Ночное дежурство
Уилф раскрывает рот раньше, чем успевает придумать вежливый ответ, или хотя бы спокойный, но ему удается выговорить только:
– Я и не собирался. – Он стирает большую часть грязи с ботинок пакетом из супермаркета и отдает его Грэгу. – Не положишь в мусорную корзину, пока я попытаюсь метнуться наверх, чтобы меня не попросили на выход?
Когда он с трудом пересекает торговый зал, его левый ботинок то и дело издает звуки, слишком похожие на то музыкальное сопровождение, какое он всегда старается подавить, посещая общественные туалеты. Правой ногой он ступает только на пятку, поддернув штанину, чтобы промокший отворот брюк не лип к лодыжке, и потому не удивительно, что Грэг внимательно наблюдает за его продвижением, а двое маленьких детей хихикают, глядя на него. Отворот брюк прилипает к ноге, когда он показывает пластине на стене свой электронный пропуск. Даже скрывшись за дверью, он все равно чувствует себя совершенным дураком, за которым по-прежнему наблюдают. Поднявшись наверх, он отклеивает от ноги штанину и кладет суши на стол в комнате для персонала, прежде чем направиться в то место, которое некоторые работники, вторя Вуди, называют теперь мужской уборной.
Лампа включается, подрагивая и издавая неровное жужжание. Кто вообще следит за состоянием этого помещения? Скомканная бумага в грязных разводах разбросана по всему полу, ею же забита раковина. Уилф поднимает все это бумажными полотенцами, чтобы смыть в унитаз; остаток рулона уходит, чтобы оттереть грязь с одежды. Его то и дело пронизывает абсурдное ощущение, что, когда он в следующий раз поднимет голову, в зеркале вместе с ним отразится кто-то еще. Но, естественно, у него за спиной только зеленоватая стена, такая же безликая, как туман. Избавившись от грязи, насколько это возможно, Уилф усаживается за столом в комнате для персонала в обществе старинного друга, «Войны и мира».
Он наслаждается первым предложением и первым кусочком японской еды, когда из кабинета менеджеров доносятся голоса.
– Забыла сказать, я тут кое-что высидела для тебя, Джил, – произносит Конни.
– Очень расплющилось?
– Было бы смешнее, если бы обошлась без «очень».
– Извини. Как же я не подумала. Так оно расплющилось?
– Во второй раз уже не так смешно. Я достала фотографии твоего писателя, так что, если составишь рекламный текст до конца дня, будет просто отлично. Заставь попотеть свое воображение.
– В последнее время оно только этим и занимается.
– Ты ведь хотела что-то мне сказать?
– Не так чтобы хотела. Давай лучше не будем.
– Нет, давай уж будем. Послушай, Джил, если б я знала, что ты была замужем за Джефом…
– Он ничего для меня не значит, поэтому не принимай в расчет мои чувства.
– Это очень… прошу прощения, что?
– Я хотела сказать, что вот моя дочь – совсем другое дело.
– А она часто собирается бывать в магазине?
– Скорее всего, не очень. И еще реже, если ей запретят.
– Уверена, об этом речи не идет. Можем мы просто попробовать оставлять свои домашние заботы дома? В этом и заключается профессионализм. Что не так?
– Я не сразу поняла, что ты имеешь в виду.
– Теперь поняла? Отлично. Вот тебе Броуди Оутс. Я освобожу для тебя витрину. Приведи к нам столько покупателей, сколько сможешь.
– Не знаю, Конни, смогу ли добиться таких же успехов, как ты.
Повисает молчание, и Уилф представляет себе, как обе женщины делают вид, что понятия не имеют, на что намекает Джил. Он уже собирается как-нибудь заявить о своем присутствии, когда Джил открывает дверь. Они с Конни смотрят на него во все глаза, словно он подслушивал, а он действительно подслушивал. Он набивает рот суши и пытается спрятаться за книгой.
