Вор звездной пыли
Он смог вспомнить вспыхнувшее узнавание при виде ее лица в темноте. Лули аль-Назари и Лейла, девушка с базара, оказались одним и тем же человеком.
Карима покачала головой.
– Говорят, что султан собирается говорить с ней за гхадой. Не беспокойся, сейиди, я сейчас же сообщу о твоем выздоровлении.
– Нет.
Полночный Купец спасла ему жизнь (дважды!), и теперь султан намерен отправить ее на смерть? Он этого не допустит. Встать было мучительно трудно, однако он заставил себя подняться на ноги. Лоб покрылся потом, он задыхался, но это было приемлемой платой за подвижность.
Медленно и тяжело он прошел к своему гардеробу.
– Сейиди! – Карима взяла его за плечо, помогая сохранять равновесие. – Я не понимаю. Зачем тебе сейчас видеть Полночного Купца? Ты еле стоишь! Если султан узнает, что я позволила тебе выйти из твоих покоев…
– Скажешь, что я пронесся мимо тебя, словно упрямый верблюд.
– Но твои раны…
– Уже зажили. Мне даже швы не понадобились!
При смехе по его груди пробежала боль, и ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы справиться с собой. Карима прикусила губу. Однако, поколебавшись несколько мгновений, служанка принялась ему помогать. Благодаря ей он сумел натянуть тунику и аккуратно закрепить на голове материнский платок, а когда его вид стал приемлемым, она прошла с ним до дверей и стоявших за ними стражников. Когда те начали возражать против ухода Мазена, тот постарался встать как можно прямее, несмотря на мучительную боль, и сказал:
– Я пойду к моему отцу, даже если мне придется ползти до его дивана!
Стражники уступили, но настояли на том, чтобы помочь ему пройти по лестнице и коридорам. Где бы Мазен ни появлялся, слуги смотрели на него с изумлением и сбивчиво приветствовали. Никогда еще коридоры не казались ему такими длинными, а солнце – таким ярким. Но наконец они добрались до дверей дивана. Охранявшие их снаружи стражники настороженно уставились на него.
– Сейиди, – сказал один из них. – Диван изменился. Пожалуйста, идите осторожно.
Мазен не понял его, пока не оказался внутри. Он чуть не разучился дышать, увидев перед собой изобилие зелени: мятно-зеленые листья, изумрудные дорожки травы, салатовые лучи света, пробивающиеся сквозь листву. Мазен изумленно взирал на все это, пробираясь через полные жизни кустарники. В окружении жужжащих насекомых и веселого щебета птиц он совершенно не мог думать об этом месте как о диване. Однако потом он заметил плитки пола, покрытые травой, и мозаичные стены, прячущиеся за лозами и деревьями.
Если у него и были сомнения относительно того, что случилось прошлой ночью, то сейчас они полностью исчезли. Вот доказательство того, что в этой зале умерла джинна.
Он медленно пробрался через диван, осторожно перешагивая через корни и кустики. Постепенно лес поредел, и он смог различить людей, сидящих на ковре. Там оказался его отец в непривычно простом бежевом джеллаби и гутре, а рядом с ним – Омар в похожем одеянии и с кинжалами на поясе. Хаким сидел по другую руку от султана и был одет почти полностью в белое – цвет молитвы. А спиной к нему в темно-синих накидках, припорошенных белым, оказалась Полночный Купец.
Отец заметил его первым. Он замолчал на полуфразе, заметно побледнев при виде него.
– Мазен?
Остальные повернулись посмотреть на него – не менее потрясенно. Хаким вскочил первым. Он бросился к Мазену и осторожно прикоснулся к его плечу.
– Ахи, как ты? – Он повел Мазена к сидящим. – Тебе не следовало вставать! Ты…
Хаким замолчал и судорожно сглотнул.
– Чуть не умер? – смех у Мазена получился больше похожим на хрип. – Я и чувствую себя почти умертвием.
– Мазен! – голос султана был мягким. – Что ты здесь делаешь?
– Ты же меня знаешь, йюба. Никогда не умел сидеть и ничего не делать. Как я мог оставаться в своей душной комнате, когда вы все так мило беседуете в этом прекрасном лесу?
Он улыбнулся и попытался поклониться, однако от этого движения все его конечности прострелило болью, так что ему едва удалось не упасть.
– Ради всех богов, сядь! Не кланяйся мне, когда ты ранен, дитя.
