Иван
– Деньги дают?
– Я первый спросил.
Обладатель беззубого черепа не успел ответить Ивану. Дверь с табличкой «Ок» отворилась и из комнаты, как из чрева кита вышла на свет молодая брюнетка с диким макияжем поклонницы готики, одетая в чёрные, короткие шорты и чёрный трикотажный топ, на котором красными буквами было написано: «Sex is Art».
– Иван Азизи! Мне нужен Иван Азизи! – громко сказала она.
– А я тут голову ломал, ты или не ты, – оживился парнишка в шлёпанцах. – Жаль, что тебя турнули....
Иван передёрнул плечами и, не желая слышать сочувствие в свой адрес, поспешно ответил:
– Я здесь!
Девица улыбнулась ему и тут же, нахмурив тонкие брови, строго произнесла:
– А вы, господа, на выход. Сколько раз уже говорила, вы нам не подходите.
Череп на футболке довольно оскалился; познавший тайну всего преходящего, он, как и его хозяин, нисколько не парился над отрицанием миром хороших людей.
– Нам спешить некуда, – согласился хозяин черепа. – Эта ведьма скоро сбежит отсюда. Тогда и нам перепадёт кусочек счастья. Правда, брат Йорик?
«Чокнутый он какой-то,» – следуя за брюнеткой в тёмную пасть «кита», подумал Иван и тут же забыл о парне.
В просторной комнате, друг против друга стояли два конторских стола. Единственное окно разделяло пустующий левый стол от стола правого, за которым сидел коротко стриженный мужчина в очках лет пятидесяти, с большими усами, прикрывавшими тонкие губы, «мушкетёрской» бородкой и густыми баками в стиле шестидесятых. Он смотрел на Ивана взглядом торговца, случайно нашедшего на помойке неизвестную картину Рембрандта, выброшенную туда по незнанию.
– Владимир Борисович, эти двое снова пришли, – пожаловалась девица. – Ваш старый развратник совсем не смотрит на тех, кто заходит. Только и делает, что спит да ест; остальное его не волнует, и ещё курит по ночам. Не дай Бог офис сожжёт.
Не без труда оторвав взгляд осьминога-убийцы от «жертвы», усатый посмотрел на девицу и спокойно ответил:
– Не обращайте внимания, Инна Аркадьевна. Походят и перестанут. А Фёдору я скажу, чтобы лучше следил за дверью. Садитесь на место, дорогуша, время идёт. А вы, – Владимир Борисович снова перевёл свой взгляд на Ивана, присаживайтесь ко мне, вот сюда, – он указал на одинокий стул возле стола. – Позвольте мне, молодой человек, приветствовать вас в нашем Московском филиале Интернациональной магической компании «ОК». Да, да, – улыбнулся он одними усами, – вы не ослышались. Именно магической, ибо магия, в наше время – единственная реальная сила с неограниченными возможностями способная изменить мир. Вы что-нибудь слышали о знаменитом учёном Верджиле Драйке? Нет? Ну, конечно… эта страна всегда была на шаг позади цивилизованного мира. Мы всё ещё под «железным занавесом», не удивительно, что в России мало кто знает о Драйке и его гениальном изобретении. Эти ваши духовные скрепы…, – он недовольно поморщился. – Ну, ладно…. Позвольте представиться, Сергеев Владимир Борисович – директор Московского филиала Интернациональной компании (уже говорил, неважно), производящей и реализующей аполло, то есть, магическую силу. Филиал наш молод, всего полгода, но мы быстро растём, и вскоре....
Иван заёрзал на стуле. Болтовня о магии его утомила. Он решил, что довольно терпел этот бред и ринулся на абордаж:
– Когда я получу свои деньги?
– О, не так быстро, Ваня. Мы даже толком не познакомились, – чёрные с проседью усы Владимира Борисовича снова заулыбались.
– Так вы же и так всё обо мне знаете. И кстати, откуда вы всё знаете?