«Eh bien, mon prince…» Он так и буксует на этом предложении, пока обе женщины испепеляют его взглядом, и даже когда дверь закрывается и Джил уходит, вколачивая каблуки в ступеньки, он так и барахтается в словах. Он знает, что в наполеоновские времена французский был вторым языком русской аристократии и Толстой показывает это в романе, только это знание никак ему не помогает. Он напоминает себе, какая это радость – уметь прочесть любую книгу, иногда даже целую за один день, но воспоминания никак не помогают совладать с ощущениями: как будто серость, сотканная из тумана и паутины, окутала его разум. Эбиен, мон принцип… Э, бин… Блин… Бессмысленная бессмыслица… Неужели это Слейтер с ним сделал? Обвинять старого врага – впустую тратить время, когда ему необходимо сосредоточиться. Уилф запихивает кусочек суши в пересохший рот и с трудом проглатывает, глядя на часы: судя по ним, он читает первую строчку уже несколько минут. Может, получится погрузиться в книгу через сюжет? Любовные романы, дуэль, светская жизнь, охота, сражения, но главное – люди? Когда он возвращается к списку действующих лиц в начале книги, имена с тем же успехом могли бы быть кусками грязи.
Безухов, Ростов, Болконский, Курагин… Как будто согласные скрежещут друг о друга – родной язык словно пытается нащупать себя, но никак не может удержать. Уилф понимает, что все это игры его разума, но от этого только хуже. Когда он возвращается к первому абзацу, имена словно теряют форму, забивая голову ломтями какой-то субстанции, слишком примитивной, чтобы иметь хоть какой-то смысл. Может, это потому, что он не может прочесть больше одной фразы зараз и так долго зависает над каждой, что ее смысл ускользает от понимания к тому времени, когда он добирается до конца предложения? Абзац меньше восьми строк, но он так и не успевает дочитать его, когда выскребает из пластикового контейнера последние кусочки. Когда его взгляд с трудом перемещается к первым словам, над головой звучит голос Грэга, приглушенный, но всепроникающий.
– Уилф, пожалуйста, позвони на двенадцатый телефон. Уилф, на двенадцатый телефон.
Телефона в комнате для персонала нет. Конни глядит на него с прищуром, в котором угадывается то же выражение, каким они наградили его вместе с Джил. Пока он возится с телефоном Рея, то едва не сбивает с монитора значок «Манчестер Юнайтед».
– Ты чего хотел, Грэг?
– Ты ведь уже спускаешься? Сейчас перерыв у Ангуса, но ты ведь знаешь Ангуса. Он не хочет сам тебя беспокоить.
– Но ведь мое время еще не кончилось? – спрашивает Уилф у Конни.
– С ходу я не могу сказать, надо посмотреть в журнале. Ты сам должен следить за временем.
А он всего лишь пытался с ней помириться. Уилф бросает взгляд на часы, намереваясь при ней сказать Грэгу, что он ошибается, только тот не ошибается. Уилф провел почти целый час, сражаясь с одним-единственным абзацем. Кажется, что мозг съежился, став меньше, чем у ребенка, внутри этого бесполезно огромного черепа, и отчаянно пытается спрятаться там, не рискуя произнести следующее слово.
– Так что же мне передать Ангусу?
«Передай, чтобы в следующий раз звонил сам, и, мне кажется, ты сам мог бы сказать ему об этом». Все это, и даже больше, Уилф оставляет при себе, вместо того выпаливая вслух:
– Я уже спускаюсь.
Он почти успевает выйти из кабинета, когда Конни спрашивает:
– Тебе удалось рассортировать книги в своей секции, Уилф?
– Какого сорта… в смысле, как рассортировать?
– Когда я в последний раз искала там книгу для покупателя, стеллаж выглядел как-то небрежно.
Вовсе он не выглядит небрежно. Уилф все аккуратно расставил вчера вечером, у него даже осталось время, чтобы помочь потом Мэд прибраться в «Текстах-ходунках». Он выбрасывает в мусорное ведро коробку от суши, кидает вилку в раковину и бежит вниз.
– Еще секундочку! – кричит он Ангусу, делая крюк, чтобы проверить свои полки.
Если с ними что-то не в порядке, он лично не понимает, что именно. Все экземпляры Библии стоят в ряд, а за ними следуют книги о Библии. Все оккультное в «Оккультизме», вся философия в «Философии», пусть даже в данный момент он не может заставить свой ум воспринимать самые мудреные и многословные названия. А книги на одну тему упорядочены по фамилиям авторов? Когда он осознает, что не может этого понять, на него нападает невыносимый озноб, от которого он словно примерзает к месту. Он беспомощно всматривается в книжную массу, когда из-за прилавка выходит Грэг. Он подается к Уилфу, словно бегун, застывший на низком старте, а Ангус смотрит с негодованием, и не без причины.
– Уилф… – поторапливает Грэг.
