Сатирический роман Двойник
– Водку давай! Панимашь! Сначала водку давай! А потом советы! – заорал Михаил Потапович, сильно затопав ногами. Шулер слегка опешил, но собрался:
– Хорошо… Вполне похоже… Только не по теме. Ты больше про реформы, рельсы… Про водку не нужно! – он грустно вздохнул. – Всё хорошо, только выражение лица немного не то… Ты никогда, что ли, запоями не пил? – Шулер задумался. – Придётся всё-таки тебя в «Кащенко» к психам свозить. Посмотришь, запомнишь, какие у них выражения на лицах. «Неопохмелённый алкаш перед завтраком».
– Не надо! – испугался Михаил Потапович. – Потренируюсь, и всё получится.
– Сегодня Швайник проводит заседание правительства. Поедем вместе – посмотришь… Жду тебя у машины.
За столом для заседаний правительства расположилось много людей. На месте председателя сидел Хайдар. По правую руку от него находился Рыжпейс, по левую – Бурдалис. На менее почётных местах сидели министры: и Козырьков, и О́вен, и ещё много всяких министров. Все слушали Хайдара:
– Как я уже говорил, некоторые акцептанты путём агрессивной дезинтермедиации не достигают необходимых декортов…
Когда в зал вошёл Шулер с Михаилом Потаповичем, Швайник замолчал и встал. За ним встали и все остальные члены правительства. Шулер подошёл к Швайнику, поздоровался с ним за руку, потом поздоровался за руку с его заместителями, Бурдалисом и Рыжпейсом, кивнул всем остальным:
– Садитесь, господа! Продолжайте заседание правительства. А мы послушаем…
Все с шумом уселись на свои места, а Шулер с Михаилом Потаповичем в некотором отдалении. Швайник продолжил:
– Наипервейшая задача нашего правительства, товарищи, при помощи метода кумулятивного построения авуаров и пассивной банковской франшизы редисконтировать положительный эквайринг, причём, обращаю на это особое внимание, наши глобальные деривативы не должны пострадать! Тогда никакой форфейтинг и даже актуарные расчёты не обеспечат хеджирование и уход в фискальный оазис! Видите, как это просто… Теперь фискальный оазис не катит никому! – он причмокивал, присасывал, показывал всем зубы. Министры прикладывали неимоверные усилия, чтобы понять, о чём он говорит, но, судя по выражениям их лиц – не понимали. Только заместители делали вид, что понимают. Они изредка кивали головами, но по скучающим выражениям на их лицах было ясно: делают они это чисто автоматически. Михаил Потапович даже не стал вникать в речь фёст-министра: откровенно разглядывал зал, людей… До настоящего времени он общался только со Швайником и его замами. Шулер, очевидно, тоже не мог понять, о чём говорит фёст-министр:
– Хайдар, – резко одернул он оратора, – ты не на заседании редколлегии журнала «Коммунист» и даже не в газете «Правда». Говори понятно, без терминов.
– Слушаюсь! – ответил Швайник, качнул щёчками, причмокнул и показал Шулеру зубы. Шулеру это не понравилось.
– Говори уже!
– Вам докладывать? – осведомился Швайник, хрюкнув.
– Министрам, министрам докладывай! Я тут гость… Проводи заседание правительства, наконец!
Фёст-министр устроился поудобнее в своём кресле, прочмокался, прохрюкался и начал докладывать, старясь говорить понятно:
– Основная задача нашего правительства, как вы все знаете, сломать хребет тоталитарному режиму! Нанести ему, товарищи, сокрушительный удар и уничтожить полностью. После того, как мы путём подписания Пьяно-пущинского соглашения максимально минимизировали территорию страны, необходимо закрепить и развить успех. За очень короткое время, товарищи, нам удалось построить рыночную экономику в стране, а это уже явный переход к демократии, – Швайник хрюкнул и потряс щёчками. – И главное наше достижение в этом вопросе – либерализация и отпуск цен!
