Подарок судьбы

Кон присел на краешек стола, вытянув длинные ноги, и продолжил расспросы:

– Откуда ты все это знаешь? Ведь ты пришла сюда после ухода миссис Лейн, ведь так?

Ей не хотелось признаваться, но все равно об этом все знали.

– До этого я в течение трех лет была помощницей графа.

– Помощницей? – переспросил Кон, и по выражению его лица она поняла, что он подумал худшее.

– Да, была своего рода секретарем: переписывала старые манускрипты, проводила кое-какую исследовательскую работу и даже обнаружила источники некоторых нужных ему ингредиентов.

– Ну и дела! Так тебе все еще очень хотелось стать графиней?

– Я была его секретарем! Мне очень нужна была работа.

– Тебя вышвырнули из поместья?

– Конечно, нет. Но я предпочитаю жить не за счет благотворительности.

– Никакой другой работы для тебя не нашлось?

– Для такой, как я, нет. Мисс Карслейк едва ли можно было нанять на черную работу, а на более респектабельную дочь контрабандиста и шлюхи не годилась. Граф предложил мне должность секретаря, и я согласилась.

– Он предложил также должность управляющего твоему брату. Почему?

– Думаю, это подсказал ему мой отец.

– И граф согласился сделать это по указке Мела Клиста? – удивился Кон, усмехнувшись.

– У них была договоренность, – она помедлила. – Это касалось контрабанды.

– Можешь передать нынешнему капитану Дрейку – надеюсь, тебе известно, кто он такой, – что больше никакой договоренности не будет.

Взгляд Кона говорил, что настроен он очень серьезно. Но тут, словно весенний ветерок, ворвавшийся в затхлый воздух помещения, появился секретарь Кона – легкий, гибкий, светловолосый, с ангельской внешностью, но, судя по всему, совсем не ангел.

Мысли Сьюзен были так далеко отсюда, что она даже не сразу вспомнила его имя.

Губы секретаря тронула улыбка – задумчивая понимающая улыбка, – и он подсказал:

– Я Рейском де Вер, мэм. Для друзей просто Рейс.

Она сделала книксен и вдруг подумала, что еще ни разу не приседала перед Коном, а тот одарил ее самой очаровательной из своих улыбок, но улыбка эта вызвала у нее лишь раздражение. Секретарю же Сьюзен была благодарна за то, что прервал их разговор.

– Что означает столь напряженная атмосфера? – спросил де Вер.

– Колдовство и злоба в равных долях, – ответил Кон. – Здесь было логово графа. Он совершенно спятил и умер оттого, что выпил своего зелья, которое, как он надеялся, должно было обеспечить ему вечную жизнь.

– И что, теперь его призрак появляется в доме? – явно заинтересовался Рейском.

Кон вопросительно посмотрел на Сьюзен, и она ответила:

– Пока никто этого не замечал. Как ни странно, в замке нет привидений.

– Это потому, что в камере пыток жертвы изготовлены из воска.

– Камера пыток? – воскликнул секретарь с загоревшимися глазами. – Кон, умоляю тебя, дружище, идем туда немедленно!

– Если хочешь, чтобы тебя вздернули на дыбе, мы это сделаем, но позднее. – Кон взял его за локоть и решительно повел к двери. – А пока нас, кажется, ждет завтрак.

Уже в двери он оглянулся:

– После завтрака я намерен осмотреть весь дом, миссис Карслейк, а вы будете нас сопровождать. И потрудитесь передать своему брату, что я жду его с отчетом о делах в поместье.

Он не стал ждать ответа, да и что она могла ему сказать? Сьюзен поежилась от холода и обхватила себя руками. Даже когда ссорились, даже в присутствии посторонних они не забывали о том, что когда-то были близки, и вели себя так, как будто никого, кроме них, вокруг не было. Между ними только искры не летали, и его секретарь это почувствовал.

Нет, надо отсюда убираться, и поскорее.

Сколько времени потребуется, чтобы найти новую экономку и уйти с достоинством? Но ведь золото она пока не обнаружила. Даже генеральная уборка в замке ничего не дала. Где сумасшедший граф мог устроить свой тайник, одному богу известно.

Тщательно заперев комнату, Сьюзен направилась к себе, чтобы написать записку Дэвиду. Если он скажет, что рейд прошел успешно, тогда она найдет новую экономку и уйдет.

Вопрос – куда? И чем будет заниматься? Что ж, возможно, вслед за своими грешниками-родителями отправится на край света!

Когда они спустились по винтовой лестнице, Рейс сказал:

– Насколько я понимаю, эта миловидная леди не связана никакими обязательствами.

– Ты понял правильно. Как я уже говорил, ты можешь поухаживать за ней, но исключительно с благородными намерениями.