– Извини, Ангус. Я как-то растерялся. – Уилф растерян до сих пор, в особенности после того, как обнаруживает, что не может прочитать названия своих книг из-за прилавка. Но причина тут в большом расстоянии. Это вовсе не значит, что он разучился читать. Он без проблем обслуживает посетителей – уже научился работать с кассой на автомате, как и водить машину, – и это немного укрепляет его уверенность в себе, пока он не задается вопросом, уж не является ли он всего лишь продолжением аппарата, которому и не требуются мозги. Прямо сейчас он не хотел бы испытывать себя за информационным терминалом, и рад, что никто не просит его об этом. Когда наступает очередь Джил стоять за прилавком, ему нестерпимо хочется домой, к своим собственным книгам, но не последуют ли туда же его сомнения?
Уилф мечется взад и вперед по проходу между своими стеллажами, не уверенный ни в чем. При каждом шаге мокрый отворот брюк оставляет у него на лодыжке холодный поцелуй. Может, он просто убедил себя, что книги перепутаны, потому что слишком пристально смотрит на них, так же как убедил себя, что не может собрать слова в предложение, когда пытался читать? Он начинает ощущать, что за ним наблюдают, хотя наблюдателя он не видит. Неужели он может выдать свою тайну монитору из кабинета Вуди? Если нужно, он снова преодолеет свои трудности – теперь он стал старше и умнее. Он заставляет себя развернуться спиной к своей секции. Его смена закончилась пятнадцать минут назад.
Он убеждается, что отметил свой уход (накануне вечером Найджел обнаружил его карточку не в том кармашке, хотя Уилф уверен, что перекладывал ее) и застегивает пуговицы на пальто. Сунув руки в карманы, он выходит из магазина в туман, который тянется за ним по проулку вдоль «Текстов» мрачным сгустком, больше похожим на натекшую лужу, чем на тень. Его машинка ссутулилась под недорисованным крестом буквы Т, между «рапирой» Конни и «новой» Джил. Когда он заводит двигатель и включает фары, его движения отделены друг от друга такими паузами, словно он тщательно выверяет их; он думает только о том, что и в этом тоже виноват Слейтер. Лучи фар притягивают к себе клубы тумана, и он включает для компании радио, отъезжая в своей «микре» от покрасневшей в свете стоп-сигналов бетонной стены.
Однажды в концертном зале он видел, как слепая женщина подняла голову при звуках музыки Моцарта, словно ощутила на лице солнце, но сейчас Уилфу кажется, что туман скрыл его навеки. Симфония по радио звучит как-то глухо, сколько бы он ни прибавлял громкость. Он объезжает «Тексты» и пересекает парковку, но затем приходится притормозить, потому что туман словно тащится за ним, как нога улитки. Необъятное дымное дыхание, холоднее даже ночи, окутывает автомобиль, и две размытых сферы таращатся на него из беловатой плотной мглы. Она истончается, и он видит, что это отражение его собственных фар в витрине супермаркета. Уилф подавляет остатки страха, который отдает на вкус туманом, и выезжает за пределы торгового комплекса.
Он не осмеливается прибавить скорость, и кажется, что Заболоченные Луга тянут его обратно. На скоростной трассе туман немного ослабляет свою хватку, но приходится проехать еще милю, прежде чем дорога проясняется. Тормозные огни проносятся через темноту, словно насекомые, не успевшие понять, что пришла зима. Спустя четверть часа скоростная трасса заканчивается, заставляя автомобили вполовину сбавить скорость, и Уилф поворачивает налево, к Солфорду. Длинный поезд со светящимися окнами меряет расстояние над мостами, которые отделяют Солфорд от Манчестера. По другую сторону от шоссе Ист-Ланкашир-роуд светится университет, похожий на гигантский заостренный кусок янтаря, а между ним и рекой Эруэлл рассыпались дома. Самые большие из них разделены на квартиры для студентов и таких самодостаточных личностей, как Уилф. Еще пять минут, и он у себя.
В одном из окон на последнем этаже соседнего дома пульсируют разноцветные огни, но Уилф не слышит музыки, которую, должно быть, сопровождают эти дискотечные всполохи. Когда он ставит машину в ряд других, под колесами похрустывают плоды платана, из-за которого старая кирпичная стена выпятила брюхо на тротуар. Когда он поднимается на крыльцо, пегое от многочисленных слоев краски, и на секунду включает свет над узкой лестницей с ковром, до него доносится запах карри из квартиры на первом этаже, а сверху слышится смех из телевизора. Он в хороших отношениях со всеми своими соседями, по воскресеньям ездит обедать к родителям в Прествич. Но, по большому счету, ему требуется лишь общество его книг.
