– Повторять попытки, – велел Филатов. – Курс на сближение со станцией.
Через полчаса на экране возникла светлая точка, которую комп очертил красным кружком. Это и была орбитальная станция «Крыло» с тридцатью душами.
Она постепенно увеличивалась в размерах. Госпитальер приказал увеличить изображение, кусок экрана справа от него изменился, на нем вырастала станция. Она представляла из себя с десяток цилиндров, бессистемно соединенных, очерченных как магическим кругом кольцом эфирного энергонакопителя.
– Великовата станция для такой дыры, – заметил госпитальер.
– Средств не жалели, – произнес Филатов, приоткрыв глаза. – Нелинейщики сумели убедить руководство Федерации, что тут куется наука будущего. Станция составлена под грядущее расширение базы. Кроме того она забита научной аппаратурой. Есть и слабенький оборонный комплекс.
– Черт, почему они не отвечают, – забеспокоился госпитальер.
– Техноактивность на станции стандарт, – уведомил комп. – Признаков нештатной ситуации не выявлено.
– Значит, аппаратура работает. Может, там все «замерзли»? – произнес госпитальер, и от этой догадки стало не по себе.
– Почему станция не отвечает на оповещение, – буркнул недовольно Филатов.
И тут послышался звонкий встревоженный голос:
– Станция вызывает корабль.
– Что у вас с идентификацией?
– В пространстве вокруг планеты творится чертовщина. У нас накрылся бортовой комп со всеми кодами. Только сейчас выводим его из ступора… Но вы можете причалить на своей автоматике. Локальные информационные сети действуют безукоризненно.
– Ну что, причаливаем? – обернулся к разведчику Сомов.
Корабль двигался к станции. Филатов о чем-то думал. И не спешил отдавать приказ.
– Изображение, – велел он.
Прямо перед ним открылся провал, в нем возникла фигура в форме военно-космических сил.
– Я капитан Роберт Савельев, – отрекомендовался он. Лицо этого человека было золеное, взор уверенный.
Комп подтвердил визуальную и голосовую идентичность капитана. Филатов посмотрел на Савельева внимательно, потом расплылся в радостной улыбке:
– Роберт, дружок, ты! Как я рад тебя видеть.
Командир станции смутился.
– Это я, Сергей. Не узнал, старый хрыч? Отпразднуем нашу встречу как положено. Помнишь наш загул в Садах Роз на Эльмаре?
Капитан недовольно отмахнулся:
– Потом нежности. Сначала причаль у станции, Сергей.
– Ладно… Отбой контакт.
Комп выполнил указание и проинформировал:
– Присутствие лишней массы на станции.
– Какой объем? – резко бросил разведчик.
– Десять каргомасс.
– Та-ак, – протянул Филатов… – Все, уходим. Приготовиться к переходу на вектор.
Включились двигатели. И «Гамаюн» начал увеличивать скорость.
Но Филатов опоздал.
Ангарные тубусы распахнулись. И из них посыпались точки, с этого расстояния выглядевшие мошкарой – несколько маленьких и одна большая.
– Атака противника, – деловито уведомил комп. – Цели идентифицированы как малые безнырковые истребители и средний крейсер.
– Ну, держись! – взревел Филатов. И бросил корабль вперед.
***
Когда человек что-то имеет, то, как правило, это не ценит. Сейчас госпитальер мог с ностальгией вспомнить, что всего несколько минут назад имел уютную каюту размером с камеру на ретропланетах, уйму свободного времени, безопасность и спокойствие. И все разом слизнула языком какая-то мерзкая корова. Страшно захотелось обратно, в надпространство, в безмятежную синеву. Но до него было очень далеко. Предстояло пройти через рой истребителей и вражеский крейсер.
– Кто это, черт возьми?! – воскликнул госпитальер.
– У них спроси! – огрызнулся Филатов. Он прикинул, не стоит ли передать госпитальеру управление огнем – одному трудно отвечать за все, но тут же понял, что будет только хуже. Госпитальер имел некоторое представление о космическом бое, вспомнить хотя бы атаку на космический госпиталь, когда ему пришлось отбиваться от черных истребителей. Но двойные экипажи в боевых кораблях должны быть сработаны и понимать друг друга с полуслова.
