Заманивая к алтарю

Ну, конечно, мысленно возликовала я, у такого ухажера обязательно должна быть мамуля, которая пристально следит за своим великовозрастным сыночком, регулярно меняет ему слюнявчики и возмущенно квохтает, когда кто-нибудь вздумает обидеть ее чадо.

– Мама очень любит меня, – подтверждая мои умозаключения, продолжал свой рассказ жених. – Уже добрый десяток лет она постоянно твердит мне о детях, соответственно, ее внуках. Говорит, что больше всего на свете желает нянчить малышей.

– Так в чем же дело? – искренне удивилась Людка. – Женитесь и порадуйте, наконец, свою маму.

– К сожалению, все не так просто, как кажется на первый взгляд, – как-то особенно тяжело и грустно вздохнул наш собеседник, будто потерявший всякую надежду на лучшее.

– А что тут сложного? – непонимающе округлила глаза Людка. – Свободных девушек сейчас хоть пруд пруди. Если мужик здоровый, в меру курит и пьет, то стоит ему только свистнуть, как сразу целая стая холостячек слетится.

– Дело не в этом, – обречено повторил мужик и поднял на нас свои большие, грустные глаза. – Дело в том, что моя мама уже полгода считает, будто я женат.

– Вы ее обманули, – догадалась я и для пущей убедительности ткнула в него пальцем.

– Я был вынужден это сделать, – кивнул он в ответ, и мне показалось, что в его глазах сверкнули бусинки скупых слез. – Мама серьезно заболела, несколько месяцев провела в больнице, и мне, чтобы поддержать ее и порадовать, пришлось соврать, что я нашел достойную женщину и женился на ней.

– Что ж, занятная история, как раз в духе желтой прессы, – задумчиво, нараспев заключила Людка. – Только я не понимаю, что вы от нас-то хотите? Объявление дать по радио, о знакомстве? Тогда вам лучше обратиться в газету.

Мужик снова замялся. Его взгляд затравленно заметался по нашим с Людкой лицам, затем перескочил на стены, прыгнул на потолок и соскользнул на пол, а кавалер все никак не мог связать несколько слов в простейшую фразу.

– Понимаете… страх того… любовь… – невнятно бормотал он, нервно продолжая пальцами неистовую игру в узелки. – Если она узнает… помощь… мне нужна ваша помощь…

– С удовольствием помогу, если вы, наконец, скажете, что для этого надо сделать, – я уже настолько искренне переживала за его нелегкую судьбу, что и в самом деле готова была ему помочь.

Мужик вздрогнул, выпрямился на стуле, продемонстрировав на удивление горделивую осанку, и даже успокоил свои руки, пальцы которых то непостижимым образом завязывались в узлы, то столь же непостижимо развязывались обратно. Он впился в меня взглядом пойнтера, умоляющего хозяина взять его с собой на охоту.

– Я вам помогу, – повторила я. – Только скажите – как?

– Вы – Маша Юрик? – торжественно вопросил он, нелепо вылупив глаза, а затем каким-то поистине загробным голосом произнес. – Маша Юрик, будьте моей женой.

Сказать, что я была поражена, значит – ничего не сказать. Слова застряли в моем горле. Я изо всех сил старалась выдавить из себя в ответ хоть что-нибудь, но в голове было пусто, словно мысли никогда ее не посещали. В горле моем словно ком застрял, а из моего рта вырывалось нечто, напоминающее шипение паровоза. Должно быть с Людкой происходило то же самое, поскольку с ее стороны доносилось сдавленное бульканье.

– Простите, – едва слышно просипела я, когда ко мне постепенно начал возвращаться дар речи. – Не поняла.

– Не волнуйтесь, – расцвел в улыбке мужик. – Все будет не по-настоящему. Понимаете, мама тяжело больна. Она практически не поднимается с постели. Врачи оказались бессильны перед ее болезнью и готовят нас к худшему. Говорят: максимум, что ей осталось – месяц.

– Не вижу связи, – хмуро буркнула я.

Мужик весь подобрался, приосанился, готовясь к длительным и, видимо, непростым объяснениям.

– Видите ли, на прошлой неделе мы с братом забрали маму из больницы, – пояснил он. – Она хочет умереть дома, в окружении родных. Такова ее воля. Мы не стали спорить и создали для нее все условия, выполняем каждый ее каприз. Мой брат – бизнесмен, очень богатый человек. Раньше мы с ним не ладили и долгое время не общались, но несчастье, болезнь мамы, снова объединило нас. Без помощи брата я бы не смог ничего для нее сделать.

