Фонд культуры. Почти сценарий

© Олег Мастерских, 2024

ISBN 978-5-0062-9378-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая. ЛИЗА

Душная дремота, накрывшая тяжёлым покрывалом Лизу, начала отступать, проясняя не отдохнувший мозг. Воздух, нагретый дыханием, под превращенным в подобие кокона одеялом почти закончился, заставляя застрявшую в нём «бабочку», матерясь и ворочаясь, выбраться на свет захваченной днём комнаты.

Лиза спустила с дивана ноги, коснувшись босыми ступнями холодного пола. Взъерошенные, чуть ниже плеч волосы почти скрывали её бледное лицо, безвольно свисая непослушным соломенным снопом.

Так и не разлепив скованные не смытой тушью веки, женщина неуверенно поднялась, минуту-другую постояла, странно покачиваясь в такт неслышимой музыке, и медленно побрела в сторону ванной комнаты.

Лёжа в ванне, наполненной до краёв вспененным пузырчатым кипятком, Лиза курила любимый Captain Black Dark Crema, мерно отпуская на волю, пахнущие ромом и шоколадом клубы сизого дыма, забавно струящегося в плотном облаке пара, заполонившем всё пространство ванной комнаты.

Сегодня ей не нужно было идти на работу. Сегодня она «отмокала». Въевшаяся за сутки беготни ВЗВЕСЬ, заваренная на основе пота с нотками вони клиентов, поставщиков, крашенных сучек-коллег и так далее и так далее.., нехотя отслаивалась от раскрасневшейся кожи, оседая на отполированной глазури её ложа.

Липкая тяжесть суточного дежурства медленно отступала, даря немолодой уже женщине (а Лизе уже случилось 37) заслуженное право на выходной.

Романа с работой у Лизы Кутищевой не случилось. Трудно полюбить толпу пьяных и агрессивных извратов, ежесекундно доказывающих друг другу, что размер имеет значение. Да, вы правильно догадались, Лиза трудилась в МУЖСКОМ клубе.

***

Сеть элитарных приват клубов под обескураживающим названием «ФОНД КУЛЬТУРЫ» был ровесником трудового стажа Елизаветы. «Приют» – для жаждущих культурно отдохнуть, основанный ровно два десятка лет назад начинающим чинушей, зародился в самом центре столицы.

Скрытый от глаз прохожих, хорошо охраняемый переулок, как то совершенно незаметно превратился в тупик, заканчивающийся поднятым из руин особняком, с первого взгляда поражающий своих, во всех смыслах дорогих гостей тяжёлой, холодной красотой и редкой для столицы, в тот период, подземной парковкой.

Подход к выбору «гостей фонда» был разработан по высочайшим стандартам современной деловой психологии, как и жёсткий отбор служащих новообразования. Задачи, поставленные руководством заведения, были нетривиальны и отображены в пухлом лощёном буклете, разосланном курьерской службой избранным приглашённым, вместе с клубной картой.

Помимо красочного описания прикрас архитектуры и изысков кухни рассказ дополнял экскурс в миссию элитарного клуба:

«…Служить гостям местом необычных социальных развлечений, удовлетворения и переживаний нового чувственного опыта.»

Членам предоставляются высочайшие стандарты творческих и культурных мероприятий вкупе с безусловным соблюдением безопасности и конфиденциальности…

Хороший организатор и не менее удачливый делец – Хозяин «ФОНДА КУЛЬТУРЫ» обладал ещё одним, немало важным навыком, он оказался совершенно незаменим в сложнейшем процессе коммуницирования. Сводя тех или иных «Гостей» в чудесном мире – необычных социальных развлечений Хозяин, за несколько лет превратился в тяжеловеса политической жизни, став серьёзным игроком в бюджетной песочнице.

– Михал Петрович, – бурчал приземистый мужичок, с круглой зачёсанной плешью и алым, в виде флага значком на левом лацкане слегка засаленного пиджака, обращаясь к стройному, молодцеватому собеседнику, одетому с последнего каталога BRIONI. – Ну чего вы жмётесь, словно Ульянов перед Арманд…

Собеседник стойко держал паузу, с вялым вниманием разглядывая кружевную салфетку.

– Две минуты… – настаивал плешивый. – Всего две?

– Я постараюсь, – нехотя оттаивал Хозяин, медленно отворачиваясь и отчаливая от просителя, словно десяти -палубный лайнер от захудалого пирса.

