Не смогла я, сколько ни пыталась, объяснить сыну своему, почему курю.
– Мам, ты же знаешь, что курить вредно. Я не понимаю, почему ты, такой разумный и сильный человек, куришь?
– В юности закурила, теперь бросить не могу, – честно призналась я.
– Почему?
– Непросто это, очень непросто, сынок.
– Не понимаю. Я никак не могу этого понять! – расстраивался младший. Он любит логичные объяснения, а я ничего умнее этого «сложно» выдумать не могла.
Младший ребёнок всегда отходил от меня, если я курила, словно он был не со мной, словно я не его мама, потому что не мог ни понять, ни принять. Плохо – это я себе говорю, как родитель, который долгие годы так себя вёл. Очень плохо. Двойка мне. И виню себя в том, что старший мой закурил смолоду на моём примере, как я когда-то на примере своих родителей.
Круг замкнулся. Я ведь не виновата? Я ведь сама бедный ребёнок! Виноват кто? Конечно – мои родители! Они курили, они бедную девочку испортили! И вообще, судя по последним тенденциям, во всех наших бедах виноваты родители. Как там это называется у психологов? «Родительские установки и разрешения», кажется так. Когда слышу об этом, хочется ногами топать от возмущения. Я взрослый самостоятельный человек, и самостоятельность эту у своих родителей я вытягивала с тех самых тринадцати лет, наматывая их нервную систему на веретено своих прав и свобод с планомерной беспощадностью подростка. Но как только у меня, взрослой, в поведении обнаруживается «косяк», крайними оказываются мои родители. Это из-за них, получается, у меня в отношениях с мужчинами всё сложно, из-за них я курила, из-за них я упрямая, как осёл. Юношеской глупости моей даже приятно было поначалу, когда кто-то за тебя во всем виноват. Но долго такой сказкой сыт не будешь, и однажды я спросила у психолога:
– Вот интересно получается… Мама моя при всех её тысяче и одном недостатке готовила очень хорошо. По Елене Молоховец готовила и могла вкуснющий суп из топора сварить. А это на меня почему не повлияло? Тысяча и одна гадость повлияли, а суп – нет? По супам у меня твёрдая двойка. И у папы моего руки золотые, а у меня почему руки-крюки?
– Эмммм, – замялся психолог, – дело в том, что у вас отрицание всего родительского, и плохого, и хорошего. Вы поэтому и не готовите хорошо, и руки у вас крюки.
– Так как же ВСЁ отрицаю, я же курю, как они?
– Но они ведь не хотели, чтобы вы курили, вот вы и курите, им назло.
– А как же тогда с тем, что родители хотели, чтобы у меня было высшее образование, и я его получила?
– Эммм, – снова заминка. – Дело в том, что тогда у вас уже был достаточный уровень самостоятельности, и желание стать свободной от родительской опеки, а в вас было родителями заложено с детства, что свобода возможна только после института.
– Ага, – подрезюмировала я для видимости, а про себя подумала: «Брррр, ничего не понимаю», и больше не говорила с этим психологом. Плохой психолог, он как тот маг с куриной лапой – крутит, вертит её на нитке. Главное для него – не молчать, поэтому слова текут ровным потоком, складываясь в цепочку логических умозаключений, порой на грани абсурда.
С такой железной логикой мне не справиться. Национальная традиция впадать в уныние и жалеть себя, самую несчастную, всю родителями покалеченную, конечно, хороша, особенно для посиделок на кухне с бутылочкой, но…
Как-то же надо со всем этим жить! И я придумала вот что: буду-ка я себе иногда задавать такой вопрос: «А что это я делаю сейчас? А оно мне вообще нужно?» И не важно, откуда это у меня взялось – родители, учителя, маньяки, милиционеры, чиновники, работодатели, мужья, дети, – да мало ли кто ещё прошёл через мою жизнь, и возможно, грязными ногами! Ненужное буду выбрасывать из себя, как хлам из дома перед Новым годом, и все дела.
Про родителей я думаю так: поили, кормили, учили, лечили, как умели, за что им огромное моё спасибо! Они мне дали жизнь, и если это изначально была жизнь курящего человека, то никто не мешал мне, взрослой, перейти на «чистую сторону» раньше или позже. Так же как после тридцати сменить профессию, готовить омлет вместо привычной с детства яичницы, перестать ездить на дачу, потому что не хочется. Мозг мне родители для этого тоже выдали – в комплекте прилагался. Моя это жизнь, и я её живу, и я в ней «виновата», а родители мои всегда «правы» по одной простой причине – я выросла живой, здоровой и приспособленной к жизни. Результат налицо – значит, растили они меня правильно!