И они приветствуют его, как только он отпирает дверь: целые шкафы вытянулись вдоль стен короткого коридора. Авторы от А до Д в коридоре, от Е до П в гостиной, а от Р до конца алфавита – в спальне. Уже скоро ему придется ставить их в два ряда на некоторых полках, чтобы не загромождать кухню и ванную, но прямо сейчас он обязан доказать себе, что достоин их. Уилф спешно входит в спальню и берет толстый том в мягкой обложке. Вдохнув в себя пыльный запах, он открывает первую страницу «Войны и мира».
«Eh bien, mon prince…» Он читает эти слова и все предложение до конца, и следующее, которое длиннее в два раза, с круглыми скобками и всем прочим. Он прочитывает страницу целиком, а потом садится на кровать, чтобы дочитать до конца главу, прежде чем сбросить грязные ботинки и забраться под лоскутное одеяло, когда начинает читать о суаре Анны Павловны. Он не сознает ничего вокруг – только книга и его собственный триумф, и, по крайней мере, так он не слышит далекого смеха, настолько механического, что он звучит почти безумно. Ничто не имеет значения, только то, что у него нет причин для страха. Ему не придется завтра на работе скрывать свою тайну. Он так рад, что никто и никогда не узнает, какого дурака он свалял.
Глава седьмая
Джейк
Шон аккуратно останавливает «пассат» за три парковочных места до входа в «Тексты» и опускает свою теплую и крепкую, чуть пухловатую руку на колено Джейка. Произносит ненамного громче урчания мотора:
– Будь хорошим до вечера.
– А что потом, Шон?
Он улыбается Джейку, и эта улыбка как ничто другое доказывает, что он здесь.
– Будешь таким плохим, каким только захочешь.
Джейк думает, что они до сих пор вместе именно благодаря таким моментам. Он с удовольствием тянет время, пока выхлопные газы автомобиля танцуют вместе с завитками тумана вокруг машины, но Шон убирает руку, потянувшись к рулю.
– Значит, заберу тебя в семь. Лучше поеду, пока этот ваш парень в униформе не вышел и не начал орать.
Новый охранник, здоровенный детина, застыл у входа, и его дыхание вырывается клубами пара, словно у дракона. Джейк надеется, что Шон чувствует себя виноватым только из-за парковки. Он прикасается к щеке Шона, шершавой от упорно пробивающейся щетины. Джейк видит, как позади него охранник оттопыривает верхнюю губу, словно пытается ухватить себя за ус, чтобы сильнее выразить свое неодобрение. Это одна из причин, почему Джейк притягивает партнера еще ближе, однако Шон отстраняется раньше.
– Ты сделал бы для меня кое-что, если бы предоставилась возможность?
– Что угодно, – отвечает Джейк, надеясь, что охранник это слышит.
– Тогда узнай, есть у вас книги, которые пригодятся мне в следующем семестре, и если есть, купи.
– Но я не смогу понять, те ли это книги.
– Ну, Джейк, я-то думал, ты слушал меня за ужином. – Шон давно уже потрясающий лектор, и Джейк чувствует себя вполовину младше его, хотя им обоим по тридцать. – Я ведь рассказывал тебе, что буду читать лекции о мелодрамах пятидесятых, – говорит Шон.
– Лучше бы ты сам взглянул, правда. У тебя занятие только через час.
– С удовольствием посмотрю, где ты работаешь, – признается Шон и сдает назад.
Джейк любит его импульсивность, но такие маневры опасны в тумане, который в Заболоченных Лугах как будто становится все гуще с каждым новым днем зимы. Туман так и тянется за ними, когда Шон загоняет машину на парковочное место одним умелым поворотом руля. Он выходит из автомобиля одновременно с Джейком и направляется к «Текстам», но вдруг упирает руки в бока, словно пародируя потрясенно застывшего человека.
– Что это я вижу?