Шулер слушал и удовлетворённо кивал головой. Михаил Потапович, наоборот, слушал настороженно, удивлялся, но вида, пока, не подавал.
– Отдельные недоброжелатели и приверженцы тоталитаризма и кровопролития выступают с критикой: мол, гиперинфляция, разорили население, зарплаты не хватает и на буханку хлеба! Ну и что, что инфляция 2600 процентов? Через два, максимум три месяца, цены начнут стремительно падать!
– Как это падать? – удивился Шулер.
– Ты что? – подлизался Рыжпейс. – У меня приватизация пошла. Разоримся!
– Извините! – засуетился Швайник, тряся щёчками. – Я перепутал: «падать» – это для прессы. С чего бы им вдруг падать? С какого перепугу? Так вот. Да, говорю я, есть трудности. И мы для победы демократии и либерализма успешно их преодолеем! – Швайник хрюкнул.
Министры, сидящие на заседании, громко захлопали в ладоши. Многие поднялись с мест и аплодировали стоя. Раздались крики: «Ура!» и «Браво!» Фёст-министр просиял. Как ему этого не хотелось, но он, подняв руку, призвал министров к порядку и продолжил:
– И мы ответим критикам из Верховного совета: что же нам оставалось делать, когда… – он запнулся, – когда в стране… – Швайник растерянно посмотрел на министров, причмокнул и стал перебирать на столе бумаги. – в стране… Когда… – нужная бумага не находилась.
– Когда в стране, – громко подсказал с места Шулер, – продовольствия осталось на три дня, и надвигается голод!
– Точно, точно… Спасибо, доктор. Страна стояла на грани голода, и мы вынуждены были отпустить цены! – опять раздались аплодисменты. Михаил Потапович ничего не понимал. Он решил уточнить кое-что у Шулера.
– Я немножко не понял, – шепнул он Шулеру на ухо, – какой голод? Какие три дня? С продуктами, конечно, паршиво, но крупы, мука, соль… Это же всё есть. И потом, почти вся страна, за исключением больших городов, уже давно живёт натуральным хозяйством… С мясом и рыбой плохо, но остальное же есть…
– Это стандартная фраза из Плана, – отмахнулся от него Шулер.
– Из какого Плана? И ещё: остался же Гохран на случай чрезвычайных ситуаций. Я знаю, что его, то ли на год, то ли на три хватит, чтобы не допустить голод!
– Я тебе потом про План расскажу, не мешай слушать…
– Хорошо.
Тем временем Швайник продолжал, похрюкивая от удовольствия и тряся щёчками:
– Теперь никто не может нас упрекнуть в том, что в магазинах нет товаров. Всего полно! Относительно промышленности. Да, промышленность останавливается. Заводы и фабрики не могут сразу приспособиться к новой рыночной экономике, которую мы создали. Вот приватизирует их товарищ Рыжпейс, тогда они начнут работать как надо…
– Что ты всё: товарищ, товарищ! – поправил его с места Шулер. – Говори правильно: господин, господа… Пора уже привыкнуть.
– Так точно. Слушаюсь. Эффективным может быть только частный собственник! Поэтому промышленность надо быстрее развалить, потом приватизировать. А наладит её снова частный собственник. В этих же целях мы проводим банковскую реформу. Старая банковская система устарела. Нас критикуют: организации не могут дождаться перечисленных им денег, деньги могут идти целый год, процветает бартер… Да. Трудно! – Швайник причмокнул. – Но, с другой стороны, если промышленность не работает, зачем тогда деньги куда-то перечислять? За несколько лет мы проведём банковскую реформу, товарищ Рыжпейс, тьфу… – он стыдливо посмотрел на Шулера и показал ему зубы, – господин Рыжпейс к этому времени раздаст предприятия, и они заработают в полную силу с новой банковской системой. А то, что сбережения у граждан сгорели в топке демократических реформ? В новой, демократической стране каждый сможет заработать столько денег, сколько ему нужно!