– И все же это еще не повод для того, чтобы я вышла за вас замуж, – хмуро напомнила я ему.

– Да, конечно, не повод, – смущенно улыбнулся мужик. – Не знаю, как вам сказать… Словом, мама уже знает, что мы с вами женаты.

– Что?!!! – неведомая сила приподняла меня со стула и плавно опустила обратно.

Я чувствовала, как внутри меня клокочет пылающее варево, смешанное из гнева, раздражения и озлобленности к этому представителю полумужского пола. «Муженек» испуганно следил за моими действиями. Он повернулся вполоборота ко мне и одной рукой судорожно схватился за спинку стула, точно собирался бежать при малейших признаках опасности. Его лицо отражало отчаянную решимость бороться за свое счастье до конца, чего бы ему это не стоило. Думаю, в его глазах я сейчас являла собой живое воплощение сатаны в юбке.

– Маме я сказал об этом полгода назад, – затараторил мужик, поневоле переходя на четвертую скорость. – Мне пришлось выдумать себе виртуальную жену. У мамы был кризис, и только хорошее известие, по уверениям врачей, могло вернуть ее к жизни. Тогда я и решился на маленькую ложь. У меня не было на примете подходящих кандидатур, и я решил выбрать вас. Мне очень понравился ваш голос по радио. Извините, но вынужден сделать признание: я давно влюблен в вас, хотя мы никогда и не встречались. Ваш голос настолько очаровал меня, что я погрузился в сладкие грезы, мысленно рисовал ваши портреты, дарил вам цветы, приглашал в кино и рестораны, осыпал драгоценностями…

– Ну, хватит, хватит с меня портретов, кино и ресторанов, а особенно – драгоценностей, – раздраженно бросила я, искоса поглядывая на подругу. Мужик явно переигрывал, и был либо сумасшедшим, либо хитрецом, замыслившим нечто коварное.

Людка вела себя более сдержанно. Она сидела с непроницаемым лицом, прямо и неподвижно, задумчиво глядя перед собой, и чем-то в этот момент напоминала индейского вождя из бессмертных произведений Фенимора Купера. Ярко-синие, тщательно наведенные карандашом, стрелы, которые расходились в стороны от уголков ее глаз (фирменный макияж, изобретенный ею лично, как хвасталась она), лишь добавляли сходства. Пожалуй, для полноты впечатления не хватало только перьев и трубки мира. Или топора войны…

– Перед смертью мама мечтает взглянуть на свою невестку и благословить наш союз, – уныло продолжал мужик, но мне показалось, что в какой-то момент в его глазах вспыхнули дьявольские огоньки. – Я, как мог, оттягивал этот момент. Выдумывал разные причины, пускался на всевозможные хитрости, чтобы избежать встречи. Но больше тянуть нельзя. Брат заподозрил неладное, и если он узнает правду, это окончательно поставит крест на наших с ним отношениях, а маму досрочно вгонит в гроб.

Тут мне стало так жалко незнакомую маму, что я явственно ощутила острый укол совести. Ну как, как во мне вообще могли родиться какие-то подозрения? Сидевший напротив меня человек с несчастным лицом и тщедушным телосложением не мог представлять никакой опасности. Зато сколько ему довелось пережить, сколько горя выпало на его долю, сколько эмоциональных срывов и стрессов он пережил и не сломался, а продолжает бороться со злодейкой-судьбой наперекор всему. Он достоин восхищения. Я чуть не всплакнула от избытка чувств и вновь была готова на что угодно, только бы не вогнать в гроб чужую родительницу.

– Я лишь прошу вас о небольшом одолжении, – умоляюще буравя меня взглядом, канючил мужик. – Станьте на несколько дней моей женой. Только на словах, никаких официальных документов, никакой регистрации в ЗАГСе. Мы вместе съездим к моей маме, вы с ней познакомитесь, поговорите, а на следующий день уедете обратно. Больше я вас никогда не потревожу, честное слово. Вряд ли мама доживет до начала августа.

Мужик всхлипнул, и вдруг свалился со стула. Сначала я подумала, что с ним случился сердечный приступ, и сама, испугавшись, почувствовала, как сжалось мое сердце. Но мужик и не думал умирать. Он встал на колени, подполз ко мне и молитвенно сложил на груди руки.

