Чтобы возникли не только законы и мораль, но и размышления над всем бытием, а значит, и философия, нужно, чтобы свежее бытие умерло еще больше, начался уже упадок. Если в колониях, в тех городах или государствах, которые возникли из разумного расчета и быстро расцвели, условия для этого уже особенно благоприятны, то в греческих колониях следует учитывать и то, что их контакт с негреческими народами сделал возможным возникновение таких философий, каковые (§17) должны были ответить на вопрос о загадке всего сущего в до греческом духе. Ионийские колонии в Малой Азии и на островах стали колыбелью философии по многим причинам; именно оттуда вышли даже те, благодаря кому в других регионах зародилась искра, ставшая пламенем философии, совершенно отличной от философии трех милетцев, впервые преподавших философию.
§20.
Обращенный к великолепию Востока, ионийский ум, находя удовлетворение в поэзии в объективном эпосе, в религии в мистериях, обращенный к культу природы, может создать реалистическую натурфилософию только там, где он философствует. По содержанию их учений мы называем первых греческих философов простыми или чистыми физиологами и, в согласии с Аристотелем, понимаем под ними тех, кто считал, что загадка бытия разрешена, когда была указана первосущность, из которой все возникло и в видоизменениях которой все существует. На вопрос: что есть мир и что есть человек? ответ здесь таков: это материальная субстанция, – ответ, который, конечно же, исходит скорее из души первобытных народов, чем из духа греков. Но его нельзя назвать материалистическим до тех пор, пока еще неизвестно противопоставление материи и духа, вещества и силы. Это беспристрастный гилозоизм.
§21.
Если пытливый ум приравнивает искомую сущность к материальному субстрату, чьими модификациями, как предполагается, являются все вещи, он не может быть неограничен в выборе такого исходного материала. Чем более субстанция определенно сформирована и ускользает от определенных модификаций, тем меньше, чем более она бесформенна и модифицируема, тем больше к ней склонности. Именно поэтому жидкость является первоначальной субстанцией всех вещей. Жидкость, которая первой предстает как таковая, жидкость, которая, кроме того, предстает перед обитателем морского берега как самый мощный из всех элементов, а в метеоритных явлениях – как доступная для наибольшего разнообразия форм, жидкость, которая, наконец, оказывается наиболее достойной почитания для духа, впервые оторвавшегося от мифов, – это вода, особенно морская. Поэтому вполне понятно, что Фалес, первый истинный философ, сделал воду первичным веществом или элементом, из которого все вещи должны быть видоизменены, хотя это учение могло показаться кощунственным и чуждым мудрости грека, считавшего себя больше и лучше, чем конденсат воды.
§22.
A. Фалес
F. Decker, De Thalete Milesio, Hake 1865. Paul Tannery, Thales de ?. in the Rcvae philos. 1880 – Schleiermacher, Untersuchung ?ber den Philosophen Hippon, 1820, W. Abth. III, vol. 3.
Фалес, сын Экзамеса, родился в Милете около Ol.39 (624 г. до н.э.), как говорят, жил в Ol.58. Его математические и астрономические познания, которые, согласно весьма сомнительным позднейшим свидетельствам, он изложил в потерянных в раннем возрасте записях, а также его политическая проницательность указывают на разумное направление. Поэтому его называют одним из мудрецов. Он философ, поскольку прежде всего ищет постоянную первооснову, лежащую в основе всех вещей, как субстанцию, из которой все они произошли; вода, которую он рассматривает как эту основу, сразу же становится для него пространственной базой, на которой плавает Земля, эта главная вещь Вселенной. Мы не знаем, привело ли его к этому предположению наблюдение, что все семена и вся пища влажные, как предполагал Аристотель, или другие наблюдения или теогонические мифы. Позднее древние утверждали первое, более поздние – второе, и для них это также было причиной того, что небесные тела питаются испаряющейся водой. Утверждение Цицерона, приписываемое эпикурейцу и опровергнутое им самим, что Фалес все еще предполагал мир-душу вне первоматерии, или утверждение других, что он предполагал всеобщий мир-разум в качестве принципа, безусловно, ложно. В соответствии с его беспристрастным гилозоизмом все вещи считались одушевленными, или все было полно демонов и богов, каждое физическое движение было признаком жизни. С этим согласуется и приписываемое ему высказывание о том, что нет разницы между жизнью и смертью. Когда, как в данном случае, материи приписывается определенное качество, очевидно, что все различия следует рассматривать лишь как количественные. Поэтому то, что Аристотель говорит о некоторых физиологах, что они вызвали все к жизни, сгущая и разбавляя первоначальную субстанцию, может быть с полным правом отнесено поздними философами к Фалесу. – Кроме Фалеса, часто упоминается Гиппон, вероятно, саамиец по происхождению[1 - Пифагореец Гиппон считал началом влагу, а душу влажной.], чья «влага», вероятно, ничем не отличалась от воды Фалеса. Сам факт того, что человек, живший в эпоху Перикла, все еще мог довольствоваться учениями Фалеса, был достаточным основанием для пренебрежительного суждения о нем Аристотеля.