– Ну…, – довольно растянул Владимир Борисович, – кто же не знает знаменитого Ивана Азизи, лучшего бомбардира, уволенного из-за…, не важно. Я не любитель футбола, но все матчи с вашим участием видел.
– Но, откуда вы узнали, что именно я нажал на кнопку, а не кто-то другой?
– Что же тут непонятного? У вас ведь дома Smart TV? – Иван кивнул. – Во-о-от. При современных технологиях, когда твой собственный унитаз знает о тебе больше, чем ты, узнать, кто именно нажал на пульт, – Владимир Борисович рассмеялся коротким, лающим смехом, – труда не составит.
– Мужик в телевизоре сказал, что мне дадут деньги….
– Дадут.
– И сколько?
– Десять тысяч американских долларов.
Иван закашлялся от попавшей не в то горло слюны.
– За что?
– Считайте, что это – халява, подарок судьбы. Вам ничего ТАКОГО делать не надо: ни стоять на панели, ни нажимать на курок. Вы отдадите нам то, что вы не цените. Ваш талант.
– Как это? – не понял ошалевший Иван.
– А так это. У вас есть некая сила, талант, дарованный вам от… природы. Вы делитесь силой с нами, мы вам за это платим. Проще говоря, мы хотим купить у вас то, что вы всё равно потратите: на женщин, выпивку, сомнительных друзей, то, что вы отдаёте даром, при том каждый день, добровольно – вашу энергию, лишнюю её часть.
Владимир Борисович выдвинул верхний ящик стола, вынул из него прибор отдалённо напоминавший электронный планшет и подсоединил его к стоящему на столе ноутбуку.
– Ну-ка, положите сюда вашу руку, любезный.
Иван послушно положил дрожащую ладонь на чёрную, колючую поверхность странного аппарата.
– У вас красивые руки, – заметил Владимир Борисович, выстраивая график уровня аполло Ивана.
Иван покраснел.
– Это от мамы, – сказал он тихо.
– О-о-о, – звук вырвался непроизвольно, помимо воли Сергеева, убеждённого в том, что талант незаслуженный, есть не талант, а халява, и значит, выказывать своё восхищение носителю оного – главный признак непрофессионализма. Дабы исправить ошибку, он равнодушно добавил. – Можете заполнять анкету.
Ивана не устроили ни восхищённое «о-о-о», ни равнодушное «можете». «Пока есть лохи – дела не плохи,» – вспомнил он любимую поговорку тренера.
– Э, нет. Сначала подробности. Я ни черта не понял, о какой силе вы мне тут гнали.
Усилием воли Владимир Борисович не позволил аккуратным бровям съехаться к переносице.
– Пожалуй, вы правы, – согласился он, грузно откидываясь на спинку офисного кресла. – Я немного поторопился. Время, как говорится, деньги, а вы – не единственный страждущий лёгкого заработка. Как известно, наука, до недавнего времени отрицавшая всё, что не укладывалось в узкие рамки собственного несовершенства, смирилась с тем фактом, что человек – не только…, простите, не столько кости, мышцы и разная там требуха, а прежде всего – энергия, такая же мощная как атомная и даже сильнее, во много раз сильнее. Её назвали «Apollo», в честь Аполлона, греческого бога солнца, ибо талант и энергия солнца имеют тождественную природу. Правда, возникло одно затруднение: энергией нельзя управлять. Иначе говоря, нельзя создать бомбу (конечную цель любого открытия) из того, что тебе неподвластно. «Фиаско, конец,» – так подумали многие, но не Верджил Драйк, тайно изучавший древние книги по магии. Там, где наука бессильна, магия – сила! С помощью магии он создал уникальный прибор, управляющий силой. Устройство работает по принципу магического жезла и названо в честь знаменитого (пусть и вымышленного) мага Альбуса Дамблдора – «AD-1». В русской транскрипции звучит жутковато, но это мелочи. Главное – «АД» успешно справляется со своими обязанностями: спасает жизни достойных людей. Вопросы?