И я, взрослая, сама выбираю, каким буду родителем. Когда старший сын родился, я почти уже понимала устройство «жёлтого» курящего мира, к которому принадлежала. Мы в машине и дома тогда курили, соблюдая привычные ритуалы. Мамы – они существа волшебные, супермены в передниках, потому что умеют не спать, не есть, и испытывать бесконечные неудобства. При прохождении испытания «мамой» открываются у них и третий глаз, и шестое чувство, а потом и седьмое чувство – ощущение собственного ребёнка. Это мужикам для такого просветления нужно себя на Восток увозить, там в пещеру уходить и пару месяцев выживать в ней в неудобном коробе на подстилке из соломы. Женщина за первые полтора года жизни дитяти своего просветляется без всяких коробов. Я стала, словно превращаясь в своего сына, дышать его лёгкими, отчего мне делалось физически плохо, когда курили рядом с ним. Не могла, не нравилось, противно и тошно, как мне в детстве было противно. Дыма много – воздуха мало, душно. Сын же маленький, беззащитный, не может себя сам защитить: ни сказать нам пару ласковых, ни из машины выйти и дверью хлопнуть – нечестно получается!
Запретила и себе, и другим курить в закрытом помещении: дома, в машине, на даче. До обид дошло, до скандалов – всё стерпела, всем объяснила и добилась своего. Ощущение это, детское, от пассивного курения, вернее, «задыхания» рядом со взрослыми, так со мной по сей день и осталось. Уж простите меня, господа водители, но в машине не курят, потому что ДЕТСТВО. Но для просто объяснения: просто тошнит.
С таксистом мы расстались почти как родные…
Глава 3. Приехали
Интересно, есть ли в армии заядлых курильщиков те, к кому ни разу не забрела мысль с чистой стороны: «А может, ну его, брошу, и всё?» У моего друга детства, настоящего друга, который на всю жизнь, папа бросил курить. Бросил в один день и больше не курил никогда. Для нас, тогда ещё подростков, родители совсем не были авторитетами, скорее наоборот, но его я очень зауважала, и история его силы дала мне крепкую уверенность, что и я смогу остановиться в любой момент, когда захочу. И я останавливалась. Когда носила своих мальчишек, когда кормила их – не курила, но при этом я оставалась курящим человеком. Странно, ведь такой хороший повод был не возвращаться, когда синдром отказа уже пройден, а я оставалась курящим человеком, который ждёт момента, чтобы снова закурить. Дети дороже, знала – нельзя их травить и терпела, но скучала по курению.
Не знала я о том, что со мной делает никотин, не чуяла беды в молодости, да и прижилась я в жёлтом мире, был он для меня своим, родным, привычным, с понятными правилами и населённым своими курящими и понимающими людьми. Но я давно чувствовала, что однажды уйду, и заранее прощалась, сожалея об этом. У меня такой характер, если я скажу «стоп», то возврата не будет – проверено практикой, а глубоко в подсознании сидела мысль – что-то здесь не так, неправильно что-то, надо с этим заканчивать. Мелькала и исчезала под асфальтовым покрытием из оправданий.
Между жёлтым курящим и чистым некурящим миром есть дверь, которая открывается в обе стороны. Я была с той стороны, где дым, и дверь пожелтела от никотина, стекло заволокло, не видно ничего, словно и нет мира без дыма. По другую сторону этой двери, где чисто, много людей, которые не курят, и среди них мой младший сын, у которого с раннего детства отвращение к сигаретному дыму. Я точно знаю, что этим людям там хорошо, явно лучше, чем мне здесь. Я туда за хорошим самочувствием и здоровьем стремиться не могу – рано начав курить, я лишила себя возможности попробовать, как чувствует себя некурящий человек, что такое дышать как некурящий человек, ощущать вкус и запах как некурящий – не умею, забыла, как это. Да и более того – я уверена, что нет никаких отличий. Как же я ошибаюсь!