§23.
Уже правильно указанная Аристотелем причина, что субстанция столь определенной природы, как вода, своим противопоставлением некоторым физическим качествам исключает их, так что они не могут быть получены из нее, обусловливает необходимость иной формулировки этого принципа. Опускается не это, что она является материальной субстанцией, а только специфическое, исключительное качество. Как учение Фалеса напоминает гомеровское учение об Океаносе как отце вещей, так и теория второго милезийского философа о неопределенной первоматерии заставляет нас заподозрить отсылку к гесиодовскому Хаосу.
§24.
B. Анаксимандр
Шлейермахер, Об Анаксимандре Милетском. Академическая лекция от 11 ноября и 24 декабря 1811 г., WW. 3rd ed. 2nd vol. p. 171 ft. Gust. Teichm?ller, Stadien zar Geschichte der Begriffe, Berlin 1874. Jos. Neuhaeuser, Anaxim. Milesias, Bonnae 1883. Paul Natorp, Ueber das Prinzip u. die Kosmologie Anaxim.’s. in den Philos. Monatsh., XX, 1884.
1 Анаксимандр, сын Праксиада, милезиец, родившийся около Ol. 42 (ок. 611 г. до н. э.), вряд ли, как утверждают, является учеником Фалеса, хотя, как показывают его знания и изобретения, астрономо-математическое направление у него общее с ним. Его сочинение, написанное поэтической прозой, возможно, называлось «???? ??????».
2. В качестве принципа, который он сначала назвал ????, возможно, потому, что, как замечает Аристотель, всякая детерминанта является относительной, он рассматривал то, что он называл ??????? [а?пэйрон], по мнению других также ???????? [а?о?ристон], и всегда противопоставлял ??????????????? [эйдопэпойэмэ?нон]. Это то, что нетленно, несмотря на все изменения, и потому бессмертно. В любом случае его следует понимать как материальное, но мысль о мертвой материи еще не должна допускаться. Тем более что движение ей имманентно, и именно поэтому она раньше (старше) нематериальной (Фалеса). Поскольку, подобно хаосу Гесиода, она является лишь основой всего качественно определенного, потенциально (??????? [дюна?мэй]) содержащего в себе то же самое, Аристотель и Теофраст, ссылаясь на Анаксагора и Эмпедокла, могут описать ее как смесь. Шлейермахер уже сделал маловероятным, что отрывки из Аристотеля, где он говорит о тех, кто превращает среднее существо между воздухом и водой в принцип, и которые многие комментаторы относят к Анаксагору, действительно относятся к нему.
(3) В случае бескачественной первичной субстанции все качественные различия не могут, как у Фалеса, быть прослежены до постепенных, то есть количественных, различий. Поэтому Анаксимандр учит, что качественные противоположности устраняются из неопределенного (???????????? ??????????? [энантио?тэтас эккри?нэстхай]). Этот процесс нельзя отделить от пространственного движения. Если представить его как круговое движение, то сразу же возникает не только вечность одного и того же, но и контраст между тем, что находится в покое вблизи центра (тяжелое, холодное), и тем, что находится вдали от него (легкое, теплое). За контрастом холодного и теплого, который возникает первым, лишь позже следует контраст сухого и влажного. Проницательная гипотеза Шлейермахера о том, что последнему предшествует, с одной стороны, неразделенное тепло (огонь-воздух), которое, возможно, имеет в виду Аристотель, когда говорит о промежуточном существе между воздухом и огнем, а с другой – неразделенный холод (земля-вода), которая, возможно, является ????? ??????? [про?тэ юграси?а], как остаток (после выделения земли) Анаксимандр, как говорят, описал море, что становится еще более вероятным благодаря тому, как он представлял себе дальнейшее развитие. Ведь отделив (плоскую) цилиндрическую Землю, как центр, от остальной части Вселенной, он формирует напротив нее сферу из воздуха и льда.