В огромном зале алел приглушённый свет, мягко обволакивая посетителей, над головами зависло багряное небо, спроецированное десятком новомодных приборов и отражённое огромными зеркалами. Из сотен колонок доносилась музыка напоминающая плеск воды. Танцовщицы, прикрытые лишь подобием белья, завораживающе парили над небольшими, обтянутыми бархатом подиумами. Отобранные Хозяином девушки и юноши, были образцами Homo erectus. Одной из них, волею судьбы и оказалась Елизавета Александровна Кутищева, 17 лет отроду.

С тех самых пор прошло без малого двадцать лет, но первую встречу с Хозяином, Лиза помнила в мельчайших деталях, словно она случилась только что…

***

– Мам, у тебя хорошее настроение? – Голос Алекса прозвучал неожиданно, от чего Лизу дёрнуло, будто от накопленного пластиковой щеткой тока.

– Мам, я в универ опаздываю, – вкрадчиво, но отчётливо раздавалось из-за двери. – У нас есть, что-нибудь пожрать?

– Что за слова такие Александр? – С некой обидой произнесла Лиза, ища так и неумытыми глазами пепельницу на стоящей впритык к ванне стиральной машине.

– Я уходя вчера, оставила полный холодильник продуктов, неужели так трудно собрать себе бутерброд?

– Ну, мам, Володька вчера заходил с ребятами… и Маша.

В голосе сына не прозвучало ни капли смущения, в их отношениях ему давно не было места, ну какое смущение между приятелями. Алексу было почти девятнадцать, и всю его жизнь мама была рядом.

– Маша… – проворчала Лиза, затушив сигарету о воду, так и не отыскав пепельницы. – Вот сдам я тебя какой-нибудь тётке, будите на пару у холодильника сидеть.

– Мам, ну какой тётке? – Оскалился Алекс. – У меня есть Маша…

Лиза стала медленно подниматься, разгоняя рукой плотный табачный туман, заполонивший верхнюю часть комнаты.

– Мам, ты опять куришь в ванной? – С ехидством отметил Алекс. – Ты же мне обещала бросить.

– Не мамкай – огрызнулась Лиза. Она стояла на ворсистом коврике в маленьком пространстве между осиротевшей ванной и стиральной машиной, наполовину исчезая в так и не ушедшем в жерло вентиляции смоге. Сделалось холодно и неуютно, тут же захотелось махровый халат и чашку обжигающего латте.

– Ты кофе матери сделал?… Машеньке своей, небось, между парами успеваешь за ним сбегать? – Еле слышно шептала она, кутаясь в мягкий, длинный халат, беззастенчиво липнущий к её мокрому, разогретому телу.

***

Лиза выросла в провинциальном областном центре, отец был директором небольшого предприятия по выпуску сантехнических изделий, а мама работала бухгалтером в областном управлении центрального банка. У Лизы была старшая сестра Вика – любитель тусовок и первоклассного шмотья.

Жизнь текла своим чередом, постепенно выравнивая девичьи мечтания с уровнем мелкобуржуазного достатка родителей, входивших в неширокую среднеклассовую прослойку провинциального городишки. Пятилетняя машина, трёхкомнатная квартира в центральном районе, кирпичная дача и средний чек в среднем «фирменном» магазине – квинтэссенция среднего же пути развития класса.

Очередной финансовый кризис, разразившийся на просторах глобального рынка, больно ударил по множеству мелких производств, свалив основную опору, державшую на плаву молодых капиталистов. Налоги и поборы, социальные выплаты и содержание производства в период падения покупательской способности, уничтожило малые предприятия, оставив возрастного Лизиного родителя, надеяться на пенсионную реформу родного государства.

Лиза уважала и очень любила отца, он был прекрасным и гордым человеком, но лишившись любимого дела, Александр Георгиевич раскис как пропавшая от первых морозов тыква и превратился в бледную тень былого главы семейства Кутищевых.

Мама, сначала всячески поддерживала супруга, безропотно выслушивая постоянное нытьё и несправедливые упрёки в свой и государства адрес, но со временем осознав, что тяготы по обеспечению семьи основательно легли на её хрупкие плечи, перестала обращать на мужа внимание.