Голос отца был напряженным, полным эмоций, которые Мазена изумили. В последний раз его отец так открыто проявлял свои чувства сразу после гибели матери Мазена.
Медленно и неловко Мазен опустился на землю, скрестив ноги.
– Как ты себя чувствуешь? – Седые брови отца хмуро сдвинулись. – Ты еще не успел оправиться. Тебе не следовало быть здесь.
– Я достаточно здоров, чтобы сидеть и слушать ваш разговор. И потом, – тут он повернулся к Полночному Купцу, чье лицо оставалось непроницаемым. Хотя она закрыла его большую часть платком, он узнал ее глаза: они были похожи на притушенный огонь. – Мне нужно было лично поблагодарить тебя, Полночный Купец.
Она чуть наклонила голову. Возможно, принимая его слова.
– Я просто сделала то, что сделал бы любой здоровый житель Мадинны. – Она помолчала, чуть прищурившись. Сначала он подумал, что она узнала его по базару и может упомянуть об их катастрофической первой встрече. От страха у него сжалось сердце, но она сказала только: – Я рада твоему чудесному исцелению.
– Поистине чудесному. – Голос Омара был мягким, но смертельно опасным. Взглянув на брата, Мазен почувствовал необъяснимый страх. Однако Омар смотрел не на него: он смотрел на Полночного Купца. – Но я уверен, что ты уже видела силу крови джиннов, аль-Назари. Ведь ты продала Расулу аль-Джашину фиал с ней, так?
Мазен невольно прижал ладонь к своей ране. Он ощутил жуткую тяжесть в груди при мысли о том, что для заживления его тела использовали кровь теневой джинны.
Полночный Купец фыркнула:
– Расул! Так это он «крыса»?
Султан холодно улыбнулся.
– Даже купца, поклявшегося хранить тайну, можно купить, если предложить достаточно золота. – Он подался вперед, сложив на коленях руки лодочкой. – Так скажи мне, Лули аль-Назари, какова твоя цена?
Мазен резко вдохнул. Даже Омар приподнял бровь от изумления. Щедрость султана не распространилась ни на кого из уже отправленных им за реликвией. Однако все они ушли по своей воле. Ради славы или из страха – Мазен не был уверен в их мотивах.
– Я не продаюсь, – холодно ответила купец.
Мазен поразился ее смелости, а султан остался спокоен.
– Жаль. Я надеялся купить твои услуги.
– А свои торговые переговоры ты всегда начинаешь с угрозы сжечь базар?
Омар громко кашлянул за ладонью, чтобы замаскировать смех. Мазен его веселья не разделял. Он посмотрел на отца, лицо которого стало еще более каменным.
– Да, если имею дело с преступником. – Он чуть поднял подбородок, так что у Мазена создалось впечатление, будто султан, хоть и сидит близко, смотрит на купца сверху вниз. – Иногда бывает необходимо внушить таким людям здоровую порцию страха. Напомнить им, что разрушить их жизнь очень просто.
Наступило холодное молчание. Мазен не замечал, что не дышит, пока купец со вздохом не нарушила тишину.
– Ты хочешь, чтобы я искала реликвию, – сказала она.
– Ты слышала о моей попытке. – Он выгнул бровь. – И что скажешь? Я видел твой мешок с реликвиями и знаю, что у тебя есть какой-то способ их обнаруживать. Большинство путешественников почитают за удачу, если им удается наткнуться на одну реликвию за всю свою жизнь, а ты продаешь их, словно плоды кунжута. Если кто-то и способен отыскать нужную мне, то это ты.
Полночный Купец не ответила, только молча взирала на султана, словно оценивая его. Хотя Лейла держалась столь же гордо, в ней чувствовалась беззаботность. Женщина, которая сейчас сидела перед ним, была словно изваяна из камня.
Наконец она заговорила:
– Вопрос не в том, что я получу от этого предприятия, а в том, что потеряю, если не соглашусь.
Султан улыбнулся. Эта кривая улыбка так напомнила Мазену Омара, что у него сердце сжалось.
– Умная женщина. Ты – жительница Мадинны и будешь исполнять мои приказы или же открыто пойдешь против меня. И тебе известно, что бывает с теми, кто идет против меня.
Атмосфера в диване накалилась.