Разрыв постоянной сферы привел к образованию воздушных карманов в форме колес. Колесоподобные формы, которые, вращаясь под действием воздушных потоков, позволяют заключенному в них огню вытекать наружу подобно мехи. Эти огненные отверстия сферы образуют небесные тела, которые, в отличие от вечных ???????, называются ставшими богами или небесными богами. Если отверстия звездных сфер перекрываются, происходят затмения. Благодаря воздействию теплой среды на земную кровь в ней образуются пузырьки, из которых выходят органические существа и, в дальнейшем развитии, наконец, человек, живший, следовательно, первоначально в рыбоподобной оболочке. Как все вещи исходят из неопределенного, так они и возвращаются к нему: «воздавая друг другу покаянием и наказанием за несправедливость в соответствии с порядком времени», который со Шлейермахером стал сомнительным лишь для обозначения периодического выравнивания одностороннего продвижения одной из противоположностей. Поскольку Анаксимандр, по словам Теофраста, предполагал множество таких выходов и регрессий, множественность миров, о которых он учил, предположительно является последовательной. Каждый из этих миров, по сравнению с «??????? [фтхарто?н]», является преходящим богом.
§25.
Преимущество, которое дает учение Анаксимандра о том, что сухое и теплое находятся в не более враждебном отношении к его принципу, чем холодное и влажное, перевешивается тем недостатком, что качественное не может быть действительно выведено из бескачественного. Поэтому он образует противоположную Фалесу односторонность, за пределы которой он, тем не менее, также выходит, поскольку у него первичная влага уже была вторичной. Введя удобное выражение «возникновение» или «устранение», Анаксимандр фактически позволил качественной детерминации, которую он только что исключил из своего принципа, вернуться обратно через задний толчок. Тот, кто сознательно делает то, что он делает бессознательно, а именно добавляет качественную детерминацию к ???????, будет, поскольку он понимает Анаксимандра лучше, чем он сам, стоять выше него и в то же время в определенной степени вернется к точке зрения Фалеса. Конечно, это не означает, что он будет приписывать принципу то же качество, что и Фалес, ибо оно было исключительным. Но, установив бесконечный воздух в качестве первичной субстанции всех вещей, младший товарищ Фалеса и Анаксимандра преодолел односторонность обоих, поскольку его принцип – это не сумма, а отрицательное единство их принципов.
§26.
C. Анаксимен
Gust. Teichm?ller a. §24 a. O. Paul Tannery, Un Fragment d’Anaximene, im Archiv f. G. d. Ph., I, 1887. Ebenda Aless». Chiapelli, Za Pythagoras and Anaximenes.
(1) Анаксимен, сын Евристрата из Милета, конечно, не мог родиться в 01.63 г. и умереть во время завоевания Сард, как об этом сообщает Диоген согласно Аполлодору. Не исключено, что его расцвет (????) следует отнести ко времени завоевания Сард Киром, а 01.63 – к дате его смерти. Анаксимен был младшим современником Фалеса и Анаксимандра. Его называют учеником последнего, в то время как он приближается к первому через свое учение; возможно, он лично знал обоих, что также объясняет промежуточное положение между ними генетически. Теофраст все еще был знаком с его письмом на ионийском диалекте и обсуждает его в отдельном сочинении. Все последующие авторы, похоже, черпали информацию у него и Аристотеля.