Три физиономии цвета окружающего тумана глядят из витрины магазина: три одинаково круглые самодовольные хари без волос, словно в ожидании париков. Слишком крупные для своих тел, которые должны быть раза в два больше. Тело слева, вырезанное из журнала, облачено в мужской костюм, у того, что в середине, килт, из-под которого торчат волосатые коленки, а то, которое справа, щеголяет в платье. Каждый персонаж водружен на стопку книг «Переобуваясь на ходу», сочинения Броуди Оутса. Рядом с ними плакат с надписью:
«Что же он имеет в виду? Узнайте в пятницу».
– Стоит ли? – вопрошает Шон.
Но он всего лишь предлагает войти в магазин. Когда они подходят к двери, путь им преграждает охранник.
– Надеюсь, вы собираетесь прилично себя вести, – произносит он так тихо, словно не хочет, чтобы у них остались доказательства того, что он говорил.
Джейку доводилось видеть вышибал и покруче этого.
– А кого еще мы можем прилично вести? – произносит он сладким голоском и берет Шона за руку.
Шон не пытается выдернуть руку, но и на его прикосновение не отвечает. Иногда он становится стеснительным. Джейк чувствует, как в нем нарастает негодование, то ли от смущения, то ли от злости на охранника, который произносит:
– Именно об этом я и говорю. Нам здесь такого не нужно.
– Кому это «нам»? – продолжает Джейк еще более сладким голосом.
Шон сжимает ему руку и обращается к охраннику.
– Он же один из вас.
Физиономия охранника делается такой красной, что Джейку представляется светофор.
– Ничего, мать его, подобного. Я таким не занимаюсь.
– И не стоит, – говорит Шон, решая наконец развлечься. – А я занимаюсь.
Джейку интересно, до какой еще степени может покраснеть лицо охранника, но тут мимо проходит Лорейн в мешковатом вельветовом костюме. Завязанные в хвост волосы подрагивают, а затем взлетают, когда она резко разворачивается на коврике с надписью «Читай дальше!».
– Он здесь работает, – произносит она.
Охранник морщится, когда кончик ее хвоста задевает его по пламенеющей щеке.
– Кто?
– Я была бы не против, если бы оба, но только вот этот. Ты идешь наверх, Джейк?
– Так ведь придется. – Джейк проводит Шона по коврику, прежде чем выпустить его руку. – Ты еще будешь здесь, когда я спущусь? – с надеждой спрашивает он громким голосом.
Капельки тумана драгоценными камнями дрожат на ресницах Шона, пока он не снимает их кончиком пальца.
– Постараюсь быть.
Ангус стоит за прилавком и вроде бы не глядит в их сторону, однако глухое смущение, кажется, его обычное состояние. Мэд, вероятно, навела порядок в детских книжках и снова возвращается туда, по дороге отыскав для покупателя пособие по ремонту автомобиля, и теперь лучезарно улыбается Джейку и Шону. Кроме них здесь только еще двое мужчин в креслах у отдела «Эротика», головы у них почти лысые, и поэтому они похожи на монахов, погруженных в размышления о том, как мало времени отпущено на познание мира. Лорейн шлепает пропуском по пластине у двери, ведущей в комнату для персонала, но потом задерживается на лестнице так надолго, что Джейк чувствует, как его тянет вниз ледяной воздух, заточенный между голыми стенами. Из-за двери наверху доносятся голоса, и во главе стола в комнате для персонала сидит Рей.
– Доброе утро вам обоим, – произносит он, когда Лорейн открывает дверь. – Вот теперь моя команда в сборе.
Все это сопровождается улыбкой, такой же несдержанной, как и его рыжеватые кудри почти до плеч, однако на Лорейн его чары не действуют.
– У нас до начала еще две минуты.
– Не беда, если мы начнем сразу, раз уж все на месте, не так ли? – Она вынимает свою карточку из кармашка «Уход», пока так и держит ее в руке; Рей сжимает и кривит губы и играет бровями, прежде чем более-менее дружелюбное выражение возвращается на его мясистое розоватое лицо. – Надеюсь, мы все видели матч на выходных, – меняет он тему.
– Который именно? – уточняет Уилф.
– Так ведь был только один матч, – почти кричит Рей, вероятно, не понимая, что Уилф спрашивает больше из вежливости, чем из интереса. – «Манчестер Юнайтед» вынесли «Ливерпуль» со счетом два-ноль!
Уилф, Джил и Агнес издают обязательные ликующие возгласы, а Росс отвечает негодующим воплем, слабым и оттого комичным.