Раздались одинокие аплодисменты Шулера. Все обернулись.
– Хорошо. В целом – хорошо! Можно даже пустить это на телевидение… Конечно, после хорошей правки…
Министры смущённо заулыбались. Швайник удовлетворённо чмокнул:
– А мы ещё не закончили… У нас на повестке дня несколько вопросов: доклад господина Рыжпейса о начале приватизации и вопрос о льготах и привилегиях для членов правительства.
– Хорошо, – разрешил Шулер, – продолжайте, я послушаю…
Поднялся Рыжпейс. Он гордо оглядел собравшихся и начал:
– Ну что, господа министры, поработаем? В самое ближайшее время страну ждут огромные преобразования. Мы начали приватизацию! Эти преобразования по масштабам можно сравнить только с Великой Октябрьской социалистической рево…
– Рыжий! – испуганно крикнул Шулер. – Ты о чём? Мы не в Исполкоме Ленсовета!
– Ой! – Рыжпейс поперхнулся. – Извините, привычка… С переворотом 1917 года. Можно сравнить… В соответствии с Планом мы начали приватизацию! – раздались аплодисменты, – Правительственная группа экономистов-либералов также в полном соответствии с Планом разработала подробную схему реформы. Мы разделили балансовую стоимость производственных фондов страны по старым, тоталитарным, расценкам на численность населения и вышли на стоимость одного ваучера. Каждый житель получит свой ваучер. Цена ваучера будет только расти и увеличиваться!
Михаил Потапович не выдержал и опять начал задавать вопросы Шулеру:
– А что за План-то такой? И почему поделили только основные фонды, а нефть, газ, природные ресурсы? Да ещё по советским ценам? И почему цена ваучера будет расти, когда в стране такая инфляция?! – Шулер не ответил, только отмахнулся от него. «Вот это я не рассчитал… – думал Шулер, – не предусмотрел, что пойдут ссылки на План. Что же… Придётся ставить вопрос ребром и всё ему рассказывать…».
– Мы не должны обращать внимания на злобную критику злопыхателей-лже-экономистов и игнорировать их требования сделать ваучер именным. В Плане записано: только обезличенный, только! – опять раздались аплодисменты. Рыжпейс, улыбаясь, раскланялся:
– А обосновывать это надо так: если мы будем выдавать именные ваучеры, у нас не получится развальной приватизации!
– Какой? – переспросил Шулер.
– Развальной! Так в Плане записано!
– План тоже надо с умом читать… Это в описательной части, а в лозунговой – обвальной! В смысле, очень быстрой!..
– Слушаюсь. Учту. Не получится обвальной приватизации… А нам очень нужен частный собственник-олигарх! Только он сможет эффективно управлять экономикой. Собственников не должно быть много! Вот, таким образом, товарищи. И наша задача – досконально отслеживать этот процесс. Не допускать искажений и разграбления страны алчным населением, как это недавно произошло в столице.
– Что произошло в столице? – удивился Шулер. – Я не в курсе.
Оживился Швайник. Хрюкнул, причмокнул, потряс щёчками и наябедничал:
– Столичный мэр! Псевдо-экономист Харитон Гаврилкин! Воспользовался Вашим указом, то есть, указом Президента о приватизации и разрешил трудовым коллективам разграбить предприятия путём бесплатной приватизации. Вот такой предатель оказался.
– Почему не доложили?! – заревел Шулер. – Всех выгоню! В Сибирь!
Члены правительства сжались и потупили глаза. Воцарилась полная тишина. Только Швайник одиноко похрюкивал и причмокивал. Видя сильный испуг Кабинета министров, Шулер немного смягчился:
– Выгнать предателя! Много он раздал?
