрыгин общался только с ним.
– Василий Федорович, – обратилась она к прапорщику. – Мне нужно поговорить с Вами.
– Сейчас, подожди минутку, – попросил Данилюк Карину. Он занимался выдачей продуктов поварам.
– Ну, вот, пойдем, поговорим, – повел ее прапорщик в столовую. Они сели в небольшой комнате, в которой стояли столы и стулья. Столовая была рассчитана на одновременный прием пищи двенадцати человек. Кушали в несколько заходов, некоторые брали еду на всю семью с собой.
– Леонид Алексеевич чем-то очень обеспокоен, – сказала Карина. – Я не знаю, в чем дело. Он мне не говорит. Я за него волнуюсь. Может, Вы что-то знаете?
– Знаю, – ответил Василий Федорович.
Он рассказал ей о старой избушке лесника, о Ромке и о его дедушке.
– Он обещал дедушке, что позаботится о парнишке. А теперь такое дело, может, их уже и в живых нет, – вздохнул Данилюк, – вот он и переживает.
Карина задумалась.
– Как Вы думаете, – спросила она прапорщика, – есть ли смысл их искать?
– Надежды почти нет. Но все же лучше знать наверняка, чем душой маяться, – ответил ей Василий Федорович.
– Я думаю, Вы правы. У меня к Вам просьба: поговорите с ним об этом. Я не могу, он мне ничего не рассказывает. А я хочу, чтобы он успокоился.
– Поговорю, – сказал, вставая Данилюк. – Я даже схожу с ним, ему никак нельзя идти одному.
– Спасибо.
Пришло время, когда природа перестала бесноваться.
Дверь открыли. Люди высыпали наружу и с удивлением смотрели по сторонам. За дверью, когда ее наглухо закрыли, оставалась слякотная осень, деревья еще не потеряли крону. А теперь перед ними предстала совершенно незнакомая местность, деревьев не было совсем. Ландшафт стал ровным, как стол, все было белым-бело.
Был полдень, но солнца видно не было. Возможно, оно спряталось за серыми тучами, которые заволокли все вокруг, от самой земли и до неба. Тогда еще никто не мог предположить, кроме командира, что солнца они больше не увидят никогда.
Но человек ко всему привыкает. Узники бункера начали выходить из добровольного заточения. Дети беззаботно играли, взрослые наслаждались свежим воздухом.
– Ну, когда пойдем? – спросил Данилюк Чепрыгина, не уточняя, куда, потому, что он и так все понял.
– Не знаю, – взвизгнул профессор и побежал к себе в комнату.
К прапорщику подошла Карина.
– Боится, что увидит Ромку мертвым, – объяснил Данилюк, оказавшись неплохим психологом.
Карина кивнула головой.
– Я все-таки соберу его в дорогу, – сказала она.
– Правильно. А я поговорю с командиром.
Когда вещи были собраны, день назначен, а полковник Валуева отправила, для усиления их небольшого отряда, сержанта Шматова, Чепрыгин сдался.
– В какую сторону идти? – спросил сержант. Он достал компас и удивленно посмотрел на него. Стрелка показывала неправильно. Север был не там, где раньше.
– Да брось ты его! – махнул рукой Василий Федорович.
– А обратно, как мы дорогу найдем? – Сержант покрутил компас, определился на местности. – Просто надо сориентироваться.
Профессор беспомощно вертел головой и не мог определиться, куда же идти. Компасом он никогда не пользовался, он и без него очень хорошо определял дорогу в лесу. Но леса не было! Была одна сплошная равнина, покрытая вывороченными деревьями и разным хламом, который принес ураган. Все это было изрядно припорошено снегом, и от этого уже различить, где лежала куча деревьев, а где разбитая машина, или крыша дома, который мог находиться в сотнях, а то и тысячах километров отсюда было совершенно невозможно.
– Понятно, – констатировал Данилюк. – Сначала давайте найдем КПП.
Это тоже было непростой задачей. Но, удивительно, в нескольких местах остался забор. Правда, он был покореженным и лежащим на земле, но по нему можно было определить некоторые границы военного гарнизона.
– Вот, здесь стояла будка КПП! – обрадовался Чепрыгин, увидев бетонный фундамент, на котором стояло раньше деревянное здание контрольно-пропускного пункта.
– Воинская часть была сзади, – начал поворачиваться на месте Леонид Алексеевич, – а лес, получается, впереди.
Все стали рядом с ним.
– Сможешь найти? – спросил прапорщик.
– Должен, – не очень уверенно сказал Чепрыгин и двинулся в путь.
Вместо леса встречались одиночные деревья, каким-то чудом умудрившиеся не упасть под натиском стихии. Они помогали Чепрыгину не сбиваться с пути. Иногда он останавливался, закрывал глаза и так стоял некоторое время, его спутники терпеливо ждали.
В прежнее время Чепрыгин с легкостью находил нужную тропку, знал, у какого дерева повернуть, мимо какого кустика пройти, но теперь все его метки, сохранившиеся в памяти, стерлись, вокруг лежала однообразная картина: ровная поверхность с множеством препятствий, замаскированных снегом.
Дорога показалась значительно длиннее, чем раньше. Все устали, но никто не просил о привале. Наконец, уже измотанные, путники вышли на поляну, где, по всем признакам, должна была стоять изба.
Избы не было, как и леса. Валялись бревна, которые не унес ураган. Остался дощатый пол.
Чепрыгин рванулся к месту избушки, подошел к крышке подпола, разгреб руками мусор и открыл ее. Он увидел полки заставленные банками. А на самом дне, завернутый в одеяло, лежал Михаил Романович. Чепрыгин отшатнулся.
– Отойдите, сказал ему Данилюк, – я посмотрю.
Он ловко спустился вниз и очень быстро вылез обратно.
– Он там один, сказал прапорщик, закрывая крышку подпола, словно крышку гроба.
Чепрыгин, наконец, сдался. Он сел на бревно, опустив голову.
– Ты подожди, Алексеич, – вдруг сказ Данилюк. – Рано расстраиваться. Может, ты знаешь какое-нибудь место, где парнишка мог бы спрятаться?
– Знаю! – почти крикнул Чепрыгин. – Точно! Мог!
Он вскочил и почти побежал к одному ему известному месту. Волнуюсь, он перепрыгивал через бревна и овраги. Если там никого не окажется, то искать больше будет негде. Несмотря на то, что Чепрыгин боялся, он не стал оттягивать момент истины и прятать голову в песок, он бежал впереди своих спутников, дрожа от нетерпения.