– И где находится ваш «АД»?
– В Америке. Вас это смущает?
– Нет, но....
– Почему не в России? Как я уже говорил, духовные скрепы; мы лишь на стадии переговоров о строительстве Магического центра в Перми. Как минимум ещё лет пять, а то и десять нам придётся возить магических доноров в Соединённые Штаты.
Иван, вдруг, вспомнил о маме: «Как она там без меня?». С тех пор, как он поселился в Москве, он был у неё лишь раз, проездом. Войдя в когорту избранных, он стал стыдиться своего недавнего, бедного прошлого. Мысли о матери возникли сами собой, как защита – то ангел кричал в оглохшие уши Ивана: «Беги!»
– Это надолго?
– Всё будет зависеть от вашего аппетита. Стандартная процедура вместе с перелётом занимает неделю. Если решите остаться…, да, да, многие идут к нам лишь для того, чтобы остаться в Америке, ведь самым талантливым достаётся наш главный приз – американское гражданство. У нашей компании негласный договор с Американской иммиграционной службой о предоставлении талантливым донорам гражданство вне очереди. Не безвозмездно, конечно, – усы Владимира Борисовича едва заметно дёрнулись. – Десять лет и вы – гражданин Америки. Для сильного человека – пустяк. Думаю, о преимуществах жизни в Штатах, вам говорить не нужно. Америка заботится о своих гражданах как ни одна другая страна. Доверьтесь «Ок» и жизнь ваша изменится, Ваня.
– Можно подумать?
– Конечно, конечно. Мы против любого насилия. Возьмите анкету домой, подумайте, взвесьте все за и против и, если надумаете, завтра, в десять утра, подходите к американскому посольству с заполненной анкетой и картой на выезд. У вас ведь есть загранкарта? Телефон для связи я дам. Встретимся возле посольства.
Мысли Ивана, одна глупее другой, рождали в его голове картины то рая, то ада.
– Говорите, неделя?
– Пустяк, – толкал его в пропасть Владимир Борисович, внимательно наблюдая за парнем, будто сыч за глупой мышью в траве, забывшей о том, кто она есть в пищевой пирамиде. – Вернётесь с деньгами, начнёте новую жизнь… Второго шанса не будет.
Иван вздохнул.
«Да, на хер всё. Что я, собственно, теряю? – бросился он в надежду как в бездну. – Что меня держит здесь? Кто меня держит здесь?»
Спокойно, как принявший решение самоубийца, глядя в глаза Сергееву, юноша произнёс:
– Давайте вашу анкету.
Глава 2
Утро дня работниц древней профессии, недавно внесённый в европейский календарь, выдалось жарким. Солнце палило нещадно, испытывая на прочность людей, машины, асфальт и китайских туристов, заполонивших Москву. Ровно в половине десятого Иван стоял у посольства. Где-то глубоко внутри, под ложечкой, страдал от несварения маленький, недобитый червь сомнения, всю ночь точивший древо надежды, щедро удобренное словесным смрадом Сергеева. Древнее, как мир, подсознание тихо шептало ему: «Беги…» Но в ту секунду, когда ноги Ивана, выписав пируэт (правая пятка – левый носок), развернулись в сторону дома, кто-то, сзади, крепко схватил его за плечо.
– Нас уже ждут, – объяснил ситуацию Сергеев, тяжело дыша от быстрой ходьбы.
Не обращая внимание на недовольство бессмертной очереди страждущих покинуть Россию, Владимир Борисович, ловко лавируя между бетонными блоками, подвёл Ивана к охраннику и тихо сказал:
– Ок.
Пароль подействовал, их пропустили. Все необходимые документы на выезд были оформлены быстро и без лишних вопросов; могущественное «ок», рукой молодого стажёра по имени Джон, распахнуло пред ними ворота в звёздно-полосатый Эдем.