– Молю вас о помощи, – взвыл он так истошно, что я перепугалась за его душевное состояние, а также за стаканы и стекла в окне, как бы они не полопались.

– Немедленно встаньте, что это еще за фокусы, – растерялась я, и, вскочив со стула, помогла ему подняться с колен. Людка самозабвенно следила за нами обоими, явно получая удовольствие от невиданного зрелища.

Пока я, словно ребенку, отряхивала брюки мужика, он шмыгал носом, всхлипывал и продолжал молить.

– Успокойтесь, прошу вас, – дрожащим от волнения и растерянности голосом, твердила я, с трудом преодолевая желание погладить его по голове. – Мне действительно вас жаль… вашу маму… в смысле, я не ругаюсь, то мне вашу маму тоже жаль… но я не могу. У меня работа, дочь…

– Я все компенсирую, – мигом оживился мужик, пылко схватив меня за руку. – У меня на сберкнижке накопились кое-какие сбережения. Если не хватит, одолжу денег у брата. Я вам обязательно заплачу, считайте, что это ваша работа. Точнее, подработка.

Я аккуратно высвободила свою руку из его руки, уселась на свой стул и вновь переглянулась с подругой. Та неопределенно пожала плечами, мол, все равно тебе самой решать. Но по ее физиономии было видно, что она не верит ни единому слову нашего посетителя. Мою душу тоже терзали сомнения, но то ли меня действительно тронула история неизвестной умирающей мамы, то ли просто захотелось приключений – словом, я не выдержала и временно уступила натиску кавалера.

– Допустим, я соглашусь, но как вы докажете родным, что я – это я, то есть ваша жена?

– О, за это не волнуйтесь, – мужичок заметно ожил, порозовел и даже как будто засветился изнутри. Он уселся на стул и придвинулся вместе с ним ко мне поближе. От его робости не осталось и следа. – Мама находится в доме моего брата. Брат сейчас живет один, его семья отдыхает во Франции. Сам он человек занятой, и дома появляется редко. Зато я практически не выхожу оттуда.

«Враки!, – недружелюбно подумала я – А кто уже две недели без устали следит за мной?»

– Уважаемая Маша, – поспешно добавил жених, бросив взгляд на наручные часы, довольно простенькие, как я успела заметить. – Увы, но мне пора, через десять минут отходит мой автобус. Мне нельзя опаздывать. Мама может умереть в любой момент. Но мы так и не успели ни о чем договориться. Если вы позволите… если вы не будете против… я бы хотел…

Он мялся, краснел и бледнел, как школьник, впервые приглашающий рано созревшую одноклассницу на свидание.

– Чего бы вы хотели?

– Позвольте пригласить вас… в ресторан, – собравшись с духом, выдохнул он и снова уставился на меня умоляющим, полным безнадежной решимости, взглядом.

– Вы назначаете мне свидание?

– Если вам угодно это так называть, то да, я приглашаю вас на свидание, официально, – он склонил голову в знак согласия, не сводя с меня настойчивого взгляда: это было просто невыносимо! – Итак, сегодня в восемь вечера вас устроит? Отлично, я буду ждать вас у подъезда!

– Но почему сегодня? – опомнилась я. – Давайте хотя бы завтра, мне же надо подумать! Или, еще лучше, в выходные, как это делают все нормальные люди.

Но мой кавалер, видимо, не причислял себя к нормальным людям. Он продолжал настаивать на своем.

– Мама может умереть, помните? Поэтому отказ не принимается. В восемь я жду вас у подъезда.

С этими словами он поднялся, любезно поцеловал мою руку, затем проделал то же самое с людкиной конечностью и гордо удалился. Нам оставалось только удивляться, насколько разным мог быть этот человек. Пришел робкий, как первоклассник, а уходил с величественно поднятой головой, как рыцарь, утомленный спасениями принцесс, заточенных в средневековых башнях.

Как только за женихом затворилась дверь, мы с Людкой переглянулись и как по команде грохнули от смеха. Мы так самозабвенно хохотали, что даже стекла в окне затряслись, аккомпанируя нам негромким дребезжанием. Людка досмеялась до слез и, сама того не замечая, размазала их кулаком по лицу, отчего ее великолепные синие стрелы превратились в не менее впечатляющие синие разводы. Какой-то поздний посетитель, рванув дверь без стука, замер на пороге, с невыразимым ужасом уставившись на мою подругу. Людке это показалось забавным, и она разразилась новым приступом смеха, тыча от восторга в посетителя пальцем.

