Родовая отметина

Подтянулись к Денису и остальные “послы” во главе с Ярмошкой.

– Дабы ждать было веселёй, затянем песню про лето красное, про солнце ясное! – ударил в бубен скоморох.

– Давайте, – поддержал Денис. – А ну-ка, Стенька, вдарь нашенскую!

Гусляр, не раздумывая, поправил инструмент, который висел у него спереди на кожаном ремешке, и с силой провёл по струнам. Они отозвались озорно и призывно. Явдоха с Росомахой подобрались, выпрямились, а шут слегка тряхнул колокольчиками бубна… И понеслась вверх раздольная песня!

Денис невольно заулыбался, давно не слышал этот напев с проникновенными словами, которые, казалось, знал всегда. Поддавшись настроению, он стал подпевать, обнаружив к своему удивлению, что голос у него звучит сочно, ровно и сильно. Даже Ярмошка подмигнул парню и притопнул ногой в такт.

– Зело выводишь! – похвалил скоморох.

И молодицы одобрительно закивали, повели плечами и заискрились глазами…

Так увлеклись импровизированным концертом, что не сразу восприняли большую группу дружинников, которая проворно выскочила из ворот и принялась окружать артистов. За воинами вывалилась толпа простых людей, растеклась вдоль частокола и с интересом начала рассматривать это необычное видение. О странствующих скоморохах слышали, но ещё никто не видел их воочию. Поэтому люди дивились и восторженно обменивались впечатлениями. Неслись одобрительные выкрики.

Когда дружинники плотным кольцом замкнули выступающих, те утихли и насторожились. Денис растерялся и высматривал, к кому бы обратиться для прояснения ситуации. И тут все притихли – из ворот вышел невысокий мужчина, в котором только по богатой блестящей сбруе, высокому остроконечному шелому отделанному узорами, золотым резным ножнам и пристальному, властному взгляду можно было предположить, что это сам князь Прониил! За ним следовали рослые воины при полном боевом снаряжении: в кольчуге, со щитами и копьями. Из-за них пугливо выглядывали знакомые стражники-охранники.

Князь остановился перед ясноокими, смахнул пот с подбородка, втянул воздух и изрёк:

– Кто старшой?

– Я… – смело выдвинулся вперёд Денислав.

Пронька обернулся к своему сопровождению:

– Этого в пыточную, а тех – в кутузку.

– Мы же с миром… – начал было Денислав, но его уже подхватили под руки и потащили.

Ярмошка искривился и крикнул людям:

– Братки! Дайте потешить души ваши, не губите песню добрую и танец озорной…

Народ зароптал неопределённо, но дружинники пинками уже толкали послов к воротам. Им вслед неслись крики непонимания, разочарования, на что Пронька среагировал быстро. Он круто развернулся и неожиданно зычно прокричал:

– Не ропщите, братия! Выведать надоть – подосланы они али нет! Акимка-крюк у мёртвого прознает правду. Не ропщите зазря! А мы округу оглядим: нет ли пришлых и войска чужого!

Последние слова подействовали, и народ потянулся в городище, возбуждённо обсуждая происшедшее. А князь с воями, выстроившихся в две шеренги, направился в прилегающий лес.

Летний день заканчивался. Унылое солнце висело над лесом в лёгкой дымке облаков. На городище наваливались длинные тени…

Утро начиналось хмуро, тревожно. Акимка-крюк, здоровенный мужик, с изрезанным шрамами лицом и оголённым мощным торсом, встретил Денислава, вошедшего в “пыточную” с двумя дружинниками, приветливо. Он благостно, даже ласково, осмотрел парня с головы до ног так, как примериваются к телку, перед тем, как его подрезать, разделать и приготовить поварам. Потом обошёл кругом и махнул стражникам рукой:

– Подьте вон, не мешайте…

Те подозрительно переглянулись и не спеша вышли.