– Ну-с, вот вы и почти гражданин Америки, – поздравил своего подопечного Владимир Борисович. – Теперь, быстренько в Шереметьево, а то на рейс опоздаем. Страх, подкативший к горлу Ивана, вырвался рваным кашлем в звенящий полдень московского лета.
– Я телевизор забыл дома выключить, – сказал он первое, что пришло ему в голову.
Сергеев остановился напротив Ивана и, пристально глядя в глаза испуганной жертве, пытающейся вырваться из смертельных объятий удава, бархатным голосом стал успокаивать юношу.
– Чего вы боитесь, Ваня? Вас ждёт счастливая жизнь успешного человека, а вы о не выключенном телевизоре печалитесь. Оставьте ключи под этим кустиком. Фёдор их заберёт, а наша любезная Инна Аркадьевна съездит и выключит ваш телевизор.
– А....
– Зубную щётку и всё необходимое вы получите на месте. Поехали, Ваня. Время не ждёт.
Иван не понял, почему так легко согласился оставить ключи от квартиры в каких-то кустах рядом с посольством. Сладкое безразличие, запахом серы, вошло в его разум. Словно ребёнок, предал он волю Сергееву и, с единственной мыслью: «А на хер всё,» – шагнул в манящую пропасть.
Свою внезапную покорность он объяснил себе влиянием гипноза, потом, когда мутный поток обстоятельств, в котором он оказался по собственной глупости, немного ослаб, позволив уставшему «я» выплыть на берег здравых раздумий.
Международный аэропорт имени Джона Кеннеди встретил их тревожным рассветом, разметавшим по небу кровавые всполохи утра. Надежда увидеть Нью-Йорк исчезла, как только Владимир Борисович, бульдожьей хваткой вцепившийся в руку Ивана, раскрыл ему свои дальнейшие планы, быстро перейдя на «ты» в угоду местной традиции или чему-то ещё, ему одному ведомому:
– Нью-Йорк ты увидишь позже, если захочешь остаться. У нас, во втором терминале, пересадка до Денвера. Ты пока посиди здесь, – он указал на диван из красных шаров, на котором уже сидела рыжеволосая дама с пикантными формами, – а я принесу тебе чего-нибудь пожевать.
Иван нехотя подчинился. За время полёта, серный туман в голове развеялся; пьяное «я», протрезвев, решило, что Сергеев ему не нравится и к тому же он пахнет тухлыми яйцами. «Здесь, так здесь,» – он посмотрел на толстуху, с надменностью богини, восседавшую на красных шарах, жалобно постанывающих под царственным телом. Взгляд полный презрения был ответом тощему смерду, посмевшему пялиться на весомое совершенство. Ивану взгляд не понравился, но высказать вслух мгновенное алаверды: «Корова рыжая,» – мешало незнание языка. Всё, что он помнил из уроков английского, было: «Май нейм из Иван,» – бросать же родную речь под ноги «тупой, жирной дуры» Иван не хотел.
Уроки английского Иван ненавидел. Не потому, что чуждый детскому сердцу язык был труден. Прекрасная память, доставшаяся ему от бабушки, знавшая наизусть сотни стихов, при желании и малой доле усердия позволила бы ему освоить чужую речь. Он не любил «дурацкий язык» в ответ на стойкую нелюбовь «англичанки» к «тупым дебилам» не способными оценить «единственно значимый для культурного человека предмет». Уроки ли английского прошли мимо Ивана или Иван прошагал мимо знаний, сейчас это было не важно. Он был нем в чужой, равнодушной стране и это его бесило.
Владимир Борисович вернулся минут через сорок, с билетами до Денвера и бумажным пакетом, источавшим родной запах «McDonald's».
– На, вот, поешь.
