– Так тут была община? – почти искренне удивилась я.
– Погодите! – он сделал резкий шаг ко мне, заставив меня дернуться. – Вы, наверное, подруга Лизаветы. А какое число нынче?
– Се-семнадцатое, – ответила я.
– Ох, я ведь должен был встретить вас. Как же я мог забыть, вот же…
Внезапно в голове всплыло имя, которое упоминала Лизка в последнем разговоре.
– А вы, должно быть, Егор.
– Он самый. Вы сами дорогу к дому нашли?
– Местные помогли.
– Надо же, какой я растяпа. Она просила меня, а я и запамятовал. Так Лизавета здесь, приехала в дом деда? Вы не уходите, я оставлю в доме вещи и провожу вас, очень хочется повидать ее.
Он поправил за спиной матерчатый рюкзак, от которого до меня донесся запах рыбы.
– Я быстро. Подождите меня тут.
Но я двинулась следом за ним.
– Кто-то еще живет в домах помимо вас?
– Летом приезжают охотники, – повторил он, – бывают и бродяги. Не прогоняю их, дома все равно стоят пустые, а им ночлег какой-никакой, все лучше, чем под открытым небом. Бога ради, – он снова обернулся ко мне, – простите еще раз, что испугал. Я думал, снова малышня балуется. Местные – они не ходят сюда, а вот ребятня.… Никак не отвадить.
– А говорили, что запугали их.
Мы прошли несколько таких же домишек. Их словно строил один человек по одному проекту. Егор остановился у одного из них и скинул с плеча тяжелый рюкзак. Пинком открыл дверь и кивнул мне в знак приглашения.
Дом был обжит, но неуютен. В печи догорали дрова, косоногий стул был завален одеждой, а маленький столик у стены в крошках и грязной посуде.
– Дети растут и вот уже новые прибегают. Не то на спор, не то ради любопытства, как вот вы. – Он снял с плеча ружье и притулил его к стене. – Простите за беспорядок, гостей не ждал.
Я пропустила его внутрь, сама же отступила обратно к порогу.
– Я растапливаю на ночь, – сказал он, – печь долго сохраняет тепло, если дверь держать закрытой, – сказал он, заметив мой любопытный взгляд. – Здесь жил староста общины. Дед Лизы тоже был частью общины, только жил поодаль, в своем доме на берегу. Немного отличался он ото всех, но был верен.
– Верен? Кому?
– Общине, конечно. Не все из них были так преданы. Сейчас и вовсе попрали память, забыли свои корни. Как Лизавета.
– Она не здесь росла, откуда в ней может быть какая-то преданность, – усмехнулась я.
– Лизавета родилась и росла здесь, как и я.
Спорить я не стала. Врать Лизе не имело смысла, а вот хорошей памятью она не отличалась.
– Значит, вы выросли в общине?
– Половина Вольного – часть бывшей общины. Думаете, он был так велик всегда?
Я с сомнением покачала головой. На мой взгляд, поселок сложно было назвать даже маленьким, он был микроскопичным и едва ли значимым для тех, кто жил за его пределами.
– Чем вы тут занимались?
– Расскажу по дороге, если вам это интересно. Напомните, как вас зовут?
– Полина.
Он закивал, словно бы вспомнив.
Егор сунул в печь пару поленьев, затолкал между ними скомканную бумагу.
– Скорее возьмется, – пояснил он. – Когда вернусь, уже будет тепло.
Он надел куртку, рюкзак повесил у дальней стены, подальше от печи, на огромный торчащий гвоздь. К моему облегчению, ружье он повесил на крючок у кровати, подтолкнул меня к выходу и запер за собой дверь, привалив снизу полено, чтобы не открылась.
Мы двинулись в обратный путь.
8
– Вы когда-нибудь слышали о поселениях староверов?
– Люди, живущие вдали от цивилизации, отвергающие все современные технологии?
– Именно. Здесь наши деды и отцы хотели устроить нечто вроде этого. Сами шили одежду, ловили рыбу и стреляли в лесу дичь. Хотели еще выращивать овощи и фрукты, даже посадили несколько плодовых деревьев, но, увы, – он усмехнулся, – на этой почве ничего не зрело. В итоге, то, чего не хватало общине, успешно выменивали в поселке у местных.
– Зачем такие сложности, если можно жить в мире со всеми, а за продуктами ходить в ближайший супермаркет?
– Хотели растить детей без соблазнов внешнего мира, считая современные города прогнившими, подчиняющимся низменным ценностям.
– Скукота, а не жизнь.
– Мой отец с вами не согласился бы, будь он еще жив. Не хочу читать мораль, но современная молодежь воспитывается телевизором и интернетом, хуже и не представить. Ни страха, ни жалости, ни совести, – и знать не знают о них.
– Я бы не стала под одну гребенку всех…
– А я бы стал! – перебил меня Егор. – Потому живу большую часть года в лесу. Спокойно и мирно, чего еще желать?
– Однако, мобильный телефон у вас есть.
– Необходимое зло в наше время.
Спорить на этот раз я не стала. Каков мир, особенно мой, я знала лучше него и тоже перестала питать иллюзии. Казалось, Егор сожалел, что их коммуна развалилась, оставив пустые дома и траву по шею: забытое всеми место, которое я бы могла назвать одним простым словом «кладбище», для него же это было прошлое, в котором он хотел уютно затаиться от мира.
– А ваш отец? Он тоже ушел, когда община развалилась?