– Пап, мне нужно выпускное платье. – Выпалила Лиза, по привычке обращаясь к отцу, забежав по пути в танцевальный кружок на пару минут домой, переодеться и взять всё необходимое. Но взглянув в его пустые глаза, сразу осеклась.

– Ладно, с мамой вечером обсудим.

И как бы отметив для себя, что то очень важное, опрометью неслась на занятия, уже не обращая внимания на случившиеся в семье перемены. Лиза решила, во что бы то ни стало уехать из этого «зверинца» в Столицу, и будь, что будет.

Мммм… Столица!!! Блеск отмытой с благоухающим крымской лавандой ШАМПУНЕМ!!! тротуарной плитки. Огромные, заполненные открыторотыми туристами проспекты. Сияние отполированных витрин, взывающее к бегущим по важным, столичным делам прохожим и так далее и так далее…

Лиза не хотела быть похожей на маму, доверившей свою жизнь, как оказалось – слабому мужчине. И уж тем более идти по пятам старшей сестры, год назад закончившей университет и засевшей над диссертацией в ближайшем к дому архиве.

Лизе хотелось праздника, яркого, весёлого, вечного.

Обладая юным, великолепным телом, развитым и прекрасно сформированным благодаря генетике и многолетнему труду у хореографического станка, Лиза решила, окончив школу, попытать удачи в поступлении в труппу любого из столичных театров, ну на крайний случай, продолжить образование, но исключительно в столичной же «хоряге».

Соперничать с многочисленными нимфетками в жалком подобии свадебного балагана, в лихом танце с бубном за мимолётное внимание «принца» Лиза Кутищева считала ниже своего достоинства, решив, самой раз и навсегда стать «Королевой»! Мнения родителей и уж тем более сестры, она решила не домогаться, дабы избежать ненужных уговоров и слезливых воплей.

Собрав документы, только нужные на первое время вещи и деньги, скопленные за год в виде «пожертвований» на питание и проезд, карманные выдаваемые еженедельно, присовокупив финансы выделенные предками на антураж выпускного, Лиза вместо праздничного гуляния с уже бывшими одноклассниками, стремглав унеслась на вокзал к просмоленному шпальной мастикой поезду.

Однако избежать разговора с родителями, а точнее с отцом ей не удалось. Записка оставленная беглянкой в платяном шкафу (дабы не нашли раньше времени) привела хватившихся на следующий день родителей в шоковое состояние.

Сестра отца, выбранная Лизой для остановки в столице (пока не решится ситуация с общагой), была немедленно проинформирована в плаксивом телефонном разговоре. И Кутищев старший отправился в аэропорт. Снабжённый супругой: строгими формулировками, деньгами на обратные билеты и толстым, замотанным в модную пищевую плёнку бутербродом, он хмуро молчал, весь путь обдумывая случившееся.

Встретив опешившую от неожиданности младшую дочь на пороге тёткиной квартиры (ведь самолёты намного быстрее поездов), Александр Георгиевич не произнёс ни слова. Глядя в полные надежды и силы глаза Лизы, он напрочь забыл шаблонные банальности, заученные накануне, поскольку сам уже не владел этой силой. Тихо заверив, что попробует поговорить с мамой, отбыл в обратный путь, пополнив Лизины финансы суммой её обратного билета.

Лиза Кутищева первый раз одержала «взрослую» победу, но это была и последняя её победа.

***

– Сашуль, пойдём тебя кормить. – Чуть повысив голос, произнесла Лиза, постепенно проявляясь в оседающем тумане, хлынувшем из распахнутой двери ванной комнаты. – Надеюсь, яйца и лук вы с Машей не прикончили?

Лиза направилась на кухню, давно отточенным движением заматывая в полотенце волосы, соорудив высокую гульку, взвившуюся над головой причудливым тюрбаном.

День за непрозрачным от налипшей пыли и сигаретной смолы стеклом окна казался чумазо-унылым, нехотя заглядывая сквозь дымчатую материю давно нестиранных тюлевых занавесок в сжатое со всех сторон кухонное пространство.

– Твою-то мать… – вырвалось и Лизы, – а посуду вы слугам оставили?

– Александр, сколько можно над матерью издеваться? Ну, неужели трудно убрать за собой? Превратили квартиру в дом свиданий, пока мать на работе…

Этот двухкомнатный хрущёвский «трамвай» достался Елизавете Александровне от одинокой отцовской сестры, два десятка лет назад приютившей беглую племяшку, прижившуюся у престарелой и бездетной тётушки.