Голодный Иван с жадностью набросился на американский паёк, не обращая внимания на презрительную мину толстухи и едва заметную усмешку Сергеева, нечаянно обнажившую из-под правого уса красный мазок тщательно вытертых губ хорошо поевшего человека.
Ожидание рейса и перелёт до Денвера заняли ещё около суток. Добравшись до гостиничной койки, Иван мгновенно уснул и проснулся лишь к вечеру с больной головой и вкусом смерти во рту. Восстав от объятий душного сна, он увидел записку, любезно оставленную Сергеевым: «Обед на столе, буду поздно. Смотри телевизор, из номера не выходи. Помойся. В.Б.»
Иван не стал возражать; первый, звериный испуг прошёл и к съеденным гамбургерам, внутрь его естества зашло, наконец, любопытство к чужой, непохожей на то, к чему он привык, вызывающе счастливой жизни «пиндосов». Перебирая каналы на стареньком телевизоре, Иван смотрел на незнакомых ему людей (красивых, успешных, богатых) и тихо ненавидел весь мир.
Он так и не дождался Владимира Борисовича, уснув под шум тарабарской речи непонятых им людей. Когда он снова очнулся, за окном было раннее утро. Возле его кровати стоял Сергеев и, заслоняя собой восходящее солнце, с интересом разглядывал проснувшийся «трофей».
– Ну-с, как настроение, как самочувствие? Хорошо отдохнул? – с привычной усмешкой в голосе, поинтересовался Владимир Борисович.
Вместо ответа, Иван потянулся, расправляя затекшие члены.
– Вот и ладненько, – довольно улыбнулся Сергеев. – Пора за работу. Нас уже ждут.
Перекусив чем-то очень невкусным, Иван, с давно уставшим быть добрым Владимиром Борисовичем, покинул дешёвый отель. На стоянке их ждал старенький форд зелёного цвета с помятым бампером.
– К сожалению, ничего лучшего не смог достать, – соврал Владимир Борисович и возвращаясь к российскому «вы», осторожно спросил. – Но вы ведь потерпите, Ваня?
Иван промолчал. Странные перепады Сергеева его не трогали. «Ты», «вы» – какая разница, – лишь бы платили. Михалыч, когда сердился, тоже переходил на «вы».
Дорога до Траптауна – конечной цели их путешествия, красотой быстро сменяющих друг друга пейзажей, очаровала Ивана. Шестьдесят километров на юг по хайвэю, параллельно с железной дорогой, сто километров на запад и снова на юг.
Точёные горы, в гордом безмолвии, взирали на них; будто древние духи возвышались они над миром, следя за ходом вещей и наказывая всякого, кто посмел этот ход нарушить. Там, где небо касалось белых вершин, одинокий кондор, расправив чёрные крылья, надменно парил над миром. Машина опасно вильнула, и волна холодного страха накрыла Ивана. «Глупо будет сдохнуть вот так, за тысячи километров от дома,» – подумал он, опасливо поглядывая из окна машины на бесконечность жизни внизу.
Добравшись до отметки в три тысячи километров, дорога, сбросив тяжёлый асфальт, надела рубище из серого камня и, выбрав путь покаяния, петляя и плача растаявшим снегом, отправилась вниз, не смея поднять смиренные очи к вершинам Скалистых гор.
Иван успокоился; напевая под нос что-то из «Zombies», он погрузился в мечты о будущем счастье. Хмурый Владимир Борисович, безмерно уставший от фальшиво мычащего: «Живи одним днём, чувак,» – Ивана, алкал о процентах и скором возвращении в Москву. Старенький фордик, созданный быть рабом для равнодушных к чужим страданиям людей, смиренно перемалывал щебень стёртыми шинами, не думая ни о чём.
Только к вечеру, вконец уставшие друг от друга, они добрались до места. На высоте тысяча двести шестьдесят пять метров, на древнем, священном плато исчезнувшего племени Айдахо, мирно стоял Траптаун, не отмеченный на картах, тихий и уютный, похожий на сон; город-призрак, город-отшельник.