– Слава Бо… Ой! Немного… Мелочёвку в сфере обслуживания: мастерские, парикмахерские… Большие и стратегические объекты уцелели…
– Хоть так… Немедленно выгнать мерзавца с должности! Что у тебя ещё по повестке дня?
– Льготы и привилегии – хотим членам правительства немного облегчить жизнь… Мелочёвка: дачи, машины, квартиры, зарплаты, кабинеты… От коммунистов осталось кое-что, но не хватает на всех…
– Ладно. Это вы и без меня решите! – и, обращаясь к Михаилу Потаповичу, сказал:
– Пойдём, при обсуждении этого вопроса тебе не надо присутствовать… Рано ещё тебе. Тут надо иметь крепкие нервы… Точно драка будет.
Они не успели ещё выйти из зала, как Правительство приступило к обсуждению льгот и привилегий. Слышны были крики, шум, возгласы. Выйдя на улицу и подойдя к машине, они остановились. Был прекрасный зимний день. Ярко светило солнце. Стоял лёгкий морозец. Михаилу Потаповичу, уставшему от душных кабинетов, очень захотелось прогуляться. У него была целая куча вопросов к Шулеру, но он решил отложить их. «Приду к нему в кабинет, и поговорим. Всё у него и узнаю…». И вдруг неожиданно для самого себя он сказал:
– Шулер! А давайте пешком прогуляемся. Смотрите, какая погода чудесная. Что Вы всё на машине? Пошли, а?
Шулер посмотрел на Михаила Потаповича. Он подумал: «Может, он и прав? Что я, действительно, всё по машинам и кабинетам? А заодно и поговорим. Без всяких Секретарей и Швайников!»
– Пошли, Потапов сын, прогуляемся! – ответил он. – Ты дорогу-то хорошо знаешь? Не заблудимся?
– Не в лесу, не потеряемся…
Отпустив машину, они пошли пешком. Снег скрипел под ногами. Шулер думал, как лучше начать разговор и не спугнуть Потапыча. В целом, он Шулеру нравился. Нравилась его образованность, своеобразный ум, тактичность и рассудительность… Нравилась сдержанность и скромность. И даже его религиозность, которая поначалу сильно раздражала Шулера, а порой, просто выводила из себя, тоже стала импонировать… Полное отсутствие алчности: с такими «русскими» ему ещё не приходилось сталкиваться… В последнее время Шулеру очень сильно мешал Президент. Не в реализации Плана, не своими пьянками и дурацким поведением. Вокруг него стало появляться очень много приближённых, включая родственников: жадных, алчных и несговорчивых. Они пока с уважением относились к Шулеру и его должности, но нельзя быть уверенным, что будет через год, два, когда они смогут приобрести влияние в стране, деньги. Нельзя быть полностью уверенным и в завербованных и пока ещё преданных ему людях: Секретаре, Швайнике, Рыжпейсе, Бурдалисе, других… «Сейчас они меня слушают и беспрекословно подчиняются! – думал Шулер. – Началась приватизация… Скоро они станут очень богатыми людьми… Могут и забыть, кому они этим обязаны. У меня начнутся проблемы…». Вот поэтому и решил Шулер полностью завербовать Михаила Потаповича, частично раскрыть перед ним свои карты. Если что, Президента можно без всяких хлопот устранить – отказало сердце после очередного запоя, а на его место поставить преданного и послушного Михаила Потаповича. Пока Шулер думал, Михаил Потапович сам начал разговор:
– Я так и не понял, что это за План такой, на который они постоянно ссылались?
Шулер остановился, повернулся к Михаилу Потаповичу:
– Вопрос очень серьёзный, Майкл. Я как раз собирался с тобой поговорить. Тебе придётся хорошенько подумать и определиться, на чей стороне ты играешь. Хотя выбор у тебя не велик, но всё равно, ты должен определиться.
– В каком смысле?