При этом есть одно немаловажное, понятное в цифрах преимущество чистой стороны: там люди не платят каждый день «коммунальные платежи» за своё проживание табачным магнатам и акцизы за свою дурную привычку государству. Свободная от налогов на зависимость экономическая зона у них там. А я раскошеливаюсь, даже квитанции мне на это с угрозой штрафа выписывать не надо – сама выкладываю денежки, как миленькая. Мысль эта, как заноза, застряла в голове и колется там. Я сама уже много лет эти денежки зарабатываю, очень хорошо их цену знаю. И что табачный бизнес входит в число самых прибыльных легальных, а значит, кто-то сильно богатеет на моей дурости – это очень обидное ощущение. Ну и женское вдобавок – никотин старит и дурно пахнет, этот факт неоспорим, и никакие табачные гиганты его опровергнуть не могут, ибо он всё чаще становится фактом, который «налицо». Это вам не лошадка Шредингера, которая сдохнет, только если каплю (или 9 капель) никотина сожрёт, что, в принципе, практически невозможно. Это я, живая и без фотошопа, которая на себя в зеркало смотрит и в нём собой ужасается.
Аргументы веские, но всё, что я сделала на пути к двери на чистую сторону за последние лет пять, – перешла на очень лёгкие сигареты. При этом выкуривала сигарету как паровоз, за несколько затяжек. Зато на пачке было написано про лёгкие, только единички и нолики, и это немного успокаивало. Говорят, мол, уловка у табачных компаний такая, а на самом деле все сигареты одинаковые – неправда это. Нехорошо обманывать! Люди же слышат этот обман и думают, что всё, что говорят о вреде курения, такая же абсолютная ерунда. Мои сигареты были на самом деле лёгкими настолько, что когда мужики у меня их стреляли, отрезали фильтр, иначе курить было невозможно – пустышка. У меня на углу рабочего стола лежали комплектом пачка сигарет для страждущих и ножницы. Вот почти пачку таких, дорогущих, с самым крутым фильтром из всех возможных, я и высаживала за день последние годы. Успокоила себя мыслью о «лёгких» и в планы себе отказ от курения, честно, не ставила, так что до двери на чистую сторону было ещё очень далеко.
* * *
Тот обычный субботний вечер шёл по привычному графику: доехала, покурила, поужинала, покурила, поболтала с детьми, покурила, заказала домой недельный набор пропитания и блок сигарет, покурила. И после часа ночи, настало моё время – жизнь для себя, в тишине, без графиков и планов. Можно делать то, что хочется: читать, писать, рисовать и опять же – курить. Сладкие мгновения, когда нарушить право на уединение могут только серая кошка и моё танцующее сердце.
Бывает такое – сердце начинает отбивать свой ритм, не придерживаясь привычных всем правил. Пропускает удары, как ему вздумается: то вальс у него, то рэп, то менуэт, а то и африканские пляски устроит с бубнами. Врачи называют это умным словом «экстрасистолия» и успокаивают, будто ничего в этом особо страшного нет, и я склонна им верить. Но когда ночью начинаются такие танцы, никак не уснуть. Разве можно спать, пока твоё сердце танцует? Не бросишь же его в одиночестве, оно ведь меня в моих приключениях не бросает! Так и приходится иногда до утра ждать, пока у него дискотека закончится.
В тот вечер, наверное, бразильский карнавал внутри случился, ощущение было, что всё там трясётся и переворачивается. Ничего дельного под такой аккомпанемент не организовать, дай, думаю, ленты новостные почитаю, чтобы ни уму, ни сердцу, так – бездумно побаловаться. В заметке чьей-то печальная информация – умер чей-то родственник, инфаркт. Курил всю жизнь, а после инфаркта запретили. Бросил сразу, мучился от отмены сильно и все равно через месяц умер. Врачи сказали, что его организму без никотина уже очень сложно было справиться и просто с жизнью, а уж с выздоровлением тем более.
Народ соболезнования выражает, обсуждают. Кто-то пишет о том, что нельзя было ему бросать, другой пишет, что бегать ему нужно было, третий – что хватит посмертные рекомендации деду давать, в которых он, увы, уже не нуждается. Вроде бы обычная заметка, ничего в ней особенного. Подумалось мне только: получается, если «чё», то шансы мои выжить всегда будут определённо ниже, чем у некурящих, потому что (если опять же какой-нибудь час «Чё» подкрадётся), моему организму нужно будет срочно бросить курить, и его будет корёжить ещё и от отсутствия никотина, а некурящий организм в это время спокойно бы себе боролся за жизнь.