(2) Анаксимен также ищет принцип, который лежит в основе всего определяемого и поэтому является общим и бесконечным, но в то же время он хочет, чтобы он был определен качественно. Если он теперь говорит не о воде, как Фалес, а о воздухе, что он есть принцип и бесконечное, из которого все проистекает, то, возможно, к этому его подтолкнуло соображение, что вода не может принимать какие-то качества, но, несомненно, что живительное дыхание, которое он рассматривает как одно целое с душой, и небо, окружающее вселенную, – это воздух. Как у Фалеса вода, так и у него воздух несет в себе землю, плавающую в нем подобно тарелке. Что касается выведения человека, то ясно, что он допускает возникновение всего через конденсацию и разрежение и, вероятно, был первым, кто подробно остановился на этом выведении. Если, однако, он также вводит контраст холодного и теплого, он снова выступает здесь как посредник между методом деривации Фалеса и Анаксимандра, посредник, который облегчается тем, что теплое и холодное дыхание – это только разрежение или конденсация дыхания. Более вероятное сообщение о том, что он создал облака из воздуха, воду из облаков и землю из земли посредством осадков, противопоставляется другому, согласно которому земля была первым продуктом. Возможно, последнее относится к телу земли, которое содержит все элементы, а первое – к элементу земли. Тело земли образует центр мира; из паров, поднимающихся от земли небесные тела, которые движутся вокруг нее и состоят из земли и огня. То, что само по себе вероятно, подтверждается явными свидетельствами о том, что все должно вернуться в воздух.
§27.
С Анаксименом группа взглядов замыкается в круг, поскольку тезис «качественное», антитезис «без качества» и синтез «тем не менее качественное» не требуют и не допускают никакого дальнейшего развития. Материально тоже ничего больше не делается в чисто физиологическом направлении. С другой стороны, появляется человек, который стремится доказать молчаливые предпосылки, из которых исходили милезианцы, поскольку они оспаривались с другой точки зрения, и тем самым, как это всегда делают защитники взглядов, формально продвигает учение физиологов. Поскольку точка зрения, с которой оспариваются предпосылки милезианских философов, единство и материальность принципа, выше, чем их, Диогена Аполлонийского можно назвать реакционером. Как и все те, кто защищает преодоленную вещь, он демонстрирует большую субъективную значимость своих достижений, при этом сама вещь объективно не оспаривается им. То, что Шлейермахер относится к нему с такой любовью, а Гегель даже не упоминает о нем, объясняется следующим.
§28.
D. Диоген Аполлониат
Schleiermacher, Ueber Diogenes von Apollonia, Akad. Vorl. 1811. WW. III, 2. p. 149 ff. Гиль. Schorn, Anaxagorae Clazomenii et Diogenis Apolloniatae fragmento, Bonnae 1829. Fr. Panzerbieier, Diogenes Apolloniates, Lips. 1830. mr. Diels, Leakippos and Diogenes von Apollonia, im Rhein. Museum, XLII, 1887. G. Geil, Die schriftst. Th?tigkeit des Diog. v. Apoll. in den Philos. Monatsh. 26, 1890.
1 Диоген родился, по-видимому, в Аполлонии на Крите и, следовательно, был, вероятно, дорийского происхождения, но, как и все писатели ??????, он пользовался ионийским диалектом. Его несомненную современность с Анаксагором можно примирить только с весьма вынужденным предположением, что он слышал Анаксимена. Вероятно, он усвоил его учение через традицию, а также учение Анаксимандра. Труд, от которого до нас дошли фрагменты, был, возможно, его единственным, а другие цитируемые работы были лишь его подразделами.
(2) Как того требует его историческое положение, Диоген требует большего формального совершенства доктрины путем установления фиксированного принципа, а также простого и достойного изложения. Поэтому он стремится прежде всего доказать то, что до сих пор было молчаливой предпосылкой, – что первоначальная субстанция только одна, а все остальное – лишь модификации этой субстанции. Если бы это было не так, то не было бы ни смешения, ни связи различных вещей, не было бы также развития и перехода, поскольку все это мыслимо только при переходе одной вещи (постоянной вещи) в другую. Но если существует только одна-единственная основная субстанция, то из этого сразу же следует вывод, что нет никакого действительного становления, а есть только изменение. Во-вторых, Диоген сознательно, как и его предшественники бессознательно, отрицает все нематериальное. Он не только прямо называет первоначальную субстанцию, видоизменением которой является все сущее, ????, но уже знает, что существует различие между материей и духом, и, очевидно, в противовес такому дуализму утверждает, что разум, который для него совпадает с жизненной силой и ощущением, имманентен воздуху и что без него нельзя мыслить. Поэтому все, даже неорганические существа, но особенно человек, получает жизнь и познание через дыхание. Физиологические примеры, такие как пенообразная природа спермы, должны служить доказательством витализирующей природы воздуха. Эта попытка отстоять прежний монизм против дуализма превращает беспристрастный гилозоизм в материалистическое учение.