– Ну-ну, проявим интерес к спорту, – взывает Найджел из-за своего стола в кабинете, тогда как Грэг ограничивается укоризненным взглядом в ответ на последний зевок Гэвина.
– А вы оба за кого болеете? – спрашивает вновь прибывших Рей.
– Я между мужчинами не выбираю, – говорит Лорейн, проводя своей карточкой через прорезь под часами. – Не вижу особой разницы, честно говоря.
Джейк дожидается, пока настанет его очередь регистрироваться, и произносит:
– С чего бы меня потянуло смотреть, как толпа парней с голыми ляжками носится друг за другом?
Почти все смеются, хотя он не знает наверняка, сколько из них делает это через силу. Лорейн садится на стул, занятый для нее Россом, а Грэг устраивается, чуть отодвинувшись от Джейка, который сидит между ним и Уилфом, пока Рей раздает листы с «Пожеланиями Вуди».
– Похоже, босс решил поскрежетать заржавелыми мозгами, – комментирует Рей.
– И вот почему, – произносит Вуди, выходя из своего кабинета. – Ладно, позвольте, я проведу собрание. Так будет быстрее.
– Хотите сесть на мое место?
– Я постою. Хотите услышать сначала плохую новость?
– Вы же главный, – отзывается Рей.
– Хороших новостей нет. Прежде всего, прибыли за месяц худшие из всех филиалов «Текстов».
– Но ведь люди пока еще только узнаю́т, что мы здесь, разве не так?
– Мимо, Рей. Худшие продажи первого месяца после открытия за всю историю магазина.
– Но ведь Рождество все исправит, правда?
– Рост предрождественских продаж худший из всех. И цифры за прошедшие выходные, догадываетесь, какие? Худшие. – Его сощуренные глаза, похоже, высматривают виновных, но потом он продолжает: – Ладно, все это нам предстоит исправить. У кого есть идеи?
Рею уже надоело оппонировать Вуди, а больше никто не хочет принять на себя эту роль. Вуди закатывает глаза, словно выискивает идеи под своими примятыми, похожими на дерн черными волосами, и растирает лицо, почти стирая с него всякое выражение.
– Кто-нибудь. Что-нибудь, – предлагает он. – Убедите меня, что мы команда.
Джейку кажется, что он снова вернулся в школу – как будто учитель задал вопрос, на который никто не хочет отвечать первым, и впечатление усиливается, потому что Рей, похоже, считает себя уполномоченным ждать вместе с Вуди. Наконец Лорейн произносит:
– Может быть, дело в том, где мы?
– Того, что ты сказала, недостаточно.
– Заболоченные Луга. Кто-нибудь из вас поехал бы сюда, если бы не работал здесь?
Раскрывается сразу несколько ртов, но Вуди всех опережает:
– Тогда скажи мне почему.
– Может, когда они замечают, уже слишком поздно.
– Ты все время заставляешь меня додумывать. Слишком поздно для чего?
– Я хочу сказать, возможно, люди не видят указателей. Когда я сегодня сюда ехала, я сама едва не пропустила съезд из-за тумана.
– Значит, ты поэтому задержалась, – вставляет Рей.
Ей на помощь приходит Росс.
– В туманный день только работники комплекса и понимают, где поворот.
– Но если бы здесь постоянно было так, то кому бы пришло в голову строить торговый комплекс? – возражает Вуди. – Я говорил с головным офисом, и, когда прошлой зимой они осматривали стройплощадку, никакого тумана не было. Ну же, присоединяйтесь, просто слушать мало.
Он пристально смотрит на дверь хранилища за спиной у Джейка, который чувствует холодное дыхание сзади на шее и оборачивается: дверь приоткрыта так, словно кто-то подсматривал. Грэг с готовностью поднимается с места, но Вуди быстро подходит и заглядывает за дверь.
– Должно быть, сквозняк, – бормочет он вполголоса, растирая плечи после того, как захлопнул дверь. Кажется, он надеется, что ему удалось всех разбудить, когда задает следующий вопрос: – Итак, кто-нибудь еще согласен, что Лорейн озвучила суть проблемы?
– Слишком мало людей сознает, что мы здесь.
– Ты все верно понял, Рей. Все ли рассказали всем своим знакомым о нас?
Ответный гул голосов означает, что никто не хочет выделиться из массы.
– Ну же, команда, – подталкивает их Вуди. – У меня такое ощущение, будто вы не хотите победить. Кто из вас взбодрит всех остальных?