Пыточная представляла собой странную смесь мастерской, кузни, фельдшерского пункта и скотской бойни! Механизмы, станки, верстаки, громоздились, как в столярке. Ножи, ножницы, крючочки, шила разных размеров, молотки, топорики и другой инструмент, аккуратно разложенный на отдельном столике, отдалённо напоминал медицинский. В углу горн, в котором тлели остатки дров. Свисающие с потолка верёвки: одна с крюком, другая с петлёй – и стены, обрызганные тёмно-коричневыми и красными, разной формы пятнами навевали тоскливые мысли о разделке туш.

Акимка продолжал обходиться с Дениславом учтиво. Он пододвинул громоздкий, неопрятного вида стул:

– Присядь…

Денислав торопливо уселся и заговорил взволнованно:

– Пошто меня пытать? У меня и моих людей нет злого умыслу. Пришли с добром, отыграть праздник шута горохового…

– Ого-го-го! – перебивая, передразнил его палач. – Ишо не встречал правдивых, – он наклонился с кривой гримасой и заговорщицки зашептал: – У каждого тайна есть… Скоки людишек через мой крюк проскочило, и у каждого нашлось тайное… Наш князь знает сие.

Зазвонили вдали колокола, палач выпрямился, посмотрел на маленькое оконце, перекрестился и продолжил философствовать. Денис слушал и покрывался смертным потом. То ли Акимка давненько не упражнялся в своём изуверском умении, то ли настроение у него было хвастливое, но рассказывал он страшное!

Оказалось, палач практиковал в пытках три главных ступени: обыкновенное битьё плетью узника, привязанного к колоде. Подвешивание за ноги. И, как последнюю, самую действенную ступень – на крюк за ребро! Применение молотков, раскалённых щипцов, спиц и тому подобных изувер считал промежуточными стадиями.

Искоса палач наблюдал за реакцией ясноокого и оставался доволен.

Его “милые” откровения прервал шум. Открылась дверь, и ворвалась девушка. Её глаза блестели слезами, а руки, которыми она придерживала полы длинного сарафана, дрожали.

– Отче! Мати рожае… А бабка Дуська мре…

Девушка захлёбывалась в чувствах, с трудом подбирая нужные слова. Грозный Акимка побледнел, скукожился, а его нижняя губа задёргалась:

– Повитуха Дуська мре? – переспросил он неожиданно писклявым голосом.

И тут Дениса словно бес подтолкнул. Он, пока Акимка, лихорадочно натягивал рубаху, предложил:

– Я умею у младенцев… пупки резать, во! – загорелся он.

Палач очумело посмотрел на свою жертву, но думал недолго:

– Пойдем…

Роды прошли успешно. Денислав в своих действиях руководствовался простыми принципами: чистота и аккуратность. Работал, как заправский акушер! Это было наитие, навеянное провидением…

Родилась девочка. Денис, смело отрезал ножом, который предварительно подержали в кипятке, а затем охладили, пуповину. Легонько хлопнул дитя по попке, и оно залилось криком. Потом омыл девочку в кадке, вытер расшитым полотенцем, запеленал в льняную простынь и передал счастливому отцу.

Палач выглядел растерянным мальчишкой! Он сжался, уменьшился в размерах и с глупой улыбкой, боясь придавить, трепетно прижимал кроху к груди. Его жена уже приходила в себя. Она облизывала губы, облегчённо вздыхала и обессилено прикрывала веки. А в дверях дома стояла девушка и восхищенными, припухшими очами смотрела то на новорожденную сестрёнку, то на раскрасневшегося парня…

Дальше события развивались для Дениса суматошно, смешавшись в один слабо воспринимаемый миг.

После родов Акимка потащил Дениса в соседний дом, где уже отпевали умершую повитуху, бабку Дуську. Отдав должное покойнице, палач, не выпуская руки парня, кинулся к княжескому терему: Пронька уже и сам намеревался послать гонцов в пыточную, дабы справиться, как проходит дознание.