Воображение моё богатое разыгралось, представилась картинка, как лежу я в реанимационной палате, ширмой отгороженная. На мне рубаха в голубой цветочек. Мне тепло, и закуток у меня маленький и очень милый. Ни капельниц, ни приборов страшных медицинских, только кровать больничная – трансформер и белье слишком белое, перекрахмаленное и оттого жёсткое. Начинаю гадать, почему я сюда попала – вроде не болит ничего. Руки-ноги целы, голова тоже думает, сердце танцует привычно – все, выходит, на своих местах. Ладно, думаю, сейчас врачи придут, у них и спрошу.
Зазвучали голоса вдалеке, и в проёме появились силуэты двух врачей в белом, в ярком свете, как в тумане, но хорошо слышно, как они между собой переругиваются:
– Не справляются сосуды, давай ей немножко никотину дадим, а то весь организм вразнос идёт.
– Не положено, не дадим.
– Так помрёт ведь, жалко!
– Ты что, с ней знаком?
– Нет.
– А с чего тогда о ней беспокоишься? Она сама о себе не слишком-то беспокоилась, а тебе вдруг жалко!
– Ты прямо уже в прошедшем времени о ней. Ей покурить надо, и тогда, может, выкарабкается, а без этого и правда статистику испортит.
– Пусть, зато по инструкции помрёт! Я за неё отвечать не собираюсь. Сейчас смену сдадим, глядишь, к утру уже и койку освободит.
Последний постарше вроде, ворчливый, скрипящий такой голос. Я как его услышала, обиделась и давай тужиться, чтобы прям сейчас помереть, в его смену, и статистику ему испортить, и… проснулась с мыслью о том, что, может, они и не обо мне вовсе говорят, а я тут тужусь не по делу. Ну да, бывает, к утру уже время – задремала. Самба сердечная внутри продолжается, дай, думаю, чайку тёпленького попью, покурю и баиньки уже в кровать. И вдруг отчётливо понимаю, что НЕ ПОКУРЮ.
Не знаю, может, я съела чего не того, может, уснула «не с той ноги» – именно в это момент мне вдруг хватило той самой мотивации, которой раньше не хватало, и я осознаю, что больше не покурю никогда. Много времени уже прошло с тех пор, но именно это ощущение запомнилось мне очень хорошо – вроде как я прежняя, и при этом что-то во мне изменилось безвозвратно.
Никаких «с понедельника», «выкурить прощальную», снизить число сигарет, заручиться поддержкой друзей, настроить себя на твёрдое «да» – НИЧЕГО. И сказать, что это меня удивило, не сказать НИЧЕГО. Тридцать два года берегла свое право быть курящим человеком, отстаивала его с пеной у рта, даже перед младшим сыном отстаивала, только что блок сигарет себе заказала опять же. Такие лёгкие никчёмные сигареты, кроме меня, никому и не нужны. Не практично это, куда дену теперь? Может, хоть напоследок сигаретку выкурить, попрощаться?
Нет, не могу. И рада бы, да не могу – нет больше моих тысячи оправданий. Я не то чтобы бросила курить, нет – я стала некурящим человеком, а для некурящих людей сама мысль о курении противна, не то что покурить. Дурацкое ощущение, когда сам собой не в полной мере владеешь, будто где-то в спине был встроен тумблер, и его переключили на некурение.
Что с этим делать – пока не знаю. Утро вечера мудрене́е будет, если посплю хоть немного. Ожидание чего-то интересного щекотало воображение, сердце прекратило пляску экстрасистол и успокоилось, словно ему того и надо было. Серое утро сменяло черноту ночи, у меня всё было ещё красочнее – с жёлтой стороны я перешла на чистую сторону. Не думала, не гадала, а проскочила в ту самую дверь, словно кто-то меня там караулил, за шкирку схватил и на чистую сторону вытянул. Какая неожиданность!
Глава 4. Части тела
С добрым особенным утром! Такое бывает, когда просыпаешься с ощущением чего-то очень хорошего. Предвкушение. Свидания, события приятного и неотвратимого. Произошло нечто, круто изменившее всю мою жизнь, уже произошло, а то ли еще будет! Был, правда, маленький нюанс – случилось это не по моей воле, я к этому не готовилась, и нужно придумать, как с этим теперь жить. Дело-то хорошее, надо начинание поддержать и по-особенному себя похвалить и подбодрить.
Не хотелось вылезать из кровати – лежала и думала о том, что случилось, как случилось, и представляла своё светлое будущее, то есть что ещё случится. В том, что произошло окончательно и бесповоротно, сомнения не было – я проснулась точно абсолютно некурящим человеком, и кто-то внутри меня от этого ликовал и танцевал ча-ча-ча под моими рёбрами. Кошка меня подкараулила, поняла, что проснулась, залезла сверху, придавила и принялась урчать во весь голос. Умиротворение в её песне – теперь из кровати совсем вылезать не хочется.