За эти стены, без малого девятнадцать лет назад она спрятала своё сокровище – тёплое и орущие, сейчас бессовестно разгуливающее в одних трусах по их маленькому фамильному «Замку».

– Оденься, балбес! – Теплея, окликнула она сына, с любовью засмотревшись на вымахавшее «сокровище».

– Мам, а ты рубашку мне погладишь? – Заискивающе проблеяло «сокровище», натягивая запутавшиеся штанинами брюки, смешно подпрыгивая на одной ноге, в попытке их освободить. – А то я опаздываю.

– А ты куда собрался? – Вопросительно уставилась на сына Лиза, и немного понаблюдав за его прыжками, с ехидством добавила, направляясь за утюгом в свою комнату. – В институте чего случилось или жениться собрался?

– Жениться… – утвердительно, с явным удивлением ответил Алекс, замерев посреди коридора с полуспущенными, так и не поддавшимися штанами. – А… как ты догадалась?

Лиза замерла, остановившись в глубоком поклоне у распахнутого шкафа и медленно разгибаясь, с трудом вздохнула, тяжело проталкивая в лёгкие остановленный внезапным спазмом воздух. Мир вокруг неё заискрился, яркие брызги разлетелись по тёмной комнате, и Лиза присела на валкий край дивана, закрывая глаза и шумно выдыхая.

– Мам… ты чего? – Занервничал Алекс, направившись к Лизе, мелко перебирая так и не освободившимися от пут ногами. – Мы с Машей только подали заявление, до свадьбы ещё целых два месяца…

Глава вторая. СТУЛОВ

– Не будет никаких двух месяцев! – кричал взбешённый Стулов, вслед убегающей по лестнице дочери. – Ни месяцев, ни дней, ни часов…

Вычурное, созданное из нержавеющей стали и белоснежного мрамора сооружение, насчитывало не менее сотни ступеней и плавными изгибами соединяло входную зону их дома, переходящее в огромное гостевое пространство, где стоял Стулов и личные покои живущей здесь семьи.

Стулов дождался, пока Маша пролетит последний изгиб, скрывшись от его взора и услышав громкий «взрыв», от удара дверного полотна о мощный дубовый косяк, медленно двинулся в сторону гостевого бара.

– Я тебе покажу замуж, – приговаривал он, пытаясь ослабить узел непослушного галстука. – Молоко ещё на губах не обсохло! – Повысив голос до фальцета, добавил Стулов, придавленный непокорной «удавкой».

Кое-как, справившись с английским узлом, Стулов добрёл, наконец, до бара. Не глядя в его тёмные закрома, он нащупал первую попавшуюся бутылку, оказавшуюся одной из разновидностей кокосового ликёра, и вслух выругавшись, в сердцах сильно метнул её обратно.

– Бля… ое пойло! Что за день-то сегодня такой? В конторе БЕДА и дома БЕДА…

Стулов отошёл от барной стойки, усаживаясь в уютную мягкость дивана со стороны вмонтированной в его край массивной антикварной тумбы, служащей хозяину и журнальным столом и тайным мини баром. Покопавшись в глубоких антикварных недрах, Стулов извлёк на свет несколько «иномерзавчиков», с жадным напором взломал хрупкую защиту и наконец, приложился к крохотному горлышку, в одно мгновение уничтожая содержимое.

***

Андрей Юрьевич Стулов был обычным. Многие знакомые, пытавшиеся описать внешнюю и внутреннюю составляющие Стулова, упирались в один и тот же барьер, отгораживающий «подследственного» от въедливых попыток добраться до сути – НЕПРОНИЦАЕМОСТЬ.

Он не числился, не привлекался, не был замечен. Основная черта характера, отмеченная в его личном деле, имела лишь один отзыв – Блестящий исполнитель.

В жарких прениях многочисленных собраний, пленумов и форумов, Андрей Юрьевич всегда выбирал середину, немного вяло поддерживая любое принятое решение, как бы оставляя несколько сантиметров в натянутой обществом верёвке. Ну, кто он – один из малых винтиков в огромном отлаженном механизме, прочное середняковое кресло, в наполненном коллегами органе, столбовой дворянин в представительном собрании.

– Благодарю за доверие шеф! – с теплотой в голосе произнёс Стулов. За последний год шеф Андрея Юрьевича умудрился дважды расширить площадь своей приёмной, забираясь всё выше в не лёгком восхождении на государственный Олимп, но не забывая услужливого зама, прилипшего к нему словно тень.