– Извините, – затравленно пролепетал посетитель и убрался восвояси.

Прошло не менее десяти минут, прежде чем нам удалось привести себя в порядок. Ради своего же блага мы закрылись изнутри, чтобы больше никого не пугать и не портить демографическую ситуацию в стране, стали наводить красоту. Людка застыла у настенного зеркала с карандашом в одной руке и кусочком ваты в другой. Она пыталась придать своим стрелам прежний, воинственный вид, который был необходим ей для работы с трудными подростками и их горе-родителями. Я ограничилась зеркальцем из косметички и пудрой с помадой.

– Как впечатление? – не отрываясь от дела, поинтересовалась Людка.

– Чудак какой-то или шизофреник.

– Ты не права, подруга, – сказала Людки и укоризненно поцокала языком. – Если бы мне кто-нибудь предложил сходить в ресторан, я бы не отказалась.

– Ну, он много чего еще обещал, – резонно возразила я. – Но, как мне показалось, выглядел не настолько кредитоспособным, чтобы осыпать меня портретами, дарить рестораны и рисовать драгоценности. Тьфу, что я говорю, все наоборот, ну, ты меня поняла.

– Поняла, поняла, – хитренько протянула Людка, на секунду отвлекшись от своего занятия. – Пойдешь?

– Не знаю, – честно ответила я, так как сама еще была ни в чем не уверена. Гораздо больше в данный момент меня интересовало, достаточно ли я подкрасила губы или следует еще немного потрудиться. – Странный он какой-то, тебе так не показалось? Но с другой стороны, что я теряю? Мужик без ума от меня, где еще такого встретишь? К тому же, в этом ты права, в ресторан пригласил. Последний раз со мной такое случалось за миллион лет до нашей эры. Муженек точно ни разу в ресторан не сводил. Если, конечно, не считать рестораном столовую метизного завода, да и то туда мы ходили во время обеденного перерыва.

– А я ему почему-то не верю, – убежденно заявила Людка, своим заявлением вызвав и у меня приступ новых сомнений. Общаясь с подругой долгие годы, я привыкла доверять ее интуиции. Людка была настоящим ходячим детектором лжи, и мало кому удавалось обвести ее вокруг пальца. – Крутит он как-то, юлит. Про маму наговорил. Думаю, мама здесь не причем. Просто он действительно в тебя втюрился, но не знает, как к тебе подкатить. Вот и не нашел ничего лучше, чем выдумать душещипательную историю в надежде на то, что ты на нее клюнешь, как женщина.

– Жаль, что я давно уже не женщина, – вздохнула я. – Представляешь, недавно перед планеркой глава начал рассказывать какой-то пошлый анекдот. И внимания не обратил, что я сижу в зале. Так и сказал: «расскажу, пока женщин нет». А я в это время сидела за столом прямо рядом с ним. И ничего, даже внимания не обратил. Но только стоило войти секретарше, как он сразу заткнулся.

– А, так ты не дослушала тот анекдот? Жаль, я бы посмеялась. Короче, – Людка повернулась ко мне и, подражая строгой училке, ткнула в мою сторону карандашом, словно указкой. – Ты идешь на свидание или нет?

– Пожалуй, рискну, – ответила я после непродолжительных раздумий. – Вряд ли он станет приставать ко мне, зато поем и попью за чужой счет и потанцую в свое удовольствие.

– И то верно, – согласилась со мной подруга. – Но кое-что ты все-таки забыла.

– Что же?

– Скажи-ка мне, как его зовут?

Только тут я сообразила, что собралась замуж, пусть и фиктивно, за человека, имени которого не знала и в помине.

К любви я всегда относилась с трепетом. Это ни с чем не сравнимое чувство приходило ко мне раз двадцать в жизни. Впервые это случилось в детском саду. Воспитательница долго ругала меня за то, что я оттаскала за косы соперницу и полила ее стульчик обильным слоем клея. Но малолетний хахаль так и не оценил мои старания. Схожие проблемы поджидали меня и в школе. Соперниц на пути к счастью всегда хватало, расправлялась я с ними нещадно, и вскоре от меня стали шарахаться представители обоих полов.