(3) Как и Анаксимандр, Диоген также выводит индивидуальное из холодного и теплого с помощью антитезы; как и Анаксимен, он отождествляет его с плотным и тонким, но затем приравнивает оба к тяжелому и легкому. Поскольку он, как говорят, заимствовал у Анаксимандра, что море – это остаток, то сообщение о том, что он превратил в принцип среднее существо между воздухом и огнем, вероятно, следует изменить так, что это среднее существо уже было вторичным, как и у Анаксимандра. Отделив тяжелое от легкого, Земля отделила себя от небесных тел, чье круговое движение, как говорят, является следствием тепла. Поскольку они питаются испарениями земли, она становится все суше и суше и приближается к полному высыханию. То, что он далее говорил о бимороподобной природе звезд, было, вероятно, заимствовано у Эмпедокла или Анаксагора и, возможно, способствовало тому, что его обвинили в атеизме. В воздухе участвуют все отдельные вещи, но каждая по-своему и в соответствии с различными степенями теплоты, сухости и т. д. Сам воздух, по-видимому, имеет не только различные степени теплоты, но и различные степени плотности. Отдельные человеческие души также отличаются друг от друга только тем, что по-разному участвуют в принципе жизни и познания. В целом Диоген, как показывают и его исследования вен, сделал объектом своего исследования живое, и прежде всего человека.
§29.
Если философия есть самопонимание разума, то доказательство того, что философская система не понимает себя, есть также доказательство того, что она не является полностью (т. е. не является завершенной) философией, а значит, подлежит исключению. Но именно так обстоит дело с чистыми физиологами. Если бы они понимали себя, то признались бы себе, что их интересует не вода или воздух, а то, что во всем постоянно, существенно и сущностно, и что не это выводит их за пределы растительного и животного, что это животное и растительное, а то, что меняется и является лишь видимостью. Таким образом, речь идет не о чувственно воспринимаемых субстанциях, а о пребывающих и изменяющихся, то есть о мыслительных определениях, категориях. Найти это разуму мешает райское великолепие Востока, в котором внешний мир настолько занимает человека, что даже тот, кто начинает размышлять, подобно Диогену, всегда думает, что его интересует теплый воздух. Сумерки окцидентального мира, напротив, приглашают разум поразмышлять о себе, делая открытие, что не то, что представляется чувствам как наиболее изменяемое, решает загадку всего существования, а только то, что можно найти с помощью мышления. В тех колониях Великой Греции, которые, даже если их происхождение иное, дышат более или менее дорийским духом, появляются чистые метафизики, составляющие диаметральную противоположность чистым или простым физиологам. Если последние стремятся вывести все из материальной субстанции, то третьи – из мыслительных детерминаций. Разрыв с физиологическим мировоззрением обозначен тем, что первыми метафизиками были ионийцы, которые, однако, эмигрировали из страны натурфилософии, отдалившись от нее в результате путешествий.
II. Чистые метафизики
§30.
Какие детерминации мысли должны возникнуть сначала как существенные и всеопределяющие, было установлено развитием философии до сих пор. Если всякая множественность объясняется сгущением и разрежением, то разум, размышляя о самом себе размышляя о себе, должен прийти к выводу, что все различия сущности превратились в различия более простого и более простого, меньшего и большего, то есть в различия числа. Но если различия сущности – это только различия числа, то из этого следует, что сущность и число – это одно и то же. Если гораздо более развитое мышление Платона все еще любит описывать отношения между существенным и случайным как отношения одного и многих, то понятно, что там, где полет метафизического мышления только начинается, эти количественные категории кажутся вполне достаточными. Как справедливо отмечали философы древности и современности, они являются как бы посредниками между физическим и логическим и, таким образом, представляют собой наиболее удобное средство для облегчения большого шага от первого ко второму путем деления. Математическая школа Пифагора, таким образом, демонстрирует первые зачатки логического направления.