– Ты же умный человек… Разве тебя не удивляет, что я, иностранный гражданин, не имеющий, официально никакого отношения к этой стране, всем тут управляю, что я тут самый главный? Не удивляет?
– Очень удивляет. Но я как-то не решался об этом спросить… А почему Вы тут главный?
Шулер покрутил пуговицу на пальто Михаила Потаповича:
– Пойдём. Холодно стоять… Не буду лукавить и юлить, скажу прямо. Я тут главный потому, что больше нет такой страны. России больше нет!
– Как? – воскликнул Михаил Потапович удивлённо. Теперь уже он остановился в недоумении.
– Пока ещё она, конечно, есть формально, юридически, территориально… Но можешь мне поверить, Майкл, её уже нет! И не будет больше никогда! Вы проиграли этот война, а мы её выиграли. Вот так, Майкл! И ты обязан определиться, на чьей ты стороне. Но должен тебе сказать, мне не хотелось бы тебя терять. Я хочу, чтобы ты был на нашей сторона.
– Как тебя зовут? Как твоё имя?
– Билл.
– И почему ты так решил, Билл, что России больше нет? Почему?
– Потому что есть План, Майкл. Про который ты меня спрашивал… Это План уничтожения России! И он будет выполнен, Майкл, это точно!
Слава Богу, что нервы у Михаила Потаповича были крепкие. Это был мощнейший удар. Услышать такое он никак не ожидал. «Нельзя показывать, – думал он, – что я расстроен и обескуражен. Нельзя! Миша! Возьми себя в руки! Я-то думал, что он просто помочь приехал! – говорил он сам себе». Перед глазами появились жена, дети, внуки… Родной городок… Мимо них шли люди, о чём-то болтали. Прошла стайка школьников, которые ели мороженое… Ход его мыслей прервал голос Шулера:
– Майкл! С тобой всё в порядке?
– Спасибо, Билл. Я просто задумался над твоим предложением… А ты уверен, что вы всё правильно рассчитали? Нет ли ошибки?
– Ошибки нет. Над этим Планом очень хорошо потрудились. Его много лет разрабатывали лучшие наши учёные! – Шулер удивлённым взглядом проводил школьников, аппетитно уминающих мороженое. – Зачем они кушают холодное мороженое на таком морозе?
– Понимаешь ли, Билл! – Михаил Потапович взял Шулера под руку. Очевидно, он принял для себя какое-то решение и успокоился. – Ты вот не знаешь, зачем наши дети едят мороженое на морозе? Хотя некоторые ваши представители уже удивлялись… Так может, и учёные, которые сочиняли этот План по уничтожению нашей страны, тоже этого не знают? Или знают?
– Думаю, что не знают. А для чего им это знать?! Какое отношение имеет мороженное к Плану?!
– Имеет! – Михаил Потапович улыбнулся и выдохнул всей грудью. – Если вашим Планом не предусмотрена защита от этого мороженого на морозе – грош ему цена. Ничего вы тут не навоюете. Это наша военная тайна!
– Я понял… Ты так шутишь со мной? Не шути, Майкл, вопрос очень серьёзный.
– Я понимаю… Послушай, Билл! А давай, раз такой разговор серьёзный, водочки выпьем… Ты знаешь, что я почти не пью, но вдруг захотелось…
– Пойдём в нашу столовую в Кремле, там и выпьешь, я не против этого…
– Да нет. Там неинтересно как-то: всё чинно, благородно… Вон – магазин, – он показал рукой на магазин с надписью «Вино», – а вон – «Пельменная». Возьмём бутылочку, в пельменной выпьем… Мы так в студенческие годы делали. Посмотришь, как народ наш живёт…
Шулер немного поколебался, но любопытство пересилило. Ему ещё ни разу не приходилось просто так бывать в городе, ходить по улице, есть в пельменной…
– Хорошо, Майкл, пойдём. А есть в пельменной не опасно? Мы там не отравимся?