Султан всегда был склонен к насилию. Он смягчился после женитьбы на матери Мазена, однако все равно оставался тем, кто начал охоту на джиннов после ее смерти, а до ее появления убил дюжину жен не моргнув и глазом. До того как он возложил эту ответственность на Омара, он сам был первым смертоносным Королем «Сорока воров» и вел своих спутников на охоту за джиннами. Да, его отец хорошо владел искусством наказаний.
Мазен никогда не смог бы, да и не стал бы, отрицать этот факт, хотя и старался о нем не вспоминать.
Самым мягким наказанием у султана было лишение всех титулов и изгнание в пустыню. В худшем случае он мстил – и тогда бежать было невозможно. У него были свои люди по всей пустыне: прятаться было негде.
Султан развел руками.
– Однако я щедр и желаю тебе заплатить. Назови цену. Любую цену. Я осыплю тебя немыслимыми богатствами, аль-Назари.
– Йюба, – тихо позвал Мазен. При взгляде на него суровое лицо султана смягчилось. Мазен откашлялся и сказал: – А что, если эту реликвию найти невозможно?
Султан фыркнул:
– «Невозможно» – отговорка неудачников. Нет, эта реликвия существует, и я ее найду. – Он посмотрел на Лули. – Ты ее найдешь.
– И? – Она сжала руки, лежащие на коленях. – Что это за невозможная реликвия, которую меня заставляют найти?
По приказу султана Хаким достал карту – ту самую, которую он показывал Расулу, – и передал султану. Его отец взял ее, развернул, нашел Западное Песчаное море и ткнул пальцем в потонувший город джиннов, Дахаб. Купец шумно вздохнула.
– Давным-давно первый султан закопал древнюю реликвию в Западном Песчаном море. Это самая сильная реликвия в мире, потому что в ней заключен живой джинн, обязанный повиноваться тому, кто ее найдет. В нашей семье передается предание – история, рассказывающая о том, как эта реликвия была создана и где ее закопали. Это тайна монаршей семьи, но я поделюсь ею с тобой в надежде, что ты убедишься в истине.
Его отец уже много раз рассказывал эту историю, но никогда не делал это так, как мать Мазена. Она была сказительницей. Мазен тоже был сказителем, и ему всегда тревожно было слушать, как отец передает свою версию почти без подробностей.
– Йюба, – тихо попросил он, – пожалуйста, позволь мне ее рассказать.
Его отец замер. Полночный Купец подняла брови. Мазен поежился под их взглядами.
– Главное – детали, а все детали я знаю.
У него в голове начал складываться план. Если ему нельзя открыто противиться, то, возможно, он сможет убедить отца так, как когда-то это делала его мать.
Султан согласился, но при условии, что сначала Мазен восстановит силы едой и питьем. Съев немного орехов и выпив стакан воды, Мазен сел прямо, сжал руки и заговорил на фоне шелеста листвы и щебета птиц:
– Отец, братья, Полночный Купец, позвольте поделиться с вами старинной историей.
История Амира и лампы
Неизвестно где, но давным-давно…
Жил когда-то бедуинский шейх по имени Амир, славящийся своим золотым сердцем и изворотливым умом. У него был младший брат, отважный воин по имени Гхази, сильный духом и телом. Много мирных лет протекло под их предводительством, пока однажды не пришел такой Сезон ураганов, каких не бывало прежде. Ветра были столь сильными, что срывали шатры, а солнце палило так яростно, что испаряло воду и обжигало людям кожу.
Никогда еще людям не было так трудно кочевать, и братья не знали, как им накормить людей. Однажды племя натолкнулось на океан зыбучего песка и поняло, что дальше двигаться не сможет: они дошли до страшного Песчаного моря. И вот тогда, при виде бесконечного пространства глубоких песков, у Амира появилась идея.
На восходе луны он призвал к себе брата и сказал:
– Под этим постоянно движущимся песком лежит мир джиннов. Рассказывают про джиннов, которые пробивают себе дорогу и приходят в этот мир для мщения. – Тут он похлопал по небольшой суме, которую принес с собой. – Здесь я и стану ждать встречи с одним из этих страшных джиннов.
Не понимая, что задумал брат, Гхази сказал:
– Чего ты надеешься добиться разговором с джинном? Да он скорее разорвет тебя на части, чем станет с тобой говорить!
Амир улыбнулся.
– Джинны сильны, но я намерен их перехитрить. Чтобы пережить этот сезон, нам понадобится их магия.
