– Вам ли я отпирал ворота в половине первого?
– Да, мне.
– В таком случае никто не мог дотронуться до лампы, я зажег ее ровно в двенадцать часов, и затем вы первым позвонили.
– Вы ошибаетесь, идя в темноте по лестнице, я наткнулся на кого-то, шедшего немного впереди меня.
– Еще раз имею честь объяснить, что это невозможно. Я лежал в постели, но еще не засыпал, а читал газеты, и вполне уверен, что не впускал никого прежде вас.
– Это очень странно, я совершенно уверен, что встретил какого-то господина между первым и вторым этажом. Узнать его в темноте я, конечно, не мог и с ним не говорил, но подумал, что это господин де ля Кальпренед.
– Граф весь вечер был дома.
– Не сам граф, а его сын.
– Сын, да? Это другое дело, он всю ночь бегал взад и вперед, два раза звонил мне. Я уж собираюсь пожаловаться на него хозяину, что это ни на что не похоже, так в порядочных домах не живут. В два часа утра он еще не возвращался, позвонил мне только в два с четвертью, а минут через двадцать опять куда-то отправился. Если не верите мне, господин Дутрлез, спросите его самого.
– Почему ж не верить, верю, Маршфруа, да к тому же это и не наше с вами дело. Господин Жюльен де ля Кальпренед волен возвращаться и выходить, когда ему заблагорассудится, вас же я только попрошу не оставлять меня по ночам в темноте.
Сказав это и не желая продолжать разговор с любопытным портье, Дутрлез поспешил выйти в ворота. Размышляя о словах Маршфруа и действительно не вполне доверяя им, ибо портье мог заспаться и машинально отворить Жюльену, Альбер повернул к бульвару Гаусмана по направлению к кафе, где его ждали, и вдруг новое сомнение посетило его самого.
«А пожалуй, Маршфруа и прав, Жюльен не мог войти прежде меня. Мы с Куртомером простояли не менее десяти минут у ворот, а его не видели. Как же я мог встретить его на лестнице – он давно бы успел войти к себе».
Тут мысли его перервались, он уже шел по бульвару и вдруг заметил немного впереди себя двух женщин, идущих рядом. Одна их них ростом и походкой напоминала ему Арлету, другая же, судя по костюму, казалась горничной. Дутрлез прибавил шагу, чтобы обогнать их. Та, которую он принял за прислугу, обернулась, и он действительно узнал горничную мадемуазель де ля Кальпренед.
«Куда может она идти так рано и в сопровождении прислуги? На урок музыки или рисования? Но ей уже двадцать лет, и с прошлого года, как я слышал, она перестала брать уроки!»
Почти догнав Арлету в конце бульвара, Дутрлез не осмелился не только заговорить с ней, но даже подойти ближе, и остановился в ожидании. Ждать ему пришлось недолго. Поравнявшись с церковью святого Августина, обе женщины повернули налево и вошли в церковь.
«Так вот куда она шла – молиться! У бедной девушки, должно быть, невесело на душе. Аах, если б я мог помочь ее горю, образумив Жюльена!» – И Дутрлез, прибавив шагу, поспешил в кафе.
Ля Кальпренеда там еще не было, что немало удивило Альбера. Хотя ресторан наполнялся только к двенадцати часам, но человеку, нуждающемуся в услугах другого, естественно прийти на свидание первым. Заказав две дюжины устриц, Дутрлез выбрал самый отдаленный столик в противоположном углу ресторана и в ожидании Жюльена стал обдумывать предстоящий разговор. Конечно, он начнет прямо с предложения своего кошелька и затем уже мало-помалу перейдет к ночной встрече на лестнице, что даст ему возможность выяснить историю опалов и многое другое.
Он размышлял не менее двадцати минут, прежде чем Жюльен показался наконец на пороге ресторана.
Брат Арлеты был высокий брюнет с правильными чертами и очень симпатичной физиономией, если бы не вечно блуждающий беспокойный взгляд больших черных глаз и высокомерное выражение, никогда не покидавшее его подвижного лица, носившего в этот день явный отпечаток бурно проведенной ночи.
Увидав Дутрлеза, он просиял и поспешно направился в его сторону.
– Мне передали ваше письмо сегодня утром, – радушно заговорил Альбер, протягивая ему обе руки, – и вот я здесь, весь к вашим услугам. Благодарю, что подумали обо мне. Но прежде всего позавтракаем, я голоден как волк.
– А я совсем не хочу есть, – грустно проговорил Жюльен.
– Понимаю, вы, верно, хорошо поужинали вчера. Но все-таки вы должны помочь мне уничтожить этих устриц, да и холодную куропатку в придачу. А потом мы запьем их двумя бутылками бордосского, и вы увидите, как ваши силы восстановятся.
– Ни в чем не могу отказать вам, любезный Дутрлез, вы уже сделали мне немалое одолжение тем, что пришли сюда.
– Какое одолжение, я очень рад позавтракать с вами! Но почему вы сами не зашли ко мне?
– Я вышел из дома очень рано и не хотел будить вас.
– Вы бы меня не разбудили, я спал очень мало, и держу пари, что и вы спали не больше моего.
– Я давно уже не сплю.
– Правда, уходя из нашего клуба, я всегда оставляю вас там, и вчера наверняка игра окончилась не ранее рассвета.
– Вероятно.
– Как – вероятно? Да разве вас там не было?
– Был вначале, но до конца не оставался.
– Стало быть, выиграли?
– Почему так?
– С проигрышем ведь никогда не уходят, все стараются отыграться.
– Так это и случилось вчера с одним из ваших друзей, Куртомером.
– А много он проиграл?
– Двадцать пять тысяч франков, кажется.
– Черт возьми, немало! – пробормотал Дутрлез, соображая, что ему придется ссудить приятеля такой суммой, да, пожалуй, столько же дать Жюльену.
– Куртомеру не везет, ему давно надо было бросить баккара, – пробормотал Дутрлез. – А вы чем закончили?
– Я не играл.
– Очень благоразумно с вашей стороны не рисковать в надежде отыграться.
– Не смею похвалиться благоразумием, вероятно, я бы рискнул, если б не имел слишком важных причин не играть.
– Все же вы воздержались и поступили очень хорошо!
– Не хвалите, не узнав сперва моих причин.
– Мне и нет надобности знать их. Я опять повторяю, что готов помочь устроить ваши дела.
– Сердечно благодарю, но сперва я должен объяснить, в чем дело.
– Говорите лучше прямо, сколько вам нужно?
– К счастью, сумма небольшая. Но я рассчитываю на вас не для одной только денежной услуги.
– Тем лучше! И кошелек мой, и я сам в вашем распоряжения.