– Город-аппендикс, – презрительно ухмыльнулся Владимир Борисович, проезжая по единственной улице города, мимо дешёвых, деревянных домов, недоверчиво смотревших на них светящимися глазами-окнами. – Придаток к Раю – месту силы и конечности пути каждого донора. Компания подсчитала, что дешевле будет выстроить город для пары сотен аборигенов, чем возить прислугу из Денвера. Да и людей так легче контролировать; народец здесь ещё тот, по большей части индейцы, хотя есть и белые. За ними глаз да глаз нужен. Без контроля – никак.
Въезд в центр магической силы, с многообещающим названием Рай, был перекрыт шлагбаумом, который охраняли двое крепких мужчин в камуфляже. Сергеев облегчённо выдохнул и вылез из машины, на ходу пытаясь растянуть недобрые губы в улыбку. Поздоровавшись с охранником, здоровенным, наголо бритым детиной с лицом Шварценеггера, он указал на Ивана и что-то ему сказал, отчего тот, понимающе кивнув, стал с кем-то быстро тарабарить по рации. «Должно быть, с начальством балакает,» – подумал Иван.
Вскоре после звонка, из недвижного сумрака места, словно призрак с кладбищенских глубин, показался белый гольф-кар, за рулём которого сидел молодой, красивый блондин в белых хлопчатобумажных брюках и белой рубашке с коротким рукавом. Он посигналил фарами, и бритый под ноль «Шварценеггер» поспешил открыть шлагбаум для шустрой машинки. Изящно спрыгнув с подножки гольф-кара, мужчина подошёл к Сергееву, приветствуя его как старого знакомого:
– Здравствуй Владимир, – первые два слова он произнёс по-русски, с чудовищным акцентом. Затем, словно исполнив некий обряд, шумно выдохнул и перешёл на нормальную речь. – How are you? How is your mood?7 – И не дослушав ответного: «I'm fine. And you?»8 – с нетерпением, сделал пару шагов в сторону зелёного форда, пытаясь разглядеть за пыльным стеклом нового донора.
Иван нахмурился. «Чё пялишься, козлина американская? Чай не на ярмарке, – ответил он гордым презрением на любопытный взгляд юноши. – Вырядился чисто клоун». К счастью, блондин не слышал мысленной брани Ивана, поэтому продолжал рассматривать его как долгожданную вещь, только что доставленную к нему из далёкой России.
– Выйдите, Иван, – Владимир Борисович махнул Ивану рукой, призывая его покинуть машину. – Познакомьтесь с вашим куратором.
Нехотя Иван покинул убежище, хмурясь для убедительности; спрятав руки в карманы и зачем-то сутулясь, он медленно подошёл к Сергееву и встал позади него.
– Познакомьтесь, Ваня. Это ваш куратор. Его зовут Джон. Он будет помогать вам первое время, пока вы не освоитесь. Скажите ему: «Хай, Джон».
– Хай, Джон, – хмуро повторил Иван.
Джон растёкся в улыбке.
– Hello Mister Azizi, – приветствовал он гостя. – Nice to meet you.9
Словно поддавшись внезапному озарению, Сергеев (бросив любезное «сорри» куратору), больно вцепился в локоть Ивана и, со словами: «Последние наставления, Ваня,» – принудил следовать его за собой, невзирая на недовольство: «Больно же,» – последнего. Отойдя на пару шагов, он, шёпотом, объяснил своё поведение:
– Забыл вам сказать…. Если вы, вдруг, встретите здесь другого, не вашего, Джона, не нужно делать глупое лицо и лезть к нему с расспросами о брате близнеце. Это моветон. Просто, примите как данность. И перестаньте мотать головой, вы ведь не лошадь. Чтобы не спутать вашего Джона с другими Джонами, на кармашке каждого вышит серийный номер. Ваш Джон под номером 5-1.