A. Пифагорейцы (математики)
§31.
a. Исторический аспект
Работы Гладиша и Рюта см. выше к §17. A. Ed. Chaignet, Pytha- gore et la Philosophie Pythagoricienne, 2 vols., Paris 1873. L. v. Schr?der, Pythagoras und die Inder, Leipzig 1884. Erw. Rohde, Die Quelle des Jamblichus in seiner Biogr. d. Pythagoras, im Rhein. Museum 1871, 72, 79.
Недостоверный характер трех биографий Пифагора, дошедших до нас из древности, и противоречия, которые выдвигали против них более здравые авторы, вызвали необходимость критических исследований, которые привели к противоположным результатам, в зависимости от того, выступал ли критик за оригинальность всего греческого, был ли он в душе индо-египтоманом или собственно египтоманом. В первой половине нашего века преобладала первая односторонность, поэтому противоположность, представленная, например, Рётом, казалась новшеством своего времени, чего не было в более ранние времена. Все согласны с тем, что Пифагор родился на Самосе как сын камнереза Мнесархоса. Не исключено, что он был потомком тирренских пеласгов, что, возможно, объясняет его склонность к мистическим практикам. Большинство современных авторов помещают его в OL.49, то есть между 584 и 580 годами до н. э. Он покинул родину на сороковом году жизни и переехал в Кротон в Великой Греции. Сведения о его многочисленных путешествиях, особенно на Восток, невероятны; не доказано даже его путешествие в Египет. Более специализированные конструкции этих путешествий произвольно скомпонованы Рётом из ненадежных источников. Вероятно, Пифагор уже начал свою преподавательскую деятельность на родине. Возможно, он умер в Метапонте около OL.69. Мы ничего не знаем о его учителях. Менее вероятно, что он был учеником Анаксимандра.
Вероятно, Пифагор уже начал свою преподавательскую деятельность на родине. Возможно, он умер в Метапонте около OL.69. Мы ничего не знаем о его учителях. Маловероятно, что он был учеником Анаксимандра. Однако не исключено, что верна старая традиция, согласно которой он был учеником Ферекидеса из Сироса. Однако она не вносит большого вклада в историческое понимание его учения. Ведь особенности пифагорейского мировоззрения так же далеки от космологических поэм в «Пяти ключах» Ферекида, как и от доктрин Анаксимандра, старшего современника Ферекида. С другой стороны, остается возможность, что аналогии, которые, согласно более поздним сообщениям, возникают между образом жизни Ферекида и Пифагора*, построены для Ферекида по модели Пифагора из предпосылки той исторической общности между ними. – Античный мир слишком единодушен в своих рассказах о некой окутанной особой тайной общине, к которой принадлежали ученики Пифагора, чтобы можно было сомневаться в ее существовании. В то время как большинство людей середины нашего века приписывали этой группе религиозное, возможно, также политическое, но уж точно не научное значение, Рёт попытался сместить акцент более узкой школы, «пифагорийцев», на научные доктрины. Но в этом построении, как и в своих предположениях о тайных религиозных учениях школы, он мог опираться лишь на произвольные детали позднейшей пифагорейской легенды, так что его предположения, даже если они и были временно приняты в более широких кругах, оставались по сути неактуальными для научных исследований. Сам Пифагор, возможно, приписывал себе сверхъестественные способности; еще больше их ему, несомненно, приписывали ранние последователи. Основную черту его интеллектуальной жизни мы должны искать в его религиозных начинаниях, которые ставят его в тесную связь с соответствующими движущими силами того времени в развитии мистических культов. Более глубоко, чем в этих культах, этические требования, по-видимому, были связаны с его религиозными начинаниями, как это было в кругу его ближайших учеников. Несомненно, что основные моральные и религиозные чувства основателя характеризовали не только его собственный образ жизни, но и образ жизни его учеников, что отражалось, прежде всего, в его партийной позиции, в его оппозиции демократическим движениям того времени, а также в ряде социальных институтов, в различных диетических предписаниях и, возможно, даже во внешнем облике. Мы уже не можем определить, в какой степени были организованы отдельные пифагорейские ассоциации в городах Великой Греции, и даже в какой степени различные ассоциации были связаны друг с другом. Из иногда туманных, иногда противоречивых сообщений мы также не можем понять, пережил ли сам Пифагор отпадение своей партии от политической власти. Несомненно лишь то, что политическое влияние Лиги было уничтожено в Великой Греции к середине V века (она лишь временно приобрела новое значение при Архите, примерно в первой половине IV века), и что уничтожение светской власти послужило толчком не только к распространению, но и к углублению научного учения пифагорейства. Насколько сам Пифагор философски обосновал свое учение, судить сложно. Основная часть философских учений школы, которая, безусловно, может быть признана пифагорейской, относится, по-видимому, к периоду после распада членов договора. Однако, учитывая суждения Гераклита о Пифагоре, трудно оправдать полное исключение родоначальника школы из списка философов.