И все же любовные переживания не обходили меня стороной. И всегда казалось, что наконец-то пришло то самое оно – единственное и неповторимое. Вот он, принц на белом коне, думалось мне. А через месяц-другой пелена спадала с моих глаз. Волшебный принц внезапно превращался в обыкновенного грубияна, напрочь забывшего все нежные и ласковые слова и невозмутимо протягивающего мне пакет с мусором или грязное белье.

Когда я вышла замуж, стирка мужниных носков автоматически попала в число моих обязанностей. Список домшни обязанностей, который негласно составил для меня муж, был огромен и ужасен. Никогда прежде я не готовила для других, не стирала и не мыла полы. Воспитана была так. Всю работу по дому мама брала на себя, не позволяя никому из домашних заниматься хозяйственными хлопотами.

Брак довольно быстро перерос в гражданскую войну. Противостояние с мужем продолжалась почти пятнадцать лет, то есть со времен первой брачной ночи. Собственно говоря, первая брачная ночь и стала для меня первым кошмаром, когда я сначала тщетно доказывала перепившему муженьку, что не целовалась у всех на глазах с гармонистом (хотя бы потому, что тот, упившись, большую часть свадьбы провалялся под столом, а его обязанности достойно исполнял старенький магнитофон), а затем отпаивала его крепким чаем, поскольку супругу стало невыносимо плохо.

С тех пор мы органически не переваривали друг друга. Поначалу никто не придавал этому большого значения, считая, что семейная жизнь такой и должна быть. И мы, и окружающие списывали постоянные скандалы на молодость, недостаток опыта семейной жизни и взаимострастную любовь. На самом деле никакой любви и в помине не было. Годы спустя мы единодушно пришли к выводу, что не подходим друг другу. Алексей подличал за моей спиной и уверял знакомых, что женился на мне, дабы оградить мир от происков такого исчадия ада, как я. Так сказать, сдерживал меня, чтобы я не натворила миру бед побольше. «Пусть лучше я умру, зато другие мужики не пострадают!», – не раз высокопарно заявлял он, неизменно заливая свои слова стопочкой водки.

Оскорбления в таком же духе сыпались на меня все чаще, изо дня в день. Без ответа их не оставляла. Супруг нравился мне все меньше, и вскоре стал вызывать примерно те же чувства, какие вызывает снег у эфиопа: сначала удивительно и радостно, затем – холодно и противно. Лесик отвечал мне взаимностью. Наверняка мы развелись бы и раньше, если б не дочурка. Мне не хотелось, чтобы Даша росла без отца. Но наступил момент, когда и это пожелание было благополучно забыто.

О любви я больше не мечтала. Мужики в нашем возрасте уже не те. Максимум на что их хватает – так это легкий флирт. Дальше разговоров дело не заходит. К тому же все окружающие мужики – давние знакомые. И ко мне, и к такой же разведенке Людке они относятся скорее как к привычному предмету интерьера, чем как к не потерявшим привлекательность женщинам. Обидно, но на обиженных, как известно, воду возят. Вот почему приглашение в ресторан, пусть и от невзрачного мужчинки, стало для меня лучиком света, подарившим робкую надежду на то, что не все еще потеряно, и жизнь еще не прожита…

По настоянию Людки, несмотря на то, что за окном, да и внутри кабинета, был всего-навсего вторник, я убежала с работы раньше положенного.

– Ты на задании, – инструктировала она меня перед тем, как отправить домой. – Я так всем и буду говорить. А сама срочно дуй домой, надень что-нибудь приличное. Дашке скажи, чтобы помогла собраться.

Людка как в воду глядела: Дашка оказалась дома. Она собиралась на ночную смену. Дочурка работала на швейной фабрике, хотя портнихой была никудышной. Но что делать, если другой работы с более-менее приличным заработком для молодой девушки в городе просто не было.

В преддверии бессонной ночи Дашка развлекалась. Из-за закрытой двери ее комнаты доносились приглушенные звуки музыки и голоса.

– Доча, я дома, – крикнула я, хотя с тем же успехом могла бы попытаться разбудить мумию фараона.

Разоблачившись и переодевшись, я с удовольствием приняла прохладный душ, который оказался как нельзя более кстати после удушающей уличной топки; затем перекусила, соорудив на скорую руку несколько бутербродов с колбасой и сыром и запив все это ароматным зеленым чаем. Только после этого я могла предаться размышлениям о предстоящем вечере.