У Ивана отлегло от сердца. Он выпрямился, вынул из карманов руки и заулыбался.
– Так он....
– Тише, Иван, – зашикал Сергеев. – Да, Джон – клон, побочный эффект магических разработок компании. Но он – человек, как вы или я. Так что держите свои восторги по поводу своей уникальности и остальные скверные мысли при себе, и всё будет хорошо. Договорились?
Словно прощённый Сизиф, с последним, тяжёлым вздохом возложенной на себя ответственности, Владимир Борисович (посчитав свою работу исполненной) расправил усы и уже спокойно добавил, больше не заботясь о том, слышат его или нет:
– Здесь наши с вами пути расходятся. Вы отправитесь с Джоном покорять Райское место, а я, грешный, вернусь в Москву.
Улыбка отпала с лица Ивана, как берёзовый лист от бабьего тела в бане.
– А как же я с ним разговаривать-то буду? Он же тупой, по-русски не бельмеса.
Так долго страдавший от невозможности быть собой, Владимир Борисович, злорадно заметил:
– На его территории, Ваня, тупым кажетесь вы.
Наслаждаясь глупым видом своего, теперь уже бывшего, подопечного, он вынул из кармана приборчик и со словами: «Вставьте этот прибор себе в ухо», – протянул растерянному Ивану.
– Это ушной переводчик, – ещё одна полезная разработка компании; шаг в будущее, в единый мир без границ и языковых барьеров. Вернитесь к Джону и скажите ему что-нибудь.
Не скрывая своего удивления, Иван с охотой исполнил просьбу и на своё приветствие, адресованное скорее прибору, чем стоящему рядом куратору, услышал чёткое: «Привет,» – наложенное на человеческое «Hi». Голос копировал голос Джона, создавая иллюзию человеческого общения.
– Вы можете регулировать громкость, – Сергеев покрутил пальцами возле уха. – Там есть колёсико.
Затем, на мгновенье задумался и добавил:
– Наверное, нужно было отдать его раньше, да я побоялся, что вы сбежите, не выдержите дороги.
Иван нахмурился. В голове заплясали из детства забытые строчки: «Картина, корзина, картонка и маленькая собачонка… За кого он меня принимает?» – подумал он с раздражением. – «Я что ему, вещь?»
– Ну-с, – не обращая внимания на сведённые к переносице красивые арабские брови и раздутые ноздри юноши, Сергеев закончил свой монолог. – Прощайте, Иван Азизи, и, не будьте слишком… русским.
Кивнул на прощание Джону, он решительно сел в машину и быстро исчез, скрывшись во тьме спустившейся ночи.
Иван Азизи остался один; прерванный на полу-мысли, с бесконечным числом вопросов, усталый, голодный, обиженный на «бросившего» его соотечественника, притащившего несчастного парня в чужую страну чёрт знает зачем. «Да чего уж там, – он посмотрел на Джона, чувствуя себя брошенным на дороге псом, растерянным и опасным. – Собачонка, етит твою мать…»
– Приветствую вас в Раю, – перевела машина любезную тарабарщину Джона. – Я – ваш куратор. Прошу вас проследовать в мою машину, я отвезу вас домой.
Отчаянно хотелось курить. Московские сигареты давно закончились, а новых ему не купили.
– У вас закурить не найдётся? – с надеждой спросил он Джона.
Куратор отрицательно покачал головой.
– У нас здесь не курят. Поначалу, вам будет трудно, но вы привыкните. Воздух священного места поможет вам бросить курить.
Территория Рая, надёжно обнесённая забором с колючей проволокой, встретила Ивана неприятным безмолвием улиц, стерильных от мусора и людей. Проезжая мимо одноэтажных, белых домов-клонов (пустых и холодных призраков с тёмными окнами без намёка на жизнь), он, вдруг, подумал, что так, наверное, и выглядит ад для богатых: тотальное одиночество без любви и надежды.
– А вот и ваш дом.