И Амир рассказал про свой план. Он показал Гхази то, что лежало у него в сумке (железные кандалы и простая масляная лампа) и сказал, что ему понадобятся три недели. В конце концов Гхази согласился увести племя к Золотым дюнам, где они потом встретятся. На том два брата расстались: Гхази ушел к дюнам, Амир – на край Песчаного моря, где много дней ждал, оставив себе только плащ, чтобы защититься от обжигающего солнца.
К тому моменту, когда джинн появился, шейх изголодался и исхудал. Однако он заставил себя поклониться приближающемуся существу. Джинн был ростом семь футов, с горящими огнем глазами и кожей цвета золотого песка. Его лицо менялось с каждым шагом: то шакалье, то орлиное. Его величие было таким пугающим, что даже самые храбрые мужчины убежали бы в дюны.
Джинн со смехом остановился перед Амиром.
– Хо! Что за жалкого человечка я вижу перед собой? Мне проще простого раздавить тебя ногой.
Амир ответил хриплым от жажды голосом:
– О могущественный джинн! Я не вижу смысла молить о пощаде. Солнце изжарило мое тело и ослабило зрение. Я на пороге смерти. Но увы: я скорблю о той жизни, которую вел как охотник. Меня хорошо знали в пустыне. Если бы ты дал мне лук и стрелу, ни одно существо не выстояло бы против меня.
Джинн задумался над этими словами. Он решал, что лучше: убить этого человека или сделать его своим слугой. В конце концов он решил, что раб полезнее трупа, щелкнул пальцами и наколдовал для Амира лук и колчан стрел.
– Ну что ж, покажи, чего ты стоишь, – сказал джинн. – Стань моим охотником, и я оставлю тебе жизнь. Не справишься, и я сожру тебя!
Амир согласился, и они с джинном отправились в путь. Амир каждый день охотился для джинна; он был не таким сильным, как брат, но отличался великолепной меткостью, так что не лгал, говоря, что способен убить почти любое существо. Джинн невольно проникся уважением к своему слуге-человеку и со временем начал ему доверять.
– Скажи мне, о могущественный джинн, – сказал однажды Амир, – почему ты сам не охотишься? Твои глаза наверняка зорче, а прицел – точнее, чем у меня.
Джинн ответил:
– Мы, джинны, так же могущественны, как боги! Охотиться с какими-то инструментами – недостойно. Зачем делать то, на что способен даже человек?
– А скажи мне, могущественный джинн, что ты можешь такого, чего не может человек?
Джинн захохотал и сказал:
– Я могу сделать все что угодно, даже самое невозможное, ибо я один из семи правителей джиннов и мне подвластны все силы мира.
Амир задумался.
– Ты можешь заставить мир сдвинуться?
Джинн хлопнул в ладоши, и земля у них под ногами задрожала и расступилась.
– Можешь заставить небо кричать?
Джинн свистнул, и ветер прорезал небо и разорвал тучи.
– Можешь заставить облака заплакать?
Джинн вздохнул, и из облаков полились потоки дождя.
– Ты и правда бог, о могущественный джинн! – вскричал Амир и склонился перед ним.
Шли недели. Амир все задавал джинну разные задачи. И как-то раз он сказал:
– Я слышал, будто твоих родичей калечит железо. Неужели ты не сможешь устоять перед его ожогом?
Джинн колебался, но его гордость оказалась сильнее страха, так что он сказал Амиру, что и правда может выстоять перед ожогом железа. Амир достал из сумки кандалы и предложил джинну путешествовать со скованными руками.
Самоуверенный джинн позволил себя сковать. Как только у него на руках оказались кандалы, его ноги словно налились свинцом, а все чувства притупились. Однако джинн был гордым существом, он только стиснул зубы и сказал:
– Видишь? Я – повелитель, меня не победить железом.
Они продолжили свой путь, но теперь впереди шел Амир, потому что джинн едва держался на ногах.
– О могущественный джинн, – сказал как-то раз Амир, – без твоей магии я бесполезен. Может, ты снимешь кандалы, чтобы разжигать для нас огонь и останавливать пустынные ветры?
Однако джинн отказался снимать кандалы, посчитав, что это было бы слабостью. Вместо этого он спросил у Амира, нет ли у него в сумке еще каких-то вещей, и когда Амир дал ему лампу, джинн начертал на ней руны своей кровью, зачаровав ее. Он вдул в лампу огонь и сказал Амиру, что в нее можно заключить что угодно (огонь, ветер или воду) и приказать повиноваться такими словами: «Ты привязан ко мне и будешь служить мне».