– Стулов! – с улыбкой ответил шеф, поправляя чуть съехавший галстук зама и глядя тому в лицо.– Ты рад…?

Андрей Юрьевич, безусловно, был рад. Быть может даже больше, чем сам хозяин тени.

У Стулова никогда не было напрягов. Нет задачи, поставленные перед ним, не всегда обладали способностью само решения, но сложность реализации тех или иных жизненных ситуаций никогда не переступали границ дозволенного. Единственное, что не укладывалось в поступательном процессе Стулова – семья.

Женившись сразу после института на сокурснице – простой провинциальной девчонке, Стулов совершил единственную в жизни ошибку. Родив дочку, ушлая супруга, вместе с пропиской получила превосходный рычаг постоянного давления на столичный Стуловский клан, в один момент поменяв их жизненный уклад, а когда и финансовая основа новых родственников оказалась в её ловких руках, оставила бесперспективного (как ей тогда казалось) мужа с трёх летней Машей на руках и крупным долгом перед двумя кредитными организациями, укатив к «зажиточному заокеанскому фермеру» добытому через приватный сайт знакомств.

Итог получился необычный. Стулов, оказавшись в столь удручающем положении, изменил свою жизнь, полностью пересмотрев приоритеты. Сменил мало денежную научную работу, стал интересоваться политикой и вложениями, читать наводнившие газетные киоски яркие брошюры с кричащими названиями и работать, работать, работать…

Через год его заметили. Впервые появились деньги, Андрей Юрьевич отдал долги и купил первую в своей жизни машину. О собственном авто, Стулов мечтал с раннего детства, с того самого момента, когда дядя Саша (приятель отца) впервые подвез их до дачного участка, тем самым приведя в восторг маленькое сердце Андрюши Стулова.

Деньги не стали самоцелью Андрея Юрьевича, но и чувства пренебрежения к их неотъемлемой силе он не испытывал, постепенно он аккумулировал их энергию, размещая финансы в около политические проекты.

Вот на этом этапе и появился Шеф. Энергичная, за гранью разумного деловая активность этого человека поразила Стулова. Сам привыкший к изнурительному труду до результата Стулов, был лишь слабым отблеском на фоне его Сияния и Андрей Юрьевич приложил немало усилий, что бы сблизиться с этим Светилом, стать узнаваемым им, быть полезным.

Мимикрия всегда помогала Стулову в достижении цели. Сам процесс клеточной подстройки к окружающей (чаще всего враждебной) среде был приятен ему, он нуждался в нём, словно лишённый утренней дозы наркот.

Шли годы, росла и дочь Андрея Юрьевича Стулова – Маша.

С тех пор, как бывшая супруга отчалила в край вечной свободы, вопросы, связанные с воспитанием девочки, легли на пенсионные плечи родителей Андрея. Маша не была проблемной брошенкой, что часто случается с оставленными матерью детьми и постепенное взросление дочки, скорее радовало, зашитого рабочими моментами Стулова младшего в редкие моменты их общения.

Мария относилась к отцу как к огромному плюшевому медведю, спрятанному в диване и извлекаемому в дни праздников, дабы напомнить хозяйке, что он есть.

Тем не менее, Стулов любил свою дочь.

***

– Что за дикость такая, – рассуждал размякший от алкоголя Стулов, разглядывая остатки напитка, медленно вращая опустевший мерзавчик, – почему люди каждый раз вступают в одно и тоже дерьмо? Почему нельзя пройти мимо, неужели это так трудно?

Раздался еле слышный, словно сдавленный ритмичный звук и Андрей Юрьевич не сразу сообразил, что это его телефон. Порывшись во внутреннем кармане пиджака, Стулов достал аппарат и смахнув экран прочёл пришедшую минуту назад СМСку.

– Суки… – выдавил из себя Стулов, нервно отшвыривая телефон, должно быть от обиды глубоко зарывшийся в складки диванной обивки.

– Сколько раз я себе говорил – не лезь в первые ряды, сожрут и выплюнут…

Он со вздохом поднялся и шаркая ногами, поплёлся в кабинет, негромко бормоча матерные проклятия.