– Не страшнее, чем в Мак-Дональдсе, но туда я точно не пойду!
Вход в винный отдел магазина был отдельный. Само помещение маленькое, но народу там всегда было в избытке. Прилавок с продавщицей и витрину с образцами продаваемой продукции отделяла от страждущих мощная металлическая решетка, сваренная из толстой арматурной стали. Раньше, похоже, там была просто стеклянная витрина, но её, по-видимому, постоянно разбивали нетерпеливые покупатели. Часто около окошечка, через которое продавщица общалась с окружающим её миром, спонтанно возникали беспорядки, иногда переходящие в драки. Дрались в основном местные «короли», которые не считали себя обязанными стоять в очереди и лезли к вожделенному окошечку по головам стоящих людей. А очереди в винных магазинах всегда были большие.
Майкл с Биллом зашли в винный отдел и заняли очередь.
– Куда же ты лезешь, гадина? – раздался крик около окошечка. – Куда лезешь?
К окошечку, сильно работая локтями, пробиралась хрупкая прилично одетая женщина. В левой руке у нее были зажаты деньги, а в правой – букет красных гвоздик. Она медленно, но верно, как атомный ледокол «Ленин», пробивалась к намеченной цели.
– Разрешите, товарищи! – настойчиво голосила женщина. – Мне нужно очень срочно! Разрешите, товарищи!
– Срочно бывает только в сортире! – встретил её криком около окошечка пожилой мужчина в промасленной робе, – Тута все равны! Не за хлебом! – и он грудью преградил ей дорогу. – Интеллигентка вшивая, мать твою!
Люди, стоящие в очереди, с интересом наблюдали за этой сценой. Им было скучно. Женщина, услышав такие грубые слова в свой адрес, изменилась в лице и, что было силы, визгливо закричала:
– Ах, ты, старый таракан! Это я интеллигентка?! Ах, ты! – не удовлетворившись произведенным результатом, она обильно перемешивала простые слова с матерными, но, не удовлетворившись и этим, стала быстро и сильно бить мужчину сверху по голове букетом. – Я тебе дам «интеллигентка», алкаш поганый! Ах ты!..
Битье букетом по голове, а также попытки мужчины отбиться от наседавшей на него дамы способствовали вовлечению в конфликт стоящих рядом людей. Шулер с интересом наблюдал за этой сценой. Кто-то вступился за женщину, кто-то за мужчину, началась свалка: кричали, смеялись, визжали, толкались. Продавщица громко материлась из-за своей решетки. Михаил Потапович увидел, как в помещение вошел милиционер-сержант и стал внимательно наблюдать за развитием событий. Оценив ситуацию, он подошел к мужчине, тихо стоявшему около двери и державшему за поводок сидевшую около его ног таксу.
– Какого ты тут хрена с собакой?! – заорал сержант на мужчину. – Пьянь! – голосил сержант. – Оштрафую козла! Вон отсюда!
Сержант орал так громко, что на несколько секунд драка прекратилась. Все оглянулись на него и мужчину с собакой. Сержант был небольшого росточка, мелкий, то ли в прыщах, то ли в оспинах, сильно окал, но кричал громко, привычно. Посмотрели, оценили и начали драться с новой силой. Мужчина с таксой, имевший, видимо, такое же отношение к алкашам, какое имел сержант, оборавший его, к балету не стал спорить, и вышел на улицу. Сержант строго посмотрел на очередь, на драку около окошечка и тоже вышел.
– Герой! – заключил Михаил Потапович, обращаясь к стоящей за ним в очереди старушке. – Кстати, бабушка, этот мужчина с таксой за мной занимал.
– Хорошо, внучёк, хорошо, – ответила бабушка.
– Почему милиционер герой?! И зачем она била мужчину цветами? Как можно оштрафовать козла? – поинтересовался Шулер.