– Это маловероятно, но я могу попытаться с самыми благими намерениями пофлиртовать с ней, если только ты не набросишься на меня с кулаками. Она здесь единственная хорошенькая женщина. Горничная, которая сегодня принесла мне воду, почти так же бесплотна, как скелет в коридоре. Да, странное это место.

– Я не заметил, – сдержанно сказал Кон.

Через внутренний двор они направились в столовую, где их ждал завтрак, а по пути на мгновение задержались: Кон хотел взглянуть на скульптуру в центре фонтана. Дракон с таким же огромным возбужденным фаллосом, как у святого Георгия, почти овладел явно сопротивлявшейся обнаженной жертвой. На бортике бассейна было выгравировано: «Дракон и его невеста».

– Я еще никогда не видел, как дракон делает это с девственницей, – заметил Рейс. – Вся легенда предстает в новом свете, не так ли?

– Мне всегда казалось, что в копье святого Георгия есть что-то подозрительное.

– Особенно настораживает, как он на картине нежно им поигрывает.

Кон рассмеялся и открыл застекленную дверь в столовую. Эта комната по традиции была обставлена мебелью из мореного дуба, белые стены и открытые в сад двери делали ее светлой и уютной.

Кон вдруг почувствовал благодарность к Рейсу за то, что тот навязал ему свое общество и сделал все проще и веселее.

– Напомни, чтобы я показал тебе ванну в моих новых апартаментах, – сказал Кон, усаживаясь за стол.

– Китайские драконы уже тебя доконали?

– Нет, там имеется и крайне любопытная ванна.

– Опять ты со своими ваннами! Что в ней такого любопытного на этот раз?

Кон описал ванну, и Рейс покачал головой:

– Было бы любопытно узнать, как относились девственницы к цене, которую приходилось платить за свое спасение. Думаю, что далеко не ко всем героям-спасителям они испытывали благодарность. А что, если дракон полюбился леди и она вовсе не хочет, чтобы ее кто-то спасал?

В столовую стремительно вошла тощая горничная с кофейником в одной руке и кувшинчиком горячего шоколада в другой и, отдуваясь, сообщила:

– Сию минуту принесу все остальное, милорд.

– С какой стати леди предпочтет дракона? – стал развивать тему Кон, наливая себе кофе. – Брак с чудовищем нельзя компенсировать никакими сокровищами.

– Некоторые дамы прямо-таки млеют при виде чудовищ, – возразил де Вер.

– Может, эти дамы им под стать?

В глазах Рейса зажглись веселые искорки:

– А что скажешь насчет тех, которые выбирают святых?

– Циник!

– Вот скажи, ты хотел бы жениться на святой? – не отставал от Кона Рейс.

В памяти Кона почему-то возник образ леди Анны Пекуорт. Возможно, святой ее не назовешь, но она была нежна, добра, высоконравственна и занималась благотворительностью, в частности вопросами школьного образования и помощи престарелым. Похоже, именно на этой девушке он женится. За последние два месяца он уделял ей достаточно внимания, чтобы дать повод надеяться…

Вовремя прервав течение его мыслей, в столовую вошли на сей раз сразу две служанки с тяжелыми подносами. Среди них не было той девицы, которая видела его голым. Одна, бедняжка, действительно походила на скелетик, а другую, чуть постарше, он уже видел ночью.

– Что-нибудь еще, милорд? – спросила та, что постарше.

Кон окинул взглядом изобилие пищи на столе.

– Нет, благодарю. Думаю, нам хватит и этого.

Служанки ушли, Кон и Рейс обменялись улыбками.

– Таким количеством еды можно накормить целый полк, – заметил секретарь, накладывая в тарелку добрую порцию ветчины и несколько яиц.

Кон тоже подцепил вилкой кусок говядины.

– Наверное, они стараются произвести на нас хорошее впечатление.

– Если так, то им это удается, – сказал Рейс, щедро намазывая маслом кусок хлеба. – Итак, за кого бы вышла замуж мудрая женщина?

– За доброго порядочного мужчину. Почему мы все время возвращаемся к вопросу о женщинах?

– Полагаю, это имеет отношение к твоему ангелочку – Сьюзен.

Кон вскинул на него глаза:

– С чего ты взял?

– Можешь, конечно, приказать мне заткнуться, но только не притворяйся, что между вами ничего нет.

– Вот уж кого ангелочком не назовешь! Прошлой ночью она была на мысу и наблюдала за разгрузкой контрабандистского судна.

– Какая прелесть! – усмехнулся Рейс, подбирая с тарелки яичный желток кусочком хлеба. – А что касается внешности, то разве ты не заметил, как она похожа на одного из ангелов эпохи Ренессанса? Она совершенно бесплотна, как и положено ангелу, и не просто красива, а как будто соткана из воздуха и света.

– Уверяю, ты ошибаешься. Сьюзен Карслейк – стопроцентная женщина из плоти и крови.