«Ничего, – решил разведчик, – вдвоем с компом как-нибудь справимся».
Количество маленьких точек росло. Истребители малого скачка все сыпались и сыпались со станции. И малый крейсер набирал скорость. «Гамаюн» был уже в пределах досягаемости огневых средств противника, по нему вполне могли
Новый сюрприз не заставил себя долго ждать. Средства наблюдения «Гамаюна» зафиксировали, что с поверхности планеты, всплывает, как глубоководная рыба со дна океана, еще один корабль – средний эсминец.
Силы были явно неравны. В таких случаях выход только один – спасаться бегством. И никто не назовет его позорным!
– Корабль Федерации Московии. К вам обращается капитан Объединения Планет Свободной Совести Рихард Бальм, – зазвучал торжественный голос. – Вам не будет причинено вреда. Ложитесь в дрейф и приготовьтесь к стыковке.
– Хорошо, – кивнул Филатов. – Выводите на нас информацию.
– Вы разумны, – удовлетворенно отметил служитель Свободной Совести. Сбавляйте скорость.
Но Филатов только прибавил хода, прошептав:
– Выиграем немножко времени…
– Что это за Объединение Совести? – с недоумением спросил госпитальер.
– Не слышал… Скорее всего банальные бандиты с большого космоса… Ну, держись!
Гравикомпенсаторы характерно зашипели, давя перегрузки, но не смогли нейтрализовать их полностью, и тяжесть вдавила московитян в кресла.
«Гамаюн» стал резко наращивать скорость.
Боевые машины противника прыгнули навстречу. Безнырковые истребители – это маленькие юркие машины, обладающие солидной огневой мощью. В обычном пространстве они имели все преимущество перед прыжковыми кораблями дальнего радиуса.
– Не дурите, Филатов, – послышался голос.
– Так, им и имя мое известно, – мрачно заметил разведчик.
– Плохо дело, – с трудом выдавил госпитальер, погружая пальцы в ставшую почти текучей поверхность кресла. Слов давались с трудом, перегрузка давила на грудь.
– Еще не вечер!
По обзорным стереоэкранам рубки поползли траектории объектов. Нетрудно было догадаться, что истребители идут на перехват и достаточно успешно блокируют противника.
– Прекратите! – в голосе капитана совестливых планет слышалось раздражение. – Ложитесь на орбитальное скольжение. В ваших интересах.
– Хорошо, – ответил ему Филатов.
И через пять секунд резко изменил курс.
Точки вероятностного движения, начертанные компом на обзорных экранах, начали перестраиваться. Филатов уводил корабль от столкновения, при этом в опасной близости к атмосфере. Гравикомпенсаторы выли, как волки, но не могли справиться с чудовищными перегрузками. Московитяне ощущали себя насекомыми, которых придавил башмак прохожего. Лица как-то сползли назад. Кресла окутали людей, превратившись в желе и пытаясь тоже подавить перегрузки, но им это удавалось с трудом. Госпитальер на миг потерял сознание. Тут же очнулся.
Противник, конечно, заметил этот маневр.
– Филатов, не дурите, – теперь уже уговаривал капитан Планет Совести. – Иначе я открываю огонь. Вы проиграли! Смиритесь, полковник! Я гарантирую вам жизнь!
– Бабушке своей, которую детстве удушил, гарантируй, – буркнул Филатов, когда корабль вышел из виража, и тяжесть исчезла.
Истребители тоже заложили вираж и рвались наперерез.
По всем расчетам уйти от них возможностей не было. Был один вариант. Для психов с отсутствующим инстинктом самосохранения…
Похоже, с самосохранением у Филатова были проблемы. Поэтому он выбрал этот единственный самоубийственный вариант. Он уложил «Гамаюн» на вектор разгона. Он шел через атмосферу, что само по себе опасно… Но хуже было, что и заканчивался он в атмосфере – нырок должен был состояться там.
Противник еще не врубился в этот маневр. Клещи сжимались. «Совестливые» пираты были уверены, что добыча никуда не денется. Несколько десятков километров правее замаячил ближайший истребитель. Протянулась огненная дуга. Аккуратненько так бьет, чтобы повредить надпространственный двигатель. Это еще не страшно. Силовая установка погасила удар. Всполохи побежали красочные по куполу защиты и исчезли. Последовал еще один плазменный удар – тоже не страшно.