– Я тебе, Билл, потом расскажу…
Драка понемногу утихла сама собой. Хрупкая женщина с зарождающимся фингалом под глазом и двумя бутылками водки в руке, грязно ругаясь, ушла. Майкл медленно приближался к окошечку. Взяв пол-литровую бутылку водки, они вышли из магазина и направились в пельменную, которая находилась рядом с магазином. В народе такие пельменные назывались «стекляшками». Войдя внутрь, огляделись. Достаточно просторный грязный зал. В дальнем конце стойка. Посетителей было немного.
– Пойдём, Билл. Посмотришь, как народ питается…
Они подошли к стойке, взяли подносы. Михаил Потапович рассказывал Шулеру про блюда, выставленные на стойке:
– Выбор тут небольшой – пельменная. Вот варёные яйца под майонезом, огурчики солёные, можно взять бульон с яйцом…
– Что это за бульон?
– Не знаю, наверное от пельменей… А вот и пельмени: с маслом, с уксусом, с бульоном… – он слегка поморщился, – заводские… Ты вот домашних пельменей не ел! Даже сравнивать нельзя…
Шулер смотрел оценивающе на блюда, расположенные на стойке. Его внимание привлекли варёные яйца.
– Почему они в скорлупе? И что это на них прилипло? – любопытствовал Шулер, ковыряя ногтем что-то прилипшее к скорлупе.
– Помыли плохо перед варкой, – ответил Потапыч. – Выбирай быстрее, есть уже хочется… Да, и выпить тоже…
К прилавку подошла толстая раскрасневшаяся баба в грязном белом халате, посмотрела на Шулера, ковыряющего яйцо:
– Чаво, чаво? – крикнула она Шулеру. – Сперма петушиная! Чаво ещё на яйце может быть? Говори быстрее, чаво накладывать?
– Это такой деликатес? – удивился Шулер. – Я раньше не встречал.
В результате всё пришлось заказывать Михаилу Потаповичу: две большие порции пельменей с маслом, варёные яйца под майонезом, квашеную капусту, солёные огурцы, два компота…
– И ещё, дайте нам, пожалуйста, – попросил Михаил Потапович, смущаясь, – два чистых стаканчика…
– У-у-у… – наигранно возмутилась толстая баба, – туды же… А с вида приличные люди.
– Зачем чистые стаканы?
– Я из горла́ не приучен… А ты?
– Из чего? У меня не стало хватать словарного запаса. Много новых слов…
– Пойдём уже… Прямо как дитё малое. Брось вот так тебя в городе одного – пропадёшь совсем… Сгинешь…
Они расплатились, взяли свои подносы с едой и направились к свободному столику. Сняв дублёнку, Шулер спросил:
– Куда тут надо вешать свою верхнюю одежду?
– Хочешь, на вешалку, вот она стоит, хочешь, на спинку стула…
– А куда ставить мой дипломат? Тут очень важные бумаги. Секретные!
– Это очень просто… – взяв у Шулера портфель, Михаил Потапович положил его плашмя на стул:
– Садись…
– Это не совсем удобно, – возразил Шулер, ёрзая на портфеле, – можно натереть себе задницу…
– Задница – не передница – заживёт! Зато надёжно. Я так раньше свою кандидатскую диссертацию сохранял… Если пойдёшь в туалет, бери портфель с собой.
– Что такое «передница»?
– Хватит вопросов, Билл. Давай выпьем немного… И я тебя начну спрашивать. У меня к тебе тоже много вопросов накопилось.
Усевшись, наконец, за столом, Михаил Потапович раскупорил бутылку с водкой, налил в чистые стаканы по половинке и придвинул к себе солёные огурчики. Подняв свой стакан, он сказал:
– Давай, Билл! Выпьем за дружбу! За дружбу между народами! И поговорим…
Шулер ёрзал на своём портфеле, смотрел грустными глазами, но стакан не поднимал.
– Ты не хочешь выпить, или тост тебе не понравился?