Кон тут же пожалел о сказанном и подумал, не прикончить ли Рейса немедленно.

Тот словно почувствовал его настрой и сменил тему:

– Итак, какие планы на сегодня?

– Я хочу осмотреть весь дом, а ты займись бумагами старого графа. Чем раньше я удостоверюсь, что здесь все в порядке, тем скорее уеду отсюда, но было бы неплохо обнаружить, скажем, утечку средств или что-нибудь в этом роде.

– А как насчет контрабандистов?

– Мне было бы любопытно узнать, как к ним относится граф, а в остальном мы обычно смотрим на все это сквозь пальцы, – Кон заметил, что Рейса это несколько удивило. – Знаешь, контрабанда здесь такая же неотъемлемая часть жизни, как море. Если я начну с ней бороться, люди будут голодать. Да к тому же, если ссылать каждого контрабандиста в Австралию, на побережье никого не останется. Когда случится, скажем, убийство, грабеж или что-нибудь в этом роде, мне придется принять меры, но в остальном это так же бесполезно, как пытаться избавиться от муравьев.

– Понятно, – сказал Рейс, но вид у него был удивленный.

Дербишир, откуда он был родом, расположенный далеко от моря, ни о какой контрабанде, конечно, понятия не имел, а Кон вырос в Суссексе. Не на побережье, конечно, но и не особенно от него далеко, чтобы не понимать проблему, связанную с контрабандой.

– Начни с кабинета, который расположен рядом с библиотекой. Скоро должен прийти управляющий, он и посвятит тебя во все детали. Мне нужен полный отчет обо всем, что здесь делалось, за год. Особенно тщательно проверь счета.

Рейс издал стон:

– Ты лишаешь меня моих маленьких радостей. Знаешь, как я люблю прикинуться страдальцем! Если бы я подозревал, что так обожаю копаться в гроссбухах, нашел бы себе какую-нибудь чистую, спокойную работу в Лондоне, вместо того чтобы по колено в грязи тянуть солдатскую лямку.

– Помоги, Господь, Лондону, – сказал Кон, наблюдая, как Рейс поглощает вторую порцию еды, и удивляясь, куда у него все это помещается. – Как долго может продлиться твоя странная любовь к канцелярской работе?

– Пока ты мне не наскучишь.

– А этого еще не произошло? Я же страшный зануда.

Рейс рассмеялся, прикрыв рот салфеткой:

– Не говори так! Ты меня убьешь!

Кон откинулся на спинку стула, усмехнувшись:

– Ну как же! Я притащил тебя в эту глухомань, поселил в похожем на тюрьму доме…

– Где имеется даже камера пыток, – добавил Рейс. – И целая куча неразобранных бумаг.

Кон какое-то время внимательно рассматривал изящно изогнутую ручку кофейной чашки, потом сказал:

– А ты сам-то случайно не играешь роль ангела? Ангела-хранителя?

Рейс с самым наивным видом взглянул на него:

– Который охраняет тебя – от чего?

Кон хотел было ответить, но потом покачал головой:

– Очень умно, но я не собираюсь перечислять возможные ответы.

Рейс бросил салфетку на стол, а вместе с ней, кажется, и свое игривое настроение.

– Ты был офицером, которым я восхищался, и остался человеком, которым я восхищаюсь до сих пор. Но на Пиренейском полуострове это был и другой офицер, и другой человек. Если в моих силах помочь тебе обрести себя в мирной жизни, я готов.

Кон не знал, что ему на это ответить.

– А я-то думал, что тебе просто нужна работа.

– И это тоже не повредит.

– Ну вот, ты опять начинаешь… – Кон хотел было обратить все в шутку, но передумал и решил ответить честно. – Не уверен, что капитан Сомерфорд на Пиренейском полуострове был лучше, чем граф Уайверн сейчас, но каким бы он ни был, его больше не существует. И если поскоблить его сухую оболочку, можно обнаружить всего лишь пыль.

– Или бабочку.

– Бабочку? – рассмеялся Кон.

– Вот видишь, я заставил тебя смеяться, – улыбнулся Рейс.

– Смеяться можно по-разному. Война иногда делает человека черствым и бессердечным, но, оказывается, можно жить и без сердца.

– Лорд Дариус мертв, Кон.

Черт побери, когда он успел распустить нюни и дать Рейсу почуять что-то неладное относительно Дара?

– Это ли не проблема? Да, он мертв. Я горюю, а горе плохо сочетается со смехом.

– Иногда бывает и по-другому. Хотя горе ли это на самом деле? А может, это чувство вины?

– Мне не в чем себя винить. Дар сыграл свою роль в битве при Ватерлоо и подобно многим другим погиб.

– Вот именно.

– Ради бога, Рейс, скажи, к чему ты клонишь? Почему ты сыплешь соль на незажившую рану?