Второй истребитель заходил с другой стороны.
– Если примутся бить всерьез – пробьют экран, черти полосатые! Воскликнул Филатов. – Держись, доктор!
Госпитальер снова отключился от навалившейся перегрузки.
– Семьдесят процентов мощности на левый борт по цели пять, – почти шепотом продублировал Филатов голосом, хотя управлял через обруч. – Ну, давай!
Правый истребитель вспыхнул. Его слабенькое защитное поле не смогло погасить импульс плазморазрядника «Гамаюна».
– Полковник! – заорал неизвестный капитан. – Вы убиваете моих людей! Вы осложняете себе жизнь! Ложитесь в дрейф, и забудем об этом недоразумении!
Так. Пятьдесят процентов мощности по цели один!
Вспышка! На этот раз истребитель не разнесло, но тряхануло прилично. Он изменил траекторию и поплелся к базе, не в силах больше драться.
На этот раз тряхнуло «Гамаюн». В него впилась плазменное орудие с крейсера. И его достал третий истребитель. В рубке послышался зубовный скрежет, и возникло ощущение, будто корабль сейчас распадется. Но ничего такого не произошло.
– Повреждения пять процентов, – отчитался комп. – Регенерация – пятнадцать минут.
Филатов еще раз изменил курс. «Гамаюн» уже входил в верхние слои атмосферы.
На этот раз врезали по московитянам снизу – с поднимающегося неторопливо эсминца. «Гамаюн» завибрировал так, что, казалось, людей взболтает, как яичный желток.
– Повреждения десять процентов, – проинформировал комп.
– Прижали! – выдавил Филатов. Он прикинул, что вполне может изменить курс, пробиться к эсминцу, выйти на удар и вломить на сто процентов. Вооружение «Гамаюна» позволяло разворотить эсминец. Но малый крейсер его добьет. И еще юркие и больно жалящие истребители. Совсем если жить надоест – можно попробовать. Но пока Филатов намеревался выжить и вытащить своего друга.
Он дал пятьдесят процентов энергии на удар по левому борту. Еще один истребитель распался…
– Их как ос около улья! – воскликнул Филатов.
– Куда мы? – прошептал госпитальер.
– Нырнем поглубже в атмосферу. На точку перехода выйдем через несколько секунд…
Но вскоре они поняли, что этих секунд не будет. Кажется, капитан Рихард Бальм понял, что он имеет дело с сумасшедшими и завопил:
– При начале перехода вы будете уничтожены… Последнее предупреждение…
Экраны окрасились огнем – это корабль вошел в плотные слои и превратился в сгусток плазмы.
– Десять секунд! – не унимался миротворец-бандит. – И я вас раздавлю!
– Хорошо, – кивнул Филатов. – Мы сдаемся!
Им больше не верили. С эсминца и крейсера сорвались новые пучки плазмы в них. Казалось, корабль сейчас треснет от вибрации. Но поле эфиронатяжения погасило большую часть энергии.
– Повреждения – двадцать процентов, – сообщил компьютер, в голосе которого была сейчас растерянность.
– Даваться им в руки нельзя, – прошептал Филатов. И крикнул: – Переход.
Шансы при таком переходе не лишком велики. Но они есть. А сдача на милость победителя шансов не оставляла.
Дрожь еще усилилась. Трясучка такая, что, казалось, все кости рассыпятся. Госпитальер опять отключился. Но тут же сознание вернулось, еще более ясное. И он понял, что пространственный двигатель пошел вразнос.
Удары слышались со всех сторон. Возникло ощущение, что по корпусу корабля колотит стая взбесившихся циклопов. Заложило уши от свиста, переходящего в ультразвук.
– Переход, – пропел компьютер. – Опасная перегрузка.
Противник рассчитал все правильно. Он знал, что прыжковые корабли не способны при таком векторе разгона быстро провалиться в надпространство. И знал, что успеет развалить своего врага. Но он не знал, что имеет дело с принципиально новой техникой. В результате ошибка в расчетах – и московитяне получили шанс.
«Гамаюн» балансировали на грани развала. Кабина залилась кроваво-красным светом – мерцал, как безумный, сигнал тревоги.
Одна секунда. Другая. Третья… Корабль уже должен был развалиться. Или выскочить в надпространство.