Как же провести этот особенный первый день? Не буду сегодня углубляться в теорию, изучать в деталях, что меня ждёт впереди, – рано ещё. И так понимаю, что там как минимум 21 день острого синдрома отмены, пока будет идти глобальная перестройка организма. Зависимость была химическая, придётся потерпеть немного. Сегодня первый, самый простой день, потому что запасы никотина во мне ещё есть. Как его провести? А что если сегодня устроить себе «совсем другой» день? Никакой дисциплины, планы в печку, вот так валяться на диване, задрав ноги вверх. Даже зарядку не делать, вообще ничего не делать и баловать себя всяким хорошим кино и достойным чтивом. Решено – будет так, и да здравствует день тюленя! Буду нежиться на лежбище и заниматься «ничем»! Кошка, похоже, готова всецело поддержать меня в моём начинании.
Навалялась вдоволь в кровати. Дети пришли, удивлённые отсутствием моей двигательной активности, которая по выходным обычно бурно проявляется беганием по квартире со спортинвентарём в руках. Им поведала о случившемся без деталей, просто как констатация факта. Младший прыгал до потолка от радости, кричал: «Наконец-то!», дарил мне обнимашки, хотя ещё проснуться не успел, и поэтому они получились очень тёплые – приятно. Старший удивлён, ему любопытно посмотреть, что из этой затеи получится. Несколько раз заглядывали убедиться, что я в порядке и просто валяюсь, не заболела. Не доверяют, потому как такого ещё не видели. И никто из нас не представляет себе, что на самом деле ждёт впереди, поэтому веселимся и хихикаем.
Валяться славно, но голод, который не тётка, подкрался и нарушил мою идиллию. Тюлень вразвалочку пошлёпал на кухню, поохотился на вкусную яичницу и двинулся обратно на лежбище в размышлениях о том, как провести целый день, лёжа и с большим удовольствием, потому что уже начинало надоедать. И вдруг…
Я никогда не испытывала ничего подобного раньше, и надеюсь, будущее избавит меня от подобных ощущений. Вы когда-нибудь пробовали как это: раздвоение личности на физиологическом уровне? Я попробовала, и это было круто. Ужасно и круто одновременно: пока я вся шла направо, на лежбище в комнату, мои ноги пошли налево, курить. Такое я видела только в мультфильмах, и думала, каких грибов наелись создатели, чтобы придумать такую чушь! А нет – не чушь вовсе, меня аж затошнило, как на карусели, голова закружилась.
– Ноги, вы, собственно, куда отправились? – спросила я ноги, остановившись, и на всякий случай ухватилась руками за угол стены, чтобы быть поустойчивей.
Безответные ноги шли своей дорогой, налево, курить. Пришлось глубоко вдохнуть, остановить полет черных пятен перед глазами, осознанно собирать две части себя вместе, развернуть ноги и отправить их вместе с остальным телом в кровать под тёплый плед. Ноги неохотно послушались. Юркнула под одеяло, перепугалась, затрясло от страха. Может, ну его, этот эксперимент, что-то явно неладное со мной творится. Хорошо дети не видели – непослушание было секундное…
Вчера я неожиданно курить перестала, сегодня у меня раздвоение – и это только самое начало.
– Что ж дальше будет? – трусила трусливая я.
– Ничего, прорвёмся! – убеждала уверенная я.
– Мы не робкого десятка, нас всякой чертовщиной не напугать, мы в раннем детстве Гоголя читали, а страшнее его страшилок не бывает! – успокаивала рассудительная я.
И правда, надо успокоиться, взять себя в руки и подумать как обычно: «А что это я делаю вообще?» С ума схожу вряд ли – слишком быстро. Припомнила недавний опыт своего длительного некурения, когда летела я на Остров Свободы. Только в полёте провела больше двенадцати часов, плюс аэропорт до и после – часов пятнадцать, получается, без сигарет вполне себе обходилась. Нервничала, неудобно было, ноги отсидела до колик, и курить хотелось, но я ждала, что скоро приземлимся и все мои страдания будут вознаграждены. Так и вышло – на Кубе, первым делом накурилась у ближайшей пальмы до отвращения, и всё в порядке – немного никотина, и никакого раздвоения.