Это была мимолётная слабость, которая унизила его рабочий принцип – сторониться поста зиц-председателя, оставаясь лишь исполнителем. Да и ладно бы назначение на пост председателя «Межрегионального государственного внебюджетного ФОНДА КУЛЬТУРЫ» сулило золотые горы с бриллиантовыми вершинами или пожизненный чин Пэра с родовым замком и всемирной известностью. Это назначение случилось так походя, что даже не было отмечено в рабочем Стуловском ежедневнике, аккуратно отображавшем даже мельчайшие события.

Андрей Юрьевич так объяснил свою «слабость»:

– За двадцать лет тяжёлого труда, я создал обширную надполитическую сеть, сдерживаемую сложнейшим механизмом противовесов. Система работает стабильно и слаженно, поэтому просто настало такое время, позволившее мне, как неотъемлемой её части, возглавить один из таких противовесов.

Вот только любые сети, рано или поздно перестают быть надполитическими.

Так и случилось. Очередной виток финансовой спирали до такой степени разогнал вошедшие в него противовесы, что центробежная (руководящая) сила начала планомерно избавляться от возникших надстроек, ещё вчера безнаказанно резвящихся с профицитами бюджета страны на оффшорно-лазурных берегах уже недружественных нам стран.

В этом событии было что-то неправильное, нерациональное. Отсутствовал основной принцип жизнедеятельности целого класса – класса распределителей. Принцип был прост как формула водорода – пилите Шура, пилите… Высокоморальная бюрократия, что может быть нелепее? И конечно же начать чистку необходимо именно с КУЛЬТУРЫ!!!!

Пришли сегодня утром, начав обыски сразу во всех отделениях Фонда. Стулов был на совещании в одном из министерств и поэтому о шмоне в «ФОНДЕ КУЛЬТУРЫ» узнал только по его окончании, прочитав размытое паникой смс своего заместителя. Возвращаться к себе в офис, он решил повременить, направив служебный автомобиль в загородный дом, попутно пытаясь связаться с шефом, как то загадочно переставшему выходить на связь.

И вот теперь, приехав домой, что бы в тишине обдумать сложившееся положение, получает «стулом по голове» – дочь собралась ЗАМУЖ!? Мало этого? Вместо того, чтобы назначить встречу, обмыслить дальнейшие шаги, шеф, сначала перестал подавать признаки жизни, а пять минут назад прислал в сообщении всего одно слово: «БЕГИ»

В тёмном пространстве кабинета мерно завывал моторчик внешней системы вентиляции, создавая в закрытом тёмном помещении полную иллюзию ночного перелёта, ну скажем из Нью-Йорка в Лондон. Андрей Юрьевич беззвучно проник в кабинет, двигаясь как опытный вор во вскрытой ночью квартире, добравшись до рабочего стола он ладонью нащупал лампу и хлюпнув выключателем, зажёг свет. Усевшись в кресло Стулов опустил ладони под массивную столешницу и отыскав в ней секретные пазы привёл в действие механизм отпирания фальшпанели, скрывающей от глаз вмонтированный в стену сейф.

– Маша! – Крикнул Стулов, выходя из кабинета и закрывая за собой тяжёлую дверь. – Дочь, собирайся, мы уезжаем…

Глава третья. ШЕФ

В огромном, ярко освещённом зале, специально созданным для массовых мероприятий, стояла непривычная для заполненного людьми пространства тишина.

Один из многочисленных участников собрания (а это было именно собрание), повторяя принятую присутствующим обществом позу, ожидающе замер на неудобном стуле, смущённо опустив глаза и глядя на натертый до зеркального блеска паркетный пол.

– Пиз..ц… – беззвучно, одними губами произнёс он, пытаясь, незаметно поменять положение затёкшего тела. – Началось, – всё так же, не издав ни звука, добавил он, медленно разминая уставшие ноги.

Он был довольно высок, явно выделяясь в толпе своей всегда высоко поднятой головой с ухоженной «шапкой» серебряных, забранных благородной сединой волос. Прекрасно сшитый, тёмно-синей шерсти золотого сечения, костюм изумительно гармонировал с чёрной, как антрацит рубашкой и светлым, подобранным под цвет его волос галстуком. Сохранённая, не смотря на возраст, спортивная фигура была предметом жгучей зависти в узких кругах начальственной знати, придавая её владельцу, дополнительные кубические сантиметры в вечной борьбе за объём – дезодорированного и рафинированного бюджетного воздуха.