В следующие несколько дней Амир проверял ограничения лампы: он заключал в нее ветер, песок и даже звезды. Бездонная лампа вмещала в себя разнообразные вещи. К тому моменту как Амир с джинном пришли к Золотым дюнам, Амир убедился, что его план сработает.
Ночью он подошел к джинну с лампой в руках. Джинн, решивший, что он собирается выпустить пойманный огонь, облегченно вздохнул. Вместо этого Амир поднес лампу к нему и сказал:
– Слушай меня, могущественный джинн. Этой лампой я связываю тебя твоей собственной магией. С этого дня и впредь ты станешь моим слугой, как я был твоим, и будешь делать все, о чем я попрошу.
Джинн поднялся на ноги и бросился к Амиру с пламенем в глазах, но Амир не испугался. «Ты привязан ко мне и будешь служить мне», – сказал он, и джинну пришлось опуститься перед ним на колени.
Джинн ругался и шипел, но не мог противиться, когда Амир приказал ему идти за ним. Так, вместе, они и пришли к лагерю шейха. «Племя» возрадовалось его возвращению, ибо уже почитало его мертвым. Он приказал джинну устроить обильный пир, и изголодавшееся племя съело и выпило столько, что хватило бы и в три раза большему числу людей. Потом, когда они наелись и напились и уже спали, Гхази подошел к Амиру и указал на лампу, в которой спал джинн.
– Амир, твои ум и хитрость принесли нам процветание, но что ты собираешься сделать с джинном? Злоупотреблять его силой было бы неразумно.
Амир покачал головой.
– Глупости! Я служил джинну много недель, теперь же заставляю его делать то же. Приходи завтра – и узнаешь мои планы.
На следующий день Амир заставил джинна возвести стены, чтобы защитить племя от яростных ветров. Потом он приказал джинну построить город, который рос, потому что все больше бедуинов приходило искать в нем убежище. Джинн за считаные недели выполнил работу сотни мужчин: никогда еще процветающий город не создавался за столь короткое время. Когда дело было закончено, Амир приказал построить дворец, чтобы присматривать за своим племенем сверху.
Джинн неохотно построил дворец из чистейшего белого мрамора и возвел минареты, чтобы шейх мог видеть всю пустыню. Когда он закончил, дворец оказался самым удивительным строением в этой стране – чересчур великолепным даже для шейха, так что люди назвали Амира султаном и попросили стать их правителем. Они назвали эту столицу пустыни Мадинной, и здесь расцвела торговля. Амир взял себе жену, и у них появилось много детей, и именно так возник род правителей Мадинны.
Пока Амир правил со своего золотого трона, джинн строил планы против него. Гхази не зря боялся: слишком большая власть ослепляет человека. Однажды Амир отдал лампу жене и разрешил повелевать джинном во время своего отсутствия.
Свою ошибку Амир понял, только когда вернулся с охоты и обнаружил жену мертвой. Он забыл объяснить ей, что приказы надо отдавать четко, так что, когда жена приказала джинну устроить пир, тот отравил пищу. Амира терзало горе. Он запер джинна в лампе и отдал ее брату, которого сделал каидом.
– Ты был прав, Гхази, – сказал Амир со слезами на глазах. – Я полагался на могущество, и оно меня уничтожило. Нам надо спрятать эту лампу, чтобы такая трагедия не повторилась.
С этими словами он приказал брату закопать лампу так, чтобы ее никто и никогда не смог найти. Гхази ехал далеко и быстро; оказавшись у Песчаного моря, он бросил лампу в зыбучий песок и не уходил, пока не увидел, как она исчезла.
Оплакав жену, Амир решил больше никогда не полагаться на магию, потому что она сделала его жадным. Он правил Мадинной, пока его не сменил его сын, а затем внук – и так далее. Сотни лет прошли с тех пор, как Гхази бросил лампу в Песчаное море. Но хотя люди рано или поздно умирают, джинны почти бессмертны, и предание говорит, что могущественный джинн по-прежнему лежит в глубине Песчаного моря. Говорят, что хозяин лампы сможет повелевать миром. Но берегитесь, друзья, ибо говорят также, что смерть пойдет по пятам за каждым, кто будет жаждать ее запретной силы…
13
Лули
Мазен бин Малик оказался хорошим рассказчиком. Его лицо было подобно зыбучему песку, восторг сменялся серьезностью с достойной зависти легкостью. Если у нее и были сомнения в том, что это Юсеф, сейчас они исчезли окончательно. Глаза у принца во время рассказа сияли так же, как и когда он слушал сказания.