Нигде я не слышала о том, что когда перестаёшь курить, тебя на части начинает разрывать, хоть это вполне логически объяснимо. Вот если бы я решила перестать курить на той же Кубе, мне бы проще было – места новые, нет привычных действий. Я там когда узнала, что гостиница некурящая, очень, помню, расстроилась. Приходилось с восьмого этажа кататься на лифте к входу, чтобы покурить, – жуть как неудобно. Когда сильно уставала, ноги вообще никуда не ходили – обходилась без курения, так лень было. Дома посложнее – у ног привычка идти налево из квартиры на лестничную площадку-курилку раз пятнадцать – двадцать на дню, они поэтому туда и идут. Смешно и страшно, и выбора нет. Курить я всё равно больше не могу, а с ногами надо что-то делать! Придётся с ними как-то договариваться.
После полудня эйфория от подвига стала заметно ослабевать. Оказалось, что помимо части тела «ноги», которая ходит налево, есть ещё часть тела «руки», которая тянется к пачке, когда я мимо прохожу, и есть часть тела «глаза», которая упрямо смотрит прямиком туда, где лежат бок о бок сигареты с зажигалкой. И все они существуют отдельно от меня. Я не думаю – я делаю, и того гляди схвачу пачку и побегу от самой себя в беспамятстве. Ноги оказались особенно упрямы и требовательны. Они часто водили меня на кухню, и по пути обратно их заносило на поворотах.
Вспомнились давние времена, лет двадцать назад.
* * *
Работала я тогда на Киностудии детских и юношеских фильмов имени Горького, и чтобы добраться до метро дома, вечером шла до остановки своего автобуса через ВДНХ. Далековато, многие на троллейбусе предпочитали доехать, но на деле выходило чудесно – даже в те непростые времена, когда Москва была похожа на огромный вещевой рынок и в каждом павильоне, продавали ширпотреб, выставка сохраняла свои чудо-фонтаны, некоторые из которых дадут фору самому Петергофу. Путь мой лежал мимо «Дружбы народов», чуть вдалеке оставался «Каменный цветок», и выходила я по «Аллее Фонтанов». Вся эта красота была в центре, а по боковым дорожкам располагались киоски, где продавали всё на свете – шашлык, джинсы, куртки кожаные, нижнее бельё. Уживались как-то вместе, хоть киоски и выглядели как «архитектурная отрыжка», а звучали и того хуже. Время всё расставляет на свои места – теперь вся внешняя «кожура» торгашеская счищена, а сердцевина из фонтанов осталась.
Я тогда была не одна, вместе со старшим сыном, который даже в моём животе уже очень любил мороженое и гулять, и мы с ним ежевечерне прогуливались таким образом по ВВЦ – и для здоровья хорошо, и душе приятно, среди фонтанов-то. Но безмятежность моя вскоре была нарушена цыганами, которые неожиданно передислоцировались из своей привычной среды обитания, с Комсомольской площади, на ранее спокойную территорию ВВЦ.
Как известно, цыгане по одному не ходят – появляются то тут, то там, большой пёстрой толпой из женщин и детей. Только успевай карманы держать – кто-то за руку хватает, предлагая погадать, кто-то танцует вокруг, внимание отвлекает, кто-то по спине стучит, чтобы обернулась. Я их замашки хорошо знаю, учёная, поэтому старалась всегда обходить стороной.
Однажды я несла свой большой живот привычной дорогой, как раз только купила себе ванильное мороженое в вафельном стаканчике, и готовилась дополнить прелесть летнего дня гастрономическим удовольствием, как вдруг меня окружила целая ватага пёстрых неумытых цыганят. Как грибы из-под земли выросли, оглянуться не успела – стоят вокруг, взрослых с ними никого. Они, как обычно, попрошайничали, твердили «дай, подай, дай» на все лады, а самый маленький, лет четырёх, с глазами цвета чёрной вишни и смешными кудряшками, сел на землю и обхватил меня за ногу, не давая сдвинуться с места. Я очень испугалась, особенно потому что как раз в обед получила зарплату. Переживала, вдруг в сумку мне они заглянули, когда я мороженое покупала, и увидели? Хотя вряд ли – просто совпадение, но получка эта была мне очень дорога: затрат скоро предстояло много, и каждый рубль был на счету. Я прижала сумку к круглому животу и смотрела на неё упрямо, не обращая внимания на тычки в спину и в бока. И вот тогда было у меня очень похожее чувство, когда не можешь управлять своим телом. Ноги тебе не принадлежат, движения твои неуклюжи и ограничены.