– Эх! – ликующе заорал Филатов, когда экраны окрасились в глубокую синеву надпространства.
А потом настало время грохота! Только это был не такой грохот, как от взрыва. Содрогнулась сама основа мира. Дикая сила рвала людей изнутри и выворачивала их наизнанку!
Госпитальер потерял сознание. А когда очнулся, то увидел на экране гигантскую чащу планеты Феникс, покрытую толстым слоем облаков. Она купалась в космосе, пронизываемом светом далеких галактик, туманностей и звезд, реликтовым изучением.
Планета была. Звезды были. А станции не было. И кораблей противника не было…
Госпитальер качнулся в кресле, испытав приступ тошноты. Голова кружилась, мысли ворочались с трудом. Но самое странное было то, что после всего произошедшего он жив, может соображать и двигаться. После того, что произошло, после атаки той невероятной силы не живут… Хотя почему не живут?
Было понятно, что произошло нечто такое, что не укладывается ни в какие рамки этого и так странного мира.
***
Филатов тоже отключился. Но включился быстро – куда быстрее своего друга. Разведчик всегда умел включаться быстро, поскольку от этого часто зависела его жизнь.
Когда произошла катастрофа, у него тоже была святая уверенность, что им пришел конец. И очень обрадовался, что очнулся не на том свете, а в пилотском кресле.
Разведчик разом уловил основное. «Гамаюн» шел в верхних слоях стратосферы. При этом скорость его резко упала и была сейчас куда ниже первой космической. То есть корабль падал на планету.
Внизу была темная сторона планеты. В этой тьме – ни огней городов, ни всполохов молний. Но уже близилась линия терминатора, и дальше шел бескрайний океан, облака.
– В сфере сканирования техногенных объектов нет, – сообщил комп.
– Куда подевался противник? – полюбопытствовал Филатов, не слишком надеясь услышать от компа что-то дельное.
– В пределах досягаемости бортовых систем контроля среды его не наблюдается.
Какая-то чертовщина творилась. Но об этом потом. Нужно было сматываться из этой негостеприимной системы, и побыстрее. «Гамаюн» не мог вести равноценный бой с превосходящими силами противника.
Итак, нарастить скорость, выйти на вектор разгона. И вернуться сюда с усиленной эскадрой. Тогда и будет разговор.
Госпитальер застонал, зашевелился и открыл глаза.
– Сейчас нырнем, – успокоил его разведчик.
Корабль резко дернулся вперед. Скорость начала увеличиваться…. Ровно пять секунд.
– Неполадки в энергетическом контуре, – сообщил комп. – Наращивание скорости корабля приостановлено.
– Что за черт? Повреждения в силовом контуре? – заволновался Филатов. Это было бы хуже всего.
– Имеющиеся повреждения не могут быть причиной неполадок.
– Тогда что?
– Нет информации. Возможно, внешний фактор.
– Какой внешний фактор?
– Нет достаточных данных.
С изумлением Филатов видел, что энергозапас корабля стремительно падает. И вот он уже почти на нуле.
А потом начали выключаться приборы. Сканеры бездействовали. Гравикомпенсаторы накрылись. В общем, можно теперь не волноваться, откинуться в кресле и отдохнуть. Расслабиться те несколько минут, которые остались до момента, когда корабль зароется носом в океан и развалится на кусочки.
– Мы падаем, – подал голос госпитальер.
– Да-а?.. По-моему, это каюк, доктор. Кто-то высосал всю нашу энергию…
Тут заработали двигатели. Энергозапас снова был почти в норме.
– Й-а! – хлопнул в ладоши Филатов.
Оказалось, рано радовался. Энергозапас скачком сократился наполовину.
Творилось нечто невообразимое. Этого не могло быть. Но тем не менее все происходило наяву, а не во сне.
– Разбалансировка эфиронакопителей, – только и успевал уведомлять комп о событиях, которые просто не могли происходить. – Несостыковка параметров сдвига.
Он перечислял смертельные болезни. Непонятно было только, как корабль еще держится.
– Высота двадцать пять километров, – сообщил комп. – Падение остановлено. Скорость нарастает.