Идея выдать себя за жену абсолютно чужого и незнакомого человека казалась мне абсурдной. Только полная сумасбродка могла отважиться на такое. Предположим, я соглашусь и приеду в чужой дом. Естественно, впаду в замешательство, но оно будет объяснимо, ибо по легенде раньше я никогда у шурина не бывала. Но все остальное сопряжено с очевидным риском. Играть роль супругов не так легко, как кажется на первый взгляд. Ведь сколько в семейных отношениях существует нюансов, мелких и вроде бы незначительных деталей, которые, однако, сразу бросаются в глаза постороннему человеку. Не так посмотришь, не то скажешь, не так себя поведешь – и все, пиши пропало. Да и сама аура взаимоотношений между мужем и женой абсолютно иная, нежели у обычной пары влюбленных. Тут, помимо любви, присутствует еще кое-что важное. И имя ему – быт.

Утренний посетитель производил впечатление параноика, но говорил грамотно и умело составлял фразы. В наши дни это большая редкость. Значит, далеко неглупый он человек. Может, специально дурнем притворяется? Зачем, чтобы произвести на меня впечатление?

Мучимая весьма противоречивыми размышлениями, я с головой погрузилась в недра шифоньера, содержимое которого ввергло меня в еще большее уныние. Я так давно не ходила с кавалерами в ресторан, что забыла, как это делается, и что надевают в подобных ситуациях дамы. Обычно, посещение ресторана было так или иначе связано с работой. То на семинар какой-нибудь пригласят, а он потом заканчивается оголтелой пирушкой в увеселительном заведении, то кто-нибудь из коллег юбилей отмечает…

В последние время все мое внимание было сосредоточено на обновлении гардероба дочери. О собственном гардеробе я почти не заботилась. Покупала, в основном, удобные вещи, нужные в быту и на работе, а не то, что могло бы произвести впечатление на окружающих. Приобретала блузки, брюки и пуловеры. Но в этом в ресторан не пойдешь, даже в Снежске.

Я с ожесточением рылась в шифоньере и отыскала несколько когда-то модных костюмов. Подумав, отложила их в сторону, полагая, что неприлично даме, которой делают, пусть и понарошку, предложение руки и сердца, принимать его в брючном костюме десятилетней давности. К тому же у меня возникли опасения, что я не влезу ни в один из них. Проверкой заниматься не стала, дабы окончательно не испортить себе настроение.

К вечерним платьям я боялась прикасаться, как к огню. Все они приобретались в ту далекую и незабвенную пору, когда постоянные ссоры с мужем поддерживали мой организм в отличной спортивной форме. Это после развода я дала слабину и немного погрузнела. Кроме того, настолько отвыкла от светских раутов, что совершенно забыла, как следует носить эти самые великосветские платья.

Наряды вылетали из шифоньера один за другим. Я придирчиво осматривала их со всех сторон и безжалостно швыряла за спину. Вскоре позади меня на полу выросла солидная куча тряпья, хоть секонд-хэнд открывай. Я готова была руки на себя наложить. Время неумолимо приближалось к восьми вечера, а у меня еще не было наряда, не говоря уже о прическе!

– Чем это ты тут занимаешься?

Я не слышала, как ко мне в комнату вошла дочь, и ее вопрос прозвучал сродни выстрелу. Должно быть, Дашкины гости разошлись по домам, а я, поглощенная своими заботами, этого не заметила. Интересно, как им удалось так тихо проскочить мимо меня? Обычно компания молодежи вываливается шумной галдящей гурьбой, и даже Людка за стенкой слышит, что мои гости расходятся. Дашка, не сводя с меня изумленного взгляда, спокойно собрала с пола разбросанное тряпье и водрузила его на кровать.

– Никак мы и правда кавалера нашли! – в ее глазах так и плясали, так и прыгали неугомонные озорные чертики. – И кто же он, если не секрет? Подпольный миллионер? Бандит? А может, известный спортсмен?

– Ну откуда, скажи на милость, в нашем захолустье может объявиться спортсмен? – не выдержала я. – Или миллионер! Он обыкновенный человек. Господи, я даже не знаю, чем он занимается!

– Значит, все-таки бандит, – довольно ухмыльнулась Дашка.

– Он меня в ресторан пригласил, – пожаловалась я дочери.

– И ты не знаешь, что надеть, – блеснула догадливостью моя дочь. – Это верный признак того, что ты к нему неравнодушна.