По русскому обычаю, холоп упал на колени перед властителем и взмолился:

– Сей отрок спас и мою жёнку, и доченьку родившуюся! Не вели далее пытать. Злая душа не может делати добро…

Князь важно надулся, что-то обдумывая. Жестом показал, чтобы Акимка вставал и пронзительно уставился на Денислава:

– Ладно… Воев с собой не привели. Дитё родилось. Мужики мёдом зело разжились в медвежьем куту… Да и охотники ноне в удаче… Можно и потешить тело и душу! Так, Денислав?

Тот смотрел на лицо Проньки, в котором угрюмость и настороженность менялись на хитроватую усмешку, и не мог поверить, что самое трудное в их походе уходит… А князь продолжал:

– Праздник, говоришь, шута горохового?

Денислав неуверенно кивнул.

– Иди к своим, – сохраняя важность, продолжил Пронька. – А вечером, разведём костёр и соберём людей. Тогда и покажите, гости потешные, чё там вы могете. – Ступайте! – повелительно махнул он рукой.

Акимка заискивающе раскланялся:

– Благодарствую, княже, благодарствую…

Почему-то опять схватил Денислава за руку, и они вышли из терема вместе.

Ясноокие встретили Денислава со смешанными чувствами: не знали – радоваться или горевать. Но по блеску глаз парня Ярмошка всё же определил, что новости хорошие. Да и следы пыток явно не проглядывались. Скоморох бросился навстречу:

– Как оно? Добро?…

– Добро, добро… Вечером будем показывать себя, сам князь возжелал, – вымученно улыбался парень и оглядывался.

Под кутузку был приспособлен коровий хлев, отчего здесь витал запах навоза и соломы; в узенькое окно влетали ласточки к своим многочисленным гнёздам, и было по-своему уютно. Эти особенности сразу отметил Денислав:

– На темницу не схожа энтая темница.

– Однако радости мало маяться тута, – подключился Ермилка-колченогий. – И отсель на дыбу тянут…

– Будем думать – избегли мы сего счастья, – обнадёжил Денислав и коротко рассказал, что с ним случилось.

Послы возрадовались так, что Стенька ударил по струнам, а женщины подержали его удалым напевом. Ярмошка бросился выделывать коленца, а Ермилка закрутился на одной ноге! На музыкальный шум и гам заглянули охранники – два бородача в лёгких доспехах и с короткими копьями. Они с пониманием стали посмеиваться и даже хлопать в такт пляске. Им было велено отпустить полонённых, что поднимало воякам настроение дополнительно.

– Ну, вот и ладно… – шептал Денис.

Теперь, для проживания, им выделили гостевую избу, где послы подкрепились скромной едой, привели себя в порядок: умылись, причесались, подправили костюмы, поднастроили инструменты. Отрепетировали предстоящее выступление…

В хлопотах прозевали наступления вечера. Прибежавший шустрый парнишка, с пылающими глазами сообщил, что князь, воеводы, ратный и работный люд собрались на площади и уже ждут. Костёр зело горит…

– Ну, с Богом! – обернулся Денислав к своим.

Те, кроме Ярмошки, вдруг потускнели. Только сейчас поняли, на какое не простое дело пошли – а вдруг не получится праздник? А если князю не по душе придётся? Тогда не жди пощады… Такое мелькало и у Денислава, но хотелось верить в удачу. Как всегда всех взбодрил Ярмошка. Он хитро искривился, раскрыл широко очи и топнул ногой:

– Не тушуйтесь, братцы! Неужель не потешим сирых? Неужель Проньку не проймём?… Не бывать сему! – скоморох хлопнул в ладоши, пристукнул ногами и потешно выгнулся.

Даже женщины, наиболее остро принимавшие к сердцу все передряги, приободрились и заулыбались…

Князь со свитой уселись на лавках в первом ряду перед площадкой, на которой готовились выступать потешники. За властителем стеной, ощетинившейся остриями шеломов и копий, выстроились дружинники. Простой народ расположился чуть поодаль, образовав неровный полукруг, и равномерно гудел. На лицах людей бегали бесформенные тени от языков пламени костра, который горел сбоку площадки. За ним приглядывало несколько человек: они подбрасывали дрова, ровняли огонь, не давая высоко пылать и разлетаться искрам.