– Не знаю. Наверное, на меня так действует этот дом. Мне почему-то здесь тревожно.

– Вот и я чувствую себя так же. Именно поэтому хочу поскорее покончить с делами, оставить имение в надежных руках и вернуться в здоровую атмосферу Суссекса. Могу ли я надеяться, что ты все-таки займешься своей работой?

Рейс хоть и скривился, но все же встал из-за стола, выпалив:

– Да, мой господин! Уже бегу, ваша светлость!

Подавив желание схватить Рейса за горло, Кон проводил его в кабинет, где хранились амбарные книги и другие хозяйственные документы. Ему было не до веселья. Упоминание о Дариусе Дебенхейме вернуло чувство вины.

Дар был его старым другом, одним из «балбесов» и сугубо гражданским человеком. Коннот должен был найти способ помешать ему записаться добровольцем в армию, а когда тот благодаря родственным связям все-таки получил место курьера, уделить ему и его подготовке больше внимания. По крайней мере не спускать с него глаз, хотя одному дьяволу известно, каким образом это можно было осуществить, если Коннот безвылазно находился в расположении полка, а Дариус мотался во всех возможных направлениях.

Но последний долг он обязан был непременно исполнить – найти тело друга и достойно похоронить.

При трезвом размышлении Кон понял бы, что ему не в чем себя винить, но в том-то и дело, что за последнее время он разучился мыслить адекватно. Дариус стал для него неким символом всех смертей и страданий, которые были связаны с Ватерлоо и до сих пор отбрасывали темную тень на все остальное.

Он распахнул дверь. Для замка кабинет выглядел относительно неплохо: стены занимали аккуратные полки и стеллажи, посредине стоял массивный дубовый стол. Резьба, украшавшая стол, не была рассчитана на пристальное изучение, но Рейс, разумеется, первым делом присел на корточки, чтобы ее разглядеть, и через мгновение тишину разорвал его хохот. Потолок в комнате представлял собой изображение преисподней и мучающихся грешников.

– Тот, кто заказывал отделку этой комнаты, – сказал Рейс, поглядывая на потолок, – явно не любил канцелярскую работу. Кстати, я вспомнил, что ты еще не показал мне камеру пыток.

– Пожалуй, я доставлю тебе это удовольствие в качестве вознаграждения за хорошо выполненную работу.

– Ладно. С чего начинать?

Кон окинул взглядом кабинет, который казался ему сейчас подобием камеры пыток.

– Просмотри все бумаги, попытайся осмыслить все, что здесь происходило; может, обнаружишь сомнительные делишки или отклонения от нормы.

Кон считал, что справиться с такой задачей – это все равно что выполнить приказ форсировать реку, проползти по болоту и взять высоту, на которой окопалась вражеская артиллерия, но Рейс улыбнулся и сказал:

– Как скажете, ваша светлость!

Когда Кон уходил, Рейс уже сбросил сюртук и зарылся в ящике письменного стола.

Коннот покачал головой и вернулся в столовую.

Итак, Ватерлоо надолго погрузило его в мрачное состояние духа. Неудивительно для человека, пережившего эту кровавую бойню, гибель многих друзей и товарищей по оружию! Кроме того, еще предстоит разговор со Сьюзен.

Кон позвонил в колокольчик и, когда появилась похожая на скелет служанка, которую звали Ада Сплинт, приказал ей позвать миссис Карслейк. В ожидании Сьюзен он налил себе превосходного качества чаю, приобретенного наверняка контрабандой, и мысленно выработал линию поведения.

Во-первых, он будет обращаться с ней как с экономкой. Она сама выбрала для себя эту роль. Она, несомненно, планировала уйти до того, как он явится, но теперь, коль уж он прибыл неожиданно, ей придется потерпеть. Во-вторых, он должен выяснить, каковы ее планы.

К сожалению, она явно не имеет намерения соблазнить его. Для этого ни к чему рядиться экономкой и одеваться как монашка, хотя, по правде говоря, он подозревал, что она способна соблазнить его даже в лохмотьях…

Э-э, нет! Он запретил своим мыслям принимать это направление.

В-третьих, он не должен никогда и ни при каких обстоятельствах называть ее по имени.

Сделав глоток остывшего чая, он вдруг задумался, почему она решила взять на себя обязанности экономки. Это, несомненно, как-то связано с контрабандой. Разумеется, шайка контрабандистов пользовалась лошадьми из конюшен имения и подвалами замка для хранения товаров. Не в этом ли все дело? Может, она просто охраняет территорию, на которой действуют контрабандисты?

В этот момент в дверях появилась Сьюзен в своем сером с белым фартуком одеянии. Лицо ее было непроницаемым.

Она что-то скрывает.

Вздернув подбородок, Сьюзен сделала книксен, но в глазах ее не было и тени подобострастия.