Лули сама не замечала, насколько увлеклась историей, пока рассказ не завершился. На какое-то время она почувствовала себя ребенком, слушающим сказки у костра. Однако в диване не было огня, а фантастическая легенда оказалась не безвредной выдумкой. Не исключено, что это сказание отправит ее на смерть.
Она возмущенно посмотрела на султана:
– Хотите, чтобы я поверила, будто эта легендарная лампа существует?
Султан посмотрел на Хакима, и тот начал разворачивать пыльные старинные свитки. Папирус был весь в пятнах, слова поблекли от времени. Лули увидела наклонные буквы и даты, и подпись: «алиф», а за ним «мим», «йа» и «ра». «Амир».
Султан указал на документы.
– Это записи, на которых основана наша страна. В них Амир пишет про джинна, которого поработил. Он пишет о предметах, которые джинн для него зачаровал, и о том, как была похоронена лампа. И, что самое важное, он описывает способы войти в Песчаное море. Там есть тропы, аль-Назари: пещеры, которые ведут под пески, дороги, скрытые между волнами.
– Если другим не удалось найти твою лампу, то почему ты решил, что это смогу сделать я?
Чем дольше Лули смотрела на свитки, тем труднее ей становилось дышать. Ей случалось стоять у Песчаного моря, но она никогда не совалась в него. Этот путь был в один конец. Даже Кадир, который однажды прошел через море, не желал снова к нему приближаться.
– Они не были собирателями древних реликвий, – сказал султан. – В отличие от тебя.
– Но почему я? – не отступала Лули. – Почему не твой сын, принц Омар?
Она бросила взгляд на старшего принца и нахмурилась. Лули не забыла их последнюю встречу – того, как гнев затуманил его взгляд, когда султан склонился над Мазеном. Она вдруг сообразила, что у Омара султан не стал спрашивать, цел ли он.
– Мой сын – охотник, а не следопыт.
Он замолчал, и тишина стала зловещей – угрозой, которая окружила их, словно дым. Лули хотелось разогнать ее ладонью, отмахнуться от всего этого, словно от кошмарного сна.
– Омар, – султан повернулся к сыну, и тот наклонил голову, выражая готовность слушать, – ты сопроводишь купца и позаботишься о том, чтобы она не уклонялась от своих обязанностей.
– Что?
Они с принцем произнесли это одновременно.
– Как я слышал, у тебя есть телохранитель, аль-Назари. Рассматривай моего сына как дополнительную защиту.
Омар передернул плечами и нахмурился:
– Но, йюба, мои воры…
– Я возьму на себя твои планы на них.
Султан произнес это холодным тоном, не допускавшим возражений. У Омара дернулась щека: он явно стиснул зубы. Однако Лули отказывалась покоряться. Хватит уже того, что ее шантажируют. Отправляться в путь с Королем «Сорока воров»? С убийцей джиннов?
– Я не нуждаюсь в еще одном телохранителе.
Султан покачал головой.
– Это не обсуждается.
– Ты мне не доверяешь?
Султан фыркнул.
– Доверять коварной женщине-купцу? Вот еще! – Он подался вперед. – Не забывай, аль-Назари: ты преступница. Я могу бросить тебя во Чрево. Я могу лишить тебя свободы и надеть петлю тебе на шею.
Лули трясло. От страха. От гнева. Потому что она знала: султан не лжет. Она еще не родилась в те времена, когда он хладнокровно убивал своих жен, но рассказы она слышала. И видела, как он приговаривал людей к заключению во Чрево за меньшие преступления.
Никогда еще она не чувствовала себя настолько беспомощной.
Султан откинулся на подушки с легкой ухмылкой на губах.
– И предупреждаю: не надейся, что сможешь украсть лампу. Джинн – пленник моего предка: ты не сможешь использовать его магию.
Наглый ублюдок. Она прикусила язык, прежде чем эти слова оформились на губах.
– Йюба, – слабо запротестовал Мазен, – Амир бросил лампу в Песчаное море, потому что ее сила его ослепила. По-моему, неразумно…