§32.
b. Учение пифагорейцев
Ср. труды, упомянутые в §31. H. Ritter, Geschichte der pythagoreischen Philosophie, Berlin 1826 (Против этого: E. Reinhold, Beitrag zur Erl?uterung der pythagor. Metaphysics, Jena 1827). Chr. ?ug. lirandi», Ueber die Zahlenlehre der Pythagoreer und Platoniker, in 2. Jahrg. des Rhein. Museum (1828). Rothenbucher, Das System der Pythagoreer nach den Angaben des Aristoteles, Berlin 1867. Mullach, Fragm. Philos. Gracc., I, 383—575; II, 1—129 – Подробно: Aug. Bockh, Philolaus des Pythagoreers Lehren nebst den Bruchst?cken seines Werkes, Berlin 1819. Carl Schaarschmidt, Die angebliche Schriftstelleret des Philolaus, Bonn 1864; и в дополнение Zeller, Die Philosophie der Griechen, I, 1, 5th ed. p. 297 ff. – Gust. Hartenstein, De Archytae Tarentini fragm., Leipzig 1833; Fr. Beckmann, De Pythagoreorum reliquiis, Bero. 1844, 50; quaest. Pythagor., I-TV, Brauneberg (Lect. lat.) 1852, 55, 59, 68; – A. Nayck, in Jamblichus de vita Pythug., Petersburg 1884, p. 199 ff. – A. Unna, De Alcmaeone Croton., in Philol. histor. Studien by Chr. Petersen 1832; Rud. Hirzel, Zur Philos. des Alkm?on, in Hennes XI, 1876.
1. Главными источниками для пифагорейских доктрин являются дошедшие до нас аристотелевские сведения, а также сведения из «Литератора» его школы. Более разнообразные и важные, но еще более тревожные из-за их обилия, а тем более из-за их зависимости от более поздних учений, сведения сохранились от неопифагорейской литературы. Филалаос, старший современник Сократа, скорее всего, является самым древним литературным представителем пифагорейской философии через свое сочинение ???? ??????. Большинство высказываний, дошедших до нас в виде фрагментов этого произведения, похоже, подлинные, в то время как подавляющее большинство тех, что приписываются тарентинскому Архиту, следует считать поддельными. Филолай и Лисий преподавали в Фивах. Ученики Филолая Симмиас и Кебес сделали его учение известным в сократических кругах; третий, Эвритос, похоже, оказал большее педагогическое влияние в Греции. Врач Алкмеон, младший современник Пифагора, Гиппас из Метапонта и сиракузец Экфантос, оба примерно времен Филолая, и, наконец, комедиограф Эпихарм были близки к пифагорейству.