Корабль лихорадило. Это было жутко. Какофония звуков. Странный оркестр из пиликанья детекторов, комариного писка то включающихся, то выключающихся систем, приборов, свиста то срабатывающих, то вновь накрывающихся гравикомпенсаторов. Все это в каком-то завораживающем, потустороннем ритме. И тут еще совершенно излишние комментарии компа – Филатов и так через обруч держал под контролем корабль и знал обо всем, а госпитальер все равно был не помощник, а зритель.
Пока пилот боролся за жизнь корабля, Сомов увидел впереди по курсу странное мерцание, похожее на северное сияние.
Сначала показалось, что молнии. Потом это стало больше походить на световые эффекты на аренах сенсорнаведения – ритмический перелив зеленых и голубых лучей.
– Что за напасть? – воскликнул Сомов.
Филатов тоже заметил это, но никак не прокомментировал – не до этого. Он снова попытался набрать высоту. И ему это пока удавалось.
– Пятьдесят километров,
Корабль преодолел линию терминатора и теперь летел над голубым океаном.
– Этого не может быть! – воскликнул Сомов, глядя под ноги, где плыла поверхность океана и архипелаг островов.
Внизу растянулись в цепочку острова. Но какие!
Они все были примерно одинакового размера и аккуратненькой квадратной формы!
Насколько московитяне располагали информацией о планете, таких островов здесь не было и быть не могло. На Фениксе не наблюдалось следов каких-либо цивилизаций. И человечество еще не успело потрудиться над планетой. Вместе с тем форма островов выдавала не только их искусственность, но и говорила о достаточно высоком уровне цивилизации, умудрившейся сотворить подобную нелепицу.
Между тем опять стало ни до чего. Корабль так и не мог набрать первую космическую скорость, и то поднимался вверх, то терял высоту.
– Разбалансировка эфирного накопителя. Напряженность поля натяжения – пять дасвеллов, – уведомил комп.
– Черт!
Корабль опять начал снижаться.
– Надо садиться! – воскликнул Филатов. – Разобраться с кораблем, а потом стартовать! Иначе нам не выйти не только на вектор разгона, но даже в космос.
– Садимся, – согласился госпитальер.
Филатов по широкой дуге повел корабль на разворот. Облетать всю планету, чтобы опять добраться до единственного материка – это было опасно.
«Гамаюн» лег на обратный путь. И через несколько минут опять нырнул на темную сторону.
Впереди опять была та самая цветомузыка. И мелькание всполохов странно гармонировало с песнью приборов в рубке.
– Заходим на твердь, – решился Филатов.
Тут корабль сотряс удар, опять прокатилась мелкая дрожь. И запасы энергонакопителей снова скатились почти до нуля. На этот раз окончательно.
К этому времени пилоту удалось сильно погасить скорость. До земли оставалось одиннадцать километров.
Филатов трансформировал корпус лайнера. Со стороны это выглядело фантастично. Твердый корпус вдруг стал походить на ртуть, расплываться, и вскоре сигара корабля приобрела аэродинамические свойства планера – раскинулись в сторону многометровые крылья.
«Гамаюн» перестал падать как утюг и начал плавно снижаться. Гравитационные скользители худо-бедно работали, хотя все чаще с перебоями.
Девять километров. Восемь… Пять…
Сканеры, которые то барахлили, то работали нормально, разворачивали объемную карту поверхности. Внизу была равнина, с небольшими холмами и озерами, с двумя мощными реками. Все поросло лесом.
Три километра. Два…
Скорость корабля продолжала падать. Счет пошел на метры…
Гравискользители выключились перед самой землей, и корабль грузно рухнул в озеро, подняв высокую волну.
***
– С приводнением, доктор, – Филатов перевел дыхание и сорвал обруч. Открыл красные глаза. Вид у него был обалделый.
– С приводнением, – кивнул госпитальер.
Корабль покачивался безмятежно на волнах.
– Комп, жив?
– Состояние нормальное. Нестабильность энергоснабжения. Путаница в приборах.
На экранах была темень. Небо покрыто облаками. Угадываются какие-то темные массы – скорее всего лес.
– Картинку, – потребовал Филатов. – И карту.
Экраны просветлели – изображение было бледным, через приборы ночного видения, но четким. В воздухе зависла голокарта местности.
Озеро было круглым, километров пяти радиусом, поросшим как ковром какими-то водорослями. Берега полого спускались к воде. Дальше шел лес, деревья походили на огромные сосны.