2. Аристотель называет в качестве причины, по которой пифагорейцы не предполагали чувственной первоматерии, а видели в элементах чисел первооснову всех вещей, во-первых, то, что числа являются принципом всей математики, во-вторых, что вся гармония основана на отношениях чисел, в-третьих, что отношения природных явлений также основаны на числах. Филолай приводит аналогичные доводы. Помимо этих объективных причин, пифагорейцы никогда не отрицали принцип всего этого периода, согласно которому подобное познается подобным. Рассказы противоречат друг другу в том, как они представляли себе связь чисел с вещами. Следует воздержаться от предположений, как у Рёта, что числа служили пифагорейцам лишь символическими или тропическими обозначениями, так что, поскольку, согласно пифагорейскому (то есть египетскому) учению, материя состояла из двух субстанций, ее стали называть «двумя», как мы говорим о «двенадцати» и подразумеваем апостолов, или о злой «семерке» и смертных грехах. Аристотель характеризует числа в пифагорейском смысле и так, что они сами являются вещами, то есть неизменной сущностью вещей, и так, что они являются архетипами вещей, в соответствии с которыми эти вещи образуются; и это в контекстах, которые заставляют предположить, что оба утверждения призваны отразить пифагорейскую доктрину одним и тем же способом. Таким образом, пифагорейцы еще не проводили различия между этими двумя разными идеями. Если взять Филолая как представителя строго научных пифагорейцев, то их доктрина состоит в том, что числа – это реальные вещи; поэтому у них развитие чисел происходит не только путем синекдохи, но и действительно, с развитием вещей, система чисел совпадает с миром.
3. То, из чего состоят все числа, их основание или принцип, который по этой самой причине часто называют их происхождением (????) или порождающим отцом, есть, хотя и только по более поздним сведениям, Единое (??) или Единство (?????), которое, поскольку оно содержит все числа в себе, часто называется числом вообще. Теперь числа возникают из единого как их общего корня в силу оппозиции неопределенного (??????? или также ????????) и предельного (?? ??????????, но также в единственном числе ?? ????????, которое Платон называет более кратко ?? ?????), что так важно для всей системы. Даже если оправданно называть введение ??????? для обозначения производных вещей ссылкой на Анаксимандра, нельзя упускать из виду то большое различие, что физические противоположности холода и тепла и т. д. были заменены логическими. Тот факт, что то же самое слово, которое Анаксимандр использовал для обозначения принципа, здесь используется для обозначения только одной и даже, как будет вскоре показано, подчиненной стороны этого принципа, показывает, что милезийские физиологи сознательно вышли за его пределы. Ограничивающий элемент постоянно обозначается как более высокий и более мощный, но над обоими возвышается единство, которое он содержит как связанное внутри себя; поэтому он называется гармонией, и это одно и то же, говорим ли мы о числе или о гармонии. Это единство без противоположностей является высшей мыслью в этой системе, следовательно, Богом ее, и не имеет особого значения, раньше или позже для него было использовано имя Бог или Божество. Возникновение чисел из Единого или вещей из Бога происходит, как я уже говорил, в силу этой противоположности. Но поскольку она сама по себе понимается самым различным образом и поскольку в ранние времена было зафиксировано десять различных ее версий, очень легко примириться с тем, что, по мнению одних, пифагорейцы выводили все из числа, а по мнению других – из десяти противоположностей. Последние, если верить более поздним сообщениям, являются вторичными принципами, а не первоэлементом; это только один из них. Противопоставление четного и нечетного, которое также встречается среди этих десяти, было, вероятно, первым, что поразило пифагорейцев, рассуждавших о числах, и, возможно, только через обратную абстракцию они пришли к предположению, что зародыш этого противопоставления среди чисел находится в общем корне всех. Нечетное, как соответствующее предельному, принимается за высшее, и достоинство нечетных чисел основано на силе, которую они проявляют в том, что, добавляясь к другому, они изменяют его природу, далее на том, что только они имеют начало, конец и центр, наконец, на том, что все они являются разностью квадратных чисел и, таким образом, пространственно понятые, всеобъемлющие, постигающие гномоны. Если единица, поскольку она стоит над всем, то есть также над этой противоположностью, называется ?????????????, то это слово не следует понимать в том смысле, в каком его обычно употребляют математики. На то, что нечетные числа располагаются выше четных, указывал Гладиш в своем параллелизме пифагорейского учения с китайским, и опять же тот факт, что среди противоположностей есть также противоположность между светом и тьмой, добром и злом, побудил многих в древние и современные времена принять заимствования из парсизма.