– Комп, отчет по всем параметрам. Куда нас занесло.
– Соотношение звездного атласа и рисунка созвездий – планета Феникс. Время – тридцать второе ноября, шестнадцать часов девять минут по Петербургскому времени.
– Уже легче.
– Торсионная постоянная – плюс десять процентов. Константа Артемова-Шеленграеэра – разброс плюс-минус пятнадцать процентов. Константа Лао-Лин…
– Стоп, – поднял руку Филатов, встряхнул головой. – Ты чего говоришь? Что этот бред значит?
– Бред – достаточно точное определение ситуации с точки зрения ассоциативного ряда, – согласился комп, наделенный зачатками ассоциативного мышления и юмора. – Логическому объяснению не поддается. Постоянные в стабильном пространственно-временном континууме реальной Вселенной меняться не могут.
– На то она и постоянная, чтобы не меняться, – фыркнул госпитальер.
– Совершенно верно.
– Идеи? – обернулся к госпитальеру разведчик. – Что это за ерунда творится?
– Не думаю, что тебе по душе придется моя теория.
– Да ладно, не девица. Вынесу как-нибудь оскорбление.
– Мы в другой Вселенной, – с уверенностью произнес Сомов.
– Доктор, как же все просто, – всплеснул руками Филатов. – Всего-то в другой Вселенной!
– А как ты иначе объяснишь все?
– Что значит в другой Вселенной?
– Параллельный мир. Отделенный от нас или временным барьером, или иной пространственной мерностью.
– Как Теневые Миры?
– Не совсем. Возможно, это искаженного копия нашего мира… Я не физик, чтобы разбираться в тонкостях…
– Ладно, – кивнул Филатов. – Принимается как рабочая гипотеза. Временно… Что еще умного скажешь?
– Судя по квадратным островам, тут есть цивилизация.
– Комп, твои выводы насчет цивилизации.
– Признаков техногенной активности не выявлено. Эфировсплесков не обнаружено.
– Радиосигналы?
– Не определено. В атмосфере сейчас магнитная буря. Ионизация – восемьдесят процентов по шкале Риммера. Проходимость радиосигналов практически отсутствует.
В воздухе возник график и поползли цифры, характеризующие магнитное состояние атмосферы.
– То есть могут быть, а могут и не быть, – кивнул Филатов.
– Сканирующие системы работали нестабильно, – посетовал комп. – Однако установлено, что двести тридцать километров по азимуту сто тринадцать имеется образование, которое можно идентифицировать как город.
– И чего молчал?
– Данные сведения не были вами запрошены.
– Город, – Филатов встряхнул головой. – Поехали дальше. Комп, в чем может быть причина нестабильности энергетических и сканирующих систем?
– Я уже докладывал. Достоверная информация отсутствует. Варианты – разница в базовых постоянных. Возможно, точечное внешнее воздействие.
– Тут чуток поподробнее.
– Флюктуации континуума. Исходная точка возмущения локализуется на поверхности планеты.
– То есть там источник этого безобразия?
– Вероятность девяносто пять процентов.
– Ты засек изменение континуума?
– Да. Оно подчинялась сложному ритму
– Вероятность, что ритмика носит искусственный характер? – спросил Сомов
– Девяносто восемь процентов…
– Ты засек световые эффекты на поверхности? – поинтересовался госпитальер, которому не давал покоя аналогия замеченного им во время полета сияния со светоэффектами на аренах психонаведения.
– Да.
– Сопоставить их ритмику с ритмикой постороннего воздействия на наши системы.
– Корреляция восемьдесят пять процентов. Случайность практически исключена.
Ошарашенный Сомов посмотрел на экран.
– Мы попали под техногенное воздействие, – кивнул Филатов.
– И источник его на поверхности. Та самая цветомузыка.
Филатов задумчиво посмотрел на экран. Потом кинул:
– Комп, мы можем сейчас взлететь?
– Исключено. Энергонапряженность ходовых систем равна нулю.
– А рабочее вещество?
– Восемьдесят один процент. Количество соответствует расчетному после затрат на прыжок и передвижение в надпространстве.
– Значит, баки полны. А энергии нет.
– Нарушение базового закона, – охотно согласился комп.